Хватит врать

Я вытащил портфель, накинув лямку на плече. Теперь в трусах и с портфелем стою перед "дедом" и снова туплю.

– Ну, учись! Подушку с одеялом вот так вот делаешь, – он похлопал рукой по ранее закрученному матрасу, после чего поставил его в центр кухни. – Теперь отцепляешь эти фиксаторы, – он показал на две штуки, похожие на металлические расчески, – отцепил. Теперь подгибаешь ножку и тянешь на себя, – "дед" мастерски управлялся с механизмом, – ну вот, фиксируешь положение вот этой штукой, – он достал металлическую скобку и нацепил на сложенную кровать, – теперь давай-ка ее тут прислоним, – он отволок кровать в небольшую нишу в коридоре. – А матрас Олегу с Дашкой на кровать кинешь. Усек?

– Спасибо, – сказал я "деду", сопровождая слова кивком головы. Портфель теперь "мешал" на полу рядом с табуретом.

Хоть старик и помог с лежанкой, чувствовалось недовольство моим появлением. Что ж, как минимум это взаимно.

– Не переживай, Данька, устаканится у нас. Садись за стол и на, – "дед" стряхнул тапки с ног. – Обуйся, полы холодные! Щас бабушка встанет, настряпает завтрак, да и познакомимся.

Словно по зову, из комнаты послышались шаги. В домашнем халате и тапочках из войлока пожилая дама с приветливым лицом шуршала в нашем направлении.

– Доброе утро, – пробурчал я, стоило ей появиться из-за угла.

– Ну, здравствуй, мальчик, такой ты худющий! – прихрамывая, старушка подходила ближе. Я же испытывал невероятный дискомфорт от отсутствия одежды. Максимально приблизившись, она ловким движением прижала мою голову к своему животу.

"Что это такое?" – пытался догадаться мой мозг.

– Я бабушка Нина, – представилась она, поглаживая прижатую голову шестнадцатилетнего паренька.

– Отвяжись от пацана! – возмутился "дед". – Иди вот лучше готовь, – он отошел от плиты и уселся напротив меня.

– И как тут, как готовить-то? – спросила она, взглядом указывая на мешающийся матрас. -Вов, унеси его пока к нам хотя бы!

– Не буду, – буркнул "дед", – родители пусть носят туда-сюда, – ворчал старик.

– Мне, что ль, нести прикажешь !? – сказала она, поставив руки на бока.

– Давайте я отнесу, – привстав, вмешался в перепалку.

Она перевела взгляд с деда на меня.

– Погоди-ка, внучек. С матрасом сами разберемся. Тебе есть во что одеться? Скоро Светочка встанет.

Мы втроем, словно пятнашки, маневрировали в тесной кухне. Я нацепил старые треники, изрядно потрепанные временим и местами дырявые. "Дед" с недовольным видом уволок лежанку, а бабушка оглядывала владения, соображая, что будет готовить.

И так, "бабушка" Нина и "дедушка" Володя – отец и мать "нового папы" Олега. Они оба на пенсии. Занимают одну из двух жилых комнат моего нынешнего места обитания. "Папа" Олег работает инженером на заводе башенного краностроения. "Мама" Даша – домохозяйка или, как она сама говорит, следит за детишками. Из детишек: "брат" Никита четырнадцати лет, головная боль семейства, заноза в заднице и просто мерзкое создание, измывающееся надо мной при любом удобном случае и сестра Света десять годиков.

Мне казалось все диким. Никогда не думал, что буду скучать по детдому. Там все понятно: пришел, поел и потерялся. Тут же, домочадцы настороженно присматриваются и в то же время не отказываются от привычных дел в пользу меня. Странное чувство, дискомфортное. Что дальше? Вот поем и дальше?

"Бабушка" Нина достала большую миску, блинную муку и начала колдовать за столешницей. "Дед" включил новости на телевизоре.

–Ты чем-то увлекаешься, малыш? – спросила она.

