Фантомы

И зачем он сейчас стыдит ее за это?! Это низко. Опять манипуляции. Ведь он и сам в курсе ее не свободы. Однако и его это не остановило ни на секунду! Рефлексы Лины подсказывали, что на нее нападают, а ей должно обороняться!

– А я должна была тебя ждать в одиночестве? Скажи, как по твои представлениям? Должна была верить? Я желала быть только с тобой. А ты вообще женился… Теперь расстроен, что я тоже посмела строить свою личную жизнь?

Он смотрел на нее грустным взглядом, от которого по всей спине у Лины поднимались мурашки и возникало желание его утешать. Казалось, он вот-вот заплачет. Ему больно?

Она говорила тише. Спесь растворялась в воздухе, как недолговечный сигаретный дым:

– Мечтал, чтоб я думала о тебе постоянно, страдала без тебя и верила, что однажды ты вернешься?

К горлу подступал ком, потому что с каждым своим словом она будто обнажалась перед ним, осознавая, что так и жила все эти годы. В это и верила. Страстно, но тайно, в глубине своей души. Хорохорилась только, строила искусственные декорации для переубеждения себя и окружающих, а внутри…

Он чувственно медленно положил свою ладонь на ее руку. Она вздрогнула, замолчала. Ей так нужны были его слова. Хоть какие-то его слова. Она летела с большой высоты без парашюта и отчаянно нуждалась в спасении.

Мужчина глядел на нее проникновенно, глаза ездили по ее лицу, когда растекся его медовый сладкий тихий баритон:

– Единственное, о чем я мечтал, – он смущенно опустил взгляд, запнулся, – это чтоб ты всегда была рядом.

Тысячи вспышек взрывались в ней фейерверком. Щекотали ей нос, подступающими слезами. Казалось, только ради этого самого момента она и жила. Ради этих слов она и существовала.

– Тогда… – голос ее дрожал, она вся дрожала, – не отпускай меня. Слышишь? Не отпускай никогда.

– Уже никогда не отпущу, – он сжал ей руку крепко, – главное, будь рядом.

– Буду… – дала она обещание со всей имеющейся в ней искренностью.

Рома аккуратно, бережно поцеловал ее, как самую свою большую драгоценность, запуская в ее сердце вихрь эмоций. Шквалом, порывом наполняя ее паруса безудержным желанием жить. И любить. Так любить, как она его.

– Всю жизнь хочу с тобой провести, принцесса моя, ангел мой, госпожа моя… – шептал он ей на ухо низким голосом и снова целовал.

– Поедем сегодня вместе? – шептала и она умоляюще, – Отвезешь меня? Заберешь с работы?

Он напрягся.

– Сегодня не получится.

– Не получится? Почему?

Червяки сомнений снова изъедали ее. Но она уже достаточно сцен ему сегодня устроила. Не нужно больше. Не нужно.

– Директору никуда не требуется сегодня вечером, – все-таки не удерживалась она, хоть и приказывала себе молчать.

– Я должен отвезти бабушку в аэропорт.

– Бабушку? Твоя бабушка собралась куда-то лететь?

Молчи. Молчи уже. Хватит.

– Да, – немногословно пояснил он.

Лина, как ни старалась, не могла скрыть своего недовольства.

– Не расстраивайся, мой ангел, – пел он ласково, – я могу приехать потом. Поздним вечером. Если ты, конечно, не против провести со мной ночь…

Сомнения отпустили. Девушка облегченно улыбнулась:

– Не против…я за.

Выехав с работы она ощущала на своих плечах тяжесть навалившейся тревоги. Обрывочные эпизоды сегодняшних событий навязчивыми картинками застилали ей глаза, словно стайка бабочек с цветущего луга, мелькающих своими яркими разноцветными крылышками. Бяк-бяк.

Наговорила всякой ерунды Роме, в самом деле, как истеричка…когда он к ней с такой любовью. И, конечно, переживает, что она в отношениях. Надо ему рассказать, что от Олега она уехала. Надо рассказать. И извиниться.

Это дело не терпело отлагательств. Она припарковалась елочкой в ближайшем для того кармашке. Мимо вереницей тащились машины в плотном вечернем потоке. Так же медленно, как ее неповоротливые мысли. Что надо ему сказать? Так много всего хотелось. Она открыла диалог с ним, принимаясь подбирать слова. Печатала, стирала, перечитывала, возвращаясь к началу, и снова переписывала свои объяснения и извинения. Лина хотела дать ему понять, как он ей важен и особенен, как она дорожит их нынешним общением и больше не будет совершать разрушающих его необдуманных поступков.

Писала она долго и мучительно, выстрадав уже целую простыню текста. А пробки все не рассасывались, на что она рассчитывала, поглядывая в зеркало заднего вида. Зато в нем мелькнула синяя Volkswagen Polo. Его.

Лина повернула голову. Сердце несдержанно забилось. Ехал он не один. И не с бабушкой. Ехал лучезарный, сверкая улыбкой. В салоне сидела девушка, ответно улыбаясь ему. Держала в руках цветы. Пять красных розочек – не густо, но Лине он и того не дарил.

Машина поравнялась с ней. Лина безмолвно с каменным лицом повернула голову в другую сторону, наблюдая за воркующей парочкой теперь из своего окна и надеясь увидеть в нем что-то иное. Жаль в машине нельзя переключать каналы.

