Фантомы

С другой стороны, конечно, никто не сравнится с Ромой по способности делать ее счастливой. Она же это выяснила. Без него и не вдохнуть нормально. Никто не способен заставить ее испытывать чувства такой же ошеломляющей силы.

Она погладила свою ключицу с татуировкой, на глазах выступили слезы. Господи! Разве могут сравниться материальные блага с его объятиями? В его объятиях для нее заключен целый мир. Она бы почла за истинное счастье быть в его объятиях хоть сколько далеко от Малой Бронной лишь бы каждый день и так до самой старости. Да и потом, не безработный же он! И живет, как ни крути, в Москве. И машина какая-никакая, а имеется. Завидный жених! Зачем в нем сразу сомневаться, потянет ли ее? Он предприимчивый, смышленый. Все еще впереди. Она сейчас станет его музой и он вообще стремительно взлетит по карьерной лестнице, как податливая пробка, вылетающая из бутылки шампанского. Оно, может, так даже и лучше. Если не дурак, то поймет и оценит ее вклад в свой успех. А он не дурак. Уважать будет. Благодарить.

Вот только… звал ли он ее куда-то за собой? Похоже, что нет. Лина бы такое предложение мимо ушей не пропустила. И не пишет еще, гад, весь день!

Лина треснула кулаком по столешнице из натурального камня. Вполне возможно, подумалось ей, Олег ее так бесит, только потому что Рома не пишет! И чего ж он не пишет-то? Каждый день же писал!

Хотя в целом, может же человек быть занят? Смягчалась теперь она. Да и в принципе только полдня прошло. Есть еще вечер. Она же взрослая женщина, неужели же нужно так огорчаться из-за пустяков?

Или это они переспали и все теперь? Это был механический секс и чувств у него никаких нет?

Но подождите, но как же разговоры о любви! Ее одну любил все эти годы! И татуировку не свел. И говорит о ее важности, об их нерушимой годами связи. И чувствует то же, что она! Это нельзя выдумать. И он пришел к ней на работу! Что-то же им двигало? Ради того, чтоб разочек переспать? Нет, ну надо быть совсем дебилом… А он умный человек. И вчера! Сколько в нем полыхало страсти! Сколько ревностного «моя, моя, моя»! Ему определенно важно быть с ней, важно заполучить именно эту женщину и никогда не отпускать. Это видно. Видно же?

Так она нарезала винегрет в своей голове на все более мелкие тонкие кусочки, что они смешивались в однородную неопознанную пропущенную через блендер массу.

– Ну привет… – смыв с себя в душе всю брюзгливость, промурлыкал Олег, обхватывая свою женщину сзади.

Хороший он. Подходящий ей. И много всего сделал для нее. Всегда на него можно положиться, можно быть уверенной в нем. Он скала и гарант ее безопасности. И вместе они сильно выросли. Отчего же сейчас она ощущала между ними непроницаемую стеклянную стену, не пропускающую ни единой эмоции? Когда она успела вырасти?

Ей так нравилось раньше, когда он подходил вот так обнимал со спины после душа, наваливаясь на нее приятными ароматами средств для мытья. Сейчас же это казалось настолько ничтожным и незначительным, что заставляло ее усомниться, являлось ли когда-то правдой. Как экран телефона, настроенный на ночь, становится черным и пустым при ярком солнечном освещении, так и Олег становился иллюзорным, несуществующим бесплотным духом в даже незримом присутствии Ромы.

Поскуднели его краски, облупились, обвалились, осыпались. Девушка обернулась к нему, обняла его тоже, поражаясь своему безразличию. Подушку обнимать эмоциональнее. Что это за мужчина с ней рядом? Почему это именно с ним они планировали свадьбу и обсуждали, сколько хотят детей?

Она чуть отклонилась от него и разглядывала испытующе. С любопытством, жалостью и сожалением.

Ее чувства к нему теперь торчали голыми облетевшими ветвями изъеденных короедами деревьев. Безжизненными, сухими и колючими, ничем не выдающими своих возможностей вновь цвести буйной зеленью.

А ведь он был лучшим. За ней ухаживали разные, она могла выбирать. И выбрала. Лучшего. И то их история оказалась хлипкой, как конструкция доминошек. Раз – одно неаккуратное движение – и все годы строительства насмарку.

Страшно, какое Рома исполинское влияние имеет на нее. Но, может, и правда их союз заключен на небесах и потому связь нерушима, и потому так сильна?

