В пульсации мифа

Так и крутилось инертное колесо дней и лет, навязывая ей привычку к тому, что есть.

И всё-таки судьба – словно в награду за покорность – сверкнула звёздным светом именно на этих складах, в этом распорядке привычной работы, однообразие которой разбавляли танцы в клубе или на танцплощадках. Душевный лад с подругами и успех среди военных расцвечивали для неё серый фон малопривлекательной повседневности в цветной.

За городом закрепилось назначение крупной железнодорожной станции, но к пятидесятым годам он основательно оснастился воинскими частями, что бесспорно обогатило его. Как правило, жёны офицеров, прибывшие на восток из западных городов, имели высшее образование, среди них было много врачей, учителей, музыкантов. Совсем не случайно дети военных зачастую составляли элиту в школах: они выгодно отличались от других детей воспитанностью, интеллектом, особым миром увлечений. Город очень изменился с появлением воинских частей, именно в те годы превратился из станции «Куйбышевка-Восточная» в Белогорск.

…Летние лагеря располагались сразу за окраинными домами, в поле. В городе для воинских частей отводились большие территории, на которых полным ходом шло строительство «внутренних» зданий: клубов, казарм, столовых. Вечерами устраивали танцы, и местные девушки были, что называется, нарасхват.

Лидины романы отличались яркостью, с непременным предложением выйти замуж, но за этим следовала неизбежность отъезда, и тогда она себе признавалась, что не готова к столь резким переменам в судьбе, да и не влюблена настолько, чтобы решиться на них. Природная робость и внушённое отчимом чувство неполноценности, бесконечное понукание ею со стороны родителей в разруливании бытовых вопросов приучили быть осторожной и не совершать рискованных поступков: так спокойнее.

Однако со временем она изменилась – стала понимать, что пора подумать о себе. Хотя бы потому, что никто о ней не думал иначе, чем как об источнике дохода. Конечно, с ней родителям было легче: и на себя зарабатывает, и детей помогает содержать. Покорность семейному раскладу делала её удобной дочерью – и отчим не хотел, чтобы она замуж выходила, роняя дежурную фразу, как только такой разговор заходил: «Это всегда успеешь!». Но постепенно, с возрастом, зависимость от семьи стала её угнетать, и всё чаще появлялись мысли-мечты обустроить свой угол.

Однажды в мае на работе она, привычно распевая, выметала с площадки мусор метлой и вдруг услышала:

– Кто это так красиво поёт?

Обернулась и замерла от неожиданности – перед ней стоял тот самый лейтенант, который лишил её покоя… несколько месяцев назад, с той поры, как появился в «городке». Так называлась эта территория складов, огороженная высоким серым забором с вышкой для охраны. Он приводил периодически сюда солдат для срочной работы: копали дни напролёт внушительную по размаху и глубине яму для водоёма – на случай пожара намечалось строительство водохранилища. Ребята, с которыми нужно было ей работать, едва завидев её, начинали подмигивать, говорить комплименты, но это всё для молодой, привлекательной особы было делом привычки, а вот их командир… «Строгий такой!» Как в песне, поразившей меня сходством с маминой историей любви, – словно автор подслушал её эмоции по этому поводу. Удивительно восторженно и одними и теми же словами она его описывала мне всегда: «красивый, высокий, стройный… с синими глазами, белокурый – с лицом, как у артиста, только очень серьёзный». Она не нашла, что ответить, не знала, как повести себя с ним, просто замолчала от сильного смущения и ничего лучше не придумала, как уйти с площадки.

Когда лейтенант исчез и на работу пришли совсем другие военные, девушка впала в отчаяние. Наконец окончательно убедившись в исчезновении «тех ребят», как бы мимоходом, невзначай спросила новичков:

– А где же десантники?

– Так они на учениях. Их, наверно, «перебросят» служить в другое место. А что? – вдруг догадался сообразительный сержант. – Уж не влюбилась ли ты в кого-то, красавица?!

– Ну вот ещё! – последовал испуганно-нервный ответ.

– Боже, – вспоминает мама, – я так боялась разоблачения, так корила себя весь день за то, что не выдержала и поинтересовалась! Было ужасно стыдно за то, что проболталась и выдала себя.

Ей до слёз было досадно от одной мысли, что о её расспросах могли рассказать тому лейтенанту и превратить таким образом драгоценную тайну в обыкновенный анекдот. И она смирилась, запретив себе страдать. Хотя часто, думая о нём, говорила себе: «Жаль, что не познакомилась в тот день, когда он подошёл: ведь он первым заговорил со мной».

