скачать книгу бесплатно
Монах с нескрываемым восхищением воззрился на гостью. В глазах его вдруг блеснули слезы.
– Я знал, дочь моя, – тихо промолвил он, – что у тебя доброе сердце. Признаюсь в этом, даже не боясь вселить в тебя гордыню.
– Спасибо, ваше преподобие.
– Ну что ж, я разрешу тебе свидание с ним. Единственное условие: без четверти девять ты будешь в классе. Я пошлю за тобой прислужника.
Крутой деревянной лестницей приор проводил гостью до коридора нижнего этажа и оттуда ввел в одну из келий. Маленькое, наподобие амбразуры, окошко кельи смотрело в небольшой замкнутый дворик. В келье густо пахло благовониями. На узкой кушетке, накрытый толстым грубым одеялом, лежал без движения человек с бледным лицом. Его лоб был перевязан. Сначала гостья подумала, что перед ней покойник, – поза и вид лежащего испугали ее. В страхе она прижалась к монаху.
Угадав ее состояние, приор погладил панну по голове и тихо сказал:
– Не пугайся, дочь моя. Кризис миновал. Этот несчастный выдюжит. Скоро он поднимется и скажет: «Воздал мне Господь по правде моей, по чистоте рук моих вознаградил меня». Иди. Иди к нему, – и, подтолкнув ее, он вышел из кельи.
Оставшись один на один с несчастным, панна Барбара долго не решалась подойти к кровати, стояла и со страхом рассматривала его. Она все еще не была уверена, что перед ней действительно пан Таннер. Неожиданно раненый пошевелился и тихо застонал… Барбара метнулась к кушетке.
– Пан Таннер, вам плохо? – воскликнула она.
Больной не ответил. Он открыл было глаза, но тут же снова закрыл их. Через минуту он опять посмотрел на гостью. Мускулы на его лице дрогнули.
– Вы? – слабым, чужим голосом спросил он. – Как вы тут оказались? Барбара не ответила, она присела на краешек постели и с сочувствием воззрилась на раненого.
Глаза пана Таннера наполнились слезами, заблестели в полутьме.
– Я так рад, так рад, – сказал он и, пытаясь приподняться, неожиданно застонал.
– Лежите, Богом заклинаю, не шевелитесь, – наконец обрела дар речи гостья. – Я пришла сказать, что буду просить Пресвятую Богородицу, чтобы она помогла вам.
– Да-да, – почти бессознательно согласился несчастный, – я должен поскорее выздороветь. Пан посол и его добрейшая жена Бог знает что думают… – он помолчал минуту, потом продолжил: – Был разговор, что через месяц мы отправимся в Краков. Это путешествие должно было стать для меня первым. Я так его ждал. И вот… Сумею ли я поправиться?
– Иначе и быть не может, пан Таннер! Пресвятая Богородица обязательно поможет! Ваши силы будут прибывать не по дням, а по часам. Вот увидите!
– Спасибо, панна Барбара. Вы вселяете в меня надежду, – он вдруг отвернулся к стене. По щекам его побежали слезы. – Странно, – неожиданно заметил он тихо.
– Что странно, пан Таннер?
– Странно, – повторил раненый. – Порой, когда я думаю о вас, мне кажется, что вы – Ангел Господен и что здесь, на земле, у вас какая-то особая миссия. У меня такое чувство, что если дотронуться до вас, только чуть-чуть коснуться, то вы исчезнете, растаете, как снежинка на ладони. Я едва верю в вашу реальность, – он помолчал, потом заключил: – Наверное, это оттого, что судьба нацелилась разлучить нас.
– Уже одно то, что я здесь, должно говорить вам об обратном. Мы снова вместе, как тогда, в саду моего брата. И кто знает, может быть, в будущем мы будем даже ближе, чем теперь можем мечтать об этом. Я пришла заставить поверить вас в то, что вы не одиноки, что я думаю о вас и очень желаю, чтобы вы поскорее поправились.
Оба некоторое время сохраняли молчание. Понимая, что панночка желает знать об обстоятельствах его ранения, пан Таннер наконец решился.
