Счастье любит тишину

Не просто альфонс какой-нибудь, профессиональный молодой красавчик, которых в те времена практически-то и не водилось. Этот мужчина внешне ничего особенного собой не представлял – к сорока годам, невысокий, немного лысоватый, животик, кривоватые короткие ноги и, хоть и мягко выраженная, но все же кавказская внешность.

Он находил себе очередную жертву и так ласкал и распалял ее в сексе, что женщине просто сносило разум и она становилась совершенно невменяемой и зависимой от него, как жертва направленного зомбирования, как сейчас бы сказали.

И эту их привязанность было невозможно остановить.

Мужчина приехал в том же поезде, что и Евгения, только в другом вагоне, поставив ей условие:

– Хочешь быть со мной, пропиши меня в Москве, как хочешь, но пропиши!

И она сделала это всеми правдами и неправдами, бегала в какие-то инстанции, собирала документы и прописала-таки его в коммуналке, где проживала мама Леонида Николаевича, которая оставила квартиру детям. Правда, повезло, прописали героя-любовника временно, на пять лет, да и то потом… ну об этом позже.

Уже через неделю стало понятно всем родным, что с Евгенией Борисовной происходит и творится что-то непонятное – она постоянно пропадала после работы, возвращалась за полночь возбужденная, глаза лихорадочно горят, стала по-особому одеваться, молодиться, прихорашиваться, похудела и была вся погружена в какие-то свои мысли, загадочно и отстраненно улыбаясь.

Леонид Николаевич пытался поговорить с женой начистоту, выяснить, что происходит, но она недовольно отмахивалась, злилась его вопросам и совершенно отказала ему в интимной близости, что-то наговорив про возрастные изменения и что, мол, ей стало это болезненно.

Но теперь-то он ясно видел ненормальность поведения жены и предпринял еще несколько настойчивых попыток поговорить с ней и все выяснить, но она резко отказывалась, объясняя, что ужасно устает на работе, разве он не видит! У них новый проект, аврал, и она приходит ночью еле живая – о чем тут говорить!

Ну, может, подумал тогда он.

Дальше становилось все хуже и хуже и непонятней – сначала из дома пропали деньги, которые откладывали на ремонт и новый холодильник, расследование ни к чему не привело, никто не признался, и решили, что куда-то засунули, перепрятали и забыли.

– Что значит засунули? – возмутился Леонид Николаевич. Он совершенно вменяемый, здравомыслящий человек, знающий, что и где находится в его хозяйстве. И все же не нашли, жена нервничала, возмущалась каждый раз, когда обсуждали пропажу, и тему как-то потихоньку замылили, как говорится, до выяснения.

Потом Евгения устроила скандал, когда ее попросили посидеть с внуком в выходной день, заявив, что у нее есть и свои важные дела, а раз родили, то вы и занимайтесь, и, хлопнув в сердцах дверью, куда-то ушла и не возвращалась до поздней ночи.

Потом пропали все ее золотые украшения, вот тогда-то Леонид Николаевич и осознал в полной мере, что в их семье происходит нечто совсем уж плохое. И пошел к проходной завода, на котором работала Евгения Борисовна, поговорить с ее начальством про этот их странный затянувшийся аврал.

Вот там он и увидел ее с этим мужчиной.

И все сразу понял.

Ночью, дождавшись ее возвращения, он усадил жену в кухне напротив себя и сказал, что видел, как она целовалась с мужчиной.

И тогда случилось что-то дикое! Она рассмеялась каким-то ненормальным, утробным смехом, сказала, что рада, что муж наконец все узнал и теперь можно ничего не скрывать, призналась, что встретила мужчину всей своей жизни и он настоящий, не в пример Леониду.

Она говорила и говорила, как любит ее тот мужчина и что она первый раз в жизни и только с ним поняла, что такое настоящее удовольствие… и несла что-то еще на грани нормальности.

– Хорошо, – остановил этот мутный признательный фонтан Леонид Николаевич. – Если у тебя такая любовь, ты можешь идти к нему, я тебя отпущу и на развод сам подам.

– Он снимает угол у своих родственников, я сделала ему прописку у твоей мамы, правда, временную. Я буду жить здесь, – объявила Евгения с победным видом. – А вот когда мы найдем нормальную квартиру, тогда я и уйду к нему!

– Это ему ты отнесла деньги и золото? – спросил ее муж.

– Ему очень были нужны деньги, его обокрали, а мы еще заработаем, – отмахнулась она.