– И не гордость вовсе это была, а какая-то дурацкая застенчивость. Из-за работы своей простой и, конечно же, из-за одежды. Работала в куртке, спецовке, да в сатиновых чёрных шароварах. На голове – косынка… Помню, как решила однажды косынку поновее надеть, так родители – в один голос: «На работу?!!». Вместо туфель – парусиновые тапочки. Вот на танцах я бы не растерялась: с кудрями, в платье красивом, в туфельках на каблуках!

Однажды она сидела у подруги в гостях и листала вместе с ней её фотоальбом. Перевернула очередную страницу и увидела на снимке своих знакомых девчат в компании с военными возле строящегося зернохранилища – кто только ни строил его тогда… Лида с надеждой и волнением стала вглядываться в лица с мыслью: а вдруг здесь и он стоит? Сердце её так застучало, что она чуть не выронила этот альбом. Она узнала его, нашла его там среди других!!! И уже забыв об осторожности, стала умолять подругу отдать ей эту фотографию. Та, естественно, спросила: «Из-за кого ты хочешь этот снимок взять себе?». Не поверила, когда Лида сказала, что просто компания ей нравится: «А чего ж ты так разгорячилась, а»?! Но фотографию отдала, к счастью для влюблённой.

– Я шла от подруги домой в каком-то счастливом опьянении. Я поняла, что не забыла его. И всё же себя спрашивала: зачем мне это теперь, когда он уже уехал?! На память оставил только имя: Виталий (слышала, как обращалось к нему начальство). Но стоило взглянуть на его лицо, как становилось ясно, что он вполне достоин того, чтобы оставить о себе на память хотя бы эту фотографию. Потому что… Потому что хотелось смотреть на это лицо. Знаешь, не каждое красивое лицо так хочется запомнить! И я подумала с горечью: как жаль, что не суждено было познакомиться…

Ветер судьбы

Зарядили дожди. Было не до танцев, и прошло ещё дней десять в серой пелене ливней.

К середине июня дожди прекратились, и воскресный день выдался жарким. Сёстры на радостях решили отправиться в кинотеатр, заодно и сфотографироваться. Принарядились обе. А добирались в то время пешком: автобусы были редкостью, и то курсировали лишь в районе центра. Идти предстояло очень далеко. Но это уже стало делом привычки. Пока не устали, поспешили сфотографироваться.

И действительно, тот июньский день оказался для Лиды особенным.

Фотосалон располагался недалеко, через дорогу, как раз напротив кинотеатра. Взяли квитанцию сёстры и заспешили на дневной сеанс. Изучая афиши, вдруг услышали позади себя:

– Девушки, а можно вас пригласить в кино?

И не успели они оглянуться, как по обе стороны от них оказались рядом кавалеры – симпатичные лейтенанты.

– Таня, ты вообще представляешь, кого я увидела рядом с собой?! Это был он, Виталий! Ты понимаешь, как это было невероятно: я столько раз его вспоминала, я уже выпросила его фотографию у подруги, всё это время корила себя за свою нерешительность, мучилась от мысли, что он исчез… И вдруг он появляется, да ещё и приглашает в кино!!! И я опять замолчала, опять при виде его растерялась. На этот раз потому, что впала в прострацию и мне казалось: я сплю и вижу сон. Слишком это было невероятно. А друг его, к моему счастью, продолжает нас агитировать: «Знаете, что?! А давайте встретимся вечером и пойдём на вечерний сеанс?». И тут я спохватилась. Мне такой шанс судьба даёт! Я не спросила Валю и быстро ответила: «Хорошо, давайте встретимся!». И тут же заметила Валин взгляд – с укоризной. Валя могла всё испортить. Я сильно сжала её руку. Зная её решительный характер, понимала, что в такой ситуации ни в чём не уговоришь её, гордую, своенравную. Парням она обычно отказывала и в дружбе, и в любви, редко на танец идти с кем-нибудь соглашалась. Но, слава Богу, она на этот раз промолчала: верно поняла мой знак. Мы познакомились, а у меня сердце прямо выпрыгивало из груди. Так и хотелось сказать: «Виталий, да я же тебя знаю! У меня и фотография твоя есть!». Еле сдержалась в своих восторгах. Мы договорились встретиться вечером. Вале я по дороге всё объяснила. Но она ворчала: «Что же нам сегодня два раза в город придётся идти?». И всё-таки я успокоила её одним доводом: ради меня, умоляю! Никто не обязывал её встречаться потом с тем лейтенантом. А проводить – проводят.