– Да нет, наверно, – засмущался я. Обычно такие вопросы задают волонтеры. Получают все равно какой ответ, тормошат тебе волосы немытыми руками, хвалят и забывают о существовании тебя и твоего увлечения навсегда.

– А в свободное время что делаешь? Гуляешь, наверно? – не унималась "бабуля".

– Он же не беспризорник, мать! Их не выпускают никуда! Как зона! – сказал «дед», не отводя взгляд от экрана телевизора.

– Да нет, почему же. Мы ведь обычные дети, только вот вместо родителей воспитатели, – для чего-то оправдывался я.– Гуляем, как и все. Точнее, гуляли, – с грустью добавил я.

"Дед" с сомнением посмотрел на меня.

– Пробовал, наверное, уже всякое. Что нельзя, да?

– Нет, – честно ответил я, но сомнение не ушло с лица старика Володи, – у нас с этим строго. Если заметят, то отправляют на лечение!

– Только это и останавливает? – продолжил он.

– Меня? – переспросил я, хотя хотелось выкрикнуть: "Отвали уже, а! ", но, взяв себя в руки, продолжил, – Я не употребляю, потому что не тянет. Вот и все.

"Бабушка" искоса поглядывала на меня. Она одновременно выпекала блины на трех сковородках, мастерски переворачивая раскаленные кругляшки голыми руками, заваривала чай и мыла посуду, оставленную с вечера в раковине. Несмотря на безостановочный конвейер дел, ничто не мешало ей слушать диалог, делая свои умозаключения. Стоит отдать должное ее кулинарным навыкам – впервые за долгое время удалось наесться до отвала. Подобный объем вкусной и свежей пищи поступал только по приезду спонсоров, благотворительных контор или проверок, а тут, похоже, в порядке вещей. Разговор прервался. "Дед" уперся в утренний выпуск новостей, который, по-видимому, более интересен, чем непонятно для чего взятый ребенок. На кухню начали выползать остальные члены семьи.

Помимо четверых уже знакомых, с угрюмым лицом появился старший сын Никита. Всем видом он показывал неприязнь ко мне, да и к пожилой паре. Кинув непонятно кому вальяжное: "здарова! " он взял охапку блинов, плюхнул ее прям на ладонь и удалился туда, откуда пришел.

– Куда? Никита! – начала возмущаться "бабушка" Нина, провожая внука по коридору взглядом. – Возьми ХОТЯ БЫ ТАРЕЛКУ! Поросенок, – буркнула она в конце.

– Олух, – подхватил "дед" раздачу комплиментов.

– Потом дивимся, откуда на обоях жирные пятна, – сказал она, уставившись в окно.

Как раз-таки за Никитой мне и предстояло донашивать бо́льшую часть одежды. Я не брезгливый, пятна, дырки, отсутствие пуговиц – это мелочь, не в том дело. Есть нюанс. Мне почти семнадцать, я высокий и худой. Детдомовские характеризовали меня более емко: "глиста", "хлыст", "сухофрукт", "мумия". А вот Никита-пухлый коротышка. Его растянутые тряпки изначально больше меня на пару размеров. А штаны, если им удается удержаться на мне, едва прикрывают икры. "Мама" Даша оказалась самопальным кутюрье. Она "ушивала" футболки и рубашки толстяка булавками на спине, а штаны подпоясала старым ремнем "отца", заранее проковыряв в нем новых дырок. На моем тощем пузе эти портки с ремнем, выглядели как шторы на карнизе.

– В самый раз, – подытожила "мама", – еще дедовы вещи переберем и Олега, наберем тебе гардероб, не переживай!

"Действительно. Не о чем беспокоиться! Просто со стороны я выгляжу как больной туберкулезом. Школа, встречай!".

Конечно же, я с еще большим трепетом стал беречь детдомовские вещи. Они хотя-бы по размеру!