Леонид Николаевич был вынужден на следующее утро объясняться с сыном и невесткой, которые слышали весь их разговор с женой.

С той ночи начался ад их жизни.

Теперь Евгении не надо было скрываться и врать, и она жила как хотела – приходила поздно ночью, частенько под хмельком, а то и вовсе пьяной, в любое время дня и ночи мог позвонить ее мужик, совершенно не стесняясь уже никого из домочадцев, и она тут же неслась к нему на зов. Она отдавала ему всю свою зарплату и могла несколько дней ничего не есть, постоянно находилась в состоянии перевозбуждения, глаза ее лихорадочно блестели, она начинала что-то говорить и забывала на половине фразы, о чем говорит.

А однажды произошла и вовсе ужасная история, после которой уже никто из родных не мог относиться к Евгении Борисовне как к нормальному, адекватному человеку.

В редкий выходной день, когда она оказалась дома, невестка с сыном затеяли генеральную уборку и попросили маму погулять с малышом, пока они тут убирают.

Леонида Николаевича в тот день неожиданно вызвали на работу, там случилась какая-то небольшая, но неприятная авария. Аварию ликвидировали быстро, и уже к обеду он возвращался домой, как вдруг заметил в сквере через дорогу знакомую коляску, над которой склонилась какая-то женщина.

Внучок Ванечка заходился страшным ревом, а женщина качала коляску, пытаясь его как-то успокоить.

– Ваш? – спросила она строго подошедшего к ней Леонида Николаевича.

– Наш, – подтвердил он.

– Что ж вы, мужчина, ребенка одного без присмотра оставляете? – напустилась на него незнакомка.

– Как одного? – не поверил он. – С ним бабушка была.

– Ушла ваша бабушка, – сообщила ему женщина. – Уж час назад, как ушла. Забирайте, – двинула она ему коляску. – Нам с Сережей, – и она кивнула на своего сынишку, возившегося в песочнице, – давно домой пора, а мы тут с вашим младенцем занимаемся. Хорошо хоть я вас помню, вы часто с ним гуляете, а так бы в милицию отвезла и заявление написала.

Он поспешил поблагодарить женщину, и она рассказала, что к Евгении Борисовне подошел какой-то мужчина, явно кавказец, они с ним о чем-то поговорили и ушли вдвоем, а коляску она просто оставила.

Бесполезно было о чем-то с ней говорить, вразумлять и стыдить. Коля с женой попытались поздно вечером, когда она вернулась, но Евгению не интересовало ничего, она просто отмахнулась:

– Вот сами и гуляйте с ребенком, а у меня своя жизнь.

И ушла спать.

«Своя жизнь» бросил ее через месяц, найдя себе другую, помоложе и с жилплощадью.

И началось в семье еще более дикое безумие! Евгения Борисовна бегала за «мужчиной своей жизни», подстерегая его везде, где могла, рыдала, орала, выла, уговаривала его вернуться и обещала, что все для него сделает, она бросалась в ноги Леониду Николаевичу и умоляла его перевезти к ним маму жить, а ее возлюбленному отдать ее комнату в коммуналке и тогда к ней вернется ее единственная любовь.

Они запирали Евгению на замок, чтобы остановить, когда она рвалась из дома, но она выбиралась через окно на карниз подъезда, спускалась по нему и бежала к тому мужчине. Они врезали замок в дверь спальни и запирали ее там, и она выла, кричала, требовала, чтобы ее отпустили, и билась в дверь.

Взрослая, сорокашестилетняя женщина, с высшим образованием, инженер, ведущий специалист на работе и руководитель отдела, прекрасная мать, жена стала совершенно невменяемой от необузданного секса и животной, болезненной привязанности к этому мужику.

Им пришлось положить ее в знаменитую Клинику неврозов. Посовещались с детьми, поджались в расходах, сложив месячную зарплату Леонида Николаевича и еще кое-что продав, и заплатили тайно нескольким врачам, чтобы те оформили больничный лист, как последствия тяжелого сотрясения мозга, следствие случайной травмы головы, чтобы после выписки Евгения Борисовна смогла продолжить работать в той же должности.

Больше месяца она пролежала в клинике. Вышла другим человеком: постаревшая, поседевшая, увядшая, притихшая, какая-то потерянная, стала постоянно просить прощения у всех родных и частенько вдруг застывать задумчиво, улыбаясь чему-то внутри себя, видимо, вспоминая свою большую любовь.