– Все, что случилось в ту страшную ночь, явилось для меня чередой сплошных неожиданностей… Сначала эта неприличная сцена в зале. Те двое вывели меня на двор. Я знал об их намерениях и уже готов был защищаться, но тут, как будто без всякого повода, на меня наскочили какие-то люди. Они вытолкали меня за ворота и погнали по улице. Они были так раздражены, что мне не удалось даже расспросить их, чью волю они выполняют. И все-таки по их выкрикам я скоро понял, что это челядинцы пана каштеляна. Ваш папенька решил силой заставить меня забыть вас. Поняв, что защищаться бесполезно, ибо их было много – целая дюжина, я впрыгнул в дом одного знакомого портного. Хозяин, дай Бог ему всяких благ, не пожелал вытолкнуть меня обратно, запер дверь на засов и увел в комнату. Озлобленные преследователи, потолкав без успеха дверь, начали ломать окна, однако железная решетка сдержала их. И тогда они стали забрасывать окна камнями. Некоторые попадали в меня. Находясь между надеждой и страхом, я даже не чувствовал боли от ударов. Но когда большой камень угодил мне прямо в висок и я упал без чувств…
Между тем хозяин, выбравшись из дома черным ходом, привел двух воинов из великокняжеской дружины. К тому времени нападавшие сумели проломить стену в комнате, где я находился, и вытащили меня за волосы из дома. Очнувшись, я почувствовал, что один из дружинников волочит меня по двору, а другой сожаления ради обнажил саблю и защищает меня от нападающих. И все же я получил две раны – одну в голову, другую в руку. Дружинники втолкну ли меня во двор этого монастыря и ушли. Мне оставалось только возблагодарить Бога и моего ангела-хранителя за то, что я остался жив. Теперь вот лежу и мысленно молюсь за тех, кто спас мне жизнь и кто укрыл в этой святой обители…
Несчастный замолчал. Барбара услышала, что он дышит с усилием – рассказ дался ему с великим трудом.
– Все будет хорошо, пан Таннер, вы скоро поправитесь, – опять стала успокаивать его она. – Беру часть вашей боли на себя. Пусть вам будет хоть немножко легче.
Раненый устремил на нее полный нежности взгляд. Казалось, еще усилие – и он смог бы улыбнуться.
– Панна Барбара, ваша милость… – начал было он. Но девушка прижала свой палец к его губам, тем самым дав понять, чтобы он молчал. Ей было приятно от того, что она сделала что-то доброе для другого. Наивная, она поспешила принять это чувство за любовь. Барбара была уверена, что влюблена в пана Таннера, и, находясь в полутемной келье, испытывала почти блаженство. Когда за ней пришли, она была весела, но уже когда поднималась в класс, душу ее опять посетило смятение и на глаза навернулись слезы. Она остановилась и, не обращая внимания на изумленного прислужника, стала молиться:
– О Приснодева, великая матерь Бога во плоти! Взываю к твоему милосердию, молю, помоги ему, попроси Сына, пусть заступится за этого несчастного!
Она шептала, крестилась – и тут же угадывала, как незримые струны отзываются откуда-то сверху уверенным, певучим, вселяющим радость отголоском: «Слышу, помогу!..»
Глава IX. Гнев пана Анджея
После тайной встречи в монастыре панну Барбару словно подменили. Она начала лучше учиться, у учителей и родителей стало вызывать восхищение ее послушание. Однажды сам приор явился к Радзивиллам, чтобы похвалить ее.
– Надолго ли хватит ее старания? – с сомнением отозвался на его похвалы пан Анджей. – Как бы не сглазить.
– Не думаю, что это временно, – уверенно ответил монах. – Согласен, еще месяц назад она не выказывала такого усердия, но теперь все изменилось. Слава Богу, у нее есть характер.
Пан Анджей не без гордости ответил:
– Характер – это наше, фамильное, от викингов. Ведь Радзивилл в переводе со скандинавского – «сгусток воли».
– Тем более, – подтвердил монах. – Поэтому я призываю вас: верьте ей. Она так нуждается в этом. Доверие – основа любви. Я увидел в вашей дочери горячее сердце и чистую душу – источники будущих благостных начинаний. Будьте же снисходительны к ней, ваша милость, про являйте терпение. Слава Богу, теперь я хорошо знаю пан ночку. У нее не только твердый характер, но и достаточно тонкий ум. А главное, в ней есть милосердие. Интуиция подсказывает мне, что в будущем панна Барбара добавит славы вашей знаменитой фамилии.
