Венера в русских мехах

– Тебе не повезло, – разглагольствовала Людка, доедая свою котлету. – В первый же день попала на каракуль. Это самый тяжелый мех. Единственный зал, где используются тачки. Потом, мездра у них вся в опилках. Они сыплются. Б-р-р!

– Ужас как не повезло. Я еле отряхнулась от этой пыли, – согласилась Вероника. – А ты в каком зале работаешь?

– А я чудесно! С норочкой. Это самые удобные лоты. Они, конечно, тоже тяжелые, но не длинные и на ощупь приятные. А ты знаешь, какая красивая норка голубого цвета? Чудо! – Людмила слегка наклонилась к Вике и многозначительно произнесла. – И работаю я с двумя французами.

– Почему у тебя два француза? Ты что, таскаешь по два лота сразу? – изумилась Вероника.

– Нет, конечно. Просто они – одна фирма, – пояснила Людка. – Поль – пожилой, видно, главный, а Николя – молодой. Только учится в мехах разбираться. Симпатичный такой, жуть! – добавила она, глотнув компота. – Кстати, немного по-русски петрит. Я-то в иностранных языках ни бум-бум, так с ним хоть могу общаться. Он мне сильно нравится, – доверительно добавила она.

В пять часов вечера рабочий день закончился. Вероника еле передвигала ноги. Когда прощалась со своим дотошным немцем, тот положил ей в карман халата какой-то пакет и сказал по-английски, что доволен ее работой.

«Если завтра меня опять поставят на каракуль, я паду на этой работе смертью храбрых», – думала Вероника, направляясь в раздевалку. По дороге она заглянула в туалет. Там толпилось много девушек. Кабинок было всего четыре, очередь двигалась медленно. Когда, наконец, Вероника добралась до унитаза, она почувствовала, что что-то ей мешает в кармане халата и вспомнила о пакете. В нем оказались две пары великолепных тонких кружевных колготок.

«Все-таки этот Дитер не такой уж зануда», – решила Вероника.

В раздевалку она вошла одновременно с двумя девушками. Лев Маргаритыч встретила их у дверей.

– Если вам что-либо подарили, выкладывайте. Не положено, – зыркала она своими глазами по халатам девушек.

– Ничего, – разочарованно протянули девушки и прошли к своим шкафчикам.

– Колготки, – робко сказала Вероника и разочарованно протянула обе пары, которые торчали из кармана.

– Хорошо! Молодец. Честная! – Лев Маргаритыч назидательно окинула взглядом раздевалку и бросила пакеты в полупустую сумку, стоящую на столике возле двери.

Когда Вероника вместе с Людмилой вышли из здания и направились к трамвайной остановке, Людмила набросилась на сокурсницу.

– Ты чего, ненормальная? Подарки надо в туалете хорошенько под халат прятать. Она же все отбирает. Ты так тут ничего не заработаешь, кроме тех грошей, что в зарплату получишь. Вот смотри!

Она открыла свою сумочку и вынула оттуда маленькую изящную коробочку.

– Знаешь, что это? Это «Кристиан Диор» от моих французов. Настоящий! Я его в лифчик запихала между грудями. А пока переодевалась, незаметно в сумочку сунула, – сказала она с гордостью.

– Ты же меня не предупредила.

– Прости, подруга. Забыла, – искренне расстроилась Людмила.

– Теперь я понимаю, почему очередь в туалете двигается так медленно, – усмехнулась Вероника.

Глава 5

Было у Льва Маргаритыча еще одно правило, о котором не предупредила Людмила. Если у клиента не было претензий к работавшей с ним девушке, то ассистентка прикреплялась к нему до конца осмотра лотов по всем мехам, а потому Вероника была обречена на работу с господином Дитером и на следующий день. Немец, слава богу, пошел в зал, где выставляли лоты с молоденькой каракульчой. Вероника не видела такого мягкого и нежного каракуля. Шкурки были совсем маленькие и очень нежные. То ли от только что родившихся ягнят, то ли вообще от еще не родившихся. Об этом Вероника старалась не думать, так как маленьких особей ей почему-то было очень жалко в отличие от взрослых, которых она натаскалась вчера.