«Большую любовь» из маминой коммуналки Леонид Николаевич выписал за месяц, пока жена лежала в больнице, и морду ему набил от души. Тот вроде бы грозился в милицию жаловаться, да Леонид Николаевич объяснил популярно, что и как он, коренной москвич, может сделать с наглецом и в какую милицию он может обратиться. На этой ноте выступления горячего кавказского мужчины закончились.

Он исчез из их жизни, но навсегда остался в ней больной памятью, исковеркав жизнь Евгении Борисовны и всей семьи. Она постепенно отошла от потрясений, вроде бы начала возвращаться к жизни, но изменилась кардинально, став совершенно другим человеком.

Что-то непоправимо сломалось в ней.

Сломалось так сильно, что исправить это не имелось никакой возможности – и снова стать женой Леониду Николаевичу она уже не могла.

Она каялась, плакала и становилась на колени, просила у мужа прощения, да он и простил давно уж, еще тогда, когда билась она о двери, рвалась бежать к любимому, тогда и простил, все поняв и посочувствовав. Только жить с ней вместе больше не мог.

Не мог, и все. Попрали его любовь, и осталась от нее лишь жалость.

А с жалостью в постель не ляжешь и о своем сокровенном не пошепчешься, не посмеешься вдвоем и радость-беду не разделишь.

И он ушел.

Стал жить с мамой в ее коммуналке.

Евгения Борисовна работала, но домом совсем не занималась и детям не помогала – угасала разумом, стояла часами у окна, смотрела куда-то вдаль и улыбалась загадочно и грустно. Показывали ее врачам, те никаких патологий и болезней не находили, как физических, так и душевных. А она угасала – худела, стремительно старела на глазах.

Леонид Николаевич даже вернулся в семью на какое-то время. Решили они с детьми, может, так ей полегче станет. Ан нет, не стало, а даже еще усугубилось, при виде мужа Евгения Борисовна сразу начинала плакать и просить прощения. И он снова ушел в свою коммуналку.

А потом она пропала. Ее нашли в Москве-реке.

И не смогли установить, сама ли она туда прыгнула или что-то случилось, ушиб на голове обнаружили – непонятно, самоубийство это было или грабеж.

Но Леонид Николаевич точно знал, да и дети понимали – сама ли, или кто другой угробил, но жить она уже была не в состоянии и, что самое страшное, не хотела. И не стала бы. Забрал у нее всю ее жизнь кавказский Ромео. Всю и без остатка.

А через полтора года Леонид Николаевич встретил свою Лидочку ненаглядную.

Так что и не поймешь порой, к чему беда случается, бывает, что и к великой радости.

– Нынче время просвещенное, разные теории обо всем имеются, в том числе и религиозные. Я человек маловерующий, ты знаешь, – заканчивал свой рассказ Леонид Николаевич тихим, печальным от воспоминаний голосом. – Хотя и крещенный бабушкой. В церковь особо не хожу, так иногда свечку поставить, попросить о чем, да иногда на праздник какой. Молитв толком не знаю, кроме «Отче наш». Но знаю, что в православии, да и в других религиях, то, что случилось с моей женой, называют дьяволизмом или бесовщиной. Она и вела себя так, словно в нее дьявол какой вселился. – Он замолчал, погрузившись в свои мысли, подумал и продолжил объяснять то самое важное, зачем пришел к дочери среди ночи: – На седьмой день после ухода от тебя Юра приехал к нам и честно мне все рассказал. Есть такие мужчины и женщины, которые обладают невероятной сексуальной привлекательностью и магнетизмом, настолько сильным, что это сводит их партнеров с ума. Как правило, такие люди хитрые манипуляторы и тонкие психологи и могут управлять человеком, попавшим в зависимость от них, как им угодно. Эти люди не обладают ни жалостью, ни нравственностью, никакой моралью, их интересует только удовлетворение своих амбиций и желаний. И частенько люди погибают после связи с такими особями. Юра попался именно такой женщине. Поверь мне, я знаю, о чем говорю, пройдя через этот ад и видя это воочию. В жизни всякое случается, на то она и жизнь: у вас с мужем могли с годами остыть чувства и ты или он могли встретить другого партнера, я же вон встретил Лидочку, хотя жену свою первую любил и не мыслил расставания с ней. Можно понять и по-человечески простить и принять любовь к другому человеку как нечто неизбежное. Но Юра встретил не любовь, а нечто разрушающее, темное, безумное. Он сопротивляется и борется, хоть и не понимает этого пока до конца. Ты можешь обвинять его во всем, можешь отречься от него, жить со своей обидой и лелеять ее, это твое право, и ты на самом деле обижена. Но я от Юры не отрекусь и буду ходить в церковь, ставить свечку ему за здравие и молиться, а вдруг это поможет. Вот так, Варюха, – вздохнул Леонид Николаевич и погладил дочь по голове. – Вот и думай про любовь, которая «долготерпит, милосердствует, все покрывает, всего надеется, все переносит».