Вернулись домой в сильной усталости: жара просто доконала. И сразу рухнули в постель.

Лида была счастлива – её сестра снисходительно молчала.

– Ты, что, серьёзно влюблена в него?

– Да!!!

– А почему ты прежде об этом не говорила, ты же мне обычно рассказываешь все свои новости?

– Да, наверное, именно потому. Влюбилась. Ещё и потеряла его. Кроме имени, ничего о нём не знаю. И что бы ты мне на это сказала? Знаю заранее: «Махни рукой». Только мне этот совет не нужен был. Да ещё слушать, что всё это – чепуха.

– Лида, вот ты старше меня, а рассуждаешь, как ребёнок. Ну разве можно так легкомысленно влюбляться – не зная о человеке ничего, кто он и что он?

И сестра ещё долго отчитывала, отчитывала, удивляясь такой возможности, споря и возражая.

– Чтобы влюбиться, нужно время на узнавание друг друга.

– Да любят не за что-то, а просто любят, – сопротивлялась старшая.

– Я такой любви не понимаю, – сказала, как отрезала, Валентина.

– Я терпеливо выдержала её осуждающие речи, – призналась мне мама. – Ни разу не подала голос, не спорила с ней – с одной лишь мыслью: только бы она со мной пошла в кино! Я понимала одно: такое со мной произошло впервые. И ещё я чувствовала, как никому не хочу в этом признаваться, даже сестре. Она и вырвала-то у меня признание лишь потому, что мне показалось: многое теперь, сегодня, от неё зависит.

И вот настала пора идти. Тут Валя объявила, что у неё нет желания отправляться в такую даль и что это для неё сплошное легкомыслие.

– Знаешь, я устала – на сегодня походов хватит. К тому же тебе нравится твой Виталий, а Сергей мне не понравился. Вот я и не хочу никаких свиданий. А ты иди!

– Ну разрешила, – засмеялась Лида, развернулась и помчалась, обнаружив, что никто уже не может остановить её и на самом деле нет ни от кого зависимости: только бы он пришёл!

Никакая усталость не остановила бы её в тот невыносимо жаркий день. Да, отправилась одна. Это был шанс: ведь она его встретила снова – когда уже смирилась, что никогда больше не увидит.

Только в дороге её одолели сомнения. Если Валя отказалась, ссылаясь то на усталость, то на нежелание поддержать знакомство, – в таком случае и они могли так же и устать, и охладеть к своей затее знакомства. Лида с тревогой представила, что придёт сейчас и никого не увидит. Её уже отравляла мысль, что идёт она напрасно, и всю дорогу её терзал страх: «Найти – и снова потерять»?! Уж очень ей это показалось беспощадным.

– И вот подхожу я к площади – и мне открывается картина. Стоит на ступеньке к кинотеатру Виталий – один, а вокруг снуют люди: входят, выходят… Так и я тоже одна пришла. Разве не судьба?! Я подошла, и мы рассмеялись при виде друг друга.

Пряники

Первым вместе увидел их семилетний брат Володя, когда они однажды подошли к дому засветло. У Виталия в тот день появилась возможность проводить Лиду с работы. Мальчишка прошмыгнул мимо них, на крыльце оглянулся, да и задержался, изучающе уставившись на «ухажёра»: сфотографировал взглядом. Однако какие-то правила приличия и ему были знакомы, и когда «ухажёр» обратил внимание на мальчика, тот мгновенно юркнул за дверь и был таков.

А на следующее утро Володя встретил его, к неожиданности для себя, на улице. Форма одежды у мальчишек была одна для летнего дня: в трусах до колен. И все они выглядели одинаково – непременно на босу ногу.

В это время Володя был занят любимым делом – гонял по дороге колесо палкой, радуясь своей удали, – и вдруг заметил «старого знакомого» в компании с другими военными. Они прошли мимо него, занятые разговором, и направились в магазинчик, который особняком стоял неподалёку от домов, ближе к железной дороге.