В конце рабочего дня Дитер опять положил ей в карман две пары колготок и выразил свое удовольствие от ее работы. Он также был доволен и тем, что ассистентка хорошо понимает его и даже немного говорит по-английски, что большая редко в Ленинграде.

– Могу я пригласить вас поужинать со мной сегодня вечером? – спросил немец.

Вероника оторопела. Когда ее принимали на работу, Лев Маргаритыч говорила о том, что девушек могут приглашать на ужин, в театр или на прогулку по городу, и отказываться не следует. Бизнесмены должны себя чувствовать комфортно и иметь возможность провести время в приятном для них обществе, если пожелают. Страна заинтересована получить как можно больше валюты во время торгов, а значит, у покупателя должно быть хорошее настроение.

– Но о каждом приглашении я должна знать. Так положено, – изрекла она в тот день.

Вероника смотрела на Дитера и колебалась, соглашаться ли, но и отказать вроде бы не имела права.

– Я живу за городом и боюсь опоздать на электричку, – робко возразила она, делая вид, что старательно подбирает английские слова.

– Если мы встретимся в девятнадцать часов, вы успеете. Ведь есть у вас десятичасовые поезда?

– Есть.

– Так как? Дело в том, что я уже все отсмотрел, что наметил, и завтра улетаю. Я вернусь только на сам аукцион. На один день, когда будет продаваться каракуль, – Дитер просительно посмотрел на нее. – Так что это, так сказать, прощальный ужин.

– Хорошо, – ответила Вероника, обрадовавшись, что избавляется от «каракулевого короля».

– Я буду ждать вас у входа в гостиницу «Астория». Там хороший ресторан.

Дитеру на вид было лет пятьдесят, может, чуть больше или меньше, но ей, восемнадцатилетней девчонке, он казался невероятно старым. Отказать пожилому человеку в том, что он хочет поужинать перед отъездом в «приятной компании», как выразилась Лев Маргаритыч, Вероника не смогла. Расставшись с Дитером, она поспешила в дамскую комнату, отстояв очередь, заскочила в свободную кабинку и спрятала обе пары колготок, зажав их по бедрам плотно обтягивающими трусиками.

Лев Маргаритыч, как всегда стояла на страже и вопросительно взглянула на Веронику, когда та вошла в раздевалку.

– Ничего, – развела руками Вероника. – Сегодня господин Дитер пригласил меня на ужин.

– Куда? – заинтересовалась Лев Маргаритыч.

– В ресторан гостиницы «Астория».

Вероника была в ресторане всего один раз в одиннадцать лет, когда отцу исполнилось сорок. И жена, и мать говорили ему, что сорокалетие справлять – плохая примета, но в тот год отца повысили в должности, назначив завотделением, и он решил отметить это событие вместе с празднованием дня рождения. Новорожденный завотделением пригласил весь свой коллектив и друзей в ресторан «Нева», расположенный в «Пассаже» на Невском проспекте. Было весело, играла музыка. На столе стояла вкусная еда. Некоторые блюда Вероника тогда пробовала впервые. Она танцевала с отцом, а потом с молодым врачом из отцовского отделения, но бабушка ровно в девять вечера увезла ее домой, как и предупреждала накануне:

– Одиннадцатилетние девочки не ходят по ресторанам. Только потому, что это праздник твоего папы, ты сегодня пойдешь туда, но ровно в девять мы уйдем.

Что же там будет происходить после девяти вечера? Это очень интересовало Веронику.

– Ничего особенного. Все напьются и будут вести себя неадекватно. Видеть тебе это ни к чему, – отвечала бабушка на заданный ей вопрос, когда они вдвоем возвращались в тот вечер из ресторана на трамвае по Садовой улице.

