скачать книгу бесплатно
Тут пришла очередь Нолана прыснуть в кулак, что он скрыл за неловким кашлем. А Урмё, покачав головой, всё же записал слова девушки. Та внимательно следила за каждой карандашной буквой, повторяя некоторые выражения из сказанного слово в слово, запрещая сокращать и как-то менять фразы. Когда всё до последнего оха появилось на бумаге, леди продолжила:
– Чиён у меня невысокого роста, вот такой, – она отчеркнула ладонью чуть ниже подмышки. С губ девушки не сходила лёгкая улыбка, щёки заливал румянец. – Он худенький, но жилистый. Мне не довелось увидеть его… Без одежды… Но… Мои глаза не могут меня обмануть, и я видела даже через одежду, как гармонично он сложён. У него мышцы только растут, его тело… Ещё развивается, но он скоро станет сильнее. Особенно с нашими тренировками.
– Какими? – встрял Нолан.
– Я учу его стрелять из лука. А арбалет мы вместе освоили ещё в минувшем году, – пожала плечами Брунгильда. Мужчины переглянулись. Девушка добавила: – Папенька желал, чтобы я овладела совсем не изящными копьём, цепом, метательным шаром. Но, поймите меня, господа детективы, – с жаром, будто оправдываясь, заговорила она: – я ведь девушка, к чему мне такие, не женские орудия?! Это как-то возмутительно и более того – некрасиво! А вот стрельба из лука прекрасна, гармонична, воистину красива! Она меня успокаивает. Присущие ей равновесие, учитывание ветра, подвижность цели – а-ах! – это ведь настоящее единение с природой. Я и Чиёна к этому приучила. И он проникся! И не зря! Наши занятия очень помогают ему в чистописании. Писцу очень важно запомнить предложение или, того пуще, абзац целиком, дабы на одном дыхании, не сбиваясь, записать его. А стрельба побуждает затаивать дыхание до тех пор, пока не предоставится возможность поразить цель. Вы ведь меня понимаете?
Урмё кивал, шпаря в тетради карандашом. Остро заточенный грифель царапал бумагу. Нолан сказал:
– Да, вы правы. Дыхание очень важно и для стрелка, и для писца Так что же, Чиён овладел этим искусством?
– Безусловно! – всплеснула руками Брунгильда. – Вы даже не представляете, насколько быстро он учится! Он схватывает всё на лету. – Девушка чуть ли не мурлыкала. – И, я полагаю, это благодаря нашим тренировкам он так же преуспел в боевом искусстве Теней. Хоть сейчас он и проходит азы, но движется гораздо лучше всех своих сверстников. Можете мне поверить! Я была на показательном бое в прошлом месяце, и мой Чиён был среди остальных самым лучшим, самым изящным, самым аккуратным и восхитительным! Он так точно исполнял все движения, как будто танцевал с ветром. Нет в этом мире никого краше и ловчее моего Чиёна! Уж можете мне поверить!
– Если речь о стрелковом оружии, позвольте показать одну вещь. Скажите, вам знакомо это оперенье? – Урмё извлёк из сумки платок, развернул. На невинной белой хлопковой ткани лежал обломанный арбалетный болт с чёрным опереньем и двумя жёлтыми кругами на нём.
Девушка покачала головой, пожала одним плечом, надула губы.
– Впервые вижу. Это некрасиво. Мы не используем некрасивые болты, чтобы не приучаться к дурному.
В дверь постучали. Урмё тут же убрал улику. Нолан коснулся огненной паутиной пришлого. Это была Сюзанн. Мужчина встал и распахнул дверь. Обслуга, толкая перед собой тележку, процокала в комнату и принялась расставлять на столе чайник, кружки, трёхъярусные тарелки со снедью, раскладывать столовые приборы в изящных кружевных конвертах.
– Как же это восхитительно выглядит! – воскликнула Брунгильда, оглядывая ряды пирожных, булочек, крошечных печенек, пирамиду конфет в бумажных корзинках.
Сюзанн поклонилась и, видимо растроганная реакцией юной гостьи, улыбнулась, проговорила с удивительной нежностью:
– Если вам что-то будет угодно, госпожа, я за дверью. Только позовите.
– Благодарю, – коснувшись её ладоней и хлопая ресницами, ответила Брунгильда.