Единственная…всю жизнь провести. Главное, будь рядом. Никогда не отпущу…

Слова летели в пропасть, оставляя девушку внутри абсолютно пустой, как полый яркий пляжный мяч.

Мягкими движениями руки она удалила весь свой выстраданный текст. В машине было удушающе тихо. Даже нервные пронзительные сигналы автомобилистов перестали для нее существовать.

– Так вот что за «хахаль» в тебя влюбился, Ирочка… – думала она про себя, глядя на то, как они невинно целуются.

Девушку она знала, смущенно отворачивающуюся сейчас от своего галантного кавалера. Девушка ее тоже узнала, увидела, обрадовалась, стала махать ручкой, вертеть головой, докладывая что-то своему спутнику.

Спутник побелел, отвернулся, делая вид, что это не он, хоть и понимал, что так уже не получится. Испугался. За что он испугался? Что Лина сейчас оттаскает Ирочку за волосы? Или за себя запереживал?

Но Лина сидела смиренно, не шелохнувшись, ни живая ни мертвая.

Если изменять, то неужели нельзя это делать хоть немного поумнее? А то как школьник, курящий прям у себя дома из окна, пока родители спят.

Собрался с силами, устремил на Лину уверенный прямой взгляд, готовый им давать отпор. Скупо махнул рукой. Она также.

Ира что-то трещала, тараторила, беспокойно вертя головой. Рот ее безмолвно открывался, как у рыбки из аквариума. Рома беспомощно пожал плечами, глядя на Лину. Пожал плечами. Это то объяснение, которое она заслужила?

Машина медленно протаскивалась по дороге, но все-таки удалялась. Проехала. Скрылась из виду. Лина смотрела на другие машины, разглядывала людей. Кто-то злился, недовольно хлопая по рулю. Кто-то разговаривал с соседом. Кто-то качал головой в такт музыке. Они все жили. А она – уже нет. Ничего не чувствовала. Только вдыхала по инерции воздух и моргала глазами. Просидела так бог знает сколько времени. Машины уже редко проносились мимо нее, не сдерживаемые никакими преградами.

Надо было выпрыгнуть тогда из его VW Polo на светофоре.

Пошел дождь.

Как она и хотела в первый день их встречи, чтоб погрустить. Запоздал. Грусти она уже не ощущала. Вообще ничего не ощущала, в ней теперь разверзлась черная дыра, затягивающая в себя все мыслимое и немыслимое. Сплошная беспросветная пустота, темнота, мрак, вакуум, отсутствие всего. Небо лило слезы за нее. У нее и их не осталось. Все, что было в ней живого, уже уехало на синей VW Polo. И скрылось из виду.

Она выехала на дорогу, как зомби. Ехала не в гостиницу, не домой. Не знала, куда едет.

Дождь, спасибо. Только в нем еще чувствовалось сострадание к ней.

Мокрая Москва сверкала своим незыблемым великолепием. Подбадривала яркими обильными огнями, напоминая, что после ночной темноты всегда наступает рассвет.

Заткнись, Москва.

Никогда ты не спишь. Усни уже. Не мешай.

Сейчас бы в Питер и там повеситься.

На экране телефона над включенным навигатором мелькнуло сообщение. Рома написал.

Написал Рома! Нашел слова для нее?! Слова для нее нашел!

Она втопила педаль газа. Пусть приходят штрафы. Хуй с ними! Дворники яростно мотались из стороны в сторону, не успевая раскидывать всю воду, обрушивающуюся на лобовое. Лицо Лины исказилось болью и истошным воплем, вырывающемся помимо воли девушки:

– Ааааа!

Она орала, оглушая саму себя. Пронзительно визжала, будто ее режут наживую. Какие он мог слова теперь найти? Да и все они полный ноль. Ноль. Ноль. Ноль!

– Сдохни, тварь, сдохни! Сдохни! Сдохни! – орала она, что есть мочи, срывая голосовые связки.

Всю ее трясло и колошматило, как старую стиральную машинку. Она вытянулась, насколько позволял ремень безопасности, заглянуть в зеркало. Не дотягивалась. Отстегнулась. Увидела свои глаза. Страшные. Не узнала себя. Испугалась. Настоящая ведьма. Сердце больно и ощутимо выламывало грудную клетку изнутри.

Она вильнула на встречку. Дурочка. Что же она делает? Фары мутным светом сквозь воду били по ней. Обратно! Доли секунды.

Она резко вывернула руль направо, до упора. Зад машины настойчиво тащило по скользкому асфальту в обратную сторону, выносило вперед, на встречную полосу, подставляя ее под удар. Свистели тормоза.

Бах.

Лязг металла. Звон разбившихся стекол. Хруст костей. Глухие удары всех вылетевших подушек безопасности. Дым от них. Холодный ветер вперемешку с дождем и осколками варварски врывались в салон.

– Алло, алло, что у вас случилось? – говорила машина по громкой связи.

Но девушке-диспетчеру никто не отвечал.

Хлопали двери разных машин. Разъяренный мужчина с разбитым носом летел к ней, вытирая кровь. Сыпались проклятия. Испуганные возгласы. Мат. Дорога заполнилась людьми.

– Черт возьми…

Все затихли.

Кто-то аккуратно произнес:

– Она хоть дышит?

– Вызовите скорую, – звучал тревожный тихий голос, затем увереннее, – скорую вызывайте!

Улицу заполнил гул разных голосов. Шум. Грай сирен. И нескончаемый скорбящий дождь.