Офицеры были пределом романтических представлений для местных мальчишек, и потому неудивительно, что Володя оставил своё занятие и, потеряв интерес к колесу, вбежал следом за ними в магазин. Там он покрутился у витрины, но не дождался желаемой реакции со стороны Виталия. Заметно приуныв, наблюдал уже без надежды на приветствие со стороны…

– А чего ты от него ждал?!! – удивлялась я со смехом своему дяде, когда он мне сам эту историю рассказывал.

– Да ничего не ждал, – вздохнул он в ответ. – Просто почему-то обрадовался ему. Внимания захотел! Сейчас даже вспомнить смешно: как взрослый человек мог бы догадаться, кто я, когда вокруг полным-полно таких мальчишек бегало!? Если мы хотя бы знакомы были, а то так, мимо пробежал один раз – и всё. А в тот день – тем более: нас тогда целая орава слонялась без дела. Лето…

Наконец Володя от отчаяния остаться неузнанным расхрабрился и подошёл к Виталию.

– А я Вас знаю, – сказал он с улыбкой.

– Правда?! – живо отозвался Виталий. – И где же мы встречались?

– А Вы мою сестру Лидку провожали домой.

– Точно, провожал! Ребята, подождите минутку… Я тут друга встретил!

И он, взяв Володю за плечи, подвёл к прилавку.

– Пряники любишь?

Смелости признаться не хватило Володе, но яркой вспышки во взгляде его было предостаточно, чтобы понять щедрому дяде: ещё как!

– Пряников килограмм, будьте добры!

Продавщица изумлённо отвесила большой пакет пряников, косясь на босоногого мальчишку. Для пацанов такой радости-чести, наверное, она и представить не могла.

– Тань, эти пряники я помню всю жизнь. Они оказались мятными… Вот я нёсся домой! На крыльях счастья!!! Ничего подобного больше не было в детстве. Да и после что-то не припомню… Он оказался одним таким щедрым в моей жизни.

Дождь

«И вот разверзлись хляби небесные…»!

Никогда дождя такого не было. Как же он лил! Нескончаемо… Она стояла на развилке дорог и понимала уже, что пора спасаться бегством. Одна дорога пролегала вдоль их поля, уводила к радиоцентру, другая – возвращала к дому и была короче. Не было сомнений: как только он выступит из этой непроницаемой стены воды, они тут же побегут к дому.

Наконец он появился – шёл широким, торопливым шагом сквозь пелену дождя. Роскошное мгновение.

Как всегда, не выдержала – побежала навстречу. Но на этот раз дождь не оставил вариантов. Обнялись, закружились.

– Виталя, бегом к нам!

– Почему?! – в своём искреннем удивлении он даже отстранил её от себя.

– Но мы же до нитки промокли!

– Да это ведь здорово!!! Лето!

Она не понимала его.

– Ты замёрзла?

– Нет.

Это было правдой.

– Так давай останемся?

От неожиданного предложения она стала смеяться.

Сильный дождь вдруг превратился из врага свидания в надёжного друга, невероятным образом разделившего её счастье. Гуляли по полю босиком, ветер гулял с ними по цветам, по мокрой траве… Как рыбки – по дну океана. Цветы и травы – водоросли – были им по пояс. Разгулялись – пели, вальсировали, много было смеха. Из разговоров – ничего особенного. Отвлекал дождь, заставляя реагировать то на шум воды – неукротимый, то на спад дождя и короткое затишье.

Запах мокрой травы и задышавших после долгой засушливой поры цветов празднично вскружил голову, одарив ощущением необитаемого острова, которым грезят обычно все влюблённые.

Время свидания подходило к концу. Не спеша, он довёл её до калитки дома и стал, как всегда, обсуждать время следующей встречи.

– Так ты не зайдёшь?

– Теперь уже нет – я же ливень внесу вам домой. Не хочу таких последствий от своего визита.

А дождь и не думал прекращаться. Всё это время он лил и лил нескончаемым сильным потоком. Казалось, он вечный.

Настала пора прощаться.

– Ну давай ещё немного постоим, – сказал умоляюще Виталий.

Её изумлению не было конца – он выглядел по-настоящему счастливым.