Младшей дочке Свете десять. В силу возраста она никак не могла понять, почему я не ухожу к себе домой, ведь гости так долго не засиживаются!? Да, Свет, именно так. Но я не гость. Я, похоже, Ваше домашнее животное. Мое мнение никто не спрашивал, завели и буду жить. Она долго пыталась выяснить круг моих обязанностей.

– А ты гулять со мной будешь? – спросила она, заговорщически глядя в глаза.

– Я не знаю. Если надо, могу погулять, – ответил я.

– Не надо, – вмешался "отец" в разговор. -Свет, у тебя на площадке подружки, Ты что же, перестанешь с ними гулять? – адресовал он вопрос дочери.

– Я только и сижу на площадке, а подружек их братья и в кино водят, и в парк! Меня Никита не берет с собой НИКОГДА, – сказала она с обидой, покосившись в сторону брата. – Теперь буду с Даней гулять!

– Тебя в парк сводить или в кино? – спросил "отец", всячески давая понять: моя кандидатура в качестве провожатого не годится.

– Тебе же некогда. То работа, то устал, – продолжала Света, скрестив руки на груди.

– Значит, мама сводит.

– С мамой СКУЧНО! Ничего нельзя!

– Все, Свет, иди поиграй. Дане надо учиться. Ремонт доделывать надо. Согласен, Дань?

Я молча кивнул головой. Не могу же отказаться от такого "заманчивого" предложения.

– Вот видишь, некогда ему с тобой нянькаться, – завершил речь "отец", закрыв вопрос о наших совместных прогулках.

Они не доверяют мне. Ни старики, ни родители. За их фразами скрывается то, что приходилось слышать на протяжении долгих лет.

Места в квартире для нового обитателя нет. "Бабушка" с "дедушкой" жили в своей комнате за закрытой дверью, а дети с родителями – в другой. Все посадочные места заняты: двухъярусная кровать для сына и дочки, один письменный стол, один гардероб, забитый до отвала, и раскладной родительский диван, на котором все выходные они и восседали. Мне ничего не осталось, как принести с кухни табурет и присоединиться к просмотру телевизора. Что же касается упомянутого ремонта, так он, как я понял, завершился только в комнате стариков. "Отец" планировал доделать всю квартиру, но "руки не дошли".

"Было же папаше чем заняться. Не-е-е-ет, надо было мне жизнь портить, козлина!", причитал мозг.

А ремонт действительно требовался. Обои отваливались, окна продувались так, будто их и вовсе нет в квартире, двери перекошены. Этим часто пользовался Никита. В приступе непослушания и истерии он залетал в гостиную, с силой хлопая дверью. Как минимум десять минут в одиночестве ему обеспечены, ведь попасть в комнату можно, лишь приподняв дверь, чем-то типа лома.

– Дань, мы кресло раскладное присмотрели, с получки сходим и купим! Пока на раскладушке. Хорошо? – спросила "мама".

День "получки" так и не наступил. Верно говорят: "нет ничего более постоянного, чем временное! ". Быт понемногу налаживался. Каждый вечер, когда все заканчивали есть и пить, я раскладывал лежанку. Каждое утро, под взгляд голодных глаз "деда" или суетящейся "мамы" собирал обратно.

Меня не покидал лишь один вопрос: как им разрешили забрать меня? Ведь взять ребенка из детдома не так просто. Комиссия должна проверять жилплощадь, доход семьи. А тут, это ж не квартира, это банка со шпротами. Но, кажется, у проныр все было под контролем. Спустя примерно месяц с момента приезда "мама" Даша влетела в квартиру, чуть ли не писаясь от счастья.

– Получилось! – заорала она в коридоре. – Мам, пап! Получилось! – взывала к свекрам.

"Получилось у нее, сучка! ", весь вечер повторял мне мозг.