– Благодарю вас, отец Симеон, за столь обнадеживающее предсказание, – ответил Радзивилл. – Оно мне как бальзам на рану. Видит Бог, я люблю мою дочь. А строг с ней порой оттого, что стараюсь направлять ее на путь истинный. Иногда она и сама не понимает, что поступает вразрез правилам, которые должна соблюдать. Вот я и подсказываю, ведь она еще в таком возрасте, когда легко оступиться.
Пан приор не стал возражать. Сказав то, что хотел, он вскоре покинул дом Радзивиллов.
Его визит должен был наладить несколько натянутые отношения отца и дочери. Сейчас же после ухода монаха пану Анджею захотелось приласкать дочь, сказать ей что-нибудь приятное. Он позвал ее сказать, что любит, и выразил надежду, что впредь она будет его только радовать. Барбара с легким сердцем пообещала это. Оба и предположить не могли, что уже в этот же день между ними случится ссора, которая круто изменит судьбу панны Барбары…
Ближе к ночи, когда стемнело и в доме Радзивиллов зажгли светильники, в спальню Барбары, которая уже лежала с книгой в постели, вошел Анисим. Лицо старика выражало крайнее удивление и недоумение.
– Там, матушка, – гайдук указал большим пальцем себе за спину, на дверь, – этот… недобитый… – он помолчал, как бы убеждая себя в том, что действительно кого-то видел, потом неуверенно спросил: – Может, дать ему раза саблей, чтобы наконец отвадить от нашего дома?
– О ком ты говоришь? Кто это мог явиться в такой поздний час? – панночка с тревогой посмотрела на гайдука.
– Да немец этот! Он у меня уже в печенках сидит!
– Пан Таннер?.. О боже, он, кажется, сошел с ума! Его надо поскорее увести! Его же могут заметить!
– Поздно, матушка. Его уже, почитай, весь дом видел. Панночка откинула одеяло, соскочила с постели.
– Но как он проник?
– А пес его знает. Знаю только, что он стоит сейчас вот за этой дверью.
Барбара задумалась. Впустить в свою спальню пана Таннера – серьезно поссориться с родителями. Но странно, она не могла, не имела сил распорядиться прогнать незваного гостя. Чувство сострадания стояло в ней выше здравомыслия. Оно-то и заставило ее ответить гайдуку:
– Пусть войдет. Знать, у него какое-то неотложное дело, коль он не побоялся явиться сюда, – и только после этих слов вспомнила, что не одета и не может принять гостя в таком виде.
Но исполнительный гайдук уже скрылся за порогом. Барбара метнулась было в комнату служанки, но на полпути остановилась, подумав, что еще одна свидетельница этого нежданного визита ей ни к чему. Так, в одной нижней рубашке, с книжкой в руках, и застал ее вошедший…
В глазах гостя читались: страх, отчаяние и решимость. Как будто он крался, но неожиданно был обнаружен теми, кто его караулил. Однако чувствовалось, что он обладает недюжинной выдержкой.
– Почему вы здесь? – строго спросила его панна Барбара, и ей показалось, что ее голос услышали все, кто находился в доме.
– Хотел увидеть вас перед отъездом, – едва слышно ответил гость.
– Вы уезжаете?
– Завтра миссия посла отправляется в Краков. Кто знает, когда мы с вами встретимся в следующий раз. Я пришел, чтобы попрощаться.
– Боже, вы так напугали меня!.. Еще никто из моих поклонников не был в этой комнате, тем более в такое позднее время. Как вы проникли в дом?
Гость усмехнулся.
– Кажется, я прошел сквозь стены.
Почувствовав, что ответ не удовлетворил панночку, пан Таннер пояснил:
– Прежде всего я дождался темноты. Потом перелез через ограду…
– Но вас же могли разорвать собаки!
– У меня с собой проверенное средство, – гость отвернул край кунтуша, и панночка увидела у него за поясом хлебную лепешку.
– Но наши собаки не едят хлеба!
– Если собаки голодны, они будут есть что угодно. А если сыты, не тронут даже грабителя.
– Хорошо, а дальше?