Ехать было недалеко. Воронцовы жили все в той же квартире в доме на Казначейской улице недалеко от Сенной площади. После того как на этой площади в пятидесятые годы взорвали необыкновенной красоты храм, оборудовав вместо него вход на станцию метро, ее почему-то переименовали из Сенной в Площадь Мира. Может, для ленинградских властей уничтожение храмов было как-то связано с миром?

Теперь Вике уже восемнадцать. Она совершеннолетняя. А бабушки уже скоро год как нет рядом. И как бы она отнеслась к походу Виктории в ресторан, было неизвестно.

Приняв предложение Дитера, Вероника сразу после работы поехала домой. Вбежав в свою комнату, она быстро переоделась в халат и, схватив банное полотенце, чтобы принять душ, остановилась у зеркала распустить и причесать волосы. Вика торопилась. Ведь надо было еще успеть смыть с себя пыль от опилок, подвить локоны и надеть нарядное платье. Оно было у девушки единственное. То самое, которое ей сшили на выпускной школьный бал в прошлом году: голубое, из легкого шифона, на тонкой шелковой подкладке. Широкий пояс подчеркивал талию, короткая юбка лежала мягкими складками, открывая красивые стройные ноги. Небольшой вырез гармонировал с изящной линией шеи, и высокая упругая грудь вырисовывалась под облегающим лифом. Нежно-голубые туфельки и маленькая сумочка дополняли ее наряд. И туфельки, и сумочку, и этот удивительный шифон, из которого сшили платье в ателье, достала для Вики папина пациентка. Она работала в Гостином дворе директором.

– Пользоваться услугами пациентов неприлично, но что делать, если ничего нельзя купить. Надо только доставать! – сетовал тогда отец.

– Да уж, – отвечала ему бабушка, – на дворе апрель шестьдесят девятого года! Уже больше полувека, как вся власть отдана Советам, а все нечего купить! Когда я оканчивала гимназию, мне купили крепдешиновое платье во французском магазине в «Апраксином дворе». А ведь тогда шла Первая мировая война, однако, несмотря на трудности, в магазинах можно было купить красивые вещи без всякого блата.

Вероника достала из шкафа свой выпускной наряд и, аккуратно разложив его на диване, поспешила по длинному коридору в душ. К своему ужасу, она увидела, что, закрыв своим телом дверь в ванную комнату, на полу лежит сосед дядя Коля.

Он разошелся с женой и, в результате долгой цепочки обмена, оказался в маленькой комнате около кухни, выменянной им четыре года назад у той самой молодой женщины, которую поселили во время войны. Первый раз он, бравый морской офицер, явился при полном параде с медалями и кортиком на боку. Просто картинка, а не мужик! Поначалу дядя Коля вел себя тихо, так что соседи недоумевали, почему жена развелась с таким положительным мужчиной. Но скоро всем все стало ясно. Дядя Коля пил. И пил страшно.

– Зачем военным платят такую большую пенсию? – недоумевала соседка Мария Дмитриевна. – Вот они и пьют. Куда ему одному ее девать?

– Он платит алименты сыну, – возражала мама Виктории Надежда, – не так уж много у него остается.

– Остается немного, а кажный день в коридоре валяется. До своей двери дойти не может. На что, на что, а на выпивку у мужика всегда деньги найдутся.

– Это точно, – сокрушалась Надежда.

Дядя Коля возвращался по вечерам в таком состоянии, что, войдя в квартиру, вероятно, он решал, что уже дома. Расслаблялся и падал замертво около своей двери в комнату. Но, как назло, эта дверь была между ванной с туалетом и кухней, и мощная, двухметровая распластанная фигура морского офицера перекрывала доступ во все стратегически важные помещения, включая и его собственную комнату. Дверь в кухню открывалась вовнутрь, поэтому, переступив через мощное препятствие, туда можно было попасть, а вот в ванную комнату и туалет дверь открывалась наружу, и дядя Коля становился непреодолимой преградой.