В тот же день "семья" отпраздновала постановку в очередь на получение квартиры от государства. Стол украшали не обветренные бутерброды с холодным чаем. Свеженарубленные салаты, запеченное мясо, нарезки из колбас разных сортов, соленья, сладости, свежие овощи. Пока семейство пировало, в предвкушение нового жилья, приятных хлопот по переезду, я складывал из их фраз ответ на свой вопрос. Под действием хмельного, не сдерживая смех и гордость за провернутое дельце, вспоминали они, как переоформили квартиру на "отца", выписали "бабку" с "дедом", взяли меня и вернули дедов обратно. Тем самым получили метраж квартиры меньше установленного минимума.

Что ж, вернемся в первые дни моего пребывания в "семье".

Родители таращились в ящик, Никита играл в компьютер, Света что-то ковыряла у себя на кровати. Я сидел на табурете до обеда, потом после обеда, а после ужина дождался уединения и улегся спать. Напряжение, дискомфорт, отрицание происходящего. "Я хочу обратно!".

Следующий день прошел по такой же схеме, а вот понедельник был насыщенным. "Мама" разбудила меня в шесть утра, ей пора готовить завтрак, а я-то лежу поперек кухни. Наспех перекусив, нас с "пухлым" чуть не пинками выпроводили учиться, всучив мне старый рюкзак "братика" с оторванной лямкой и зеленым роботом. На дворе январь, а Никита еле тащит тяжелый зад. Мало того, на первом этаже подъезда, в сломанном почтовом ящике у него припрятана пачка сигарет, вся мятая и подранная, "как моя жизнь". Отойдя подальше от дома, бунтарь достал чудом уцелевшую сигаретку. Неловко зажал ее оттопыренными губами и выдвинулся в путь, цепляя по пути прохожих с просьбой дать огоньку. Не забывал при этом махать рукой в знак приветствия каким-то парням, которые не особо обращали на него внимание. Со стороны же он выглядел как заглотившая наживку рыбешка, периодически задирающая плавник. Юный курильщик добился желаемого. Сигарета медленно тлела, в то время как глаза предательски заслезились.

"Никитка, ты это передо мной, что ли, выпендриваешься? И чем? Сигаретой? Ха!".

"Паровоз", переваливаясь с ноги на ногу, решительно топал к школе. Каждый шаг заставлял его румяные щечки колыхаться. В столь умильную картину никак не вписывалась папироса. Решив, что я достаточно впечатлен, он бросил на меня дерзкий взгляд:

– Расскажешь, убью!

Сдержать смех сложно. Да, черт! Очень сложно! Я невольно хохотнул. "Пухлый" стушевался, а что делать-то не знает.

– Помалкивай, понял!? И шевелись давай! Холодно!

Благо, после неловкой сцены Никита практически сразу выплюнул "каку", включил "вторую передачу" и мы дошли до школы за пару минут. Поднимаясь по крыльцу учебного заведения, "родственник" сделал вид, что вообще никакого отношения ко мне не имеет, не оборачиваясь, ушлепал в раздевалку, кинув мне на прощание: "Давай! ". Куда идти, я понял сразу, "мама" все записала на листке. Второй этаж, двести второй кабинет "математики и геометрии". До звонка времени много, но перед дверью уже толпились новые одноклассники. Все нарядные, точнее, все обычные. Одежда по размеру, чистая, без заплаток и опрятная! Они заприметили меня сразу, смотрели из-за плеч друг друга, перешептывались, хоть пальцем не тыкают, и то спасибо! Усевшись на подоконник в паре метрах от них, я ждал звонка. До окончания школы пять месяцев. Минус каникулы, минус выходные. Выходит, что терпеть мне их не долго.

"Смейтесь, смейтесь. Жизнь всех раком поставит. Рано или поздно. Готовьте большу-у-ую ложку, чтобы схавать уготованное дерьмо!", беззвучно утирал им носы внутренний голос.

Долгожданный звонок. Шумная толпа, притихнув, втекла в кабинет, разместившись по местам. Я же замер в дверном проеме. Людмила Яковлевна, пожилая учительница математики, не обратила на меня никакого внимания.