Ее телефон провибрировал. Она несдержанно высвободилась из объятий Олега, хватая айфон. Уведомление по электронной почте. Господи, черт побери! Что за наказание?

Олег покосился на нее, но ничего не сказал.

Они устроились на диванчике и к ужину включили кино – комедийный боевик в качестве компромисса между французской мелодрамой и фильмом ужасов, который не нравился ни одному из них. Налили вина, следуя своему плану, и тихо мирно сидели рядышком, как подобает обычной паре.

Во время титров он стал стягивать с нее одежду, как бы между прочим. Она легонько отпихнула его и принялась уносить грязные тарелки. По возвращении Лина подхватила бокалы.

– Ну подожди, – глухо усмехнулся он, выхватывая у нее бокалы, и ставя их на стол, – я тебе потом помогу все убрать.

Мужчина потянул ее футболку наверх. Она зажала ее руками, убийственно глядя на него.

– Чего? – возмутился он.

– Чего?! – передразнила она его нервно, – Ты даже меня не поцелуешь! Не скажешь слова ласкового! Просто как с куском мяса – давай и все тут!

Он поморщился в непонимании:

– Ну щас начнем и поцелую.

– В смысле начнем и поцелуешь? А я не хочу так начинать!

– Ну давай сейчас поцелую, – бурчал он.

– Спасибо за снисхождение, милый! – язвила она.

– Да че те надо, я не пойму?

– Ну страсть хоть какая-нибудь! Желание что ли, так, ради приличия, – саркастично выплевывала она ему претензии, – А не это типо как зубы почистить.

– Какая тебе африканская страсть, детка? Мы пять лет вместе. Как ты хотела? Это уже рутина.

– Ты себя слышишь? Мы всего 5 лет вместе! А уже заскучавшая пара.

Он недовольно фырчал, не зная, что ответить.

– Да что там! – продолжала она, размахивая руками, – Мы, по-моему, сразу были заскучавшей парой! В самом начале тоже не припомню никакой африканской страсти.

– Да какая тебя муха укусила?! На работе проблемы?

– На работе!.. – она осеклась и неожиданно для себя выдала, – Рома к нам пришел.

Олег поймал в ее глазах испуг, тотчас спрятанный ею, но поздно. И секунды хватило увидеть его.

– Какой Рома? – проговорил он медленно и спокойно, будто между ними только что не разыгрывалось никакой ссоры.

– Тот самый, – настороженно проговорила Лина.

История их с Олегом начиналась с дружбы. И в то самое время, когда Лина открыто страдала по своим разрушенным отношениям, Олег ее утешал, выслушивал и постепенно втирался в доверие.

– И как? И…и ты поэтому? – он в растерянности развел руками.

– При чем здесь он?.. – Лина говорила предательски тихим неуверенным голосом, – Я же сказала, мне не нравится… не нравится, как у нас все безэмоционально.

Олег смотрел на нее молча с загробным видом. Смотрел. Молчал. Осознавал. Обдумывал.

– Ну а к нему какие эмоции? – спросил он невзначай, будто ему не очень-то и интересно.

Лина насупилась, глядела на него исподлобья, оскорбляясь вопросом. Олег смотрел выжидательно. Лина молчала. От откупорил новую бутылку вина и хлебнул из горла.

– Так в смысле пришел? Просто мимо проходил?

– Устроился на работу.

– Кем?

– Водителем.

Олег нервно кивнул, хмыкая.

– И как, катает тебя?

– Что ты имеешь ввиду?

– Как поняла, на то и отвечай.

– Нет, у меня не разъездная работа же. В его задачи это не входит. Мы вообще не пересекаемся по работе.

– А не по работе? – мужчина закипал, под кожей лица заездили жвалы.

– Олег!

– Что, блять? Обычный вопрос – вы спите?

– Ты о чем?! Мы вообще, говорю, не видимся!

– И не общаетесь вообще? И не на его сообщения ты срываешься?

Лина смотрела на него злобно:

– Не на его!

– Тогда дай посмотреть вашу переписку.

– Ее нет.

– Дай посмотреть, что ее нет, – настаивал Олег, пытаясь выхватить у нее телефон.

– Ты ничего такого там не увидишь!

Они повалились на диван в борьбе за телефон. Лица их раскраснелись.

– Мне просто не нравится, когда проверяют мои сообщения! Это как копаться в моих вещах, в сумке, в нижнем белье, в кошельке, понимаешь?

– И мне нельзя в твоем нижнем белье копаться?