Сдвинуть с места грузное тело Вероника не могла и постучала соседям. Дома оказалась одна Мария Дмитриевна, которую Вика с детства звала почему-то бабой Машей, хотя Мария была старше ее отца всего на восемь лет. Она была полненькой, с добрым круглым лицом, голову всегда покрывала платочком. Может, этот платочек и ввел в заблуждение маленькую Вику? Мария не возражала. Казалось, что ей даже нравится, что ее так называют.

– Лежит, бедолага, уже полчаса. Миша скоро должен прийти с работы, он и перетащит.

У бабы Маши не получалось прыгать через дядю Колю, когда она шла на кухню. Она наступала на него со словами: «Господи, прости меня грешную» – и шагала дальше, а вот в туалет пройти была проблема, и на всякий случай она стала держать в комнате ночной горшок.

Сын бабы Маши Михаил уже давно превратился из маленького, худенького мальчика в рослого, плотного сложения мужчину. Он работал на заводе и появлялся дома только к семи часам.

– Что он так рано тут развалился? Еще и шести часов нет, – возмутилась Вероника. – Баба Маша, мне срочно в ванную нужно.

Дядя Коля чаще всего проделывал этот трюк, возвращаясь поздно вечером, когда все уже собрались дома после работы. И тогда Михаил вместе с отцом Вероники Василием совершали маневры, волоча бывшего офицера прямо за ноги по полу. Оттащив тело несчастного от его двери, которая тоже открывалась наружу, они получали возможность открыть ее и втащить в его комнату.

– Путь свободен, – возвещали они хозяйкам.

Сколько ни давал дядя Коля слова, что не будет чинить неудобства соседям, все было напрасно. Но человек он был тихий, совестливый и, как ни странно, все его жалели и злобы к нему не испытывали.

– Ну, что ж, попробуем, – согласилась соседка. – Мы его от дверей ванны и туалета оттащим, а потом его в комнату Миша запихает. Нам будет не под силу. Твои-то тоже сегодня домой приедут?

– Нет. Они с работы на дачу. Я только переодеться.

– Идешь куда?

– Да, баба Маша. Помогите, а то опоздаю, – просительно глядела на Марию Дмитриевну Вика.

– Ну-ну, твое дело молодое, – одобрительно кивнула соседка и взялась за одну ногу дяди Коли. – Бери вторую ногу и жди моей команды. Тянуть надо одновременно. Готова?

– Готова, – выдохнула Вероника.

– Раз, два, три, взяли! – крикнула браво баба Маша. Тело немного сдвинулось.

– Пошло, – обрадовалась баба Маша, – повторим. Раз, два, три, взяли!

Так, минут через пять дядя Коля освободил подход к вожделенным дверям. Повернув его на бок, Вероника с бабой Машей придвинули мужчину поближе к стене коридора, и в результате образовался узкий проход.

Приняв душ и смыв с себя всю пыль от стружки, которой были посыпаны шкурки каракуля, Вероника вышла в коридор. Дядя Коля лежал, уже перевернувшись на спину. Проход вдоль стены, который они так хорошо организовали с соседкой, был перекрыт. И подражая бабе Маше, Вероника сказала:

– Господи, прости меня грешную, – и, наступив дяде Коле на грудь, прыгнула вперед и поспешила к своей двери.

Глава 6

Когда Вероника появилась у «Астории», Дитер не сразу узнал ее. До этого он видел ее в рабочем белом халате. И хотя эти халаты были слегка приталены, под ними сложно было разглядеть стройную фигуру.

– Вы очень красивы, Вероника, – с уважением в голосе проговорил немец по-английски и, взяв ее под руку, направился к дверям.

Швейцар почтительно распахнул двери.

Вероника действительно выглядела великолепно. Цвет платья подчеркивал синеву ее глаз, и они светились искрами из-под длинных темных, слегка подкрашенных ресниц, а светлые волосы локонами опускались на плечи. Многие мужчины заглядывались на девушку.