– Доброе утро, Класс! Можете садиться.

Заскрипев стульями об пол, ребята уселись, не отрывая глаз от меня. А я что? Я ждал.

– Сейчас быстро пробежимся по домашней работе, а потом… – она таки обратила внимание на дверь. – Ах, да!

– Здравствуйте, – сказал я каким-то не своим голосом.

– Проходи-проходи, – она указала на место у доски. – Ребята! В нашем классе новенький! Давайте скажем ему: "Привет, Даниил!".

Все, словно попугаи, повторили.

– Привет, – промямлил я в ответ.

Стою. Они вылупились на меня, у большинства застыла едва уловимая, ехидная улыбка. Стараюсь смотреть на них и в то же время ни на кого лично. Учитель молчит. Неловко? Безумно, черт возьми! "Ну и долго тут буду стоять? Че пялитесь, уроды!? Автограф дать?" Я пытался подобрать слова, чтобы как-то поскорее сесть и потеряться от взглядов, но учитель чего-то ждал. Чего?

Я перевел взгляд с холеных лиц одноклассников на преподавателя.

– Ну что же ты, Даниил? Расскажи о себе что-то!

"М-да уж, Боже мой, началось! ", закипал я. А что сказать то? "Привет "домашние зверьки", перед Вами стоит несостоявшийся знаменитый журналист, которому обломала жизнь местная семейка? ". Пока подбирал слова, молчание затягивалось. Класс начинал негромко перешептываться и хихикать.

– Ребята, – вмешала Людмила Яковлевна, – Даня у нас с непростой историей, ему требуется время освоиться, а Вам обязательно нужно в этом помочь! Присаживайся тут, – она указала на первую парту, прям у своего стола.

– Поближе к учителю, чтоб не страшно было! – шепотом, но, чтобы все услышали, пробасил такой же "хлыст", как и я с задней парты.

Глаза невольно впились в источник звука. И что-то изменилось в уровне его самоуверенности.

Тем не менее, от знакомства перейдем к сути происходящего. Первые недели, проведенные в школе, изо дня в день давали понять, на сколько я тупой! Непроглядно! Эти домашние черти решали задачи по физике, применяя различные законы и теоремы. Один решил задачу таким методом, другой вторым, мне же ни первый ни второй не известен в принципе! Я вообще не мог понять, в чем заключается задача. Уроки химии, магия! Геометрия ломала мозг. Про математику молчу. Единственное успокоение – это уроки русского и литературы. Тут как рыба в воде, но этого мало.

Отношения с одноклассниками не складывались. Они, хоть и выросли в тепличных условиях, не многим добрее детдомовских. В стаи не сбивались, драк не было, по крайней мере, пока, но погоняло давали как пулемет: "кретин", "пень", "баклан", "затупок" и многое- многое другое. Друзей, естественно, завести не получалось. Никита тоже подливал масло в огонь. Он как специально пихал меня плечом в коридоре или в столовой с криками: "че встал!?", производя впечатления на одноклассников.

Учителя знали мою историю. Их сочувствие довольно быстро сменилось раздражением и брезгливостью, что ли. Как-то раз, когда я уплетал положенный многодетным семьям бесплатный школьный обед, преподаватели, не стесняясь выражений, перемывали всем кости, меня не обошли стороной: "испорченная статистика", "пустая трата времени", "сидит и сидит, хрен с ним", "как этих идиотов там учат? Да ни за какие деньги!".

После написания одной из контрольных работ по химии, заслужены преподаватель страны, как она сама себя постоянно называла, брезгливо зажала мой листок между большим и указательным пальцем, будто использованная туалетная бумага, выставила его на всеобщее обозрение и, приподняв опаленные брови, демонстративно оглядев класс, "дешевая актрисулька", заговорила:

– И чей сие шедевр? А, Даниил?