Обслуга оставила пустую тележку в углу кабинета и вышла, тихо притворив за собой дверь.
На какое-то время воцарилось благостное молчание: гости чаёвничали. Огненная паутина, не находя опасностей, ровно светилась, оставаясь видимой только для Нолана, который всё больше убеждался в словах Феникса. Да, в отсутствии ритуального ножа сила возросла. Но сразу на место этой радости пришла тревога за сына: не помешает ли ему наследие Айлаха раскрыть свой потенциал. Хоть бог и заверил, что опасности нет, отец всё-равно волновался.
«Всё хорошо, – шелестел Феникс, – твой мальчик умнее, чем ты думаешь». «Я могу с ним поговорить через тебя?» – с надеждой спросил Нолан. Но ехидное молчание и мерные переливы огня в теле стали ему ответом.
Глава 45. Обещание Нолана
Всё вокруг стало чёрно-белым перед мысленным взором Нолана: стены и перекрытия, чашки и булочки, деревья и мох, грызуны, насекомые, птицы, бродячие кошки, лошадь, две козы на той стороне улицы, люди, много людей. Только огонь сохранил свой цвет. Золотые нити паутины слежения проницали всё это, собирались невесомыми сгустками в живых существах, приносили своему повелителю информацию: биения множества сердец, частоту дыханий, направления движений, резкость жестов, отголоски эмоций. Сияющая сеть растянулась на несколько кварталов, Нолан сплёл слишком частые нити между собой, утоньшил их, чтобы проницать меньше существ, ограничивая потоки знаний о них, сделал круговое движение ладонью, и от паутины остался один сегмент, длинный узкий луч, который вращался вокруг своего носителя, то и дело пытаясь расшириться вновь.
Это было внове. Никогда раньше Нолану не доводилось так играюче использовать силу. Податливая и пластичная, как глина, она обещала стать удивительным помощником. Об одном лишь жалел детектив, что раньше держал ритуальный нож при себе, ограничивая способности божественного дара. Но не стоило зацикливаться на этом, ведь бог Феникс – игрок – если он заметит слишком пристальное внимание к своему дару, то может и отобрать новые возможности. Это вполне было в его духе. Да, Нолан знал, что такое бывало. В деревне обычно говорили на это: «заигрался», «перестал рассчитывать на себя и попытался всё заменить на дар». И отношение это было справедливым, ведь соплеменники, слишком приверженные огню, становились жадными и забывали в себе человеческое начало. Маджер тоже мог стать таким, но удержался. И Нолан, постигая теперь новые возможности своего слежения, с трудом держался, чтобы не перейти грань. Успокаивало лишь то, что пока этой грани, точки невозврата, потери человеческого начала в себе, было не видно. Но это пока.
– Эй, у тебя глаза светятся. Не пугай нашу барышню, – шепнул Урмё, подтолкнул локтем.
Нолан заморгал, приходя в себя из подобия транса, втянул золотистую паутину, и мир снова стал цветным и пёстрым. Феникс посмотрел в кружку, которую держал, в отражении увидел, как сияние в зрачках померкло. Да, это действительно могло перепугать кого угодно, однако юная леди Фарсон, вроде бы ничего не заметила. Она отправляла лакомства одно за другим в рот, подливала себе чаю и, не дождавшись, пока он остынет, бралась за следующий сладкий кусочек. Рядом с девушкой уже выросла приличная стопка расправленных фантиков. Это натолкнуло Феникса на мысль, что Брунгильда не столь эмоциональна и легкомысленна, коей хотела показаться. Если так, то малышка таила в себе загадки и недюжий характер, который так просто не сломать. Хотя при этой приватной, но всё же лёгкой беседе ломать его и не следовало, но вот подобрать ключ, чтобы вызнать как можно больше, ещё стоило постараться.
Девушка опорожнила очередную кружку чая, налила и отодвинула, говоря тем, что перерыв завершён. Урмё, который едва притронулся к крепкому кофе, благодушно улыбнулся и спросил, как Брунгильда познакомилась с Чиёном, рискуя вызвать очередную тираду, полную кокетливых вздохов и пространных, излишне чувственных описаний. Так и случилось. Пылая румянцем, юная леди поведала, как на летней ярмарке два года назад она выбила в «силаче» самую высокую планку, а Чиён, который занял за ней очередь, с восторгом сказал, что о такой женщине стоит только мечтать. А затем они вместе участвовали в гонках, где нужно было пронести вокруг фонтана своего партнёра на руках.