Ресторан произвел на Вику сильное впечатление. Лепной потолок, картины на стенах, большие хрустальные люстры. Кругом сидели одни иностранцы. Слышалась разноязычная речь. Вышколенные официанты бесшумно сновали между столиками. Еда была превосходной, и даже запах сигарет был какой-то особый, приятный. Вероника больше всего боялась, что ей не о чем будет говорить с пожилым малознакомым человеком, но Дитер оказался хорошим собеседником. Он захватывающе рассказывал о своей семье, о своей дочери, которая была чуть старше Вероники и училась в Геттенгенском университете, много шутил. Вероника увлеклась разговором и, забывшись, не заметила, что перестала притворяться и свободно говорит по-английски. Дитер тоже сначала не обратил на это внимание, но вдруг осекся на полуслове и внимательно посмотрел на Веронику.

– А вы очень хорошо знаете язык. Правда, фразы строите слишком правильно.

– Меня обучала крестная, а она окончила английские курсы в начале века, – смутилась Вероника.

– О, с тех пор язык много упростился. Но вы говорите превосходно.

Время пролетело быстро. Было уже начало десятого, когда они вышли на улицу. Дитер предложил довезти ее до вокзала.

– Нет, нет, – отказалась поспешно Вероника. – До свидания! Рада была нашему знакомству.

И быстрым шагом пошла в сторону Синего моста через Мойку.

Она торопилась забежать домой, опять переодеться в свое ситцевое платье и нестись в метро. Ехать до вокзала было недалеко, и Веронике так хотелось успеть на одиннадцатичасовой поезд, чтобы до полуночи оказаться на даче. Самое разумное было бы остаться ночевать в Ленинграде, но сообщить об этом родителям она никак не могла, а они сойдут с ума, если она не приедет.

Когда Вероника соскочила с поезда во Всеволожске, то сразу увидела высокую папину фигуру на перроне. Василий Алексеевич ждал дочь, встречая уже третью электричку.

– Почему так поздно, детка, – обрадовался отец, увидев ее. – Мы с мамой переволновались.

– Спасибо, папочка, что встретил.

Стояла вторая половина июня, самый разгар белых ночей. На улице было светло, как днем, хотя часы показывали почти полночь. В городе в это время многие гуляли по улицам, и, если бы не разводились мосты через Неву, что являлось признаком ночного времени в Ленинграде, то и вообще было бы непонятно, какое время суток. А здесь за городом тихо и пусто. Идти от станции одной страшновато. Чувство благодарности к отцу, что встретил ее, она выразила, крепко поцеловав его в щеку.

Пока шли к даче, Вероника вкратце рассказала о проведенном вечере.

Отца несколько взволновало то, что она должна сопровождать бизнесменов в театры и рестораны, но, взяв с нее слово, что она будет осторожна и будет общаться с ними только на людях, он успокоился. На семейном совете решили, что остаток дней на этой неделе она проживет в Ленинграде, но каждый день станет звонить отцу в больницу.

– Вот видишь, Вася, как плохо, что у нас на квартире нет телефона. Так могли бы ходить на станцию и сами звонить по вечерам Веронике домой, – выговаривала мать отцу.

– Конечно, Надюша, ты, как всегда, права. Завтра же пойду в дирекцию требовать установки телефона.

– Да тебе просто давно обязаны это сделать, – возмущалась Надежда, – Ты завотделением! В конце концов, за тобой в этом году сколько раз присылали машину по срочному вызову на операцию! А если бы дома был телефон, это сэкономило бы время твоего приезда к больному вполовину! Объясни как следует Григорию Ефимовичу. Он должен тебе помочь.