– Это что? – потрясенным шепотом спросила Варвара.

– Это? – переспросил, усмехнувшись, Леонид Николаевич. – Первое послание к Коринфянам, поищи в Интернете, много интересного почерпнешь.

В тот первый вечер, когда Костромин пришел к Маргарите, он окончательно убедился в абсолютной ненормальности своих чувств к этой женщине.

В ожидании и красочных предположениях, что и как произойдет у них постели, он все же еще мог здраво мыслить и о чем-то другом, пока находился не рядом с ней.

От идеи купить цветы Костромин отказался сразу – цветы это из другой оперы про любовь, влюбленность, флирт, симпатию, уважение и восхищение – ничего из вышеперечисленного он точно не испытывал к Маргарите. Насколько он понял натуру этой девушки, ее главенствующее устремление в жизни – богатство и роскошь любым способом и средствами. А значит, она обожает все, что относится к атрибутам этой самой шикарной жизни. Вот он и заехал в дорогой магазин, купил каких-то деликатесов разнообразных и бутылку достойного вина.

Она открыла ему дверь, условно одетая в прозрачный пеньюар, накинутый на голое тело, и пока Юрий совершенно ошарашенно уставился на это самое тело, протянула руку, ухватила его за лацкан пиджака и рванула к себе с неожиданной силой.

Как только Костромин прижался к телу девушки, в тот же миг все вокруг них поглотила тьма непроглядная, в которую был увлечен весь его разум и сознание.

Между ними происходило какое-то дикое, исступленное животное совокупление, завершившееся безудержным оргазмом, граничащим с болью.

Ничего подобного никогда Костромин не испытывал. Они несколько часов подряд занимались неистовым сексом, отнявшим у него все жизненные силы и разум, пока не распластались на кровати, полностью обессиленные и истощенные.

Костромин уже практически провалился в беспокойный сон, когда на самой последней секунде, граничащей между сном и явью, перед ним вдруг возникло лицо Варюхи. И, как заветный огонек в окнах родного дома, где тебя всегда ждут, пробивающийся сквозь непроглядную тьму ночи, обогрели его огоньки ее весенних глаз, и она твердо, но обеспокоенно произнесла:

– Уходи оттуда, Юра! Тебе нельзя там оставаться, и спать там нельзя! Уходи!

Сил не было вообще! То есть даже сколько-нибудь, ощущение было такое, что его полностью выпили до дна. Какой волей, бог знает, но Юра смог заставить себя сначала перекатиться на бок, потом как-то со стонами и стариковским кряхтением сесть, спустив ноги с кровати. Посидел немного, перевел дыхание и заставил себя встать.

Хотел просто одеться и уйти, но, реально оценив свое физическое состояние, понял, что не сможет, надо как-то взбодриться, и поплелся в душ.

Осмотрев себя в зеркале, Костромин не удивился тому, что был весь исцарапан – на спине, груди и животе везде остались кровавые следы от ее ногтей, имелась еще и парочка укусов на плечах. Он удивился тому, что не истерзан и не исполосован полностью, а на плечах только укусы, а не вырванные куски мяса – настолько безудержно и агрессивно Маргарита вела себя в постели, до безумия и какой-то низменной животности – царапала его, кусала, громко выла и даже визжала совсем дико, не говоря об определенных «пристрастиях» в сексе.

Ничего подобного Костромин не переживал никогда, назвать это удовлетворением и радостью от секса все равно что сравнить смерч с весенним ветерком – это полное опустошение, оргазм с болью пополам, но это так яростно шибало по всем центрам удовольствия, по сознанию, что даже сейчас, рассматривая следы ее ногтей на своем теле, Костромин понимал, что приедет к ней завтра, и послезавтра, и…

Он тряхнул головой и, постанывая, полез под душ.

Рита спала в той же позе, в которой отключилась после последнего занятия сексом, – раскинув руки и ноги в стороны. Уже одевшийся Юрий попытался ее разбудить, предупредить, что уходит, чтобы она закрыла за ним дверь, но девушка не реагировала на его попытки добудиться, как он ее ни тряс. Юрий присмотрелся повнимательней, наклонившись к ней поближе, удивился – она спала странным, совершенно мертвым сном: абсолютно расслабив все мышцы тела и мерно, ровно дышала.

Он поразился, никогда не встречал и даже не читал о том, что человек может полностью расслабиться во сне и так глубоко спать.

Ну, ладно, решил Костромин, вроде как он взбодрился немного после душа, и раз уж она так спит, тогда сделаем-ка одно дело, которое он задумывал.

Будем считать, что возможность появилась.

С того момента, когда девушка первый раз коснулась его в примерочной магазина и его шибануло горячим желанием, у Костромина возникло устойчивое ощущение, что он попал на войну, и это ощущение только крепло с каждой новой встречей, а после этого безумного секса, что произошел у них сегодня, так и вовсе стремилось к устойчивой уверенности. Еще не война, но предчувствие.

А если мы где-то близко к войне, то что? Правильно – надо знать о своем противнике как можно больше.

Информация рулит в наше время!

Костромин прихватил с тумбочки смартфон и планшет, с которыми Маргарита никогда не расставалась, расположился на диване за журнальным столиком и пододвинул к себе ее ноутбук.

Ну, так-с! Времени особо нет, непонятно, сколько дамочка спать продолжит в таком состоянии, но собираясь на… На что? Свиданием это точно не назовешь, а более грубо не хочется. Словом, собираясь к ней в гости, он прихватил с собой декодеровщик именно с целью такого вот шпионажа. Пароль у нее на компьютере стоял простенький и вскрылся минуты за три, так же как и на телефоне, и на планшете.

Понятное дело, что Костромин не терял своих хакерских навыков, а все эти годы только холил их, пестовал, углублял и расширял, находясь в курсе всех новшеств и инноваций в программировании и усовершенствовании систем защиты. Поэтому быстро загрузил на комп девушки и в планшет несколько программок-невидимок, устанавливающих его удаленный и абсолютно полный контроль над всеми ее гаджетами, который лично Маргарите будет совершенно не заметен, вскрыл все ее пароли: почты и в соцсетях, просмотрел некоторые файлы и быстро свернул свою шпионскую деятельность.

Все остальное он посмотрит уже со своего компа без суеты.

Только перед тем как уйти, извлек паспорт из ее сумочки и сфотографировал его данные.

В гостиницу Костромин вернулся около двух часов ночи и с ходу рухнул на кровать, отключаясь еще в полете.

Все.

Но, как ни странно, проснулся он в шесть утра, чувствуя себя совершенно обессиленным, определенно понимая, что спать уже не сможет.

Ну, ладно, раз не спать, то займемся делом.

Костромин включил ноутбук и погрузился в работу – сначала покопался в ее файлах, с удивлением обнаружив среди них и парочку зашифрованных, а после и в Сеть отправился.

Через три часа Юрий знал про жизнь и подвиги Маргариты Каниной все, как и то, зачем лично он ей понадобился со всеми своими потрохами и какие именно планы на его счет выстроила девушка, и это знание ему очень не понравилось.

Очень не понравилось! Но было уже поздно…

К десяти годам Маргарита точно знала, что отличается ото всех остальных девочек – не имело большого значения, как она одевалась и выглядела, как вела себя и, по большому счету, что говорила и делала, потому что непонятным образом все мальчики в классе задирались, проявляя интерес только к ней, и хотели дружить только с ней, игнорируя всех остальных красавиц и умниц. И мальчики других классов тоже.

Когда она задала вопрос маме, отчего так происходит, та посмотрела на дочь странным многозначительным взглядом и порекомендовала спросить об этом у бабушки.

А бабушка рассмеялась громко, выслушав вопрос внучки, закурила сигарету и, тоже странным пристальным взглядом посмотрев на Риту, обещала, что расскажет, но когда та немного подрастет.

– А пока наслаждайся этим вниманием мальчиков и учись ими управлять, – посоветовала она.

– Поясни! – потребовала внучка.

Ну бабушка и пояснила, как управляться с влюбленными мальчиками и извлекать максимальную пользу для себя из этой их влюбленности. И Рита начала управлять и извлекать. У нее о-о-отлично получалось, просто замечательно!

К четырнадцати годам она настолько натренировалась манипулировать мальчиками, да и мужчинами постарше, что делала это уже автоматически, практически не отдавая себе отчета, лишь иногда раздумывая, как бы половчей использовать их влюбленность, когда ей хотелось чего-то более масштабного, чем то, что они предлагали сами.

Все эти четыре года бабушка зорко за ней приглядывала, наставляла, объясняла, как надо управлять мужиками, интригуя Ритку ужасно: