Шторм Холли

Слова Холли нисколько ее не расстроили. Даже если ее отношения с Фрэнком основаны на постельных утехах, то что с того? Не всем же витать в облаках возвышенной любви.

– Признаться, – забирая ключ, произнес Уильям обескураженно, – я несколько озадачен. Милны писали, что Нью-Ньюлин – особенная деревня, но, по мне, это просто какая-то дыра. Не могу понять очарования сельской глуши, уж простите. Я дитя города.

– Не хотелось бы вас расстраивать, – хмыкнула Тэсса, – но раз вы нашли дорогу в Нью-Ньюлин, значит, вам тут и место.

Он моргнул, не понимая ее слов, но тут дверь в управление с грохотом распахнулась, и внутрь влетел разъяренный Фрэнк.

– Ах вот ты где, бледная поганка, – зарычал он, и Холли, подпрыгнув, отбежал за продавленный диван, – ну-ка поди сюда!

– Убивают! – завопил Холли пронзительно.

Уильям испуганно распахнул глаза, вжимаясь в стул и не зная, куда прятаться.

– И что опять стряслось? – спросила Тэсса с любопытством.

– Он выставил меня на аукцион, – