скачать книгу бесплатно
– Так почему же другое?
– При кризисе среднего возраста неприязнь к пожилым людям, как правило, не доходит до галлюцинаций, батюшка, – усмехнулся врач и поспешил распрощаться, – Пора на планерку. Сухов не любит, когда опаздывают. Спасибо, что составили компанию.
– Понимаю… Геннадий Иванович строгий руководитель, благослови вас Господь, – улыбнулся батюшка.
Доктор попрощался и быстрым шагом направился к административному корпусу. Отец Александр какое-то время смотрел ему вслед, потом поднялся и тоже поспешил к выходу из сквера, на остановку автобуса.
Когда отец Александр вернулся в храм, во дворе хозяйничал новый послушник. Тот самый изобретатель, кандидат наук, приехавший пару месяцев назад из Новосибирска, о котором он только что рассказал психологу из лечебницы для душевно больных. Прежде чем уйти в монастырь, мужчина решил пожить при храме. Через смирение и труд на благо Всевышнего, многие приходят на службу к Господу, но старания этого человека напрасны. Отец Александр убеждён, конструктору не готов принять монашеский обет. У каждого человека свой крест, собственный жизненный путь, и далеко не каждый верующий может следовать строгим заповедям. Уверенность священника не безосновательна. Вот, например, что опять за агрегат выволок трудник на дорожку?
Приблизившись, батюшка узнал газонокосилку, купленную епархией прошлой весной.
– Доброго здоровья, сын мой. Чем занимаешься? – поинтересовался батюшка, полный нехороших предчувствий.
На прошлой неделе послушник смастерил приспособление сбивать сосульки с карниза крестильного храма, а потом – давай настаивать, чтобы прибор испытали на колокольне! Дескать, одноэтажное крестильное помещение для его новшества – семечки, надо проверить, как работает устройство на самом верху. Какая гордыня у человека! Отец Александр долго беседовал с трудником, прежде чем убедил того спрятать в сарай негодное приспособление. Но тот опять принялся за старое!
– Спаси вас Бог, святой отец. Я тут подумал, скоро заморозки начнутся, дорожки обледенеют. Вот подшаманил маленько и теперь ваша газонокосилка готова дорожки песком подсыпать, чтоб не убился кто из верующих. Чего ей всю зиму стоять без дела?!
Отец Александр лишь сокрушенно покачал головой, сморщив нос от непотребного словечка. Ишь, «подшаманил» он! Сколько можно объяснять грешнику: уповая на Господа, не поскользнешься и не оступишься! Сказано же: «На руках возьмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою. Яко на мя уповай – и избавлю, и покрыю. Яко познай имя мое, воззовет ко мне – и услышу его. Долготою дней исполню его и явлю ему спасение мое». Дорожки храма, вымощены ровненькой плиткой. Их поутру веничком подмести – одно удовольствие! А этот механик-выдумщик, раскурочил новую газонокосилку!
Батюшка перекрестился на сияющий крест колокольни, чтобы избавиться от нахлынувшего раздражения, и посетовал вслух, что кусты на заднем дворе до сих пор не подрезаны…
– Исправим, батюшка, – смиренно пообещал трудник.
Отношения с религией у Ильи не складываются с детства. Помнится, читать он научился по бабулиному молитвеннику, следя, как полуграмотная старушка вполголоса читает вслух и водит пальцем по строчкам. Скоро читал он молитвенник гораздо быстрее старенькой бабки, а древние словечки «благословити», «заповеди», «повиняти», «носити» принялся с удовольствием употреблять прилюдно. Когда отец догадался, откуда у шестилетнего сынишки странные речевые обороты, устроил выволочку и тёще, и Илюшкиной матери! Отец мужчиной был серьезным, пустых шуток не жаловал, а старушечью набожность терпел лишь из уважения к возрасту.
– Я вам, мамаша, вот что скажу. Вашим старорежимным опусам давно уже самое место в печке! Мало вам от Советской власти досталось за невежество, мало родню вашу раскулачивали и ссылали? Хотите и нашей семье жизнь испортить своей темнотой? Не по-зво-лю!! Зап-ре-ща-ю учить ребенка устаревшим понятиям! – стучал он кулаком по столу, как выпьет.
Мамка отмалчивалась, а бабуля роняла в сердцах:
– Тьфу ты, прости Господи! Трезвый – человек, как человек, а напьется – дурак дураком!
И плелась в свою каморку с иконками, вязаной скатертью, вышитыми наволочками и старыми книгами…
– Собирайся, Илюха, поедем в церкву, пока жива. Эти бестолочи, родители твои, чую, так и не удосужатся крестить ребенка…
Благодаря родной бабке, стал он Крещеным, и откликался на это прозвище, пока не закончил школу…
После истории на Первой Строительной Илья начал заикаться. От малейшего волнения нёбо и скулы сводило холодом.
– Смотри, отцу не сказывай, – велела бабуля и завела Илью в каморку с иконами.
Там, шепча молитву, она расплавила церковную свечку и вылила в чашечку со святой водой коричневый воск. Потом вместе с Ильей бабуля долго рассматривала причудливо застывший узор. Череп и кости, старинный камин и седая кошка, бабка-монстр, поленья и бочонок для дождевой воды – все переплелось в восковом рисунке…
– Ничего не пойму, – наконец, перекрестилась старуха, – какие-то кости, да могилки… Пускай остаются навек в воске церковном, а не в головушке раба божьего… Во веки веков, аминь!
Выливала на воск бабушка Илью несколько раз. Постепенно смертельный холод всё реже и реже сковывал речь, пока совсем не прошло заикание. Потихоньку забылась и история с пожаром.
Но год назад она вспомнилась во всех подробностях, когда в их конструкторском бюро сменилось руководство. Лабораторию передали другому собственнику, сотрудникам объявили о предстоящем уплотнении кадров. Серьёзные люди, его коллеги, ученые и кандидаты наук, вдруг начали плести интриги, словно тётушки из бухгалтерии. Нервотрепка заканчивалась вечером, а после работы в ведомственной квартире у телевизора накатывали воспоминания о детстве. Вспоминались Инга, Фоменко, Димка с братишкой… все, кто остался в том давнем Абакане. Однажды он купил билет на поезд, написал заявление об уходе по собственному желанию и освободил ведомственное жильё. Только в поезде пришло понимание, что никто не ждёт его в Абакане. А Инга, Фоменко и даже Димкин братишка давно вышли из пионерского возраста и, наверняка, превратились в таких же неуживчивых людей, как его бывшие коллеги… Захотелось исчезнуть. Уйти в монахи… Так оказался Илья в новеньком храме родного города, где не нужны механизмы, а старушки, скользящие у алтаря, куда полезней дипломированного механика-изобретателя…
К директору!
Из танцзала Инга направилась прямиком к храму. Она не собиралась разыскивать Илью Слепцова, но весь день мысленно возвращалась ко вчерашней беседе со Светланкой. Денёк выдался погожим. Совсем как той осенью! Аллеи их города в конце сентября не горят огнем увядающих кленов, и не похожи на анфилады древних храмов, как в Европе. Тем не менее, яркости сибирской осени добавляют гроздья рябин, кокетливо прижавшихся то к заборам, то к тополям, то к уличным фонарям у тротуара. Впрочем, сложно сравнивать беззаботные европейские улочки с Абаканом, если по утрам на работе тебя поджидает следователь. Такое в её жизни уже случалось. Впервые со следователями Инга беседовала в седьмом классе.
– Здравствуйте, ребята! Инга Рыжова, иди к директору, – произнесла Гипотенуза, стремительно входя в класс.
В другой день Инга обрадовалась бы внезапному избавлению от геометрии. Точные науки – не её конёк. Но вчера весь вечер она только и занималась, что уроками. Не отвлекаясь на мечты о «Гусях-лебедях» и на фантазии, о том, как Серёжка катает её по городу в красном кабриолете. Решила все до одной задачки, словно они могли помочь исправить то, что они вчера натворили.
Третье звено в полном составе, включая Славика, уже сидело в приёмной. Они ни о чем не договаривались, понимая, что никто не поверит ни слову, если рассказать правду. Мальчишек заводили в Линин кабинет по одному. Только братья Бутусовы зашли вместе. Там за столом расположились два милиционера и Лина. Борман мерил шагами кабинет. В уголке на низеньком стуле неуклюже горбатился Лось – историк старшеклассников, поступивший в школу только в этом году. Добрый он или злой – пока непонятно. Зато смешной: высоченный, худой и орать ещё не научился. Правильно закричать на учеников, так чтоб весь класс притих, а не принялся дурачиться и кривляться – особое учительское умение. Приходит оно не сразу. Так что, пока не научишься, лучше и не пытаться кричать да командовать. Лось этого никак не поймёт, поэтому орёт невпопад, а потом обижается на учеников за глупые шутки. Наверное, он-то и рассказал милиции, как застукал вчера на школьном дворе всю их компанию… Додумать, кто ещё мог проговориться о вчерашнем и как теперь вести себя с милиционерами и Линушкой, Инга не успела. Позвали в директорскую.
– Инга, моя хорошая, скажи, где вы взяли адрес для своих тимуровских заданий? – непривычно ласково поинтересовалась Лина, когда она тихонько закрыла за собой дверь.
– Катя дала. Старшая пионервожатая.
– Позовите Екатерину Васильевну. И пусть список свой тимуровский захватит, – крикнула секретарше Лина, после чего вновь заговорила с Ингой «добрым» голосом:
– Что вы делали на Первой Строительной?
– Помогали Аделаиде Ефимовне.
– Чем именно?
– В магазин ходили. Прибирались.
– Сколько раз?
– Не помню.
Инга прекрасно помнила, что толком прибрались они лишь однажды, а до магазина так и не дошли. Но к чему такие признания? Чтобы в милиции узнали, как плохо ведётся в школе тимуровская работа? Просто из рук вон!..
– Часто ходили на Строительную? Каждый день?
– Раз в неделю, по средам, после пения… Иногда в пятницу.
Пришла Катя со списком адресов.
– Вот. Первая Строительная, 15, – протянула пионервожатая листок директрисе.
– Врешь! – возмутилась Инга.
Впрочем, исправленный номер дома в адресе заметили и без неё.
– Вот же фамилия написана: Аделаида Ефимовна Вяземская-Нагая! – ткнула пальцем в листок Инга, – Всё правильно. Тот адрес!
Катька покраснела до ушей.
– Ну и фамилия! – изумился один из милиционеров, – А чем, позвольте узнать, эта ваша Вяземская-Нагая заслужила особый почет и уважение пионеров?
– Инга, у Аделаиды Ефимовны хранились какие-нибудь награды? Или медали? – нахмурила брови директор.
– Нет, конечно.
Чего-чего, а вот военных медалей, орденов и грамот за победы в социалистических соревнованиях на Первой Строительной не водилось.
– Там были старинные вещи. Карты, статуэтки, книги, чучела… – уточнила Инга.
Она чувствовала, милиционеры надеются услышать что-то толковое, но решительно ничем не могла помочь следствию.
– Вот-вот. Чучела и есть, – укоризненно буркнул милиционер.
– Откуда вообще взялся этот адрес в Совете дружины? – продолжала допытываться Лина у старшей пионервожатой.
Та, хоть и не понимала, как адрес, заинтересовавший милиционеров, может повлиять на показатели в работе школьной пионерской организации, на всякий случай темнила:
– Гайдаровцы принесли. После подомового обхода пришкольного участка. Бабушка жила одна, актив Совета дружины решил, что помощь тимуровцев ей необходима. Гражданка была согласна, жалоб на ребят не поступало, – вещала Катька, лучась ответственностью.
– Понятно, понятно. Молодцы. Ступайте на урок, девочки, – одновременно закивали головами сотрудники.
Лина выпроводила обеих из кабинета и плотно прикрыла дверь.
– Там было № 13 написано. Я же помню, – повернулась Инга к вожатой, когда они остались в коридоре одни.
– Отвяжись – зло прошипела та, и бегом унеслась в пионерскую комнату.
Аллея, убегавшая вдаль, напомнила Инге пустой школьный коридор. На другой стороне улицы высился недавно построенный храм. Новый, возведенный на пожертвования местных бизнесменов, ярко расписанный эклектическими элементами допетровского зодчества, он выглядел куда внушительней стареньких европейских церквей и костелов. Металлическая ограда, установленная по периметру, открывала взору прохожих аккуратный церковный дворик. К своему удивлению, в мужчине, подстригающем кусты, Инга сразу узнала Илью Слепцова. Того самого, которого мальчишки звали Крещёным. Илья тоже узнал её и, широко улыбаясь, направился навстречу.
– Здравствуй, Инга. Не поверишь, с тех пор как вернулся, из знакомых встретил пару-тройку человек. Кругом новые лица.
– Здравствуй. Совсем не изменился.
– Ты тоже.
– Чем занимаешься. Слышала, у тебя всё неплохо складывалось в Новосибирске.
– По-разному бывало. Пошли, присядем. Так приятно тебя видеть.
Они сели на скамейку у храма.
– Рассказывай, как ты? Все хорошо? Не жалеешь, что вернулся.
– Я не привыкни о чём жалеть, но боюсь, не всем мой приезд по вкусу и скоро вновь придется продолжить поиски места под солнцем. Одним словом, проблемы присутствуют и в храме господнем. Как твои дела? – с улыбкой произнес мужчина.
– Такая же ситуация, – неопределенно усмехнулась Инга.
– Не удивительно. Сделка-то оказалась не самой выгодной.
– Ты о чём?
– Сама знаешь…
Инга и Илья, не сговариваясь, умолкли. Прошло столько лет с того дня! Теперь уже и не разберешь, что действительно произошло, а что домыслило детское воображение. Только вот… «Гусей-лебедей» показали они не только всей школе. Их всю осень приглашали выступить то в детском садике, то в библиотеке, а то и на дворовых эстрадах, уже пахнущих ноябрьскими холодами. Даже на городском смотре самодеятельности заняли, помнится, какое-то место…
К Катьке с просьбой поставить сказку на большой школьной сцене Инга и сунуться не посмела. Собрала в комочек всю решимость и направилась прямиком к Лине! В приёмной никого не было, а из директорского кабинета слышались громкие голоса. Инга не собиралась подслушивать, но попробуйте не услышать бас Бормана, которым тот легко перекрикивает всю школу в актовом зале!
– Они там у себя в милиции сами не знают, кто такая эта Вяземская-Нагая! Одни говорят, будто бывшая купчиха. Сбежала, мол, из Ленинграда в Сибирь после революции в 1917-м. Другие утверждают, что раскулаченная. Враг народа, так сказать. Третьи уверяют, мол видели документы об освобождении из тюрьмы, и там старуха проходит как обычная уголовница-рецидивистка. Неоднократно осуждена и отсидела срок не то за хищение, не то за растрату социалистической собственности. А в одной секретной бумажке пометка: «бывшая связная белогвардейской армии Колчака». Лично видел! Вот сами и думайте, что – правда. Одно скажу, как преподаватель географии: не могла она во всех этих местах побывать одновременно! У погибшей ни родных, ни документов, ни прописки! И ещё, – понизил голос учитель, и слова его зазвучали ещё отчётливей, – Обгоревший труп – не человеческий! Говорят, какое-то крупное животное… Куда делась сама гражданка Вяземская-Нагая, никто не знает!
В директорской на несколько секунд воцарилось молчание.
– Как историк замечу, по времени эти события тоже совпасть не могли, – прервал паузу Лось, – Октябрьская революция, продразверстка и борьба с кулачеством, расстрел адмирала Колчака под Иркутском происходили в разное время, а фамилия Вяземская-Нагая вообще восходит к царствованию Ивана Грозного, я уточнял. Не могла погибшая у Колчака воевать, а в купеческую гильдию ей пришлось бы вступить совсем ребёнком!
– Помолчите, пожалуйста, одну минуточку, Владимир Анатольевич. Совсем Вы меня запутали, – остановила молодого историка Лина и снова принялась допытываться у Бормана, – Так как же она жила без прописки? Пенсию как получала? Ничего не понимаю…
– О пенсии госпожи Вяземской-Нагой не беспокойтесь, Лина Васильевна! На пепелище одних только оплавленных золотых монет штук сто нашли! А всякого сгоревшего антиквариата…
– Чего-чего?
– Вещей старинных. Статуэток, шкатулочек, картин, книг, частично уничтоженных огнём – тьма тьмущая!
– И вот к такому социально чуждому элементу мы направляем наших тимуровцев, – ахнул знакомый голос.
– Помолчите, Галина Подлинична! – повысила голос директриса.
– Павлинична я!
– Прошу прощения! Оговорилась, со всеми случается! Только тимуровцы из вашего класса посещали погибшую! Можно было б и проконтролировать, куда дети ходят, с кем общаются!
Раздался звонок. Гавлина Подлинична едва не прибив дверью Ингу, выскочила от директора. Борман вышел следом. Удалился и Лось, зацепившись ногами за стул в приемной. Инга осторожно заглянула в директорскую. Лина растерянно терла лоб, глядя в окно. Отсюда тоже хорошо просматривалось черное пятно на месте бывшей Первой Строительной, 13.
– Чего тебе Инга? Вспомнила что-то важное? – заметила девочку директор.
– Нет. Попросить хотела.
– Что попросить?
– Можно мы с третьим звеном выступим перед школой. Сказку покажем. «Гуси-лебеди».
– Сказку? Можно, Инга. Займитесь со своим звеном лучше сказкой.
– Нужно будет порепетировать на школьной сцене. Можно?
– Ну, конечно же, можно, моя хорошая…
– Репетиции наши помнишь? – прервал молчание Илья.
– Еще бы! – Инга рассмеялась.
Репетиции на школьной сцене, куда их пустили репетировать по распоряжению директора, проходили на едином дыхании! После Первой Строительной, пожара и милиции они буквально за два дня умудрились соорудить реквизит, из чего Бог послал, смастерить речку с печкой и костюм яблони для Володи Фоменко, выучить роли и наспех создать хореографию, которой Ингу ещё никто не учил. Несмотря на то, что неуклюжий Сеня, всякий раз пересекая по диагонали школьную сцену, выпускал из потного кулака собственное «крыло», а Ромка вынужден был перепрыгивать через падающий под ноги платок, сказка удалась. Вся школа то затихала, при виде коварной бабы-яги, играющей со Славиком серебряными яблочками, то хохотала до упаду над мальчишками, а потом многократно заставляла всех выходить на поклон к зрителям.
– Не поверишь, я каждый раз перед выступлениями чуть не умирала от волнения!