– Это вопрос моих личных границ! Мы это выясняли еще на заре наших отношений! Если ты не помнишь. Я ничего не придумала. Мне всегда это не нравилось и не нравится!

Она неожиданно для них обоих дала ему затрещину. Он рассвирепел, в глаза полыхал огонь негодования.

– А мне не нравится, когда мою женщину трахают!

– Никто меня не трахает!

– Особенно я!

Рука ее снова смачно хлестнула мужчину по щеке. Он с силой схватил ее за запястье, хоть и было уже поздно.

– Да хватит меня лупить!

– А ты хватит пороть эту чушь!

Олег отпустил ее, отсел, тер лицо, будто силясь стереть с него неподдающийся пристывший мазут. Продышавшись, он заговорил спокойно:

– Я не знаю, трахались вы или нет, но в любом случае, ты к нему не безразлична.

В комнате стало неприятно тихо.

– С чего ты взял? – почти шепотом откликнулась Лина.

– Сама скажи. Он тебе безразличен?

Два его серых глаза устремились на нее испытующими лучами, словно лампа следователя. Лина поежилась.

– Он мне… он мне…

Запнулась. Не могла выговорить дальше. Язык не поворачивался. Не слушался! Никак.

Так глупо… ведь нужно просто это произнести, даже если неправда. Что в этом сложного?

От того, что она не может справиться с такой простой задачей, по лицу ее поползла непослушная улыбка. Это было самое тупое, что сейчас можно сделать, но она не могла перестать улыбаться, как и произнести, что Рома ей безразличен. Чисто физически совершенно никак не могла.

Олег смотрел на нее смешанным и хорошенько взболтанным коктейлем эмоций. Злость, непонимание, страх, презрение…

Она мотала головой и нервно хихикала:

– Это…это…безумно странно, мило и смешно.

– М-мило и смешно? – повторял мужчина одними губами.

Он откинулся на спинку дивана, моргая скорыми движениями век, словно теряет сознание, и раскрыв рот, как галчонок, пытался набрать побольше воздуха. Затем он резво вскочил, заходил по комнате рывками, как лев в клетке. И как он же разъяренно заревел рыком:

– Ты офигела что ли?! Он гребанный водила, блять. Ты издеваешься? Это продолжалось все время, как мы вместе? О водиле грезила? Сука… Чем он так хорош хоть? Что он тебе сделал? Сумку Lui Vuitton хоть подарил?

Лина отрицательно покачала головой.

– А что так? – ехидно взвизгивал он, наигранно сарказмируя, – Тогда, может, в Левантин на ужин сводил? Ассадо в соли покушать.

Она снова мотнула головой.

– Ну цветочки хотя бы подарил? Какой-нибудь сраный задрипанный один цветочек? Не вижу!

– Нет, Олег, прекрати. Мы же с ним не в таких отношениях, – сипло откликалась она, у самой в сердце защемило.

– Ааа. У вас так, без этих дурацких прелюдий.

Они помолчали.

– Прекрати, Олег… – передразнивал он с недоумением, закипая по новой, – Прекрати, Олег! Продолжай, водила!

– Что за цирк?! Завязывай, будь добр!

Олег с силой сжал ей щеки одной рукой у самых губ. Лицо его все тряслось от злости. Во взгляде сверкала часть Олега, способная на убийство. Лине стало по-настоящему страшно. Взгляд этот был ей знаком. Она нередко видела его в детстве у пьяного отца. Взгляд – предвестник безжалостной и напрочь лишенной справедливости физической расправы. Невольно окунувшись в свое прошлое, она вновь почувствовала себя беспомощной маленькой девочкой в ступоре. Глаза наполнились соленой водой, как единственный возможный ответ в подобной ситуации.

Олег сдерживался от большего, но пальцы его больно впивались в нежную кожу, а ноздри ходили ходуном.

– Но зато он тебя целует, да? – шипел он сквозь оскал, – Вот он-то тебя целует. Круглосуточно. С африканской страстью.

Лина не смела пикнуть.

– Как он тебя, а?! – гаркнул он, тряся девушку.

Она чувствовала на себе брызги его теплых слюней.

– Облизывал всю? По-быстрому трахал? Или долго? Сосала ему?

С каждым предложением он словно окатывал ее свежеприготовленным горячим чаем. И ошпарившись, она все же пришла в себя. Вышла из ступора. Грубо отшвырнула его руку:

– Ты что, блять, возбуждаешься еще от этого?

– Втроем не предложу, извини!

– Извращенец!

– Шлюха!

– Больной!

– Причем дешевая шлюха! Бесплатная! Такая, как это… – мужчина с брезгливостью подбирал слова, – социальная. Гуманитарная помощь юродивым.

Лина, больше ничего ему не отвечая и не слушая, схватила сумку и в спешке забросила туда щетку, пасту, косметичку, белье и первое попавшееся платье.

– К нему поедешь?

На это она все-таки ответила честно:

– Я даже понятия не имею, где он живет.

И под очередные остроты Олега выскользнула за дверь. А сев в машину она разревелась, как ребенок, громко, навзрыд, то успокаиваясь, то заводясь по новой, как от изводящих, волнами накатывающих приступов тошноты.

В понедельник Лина приехала на работу из гостиницы, где на время остановилась. Она с досадой посмотрела на пустующий салон синей Volkswagen Polo. Никто ее на парковке не встречал. С ней остались теперь только кошки, расцарапывающие изнутри грудную клетку. И не предъявишь вроде ничего…но под ложечкой сосало.

В выходные она все-таки писала Роме. Даже говорила, что скучает. И звала встретиться. Ответил сухо, что занят. Без подробностей.

Блять.

Сука.

Рома к ней не заходил. Не заходил. И снова не заходил. Она посмотрела на часы – три минуты прошло от начала рабочего дня. Этот адский день никогда не закончится…

– Оль, будь добра, кофейку…

Минуты длились бесконечно. Часы – тем более. Она не могла собраться с мыслями и приняться за работу. Все мысли были заняты им. Она держала в руках документы, принимаясь читать одно и то же место десятый раз. Но ничего не удавалось разобрать, пока в голове крутился калейдоскоп из его фраз:

Любимая моя. Только сейчас, когда мы снова встретились, почувствовал себя по-настоящему живым. Такое теплое чувство. Но мы ведь стоим сейчас рядом. Вместе. Вместе. Вместе. Как скажешь, моя госпожа.

Она нервно хихикала, одновременно силясь не заплакать. Положила себе целую стопку пустых листов А4 и сминала их один за другим, не в силах выключить навязчивое радио в голове.

Запала ты мне в душу, Ангелиночка… Мне очень стыдно за то, что я делал. Не заслуживаю прощения. Я скучал по тебе. Люблю, когда ты злишься. Теперь можно обнять? Я постоянно хочу тебя…

Каждое слово пронзало ее сердце, как шпажка, нанизывающая креветку, которой должно быть зажаренной на открытом огне.

За что это он ей? Он ее ненавидит? Он ей мстит? Она сделала ему что-то плохое?

Мутило. Мутило его словами, его возбужденными взглядами, горячими прикосновениями и седьмой чашкой кофе.

Моя, моя, моя! Твоя, твоя, твоя…

Воспоминания отзывались болью в солнечном сплетении, заставляющей ее складываться пополам.

Она его чем-то обидела, отпугнула? Он чего-то боится? Не потянуть ее?

Нет, нет, нет! Нельзя его оправдывать! Она кривилась мучениями.

На секунду она расправилась жесткой бамбуковой веточкой, обретая почти ясный взгляд и пытаясь осознать, что на самом деле происходит. Может, ничего ужасного он и не сделал? Ну не встретил на парковке. Они и не уговаривались. Почему она так остро реагирует? Может, это был элемент соблазнения, а теперь в нем отпала необходимость? Он не думал, что ей это так важно? Не писал ей…сколько там…два дня? Но она же ему писала. Он же ответил.

Ответил. Но сухо! Злость разгоралась в ней по новой. Сухо, как незнакомке! Она его приглашала, а он не приехал! А обязан был приехать? Обязан!

Черт. Порвала лист в клочья. Порвала еще один!

И не заходит к ней! И никаких комплиментов! И это после секса-то?!

Она чувствовала себя человеком, заплатившим 15 миллионов за квартиру и приехавшим к моменту сдачи на пустырь.

Прошло 2 часа от рабочего дня, а к работе она так и не приступила. Только обнаружила, что смяла по ошибке документы. День тянулся по меньшей мере за неделю.

И кто все эти люди, уходящие из-за депрессий в работу с головой? Как тут в нее уйдешь, когда вся голова забита черти чем?!

Брала трубку нервно. Смотрела на отсутствие его сообщений, хотя итак знала, что уведомлений никаких. Заходила в диалог с ним, уехавший далеко вниз под другими, – ну точно, сообщений никаких. Ни од-но-го.