– Дальше, как ни странно, оказалось еще проще. Дверь была открыта. Я вошел и на вопрос прислужницы ответил, что я – крестный сын пана Анисима, – гость усмехнулся и добавил: – Надо же ответить папаше визитом на визит.
Эта шутка чуточку успокоила Барбару. Оглядев гостя с ног до головы, панночка даже улыбнулась.
– Я не спросила, как ваше здоровье…
– Благодарю Бога, хорошо, – ответил пан Таннер. – Раны зажили, шишки рассосались.
– Рада за вас, – призналась панна Барбара. И тут же повторила: – И все-таки вам следует немедля покинуть наш дом. Знаю, что вы смельчак, пан Таннер, но поймите, этим визитом вы рискуете наказать меня. Та прислужница, что видела вас, наверняка доложила дворне. Скоро о вашем визите узнает дворецкий и обязательно обо всем донесет моему отцу. Так что уходите. И поскорее.
Гость будто не слышал, что ему говорили. Глядя на панну Барбару, он продолжал:
– Пан посол предполагает, что зимой мы отправимся в Московию. Если это действительно случится, то вернусь я нескоро. Да и кто знает, вернусь ли. Эти московиты – народ непредсказуемый. Может статься, схватят нас да посадят за решетку, как пана Острожского, а то и вовсе порубят. Собираемся на полгода, а не знаем, вернемся ли вовсе. Вот я и пришел, чтобы сказать: коли что случится, не поминайте лихом и знайте, что верный Таннер до последнего своего часа думал о вас, как о Боге – с радостью и надеждой. Прощайте, ясновельможная панна.
– Прощайте, пан Таннер, да сохранит вас Бог.
Чувствуя, что гость не в состоянии так просто уйти, панна Барбара приблизилась к нему и поцеловала в лоб.
– Не терзайтесь напрасными переживаниями, – ласково улыбаясь, сказала она. – Отдайтесь на волю провидения. Кажется, оно благоволит вам.
Гость вздохнул легко, всей грудью, и ответил:
– Благодарю, теперь мне будет легче переносить разлуку.
– Уходите, умоляю. Вас наверняка уже ищут.
– Еще минутку. Бог даст, уйду с миром.
Неожиданно дверь в спальню открылась, и вбежал Анисим.
– Сюда идут, – тихо сказал он. – Я видел дворецкого и пана Анджея. Ну-ка, пан хороший, попрошу удалиться. Нечего из-за вас, храбрецов, панночке нравоучения выслушивать, – он подошел к окну, распахнул его и, повернувшись к гостю, требовательно сказал: – Сюда. Тут второй этаж, под окном клумба. Не робейте. Вам главное – поладить с нашими собачками.
Гость услышал голоса в коридоре. Медлить действительно было нельзя. Он еще раз оглянулся на панночку, потом вскочил на подоконник и, глянув вниз, прыгнул в темноту. Приземление его было удачным, потому что он сразу поднялся и, не оглядываясь, торопливо направился к изгороди.
Анисим едва успел запереть окно, как дверь спальни открылась и на пороге в полном обмундировании, со шпагой на поясе появился хозяин дома.
– Кто здесь был? – строго спросил он дочь. Барбара отвернулась в сторону. Она не умела лгать, но ей не хотелось предавать того, кого она считала самым верным из своих поклонников.
– Анисим! – рявкнул пан Анджей и, не дождавшись ответа и от гайдука, вдруг зло процедил: – Запорю!
Оставив гайдука, он шагнул к дочери и неожиданно ударил ее по щеке.
– Девка! – крикнул он. – Принимаешь в спальне?!
Боль за незаслуженное наказание и упрек обожгли сердце Барбары. Панночка молча заплакала.
– И это после таких дифирамбов его преподобия в твой адрес! – продолжал пан Анджей. – Да он просто слепой, этот святоша! Принял булыжник за бриллиант! Завтра же расскажу ему про твои амуры – вылью на него ушат холодной воды! Пусть больше не заблуждается! А с тобой поступлю так, как должно поступать с неблагодарными! Не хочешь по-умному выбирать жениха, пойдешь за того, за кого велю! Все, хватит унижений на мою седую голову! Пусть муж занимается твоим воспитанием! В день совершеннолетия выдам тебя замуж! Благо, жених уже есть! Пойдешь за Гаштольда!.. – и, не дожидаясь возражений, вышел.