– Он сначала сильно брыкался, – рассмеялась Брунгильда и сложила руки перед грудью так, будто держала младенца, – но я всё же донесла его, моего маленького доверчивого утёнка, до самого финиша быстрее всех. А парни, что тащили своих дам, спотыкались на каждом шагу, пыхтели как загнанные лошади и пришли много позже меня. И какая же у них после такой проверки любовь, м? После такой замечательной победы мы стали видеться с Чиёном каждый день.
– Где же в вашем расписании есть столько свободного времени, чтобы видеться каждый день? – записывая ответ, полюбопытствовал Урмё.
Девушка с удивлением приподняла брови, будто ответом было само собой разумеющееся.
– Так ведь я каждый вечер хожу к папеньке, а после сразу к Чиёну. Ну, ходила, до того, как он пропал. Всё ведь рядом. Правда, после перевода его в мэрию время на дорогу увеличилось, ну да это не страшно, всегда можно остановить возницу. Даже если им не по пути, они соглашаются довезти меня до мэрии. Мне не в тягость встретить моего нежного утёнка со службы и проводить до дому. Всё же время вместе самое ценное за день, ценнее учёбы и обычной удручающей суеты.
– Значит ли это, что пока Чиён служил вашему отцу, вы часто заходили на территорию тюрьмы?
– Ну конечно! Как же не зайти к папеньке?!
– А вы отцу помогаете в его делах? – спросил Нолан.
Девушка посмотрела в потолок, потом на детективов, пожала покатыми плечами и с сожалением произнесла:
– Нет. Папенька не одобряет этого после того случая. Ну, помните, когда пожар в городской тюрьме был?
Мужчины насторожились, Урмё перелистнул несколько страниц и поставил галочку напротив одного вопроса. Девушка посерьёзнела, заговорила, поглядывая на собеседников и теребя ажурную салфетку:
– Понимаете, я хорошо помню себя с двух лет, и все учителя, наставники и семья хвалят мою память. Если я говорю, что что-то было именно так, то никак иначе. Пожар в тюрьме случился семь лет назад, то есть в мои восемь, и я понимаю, что вы можете мне не поверить, господа детективы…
– Конечно, мы вам верим, Брунгильда, – с теплотой в голосе сказал Урмё, не переставая записывать всё дословно.
Девушка польщёно улыбнулась и продолжила:
– Тогда папенька сказал мне, что прежний начальник городской стражи уходит на пенсию, а вместо него поставят нового, брата первого советника Хайме – Йон-Шу. И папенька попросил меня накануне прийти попрощаться с дядюшкой Георгом. Ну, он мне не родной дядюшка, но он часто бывал у нас дома, и мы относились к нему по-семейному. И вот папенька позвал меня, а дядюшка собирался сразу после передачи полномочий уехать в другой город. Знаете, дядюшка Георг не верил, что Йон-Шу сможет достойно его заменить, не хотел смотреть, как всё, что он создавал пять десятков лет, будет трещать по швам. Да и к Теням у нас, знаете… ммм… Не слишком доверительно относились. Раньше.
Нолан запомнил это «раньше», Брунгильда продолжала:
– Так вот, прощальную встречу мы назначили в кабинете папеньки, ещё в старом, по соседству с архивом, и когда после неё все разошлись, я почуяла дым и почти сразу увидела пламя. Стена между кабинетом и архивом была из тоненьких таких досок и почти сразу прогорела. Все стражники бросились тушить. Я испугалась и побежала туда, в архив, не разбирая дороги. Ведь книги – это важно! Папенька всегда говорил, что книги там хранятся очень важные. И я хотела спасти как можно больше записей, бросилась, наивная, прямо в огонь. А папенька – за мной. И когда крыша башни рухнула, папенька закрыл меня собой, поэтому на нём эти страшные ожоги, а на мне ни царапины, – досказала девушка и так тяжело вздохнула, что у Нолана защемило сердце. Огонь – его родная стихия – была катастрофой для простых людей. Как одно и то же может одновременно продлевать жизнь и лишать её?