Ну держись!

Может вызвать его зачем-нибудь через Олю? Но это под каким же предлогом? А ни под каким! Просто понадобился и все тут! Для уточнения обстоятельств, известных только начальнику отдела кадров. Что она, отчитываться еще должна? Никто же не интересовался, чего он шастал с ней все прошлые две недели. Трудный случай!

Нет-нет…глупо как-то. Не нужно так. Покажет еще свою обиду и уязвленность…из-за каких-то двух дней.

Хотя почему ей нельзя показать свою обиду?! Он, значит, обижать – это пожалуйста, а она теперь – не покажи, что ей это не нравится?!

Она тронула ледяными пальцами свои разгоряченные щеки. Надо успокоиться. И спокойно с ним поговорить.

Лина чувствовала, как всю ее трясет от злости, и усилием воли пыталась унять дрожь. Она набрала Ольге попросить у той еще чашечку кофе, но на том конце трубки ее встречали лишь гудки. Спохватившись, она поняла, что сейчас обеденный перерыв. И не успев огорчиться, что не получит свой кофе, она резво вскочила и полетела в столовую. Если удача еще хоть немножечко на ее стороне, она может его там застать.

От резкого подъема ей аж кровь ударила в голову, но остановить девушку уже ничего не могло. Встав на пороге столовой, она коршуном выглядывала свою добычу. И выискала-таки.

Сидит. Довольный, румяный. Уплетает котлету за свои румяные щеки. Чтоб он поперхнулся. Видно, что ничего не мешает ему наслаждаться своей трапезой и, собственно, жизнью. Как же бесит! Никакие муки сомнений не терзают его душу.

Она так стремительно поднеслась к нему, что нежданным призраком выросла у его стола и натянуто улыбнулась:

– Приятного аппетита, Роман Александрович.

Он чуть действительно не подавился и настороженно покивал, останавливая работу своих челюстей, как запуганный зверек, предчувствующий землетрясение.

– Что-то случилось? – невнятно промямлил он, проглатывая котлету, не пережевывая.

На него уставились два убийственных глаза. Мужчине подурнело.

– Случилось, – медленно присела Лина, как пушистый невесомый снег в безветренную ночь.

– Ты ничего не будешь?

Удивленно окинул взглядом пустой стол со стороны Лины все тот же зашуганный зверек.

– Как дела? Как твое настроение? – спрашивала девушка, игнорируя вопросы, запущенные в нее.

– О! Сегодня так хорошо поболтали с директором, прям по-дружески. Он открытый простой мужик, – охотно делился Рома, потеряв бдительность.

Но тут же поперхнулся собственными словами, видя, как глаза Лины наливаются кровью. Ей невыносимо было слышать, что у него все в порядке, пока она сходит с ума. Бровь ее надменно поползла вверх.

– Ваша дружба ненадолго, – грозно уведомила она своего собеседника, – я вас уволю, Роман Александрович.

Он расправил плечи, прохлопался глазами. Кожа на макушке шевельнулась и на лицо тоже съехала надменность, словно захлопнувшееся забрало.

– Это на каком же основании, Ангелина Павловна?

– А мне не нужно основание. Вы на испытательном сроке.

– И что?

Он говорил ей дальше вслед, но она убегала. Убегала, чтоб не показывать своих непослушный слез. Убегала в ужасе от своих необдуманных слов. Подальше. Подальше. Сжала зубы. Стиснула кулаки, впиваясь в свои ладони ногтями. Не заплакала. Молодец.

Выбежала на улицу, попросила у кого-то сигарет, хоть и не курит. Затянулась, закашлялась, покачнулась из-за головокружения то ли от сигареты, то ли от своих глупостей. Что она, черт возьми, ему наговорила и зачем? Она это хотела сказать?

– И что это было, Ангелина Павловна? – сказал он ей над ухом.

Она подпрыгнула от неожиданности, вскрикивая фальцетом. И тут же зарядила ему пощечину. Все вокруг ахнули. Она растерянно оглянулась:

– Простите, Роман Александрович, вы меня напугали.

Окружающие облегченно рассмеялись. Все, кроме Ромы. Они помолчали. Девушка затянулась уже более уверенно.

– Может, пойдем поговорим наедине? – шепнул мужчина.

– Нет! – рявкнула она нетерпимо, но тут же передумала, – Пойдем.

И ринулась на парковку. Села в свою машину. Рома открыл дверь и с ехидцей пошутил, пытаясь разрядить обстановку:

– Это не опасно?