Эти разговоры велись уже так давно. Отец обещал сходить в дирекцию, но когда доходило до дела, тушевался перед кабинетом и уходил. Ему было неловко просить что-либо для себя, в то время как, ему казалось, за этой дверью решались более насущные проблемы. Веронике же, по большому счету, это было все равно. Она прекрасно обходилась без телефона и только в редких случаях вспоминала, что было бы неплохо его иметь.

Глава 7

В среду немец утром должен был улететь в свой Гамбург, и Вероника немного волновалась, с кем ей придется работать сегодня! Выйдя в зал, где Лев Маргаритыч распределяла девушек, она внутренне молилась: «Только бы не попасть снова к какому-нибудь любителю каракуля». Ей повезло. Японец, маленький и с чудовищным английским произношением, повел ее в зал с соболями. Он расположился за столом, раскрыл свою папку с описанием лотов. И тут Вероника услышала французскую речь. Французы говорили тихо, но некоторые слова можно было разобрать. Пожилой что-то втолковывал молодому, указывая на подшерсток шкурки. Внезапно появилась Людка Коротышкина с соболями в руках, заметила Веронику и радостно кивнула в сторону молодого француза. Мол, вот он, мой красавец!

Вероника одобрительно кивнула ей в ответ и даже показала большой палец в знак восхищения, хотя видеть француза не могла. Он стоял к ней спиной, и она оценила только его высокую и стройную фигуру, вырисовывающуюся под белым халатом.

– Двадцать семь, – прервал ее пантомиму японец, и Вика побежала за названным лотом.

В это время Людмила разложила перед своими французами соболя, забрала тот лот, который они смотрели прежде, и побежала за следующим, догоняя уже ушедшую вперед Веронику. Девушки встретились в проходе между рядами с вывешенными мехами.

– Ну, как он тебе? Я влюблена, жуть! – зашептала Людка.

– Я его не очень рассмотрела, – с сожалением ответила Вероника. – А ты ему как?

– Никак. Только улыбается. Но ничего, я своего добьюсь. Еще день-два, и будет моим! – уверенно выпалила Коротышкина.

Шкурки норки – пушистые, нежные, довольно длинные, и нести их было удобнее на обеих руках. Когда Вероника разложила соболя перед японцем, он сердито посмотрел на нее и отрывисто протявкал по-английски:

– Почему так долго? Работать надо быстро, русский лентяй!

Веронику даже бросило в жар от этого наглого тона, но она сделала вид, что не так хорошо знает язык, чтобы понять его и улыбнулась в ответ.

– Следующий, …два, – рявкнул японец.

– Простите, тридцать два или сорок два? – переспросила тревожно Вероника. Японец не очень понятно произнес цифру, а в английском произношении цифры 30 и 40 очень похожи.

– Ты что не слышишь? Я сказал ясно …два, – опять непонятно повторил японец.

«Черт с ним, принесу тридцать два. Сейчас он смотрит двадцать седьмой. Логично будет не перескакивать на сорок через тридцатку», – подумала Вероника и отправилась за лотом.

Проходя мимо французов, она постаралась посмотреть, как же все-таки выглядит Николя, но он опять стоял к ней спиной, слегка потягивая мездру шкурки в разные стороны, проверяя ее на прочность и переговариваясь с Полем. Она видела только, что это стройный высокий юноша с копной светлых волос. В пол-оборота был виден и кончик носа, но составить представление о его внешности она не могла. Людка бегала где-то по залу, и Вероника углубилась в ряды за своим тридцать вторым лотом.

Когда она раскинула перед маленьким японским чудовищем меха, забрав предыдущий лот, японец вдруг, увидев номер лота, стал совсем красным от натуги и закричал по-английски так, как будто сейчас будет делать себе харакири.

– Я сказал …два, а ты принесла …два, – при этом он опять абсолютно одинаково произносил цифры.

Вероника даже ничего еще не успела ответить, как японец, вдруг схватив этот злополучный лот, со всего размаху бросил мех в лицо девушки, продолжая кричать неожиданно на русском языке, но с невероятно жутким акцентом:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.