– Видимо, мой, – сказал я, не сводя с нее взгляд.

– На доску надо было так смотреть. Как ты на меня смотришь!

– Оу-у-у! Как он на нее смотрит! – послышался сзади шепот "хлыста".

Я машинально обернулся посмотреть на ржущие морды. А химичка продолжала:

– Всем ТИХО! Ставлю пока карандашом!

– Отработаешь, – продолжал ухохатываться "хлыст" и его сосед, максимально прижавшись к парте.

– Слышь, завали! – вырвалось случайно у меня.

"Хлыст" лишь приподнял средний палец. А учитель тем временем закипел. Долбанув кулаком по столу:

– Я С ТОБОЙ РАЗГОВАРИВАЮ!

– ДА СТАВЬТЕ ВЫ ХОТЬ ЧЕМ! – психанул я. – Один хрен, мне непонятно ничего! Устроили цирк!

– Ты указывать будешь мне? ТЫ! – она испепеляла меня взглядом безбровых глаз. – Значит, на второй год оставим! Встань, КОГДА С УЧИТЕЛЕМ РАЗГОВАРИВАЕШЬ!

– Встань! Ей только это от тебя и надо! Чтоб вставал при виде учителя! – истерил уже побагровевший "хлыст".

Решив не обращать на него внимания, я спокойно выполнил просьбу учителя.

– Ну и?

– Что "ну и? ". Ты почему материал не выучил? Думаешь, за красивые глаза тут оценки ставят?

– У нас химии не преподавали. Все, что Вы тут рассказывали, для меня непонятно! Еще вопросы есть?

– Надежда Николавна, он только команды понимает: "сядь", "встань" и "голос", – подметил "хлыст" подняв бурю хохота в классе. -Пользуйтесь, мадам, – добавил он уже шепотом.

– Тихо! – гаркнул учитель.

– Эту команду тоже знает, – вновь добавил мудак.

Я повернулся в сторону "хлыста" едва сдерживая эмоции. И в этот момент накопилось, как-то. Нахлынуло, что ли.

– Ой, да идите Вы, – сказал я обычным тоном, выходя из класса.

– Ты ЧТО СЕБЕ ПОЗВОЛЯЕШЬ? – "вступившая в реакцию" актрисулька вскочила с места.

– Да, все, – сказал я, закрыв дверь.

До окончания уроков было около двух часов. Погода позволяла проветрить голову на улице. Но обида не проходила. И чем больше крутилась в голове фразы "хлыста", тем сильнее хотелось отомстить. Дождавшись звонка с последнего урока, я зашел в школьный гардероб. Говорун как раз наматывал шарф на горло.

– Тебе помочь?! – выкрикнул я, подойдя со спины. Оба конца шарфа как нельзя кстати мотались сзади. Ухватив их в разные руки и уперевшись коленом в спину оппонента, я натянул "поводья" по максимуму.

Храбрость выветрилась из подростка моментально. Впервые меня угораздило стать зачинщиком драки, раньше только защищался. Но сейчас нужно было подняться в пищевой цепи на верх, либо впитывать унижения до окончания учебного года. В свое оправдание скажу, что контролировал ситуацию. Если бы услышал сильный хрип или говорун начал отключаться, то отпустил бы поводья, наверно отпустил бы. Тем не менее, припугнуть удалось.

"Хлыст" сперва пытался освободиться, вывернуться, ударить меня о стену, а потом с грохотом упал. Держать лежачего куда проще. Удобно разместившись на спине паренька, чувствовал себя тореадором на корриде. Постепенно брыкания уменьшились, наступила пора отпускать.

– Запомни свое место, балабол! – сказал я, ослабив "поводья".

Никто из одноклассников не помог ему, как и в детдоме. Свора стояла и молча наблюдала, боясь за свою шкуру. Надо отдать должное, "хлыст" не пожаловался и впредь на уроках в мою сторону колкостей не отпускал.