Лина не реагировала, глядя вперед, перед собой. Рома подождал еще немного, но так и не дождавшись ответа, сел. Лина резко газанула, чуть не столкнувшись с машиной на выезде.

– Эй-эй, ты спокойнее, – миротворческим тоном протянул мужчина, – ангел мой.

– Ангел твой? – взвизгнула девушка.

Рома боялся отвечать и потому молчал, хотя на языке вертелась шутка про дьявола. Но здравый смысл подсказывал, что для нее не лучшее время.

Лина завернула в ближайший двор и остановилась, призывно вглядываясь в молчаливого собеседника.

– Ну что ты на меня так смотришь? – наконец, произнес он, – Я ничего не понимаю. Может ты мне объяснишь, что происходит?

– А может это ты мне объяснишь, что происходит? Почему ты пропал?!

– Пропал?! Да когда я успел? И вот же я, здесь, перед тобой!

– Это потому что я к тебе пришла!

– Ты от меня убежала! Это я за тобой пошел!

– Только после того, как я к тебе пришла!

– Боже… – он устало выдохнул, чувствуя себя в этом лабиринте, загнанным в тупик.

Он молчал, не зная, что говорить. Она тоже не находила для него слов. Так и сидели, лишь время от времени разбавляя давящую тишину тяжелыми вздохами.

– Зачем ты пришел ко мне на работу? – ударяла она на словах «ко мне».

– Да я просто пришел на работу, – признался он.

– Но ты пришел именно сюда, специально ко мне. Ты же знал, где я работаю.

– Не специально. Думаешь, я помнил, где ты работаешь?

Лина смотрела сквозь него, сквозь пространство. Ее бережно выстроенные теории стремительно рушились.

– А… – многозначительно выдала она.

– Но я был рад тебя тут встретить. – сладко пропел он, пытаясь спасти ситуацию.

– Я тебя поняла, – сказала она монотонным загробным голосом. Чувствуя неприятную дрожь в теле.

Мужчина недовольно цыкнул, протяжно вздыхая и нервно проводя по волосам:

– И почему мне кажется, что ты поняла что-то свое, а не то, что я имел ввиду?

– Тогда сам скажи, что я должна была понять? Ты пришел сюда случайно. Не помнил, не думал обо мне. Вдруг…неожиданный случай, провидение…почему бы не перепихнуться разок?

Мужчина скривился.

– Как оно, интересно, получится? Задергается она, откликнется, жива еще? Могу я еще ее затащить в постель, если прогоню ей всю эту чепуху про связь и годы, которые думал о ней, если не упоминать, что даже и в голове не держал, где-то она там, любовь моя, работает?

– Ну вот что ты фантазируешь? Я бы до такого не додумался.

– Додумался бы, еще как додумался. Ты ж любознательный естествоиспытатель. Как ты с кошкой моей – тебе любопытно знать, как она дернется, если ее ткнуть во время еды. Тебе ничего от нее не нужно, кроме как позабавиться ее реакцией. В этом весь ты! Ставишь опыты. Над животными, над людьми. Ну как, забавно было за моими дерганиями наблюдать?

– Тебя послушать, так я пренеприятнеший человек. Зачем я тогда тебе нужен?

– Нет, ты просто гений манипуляций. Гений. Да. Тебе приятно? Ты даже сейчас все выворачиваешь таким образом, чтоб я дифирамбы тебе пела, рассказывая, как ты мне нужен и зачем.

– Зато ты у нас святая. И это не у тебя есть мужик, – мстительно ухмыльнулся он.

Лина сверкнула глазами в его сторону, словно двумя ослепляющими молниями, но он тут же увернулся. Стыд опалил все ее внутренности. Социальное, неестественное, противоприродное чувство, навязанное нам нормами поведения в обществе, диктующем, когда и почему подобает его испытывать. Она чувствовала себя грязной, выпачканной размокшей от дождя глиной.

Что ж, Рома был прав. Она – не права. Но если б…если б он только чувствовал, как трепещет каждая клеточка ее тела от желания принадлежать ему одному. Если б он только знал, как она злилась на него после расставания, что приходится знакомиться, общаться с другими мужчинами. Как ей больно было позволять прикасаться к себе другим… То он бы, наверняка, понял, что не могла она иначе. Сколько не переигрывай сызнова, все равно бы поступила неправильно, лишь бы оказаться в его объятиях. Это сильнее ее. Не совладать ей с его чарами, не устоять, не противоборствовать тому, что между ними…