В эту ночь панна Барбара не спала. Старый гайдук никак не мог успокоить ее. Она лежала и думала о себе. Да, она любила, когда за ней ухаживали. Но что в этом порочного! И еще она думала о своих поклонниках. Ей хотелось знать, влюблена ли она в кого-то из них хоть чуточку. Пан Таннер, кажется, был самым достойным из всех, но странно: даже к нему она не испытывала достаточного чувства. Она во всем готова была винить себя, но чистое сердце подсказывало ей, что она еще слишком юна и не созрела для настоящей любви.
Думая свою горькую думу, она не переставая молилась:
– Пресвятая владычица, заступись за меня перед Сыном своим, спаси меня, не оставь в печали и скорби моей и храни несчастную душу мою!
И вновь, как и в тот день, когда она посещала раненого, чудилось, что из четырех углов ее комнаты кто-то едва слышно откликается на ее молитвы…
Часть вторая. Провинциалка
Глава I. Парк Ланей
Прошло полгода. Пан Анджей сдержал-таки слово – выдал дочь замуж. Испокон веков судившиеся за землю Гаштольды и Радзивиллы этим бракосочетанием наконец заключили мир. Жених увез невесту в свой родовой замок в Геранены.
В начале мая, после трех недель проливных дождей, из-за туч наконец выглянуло солнце. Впервые после переезда в деревню пани Барбара вышла из замка, чтобы погулять в саду. В это утро на небе не было ни единого облачка, молодую травку серебрила роса. Никогда еще Барбара не видела столько цветов, которые росли сами по себе. Сад казался ей чуть ли не раем. Из-под старой листвы на земле тянул свой бархатистый стебель высокий фиолетовый цветок сон-травы. Одуванчик раскрывал нежные слипшиеся лепестки. Все еще то тут, то там небольшими ковриками белели подснежники. Вовсю цвела черемуха, охмеляя своим горьким благоуханием, а кое-где начинала распускаться сирень.
Барбара шла медленно, часто останавливалась, оглядывалась. Ей хотелось рассмотреть и запомнить каждое дерево, каждый куст, каждый цветок. После продолжительной, холодной и однообразной зимы обилие красок завораживало ее и одновременно навевало какие-то сладостные чувства. Ей хотелось думать, что она счастлива. Пани Барбара слушала соловья, испытывала головокружение от ароматов и не замечала, что ее белое платье и руки разукрашены, будто акварельной краской, густой цветочной пыльцой…
Она гуляла, а в стороне от нее, на высоком валу, маячили круглые башни замка. Они будто присматривали за ней. Своим молчанием и неподвижностью башни отчего-то возвращали ее к грустной и достаточно жестокой мысли о том, что теперь она – женщина, зависящая от желаний и настроения своего мужа, почти невольница. И еще ее почему-то не отпускало чувство, что после свадьбы она приобрела не мужа, а второго отца. Князь Станислав Гаштольд был вдвое старше ее. Впрочем, не только разница в возрасте смущала Барбару. Ей неприятны были манеры мужа, его тонкий женский голос и какая-то исключительная, лакейская вежливость в общении с теми, кто его окружал. Лишь безысходность заставляла ее оставаться той, кем она обязана была быть для этого человека по воле обстоятельств. Замужество ошеломило Барбару. Вот уже почти месяц ее не оставляло ощущение, что это случилось не с ней, а с кем-то другим…
На свадьбу съехалось много гостей. Чтобы перевезти приданое, которое пан Анджей дал за дочерью, пришлось выделить два грузовых воза, запряженных шестеркой и четверкой коней. В этих возах были изделия из серебра, золоченые миски, тарелки, кубки, ложки, кружки для вина и пива, жбаны для умывания рук. Из одежды были чепцы, тканные золотом, красные береты венецианской работы, шапки, украшенные соболями. Подарил пан Анджей и золоченую карету со специальной подвеской. Вместе с каретой он передал шесть мышастых жеребцов. Отдал он дочери и ее любимую двухколесную повозку на двух человек с четверкой гнедых. В ответ зять подарил тестю сто золотых червонцев и восемь десятков шкурок соболей, а теще – сорок соболей и золотую цепочку.