Брунгильда промокнула глаза салфеткой. Урмё закончил писать и держал карандаш над бумагой. Феникс пытался вновь не провалиться в мысли. Девушка, переведя дух, добавила:
– И с тех пор каждый вечер я прихожу к папеньке, проверить, как он там. Авось, мне повезёт, и я вовремя замечу начало ещё какой беды, чтобы остановить. Однако, когда я на днях столкнулась с тем ребёнком, который невесть каким образом попал на территорию тюрьмы, это не помогло. И тогда погиб величайший врач всех времён и народов, спаситель моего любименького папеньки, Микела Мадастос.
Память великого врача почтили молчанием, затем Урмё спросил:
– А как вы увидели этого ребёнка?
– Он шёл вдоль ограды и плакал. Когда я его остановила, он меня даже не заметил. Спросила имя, откуда там взялся – молчит. И я тогда кликнула охрану. Они не знают, как крохотулька попал за ворота – мы опросили. Папенька им, конечно, выписал по первое число за халатность, но Микелу уже не вернуть. Вот так всё и было.
– Вот как… Хорошо. Скажите, когда вы видели Чиёна в последний раз?
Брунгильда потёрла лоб, глядя в потолок, сказала:
– Может знаете, семь дней назад заезжие артисты давали представление, которое некрасиво кончилось, а потом пришли Тени и всех разогнали? Там ещё суд был, громкое дело, ещё в газетах писали, но мне как-то не до того, я ж Чиёна искала… – Девушка не заметила, как переглянулись мужчины. – Мы накануне с ним долго гуляли и договорились вместе пойти посмотреть представление, но утёнок мой ненаглядный не пришёл. Я всё его искала, а потом встретила знакомую леди Филиппы и спросила, не видела ли она Чиёна. А та сказала… Знаете, – девушка с каким-то непонятным возмущением посмотрела на мужчин и топнула каблучком, – она сказала, что сегодня его ещё не видела. «Ещё»! Что это значит – «ещё»?! Будто это она, а не я, собиралась с ним встретиться!
– А что за знакомая? – тихо спросил Урмё.
– Не знаю её имя, но я несколько раз видела её с леди Филиппой. Ну ещё и с двенадцатым советником… Я когда в мэрию за Чиёном прихожу, много кого вижу. Проходной двор, право слово, а не административное здание… А эта женщина… Не знаю, как объяснить, она очень… Выглядит, как женщина, а ведёт себя, как голодная собака. – Девушка нахмурилась, посмотрела в сторону, припоминая, – Ну ещё у неё рога такие красивые, будто золотые.
Нолан прикрыл на пару секунд глаза. В кабинете было тепло, но тело прошиб холодный пот. Внутренности скручивало от предчувствия беды. Карандаш Урмё перестал шкрябать. Старший детектив смотрел куда-то вниз, не моргая, затем медленно перевёл взгляд на друга. И мысль, одна на двоих, пронзила разумы мужчин: «Шермида». Нолан припомнил список имён, который дал ему второй советник, и имя двенадцатого, представителя Энба-оленей из Ярмехеля, тоже там было.
– Я сказала что-то не то? – встревоженно спросила Брунгильда, переводя взгляд с одного собеседника на другого.
– Всё… – выдохнул Нолан.
– … то, – кашлянул Урмё, с трудом сглотнул и задал следующий вопрос: – Когда вы видели Чиёна в последний раз, он не показался вам странным, может, делился новыми переживаниями, опасениями, говорил что-нибудь необычное или о предстоящих делах?
– Нет… – Брунгильда покраснела, обхватила себя за плечи и смущённо призналась: – По правде, мы обсуждали, как мы поженимся через три года. Он сказал, что не хочет обручальный браслет, а хочет серьги парные, как у древних лучников. А я сказала, что у него слишком маленькие мочки, поэтому серьги будут слишком для них тяжёлыми. А потом мы говорили, как назовём детей и где купим дом… А ещё мы построим пруд для перелётных уток и обязательно заведём себе пони, такого же хорошенького, как был у меня в детстве!
Девушка забылась в грёзах на несколько минут, краснея, теребя жемчужные серьги, накручивая локоны на палец, кусая и облизывая губы. Мужчины не отвлекали. Нолан показал бумагу с именами, Урмё переписал их к себе в тетрадь и кивнул, сощурился, размышляя о чём-то. Шермида всегда приносила много проблем. И тут могло бы обойтись без неё, но оба чувствовали, что старая знакомая причастна. Как, а главное, зачем? Чего она добивалась этим, было не ясно.
– Я что-то замечталась, – пробормотала Брунгильда и отправила в рот сразу пару конфет. Прожевала, запила чаем, глянула на Урмё. – Вы ведь хотели спросить что-то про пожар. Я готова.
– Минутой позже. Вы говорили кому-нибудь о разговоре с той рогатой женщиной?
– Нет, никто же не спрашивал, – пожала плечами девушка.
– Я могу вас попросить сохранить это в тайне?
– Почему?
Урмё пригнулся к столу, выразительно покосился на дверь и сказал зловещим шёпотом:
– Если эта женщина замешана в пропаже Чиёна или ещё чём нехорошем, то те, кто за ней стоят, могут навлечь на вас беду, если узнают о той встрече. Понимаете меня, Брунгильда?
Девушка повторила движения старшего детектива и, ахнув, прошептала:
– Честно-честно – опасно?
– Очень! – убедительно кивнул Урмё.
– Тогда не скажу!
– Спасибо! – Старший детектив сел ровно, леди тоже, и он продолжил опрос спокойным тоном: – Вам удалось тогда вытащить из пожара что-нибудь?
– Да. Всего лишь сто семьдесят пять целых книг, четыре свитка и половину проекта по перепланировке тюрьмы, которую делали девяносто шесть лет назад. Простите, не могу удержаться и не похвалить себя за то, что вытащила среди прочих книг рабочий дневник отца моего возлюбленного утёнка, господина Нгуэна Шау. Дневник заполнен наполовину. Но хоть я и горда тем, что достала его, сожалею, что заглянула во внутрь.
– Вы читали его? – Нолан напрягся, нащупав какую-то нить.
Брунгильда покраснела и вдруг побледнела, стала ещё серьёзней. Мужчины наклонились вперёд, ловя каждое слово.
– Я передала его Чиёну, а тот своему отцу. Если вам любопытно содержимое, могу пересказать.
Мужчины разом кивнули. Девушка подлила себе чаю, залпом выпила и ответила:
– Там было о том, что господин Нгуэн очень тосковал после смерти своей жены Жюли. Буквально места себе не находил, мучился душевно и сердечно. Оттого почти не уделял времени своему младенцу. И писал, что был вынужден просить помощи у кормилиц и соседок по улице, которые поочерёдно заботились о моём Чиёне. А вскоре, утомившись страданиями своего писаря, мэр отправил его с сыном в город, который строили, в Макавари. И там господин Нгуэн выкупил рабыню, привезённую пиратами и отданную на растерзание… Ммм… Там было написано очень грубо про этих людей, правда, без имён… Они делали с ней разные непристойные вещи, – тихо забормотала она, заливаясь румянцем и покусывая губы. Мужчины снова кивнули, желая показать, что и так всё поняли. Девушка робко улыбнулась, комкая салфетку, продолжила: – Господин Нгуэн выкупил рабыню за баснословную цену, из-за чего в дальнейшем был вынужден сдавать землю вокруг своего дома в аренду. И эта женщина, её звали Энника, исцелила его раненое сердце и ждала от него дитя. На этом дневник прерывался.
– Значит, у Чиёна есть брат или сестра?
– Нет, – мотнула головой Брунгильда, – мне не удалось узнать что-нибудь. Леди Филиппа не желает говорить об этом. А может, и не знает. Чиён совсем этого не помнит, он ведь у меня тогда совсем маленький был, крохотулечка. А господин Нгуэн всё время болен. Он даже не показывается на улицу, как говорят лавочники, что арендуют у него землю. Семья Шау так и живёт на средства от аренды.
Урмё дописал, прикусил кончик карандаша, хмуро глядя в список вопросов. Нолан спросил:
– Почему этот дневник был в архиве, вы не знаете?
– Он был написан на обратной стороне книги, а на лицевой содержалась опись материалов, что привозили из Лагенфорда и использовали для строительства Макавари, а так же сметы и оплаты рабочим, – пожала плечами Брунгильда.
Затем она извинилась и высморкалась. После долгой речи голос её стал ещё ниже, почти хрипел. Девушка жадно пила чай, и казалось, её радостное настроение, вызванное воспоминаниями о любимом, ушло. Все молчали. Нолан секретными жестами спросил у напарника, будут ли ещё вопросы, тот качнул головой, захлопнул тетрадь и убрал её в сумку, на стол выложил пару средних монет для чаевых.