Отличие между детдомом и обычной школой есть, уровень знаний заметно выше. А вот в людях, в людях разницы нет. Отличие между детдомом и этой семьей тоже есть, там мы все никому не нужны, а тут только я.

Глава 3. Бог смерти не сотворил.

Меня зовут Глеб. В свои полные восемнадцать лет я понял главное. То, что не понимают люди, дожившие до глубокой старости. Понял свое предназначение, а оно не больше, не меньше – помощь Богу.

Как следует из «Книги Премудрости Соломона»: «Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих, ибо Он создал все для бытия, и все в мире спасительно, и нет пагубного яда, нет и царства ада на земле. Праведность бессмертна, а неправда причиняет смерть: нечестивые привлекли ее и руками и словами, сочли ее другом и исчахли, и заключили союз с нею, ибо они достойны быть ее жребием».

Все слова давно сказаны, но мы приняли законы, которые "исцеляют душу" держанием взаперти. Отсидев назначенный срок, грешники выходят в мир как полноценные члены общества, а большинство по мирским законам невинны. Но Бог, он не простит. "Воры врываются в дома, разбойники нападают на улице! О том, что Я помню их злодеяния, они не думают…", "…тяжба у Господа с жителями этой земли, ибо нет ни справедливости, ни доброты, ни знания Бога в этой земле. Клятвопреступления и убийства, воровство и разврат!", "Крадете вы, убиваете, прелюбодействуете, клянетесь ложно, воскуряете Ваалу, поклоняетесь богам иным, которых вы не знали, потом приходите, встаете предо Мной в этом Храме, который именем Моим осенен, и говорите: „Мы спасены!“ – чтобы и дальше творить все эти мерзости".

Мы перестали бояться кары за грехи, но боимся закона.

С этого грешника начался мой путь.

Собачий холод. Мороз градусов двадцать. Середина января словно решила напомнить: крещенские морозы – не пустой звук. Лицо надежно скрыто шарфом. Черная куртка едва справляется с обогревом, а вот с посторонними взглядами очень даже. Словно по волшебству делая меня единим с толпой и одновременно незаметным для них.

Ночь накрывала землю. Светящиеся витрины магазинов как будто отодвинули тьму от порога, сгустив чуть поодаль. Световой заслон превосходно скрывал темную фигуру за углом магазина электроники. Часы на новейшем мониторе, установленном экраном к улице, стремительно приближались к десяти вечера. Рабочий день подходит к концу.

Меня интересует не парадный вход, это путь для честных людей. Железная дверь сбоку здания. Сюда прикован взгляд. Она открылась, выпуская работников в мороз.

– Ну конечно, сука! Ты не торопишься домой, – прошептал Я в темноте.

Время шло. Шум голосов стихал, машины реже разрушали тишину улицы. А Я ждал.

"Терпи! Терпи! Он там! Только терпи! "

Дверь широко распахнулась. Тучная фигура в пуховике, подпирая дверь ногой, подкуривала сигарету. Свет коридора помог справиться с задачей. Красный огонек зажжен. Воткнув наушники, подняв капюшон с меховой оборкой, директор магазина двинулся по привычному маршруту в сторону дома. Портфель, бессменный аксессуар, набитый до отвала, игриво болтался на одной лямке. Улов хороший! Он уходит, и мне пора.

Подобраться к нему не сложно, музыка глушит звуки улицы.

– Прикурить не найдется? – сказал Я, похлопав его по плечу.

– Что? – переспросил директор, перепугано вынимая наушник и одновременно оборачиваясь ко мне.

Уличные фонари очертили силуэт собеседника.

– Нужен огонь, – ответил Я.

– А, да, сейчас, – привычным движение он достал из заднего кармана фирменную Zippo, протянул пламя к незнакомцу и замер, ожидая встречных действий.

– Что проходит чрез огонь, проведите чрез огонь, чтоб оно очистилось.

– Чего? – переспросил директор, сдвинув брови к носу.