И опять он открывал для неё неведомое, заставляя по-другому оценивать ситуации, которые раньше, казалось, и не заслуживали другого, навязанного окружением отношения. Дождь, который воспринимался всеми как досадная помеха или бытовая неурядица, если заставал на улице, теперь обернулся чудесным приключением и подарил ей впечатление по-детски яркого переживания. Хотя бы потому, что он так это видел, а не иначе. Она полностью полагалась на его меру суждений, оценок, предпочтений. И с болью вдруг подумала, что своего-то отношения у неё ни к чему нет. И чужое не привито даже, а навязано. Но смотреть на мир его глазами было потрясающе здорово, восхитительно, и рядом с ним, ради него ей хотелось меняться. В её глазах всё было ценным: как он видит жизнь, как чувствует, как понимает поступки, отношения. Она была готова стать его тенью – наверное, смогла бы.

Тот дождь ей запомнился навсегда.

– Я мечтала, – сказала мама однажды, – пережить такое ещё раз, когда его уже не было на свете. Чтобы просто попасть в то счастье, так же почувствовать дождь… Но ни один мой провожатый в дождь не повёл себя так, как твой отец. В ответ получала чуть ли не возмущение и откровенную грубость: «Ты что – ненормальная?!».

Они были, вообще-то, всегда бездомными. Я это остро восприняла, особенно сквозь те обстоятельства, о которых поведала мама. В семье – много детей, дом представлял собой кухню и одну, хоть и просторную, комнату, уставленную кроватями. В центре стоял стол, за которым в основном дети делали уроки, облепив его со всех сторон. В углу – этажерка, каждая полка которой была чьей-то, с учебниками. Только диван и висевшее над ним зеркало в резной деревянной оправе напоминали о былой роскоши. Ещё – большой сундук с вещами для всех. И получалось так, что если Виталий приходил в дом, то либо все вежливо ссыпались в комнату – и тогда им не было доступа к кухне, всё из той же вежливости «не мешать свиданию», либо оставались на кухне, откровенно пережидая, когда гость уйдёт наконец…

Зимой выбора не оставалось, если он сам добирался до окраины города после долгого отсутствия – из-за срочных дел по службе, учений, командировок.

В таких ситуациях он не избегал любопытствующих мальчишек. Особенно его забавлял интерес к нему маленького Толика. Тот ещё в школу не ходил, поэтому не очень контролировал своё поведение и откровенно стремился с Виталием подружиться.

– Я напеку для Виталия блинов и только посажу его за стол, как обязательно Толя появится. Виталий подзовёт его к себе и спросит: «Хочешь блинов?». Ну, конечно, он хочет, хоть и молчит. Он ему эти блины и предложит. Так вдвоём и съедят. А что там есть-то – разве я могла много их испечь, когда «семеро – по лавкам»?!

– Где же вы встречались, мама?

– Да на вокзале в основном. А что ты смеёшься? Знаешь, как там тепло, и никто нам не мешал. Сколько хотим, столько и сидим там. Потом он меня провожал. Автобусов не было в то время. Так через весь город по линии и дойдём. Дома у меня погреется – и назад. До части уже путь вдвое короче – не то что до вокзала…

– А вот подругам, – вздыхала она при этом, – легче жилось. Почти у каждой была своя комната в доме родном. И никаких проблем со свиданиями у них не было. Вот и Чернова Вера тоже была куда счастливее меня в этом отношении.

– Да разве Вера Чернова была подругой тебе?! – почти вскрикнула я, наслушавшись за все годы про девушку, причинившую маме и боль душевную, и страдания моральные.

– Мы все дружили: одной компанией – и на танцах, и на праздниках. Внешне она ведь не выдавала своей ненависти. Как-то не отваживалась враждебно проявить себя со мной рядом.

Чужеродность

Да, они стали парой: Николай Беркутов и Вера Чернова. Но ещё больше меня впечатляло после погружения в ситуацию с мамой и отцом другое: всю жизнь они прожили в оранжевом доме-близняшке, напротив бабушкиного. Их веранда выходила прямо в наш звонкий от детских голосов двор.

Эту историю можно было бы с полным основанием назвать «Коварство и любовь». Беркутов с первой встречи на танцах влюбился в Лиду и тут же получил отказ. Но с непонятным упорством он продолжал время от времени приглашать её на танец. Девушка его не замечала: её привлекали яркие, артистичные натуры. Ей нравились исключительно высокие, красивые парни. Николай же был для неё из тех, с кем невозможно танцевать даже из жалости. Это состояние и мне знакомо, и дело совсем не в генетике, наградившей сходной реакцией на «несовпадение». Просто существует для каждого такой типаж, отталкивающий напрочь. И первой в этом мне честно призналась мама. Так и говорила всякий раз, вспоминая Беркутова.

Я несколько раз допытывалась, желая более подробно получить объяснение.

– Почему?!

– Да ты представить не можешь, как он выглядел! Коренастый, низенький… Он был даже ниже меня ростом, если я приходила на танцы в туфлях на каблуках. Но больше всего меня отталкивал его низкий лоб. Я же любила читать книги с детства и из великих романов знала, а не понаслышке, о чём говорят все эти детали. Никогда не разговаривала с ним, а вот слушать его болтовню приходилось в компании с другими. Умом не светился. К тому же был заносчивым и злым. На лице – маска застывшей угрюмости. Я его по-настоящему боялась, словно знала наперёд, чем он может мне ответить из-за отказа танцевать с ним. В то же время никакой страх не мог заставить меня пойти с ним танцевать. И я избегала его всюду как опасность.

– Ой, и в кого ты такая – с тонкостями предпочтений? – искренне изумлялась я.

– Тонкости тут ни при чём, – слышала я возражение. – У любого, поверь, есть образец привлекательности и пример человека, который для него неприятен. Вспомни сама: ты даже плакала в первом классе, когда за одной партой оказалась с Тимофеевым. И неопрятный, и грубый, и двоечник. Мне пришлось вмешаться, чтобы вас всё-таки рассадили. А тут – влюбился! Мы так устроены, что нами чувства управляют. И дело даже не в том, что он был непривлекательным, – настаивала мама, пытаясь донести до меня истинную причину своей неприязни к этому человеку. – Он был совсем тёмным, как чулан. От него сквозило злобой. Если и засмеётся, то как-то ехидно. У меня настроение портилось, когда я его встречала случайно где-нибудь.

– А теперь представь, что в первое же назначенное свидание на танцплощадке я увидела Виталия рядом с этим Беркутовым. Беркутов был прапорщиком в той же части, поэтому на танцы они приходили со службы вместе. В тот первый вечер после нашего знакомства они пришли как раз вдвоём. Я сразу приуныла – поняла неизбежность этого Беркутова…

Так и оказалось: с той самой поры он всегда сопровождал моего отца, по словам мамы, как тень. Внешне это выглядело обыденно, объяснимо. Однако в истории моих родителей, особенно если учесть некоторые подробности, свидетелем которых оказалась уже я, – действительно мрачно. Неотвратимо, как месть фанатика.

– Но если говорить о моём выборе, то здесь и решать мне ничего не надо было. Они стояли рядом как полная противоположность друг другу. Виталий – стройный красавец. Беркутов выглядел от такого соседства ещё хуже – почти квадратный, нелепый, с надменным выражением лица. Виталий любил шутить – Беркутов только криво улыбался, с трудом выдавливал из себя веселье.

– Ну ты и расписала бедного Беркутова!

– Да уж умным по выражению лица его никак не назовёшь. Может, он не был глупым. Но честно говорю: в нём для меня всё было отталкивающим: как ведёт себя, как разговаривает, как выглядит. Однажды Виталий не смог прийти из-за службы, и он напросился меня провожать. Я резко отказалась. Но я делала шаг – он следом за мной шёл. В тот вечер он буквально умолял меня выйти замуж за него. Я была ошарашена таким напором, напомнила на всякий случай, что они с Виталием друзья. Он на это мне сказал: «В любви не бывает друзей». А если я передам ему эти слова? Он отвечал: «Ты же не дура, чтобы вызывать напрасную ревность у Виталия». Вот так и отшагали с танцплощадки… И получилось, что провожал. Конечно, Виталия это задело. Пришлось сказать, что сорвалось с языка: «Да я его ненавижу!».

– В нашей компании была и Вера Чернова. Потрясающее сходство с Беркутовым: тот же низкий лоб, недобрые глаза, да ещё любила посплетничать обо всех. Я с ней близко не сходилась. Но держались-то вместе – из одной компании. Потому что – я говорила тебе уже – в школе мы вместе учились, потом работа была одна, да и дома наши рядом стояли. Я мирно к ней относилась. И не знала главного: оказывается, её не устраивало, что я была в одной компании с ней. Всё прояснилось с появлением Виталия. Мы на танцах были с Верой, а они пришли с Беркутовым. Беркутов даже не знал, что Виталий назначил мне свидание, и предложил ему: «Давай ты пригласишь на танец Веру, а я – Лиду». Виталий не стал ему ничего объяснять, просто ответил: «Ну нет, я не согласен».