– Брунгильда, мы искренне благодарны вам за эту беседу, – серьёзно сказал старший детектив, на что девушка лишь едва кивнула, рассеяно глядя на почти пустые тарелки. – Вы пролили свет на те моменты, в которых мы так нуждались. Сейчас мы пойдём побеседовать с леди Филиппой и, если представится возможность, с господином Нгуэном. Поэтому у меня к вам будет просьба, – на этих словах девушка взглянула Урмё в глаза, приходя в себя, – пожалуйста, не приходите к дому Шау какое-то время. Я свяжусь с вами, как будет что-то известно.
– Вы найдёте его? Найдёте моего Чиёна? – умоляюще вскричала Брунгильда и вскочила, буравя взглядом старшего детектива.
– Мы сделаем всё, что в на…
– Найдите его! Я не хочу без него жить!
Урмё скрипнул зубами, прикрыл глаза. Нолан посмотрел на эту пятнадцатилетнюю девушку и понял её боль. Ощутил всей своей силой Феникса черноту страха за любимого. И этот страх юная леди старательно скрывала в себе почти всё время за напускной весёлостью. Липкие путы тревоги, предчувствия беды, что затягивали Брунгильду во тьму отчаяния, ничто не могло их обрубить, кроме появления Чиёна. Живого и невредимого.
– Мы найдём его! Я вам обещаю! – твёрдо произнёс Нолан, вставая.
Он взял ладони девушки, пожал. Она, едва ощутив ободряющее тепло Феникса, слабо улыбнулась и опустилась в кресло.
Они распрощались. Брунгильда дала зарок, что не пойдёт в дом Шау до известий от детективов, Нолан вновь пообещал вернуть ей возлюбленного. Напоследок девушка сказала:
– Я боюсь, что он меня забыл, разлюбил и бросил. И даже если это так, я хочу узнать это именно от него. Он ведь так легко очаровывается новым, интересным, необычным. Уж я-то знаю…
Когда дверь «Сдобушки» закрылась за детективами под возмущённые окрики метрдотеля об оставленной девушке и нарушении служебных обязанностей, Нолан разжал стиснутые до бела кулаки, процедил:
– Если стрелял всё же Чиён и мой хлыст по нему попал, то мы не сдержим обещание этой девочке. Мальчик наверняка уже мёртв.
– Тела-то не нашли, – откликнулся Урмё.
– Значит, плохо искали! Нам нужно поднять всех стражей, чтобы нашли мальчика! Вернуть его! Даже если преступник – он.
– Это не доказано, – пропел Урмё, встал напротив напарника, заглянул в глаза. – Вот что я тебе скажу, мой драгоценный друг: не стоит искать убийцу, ищи того, кому были выгодны все эти покушения.
Нолан мотнул головой.
– А мы разве не этим занимаемся?
– Я – этим, – прищурившись, произнёс Урмё и цепко схватил руку напарника в том месте, где тот раньше носил наруч с ритуальным ножом. – А вот ты всеми своими действиями, этими разговорами и обещаниями пытаешься додать кому угодно, представляя их своим изгнанным сыном, внимания, сочувствия и сострадания. Это напоминает мне, как матерям, потерявших детей, лекари приписывают завести собаку или, на худой конец, куклу в рост ребенка, чтобы на них употребить все свои нерастраченные чувства. Напарник, хватит! Вернись ко мне! Вернись в работу! – Урмё почти кричал, тряся Нолана. – Сделай то, что должен!
– Я понял тебя, – процедил тот, стряхнул руки Урмё и зашагал к дому Нгуэна и Филиппы Шау, подстёгиваемый злым клёкотом Феникса внутри себя.
Сейчас Нолан не выпускал паутину пламени, у него были основания полагать, что может всё случайно сжечь здесь от бушующих внутри эмоций. Урмё был прав. Он всегда понимал друга лучше, чем тот сам себя. Оставалось только к этому привыкнуть снова.
Торговая улица полнилась людьми. Пестрели лавки, ловили солнечные лучи круглобокие тыквы, репы, горшки и кувшины, прела в опилках морковь, зеленели ростки картофеля. Зазывалы и продавцы вовсю хвалили свои товары. Женщина с тремя козами наливала за палыш стакан молока любому желающему.
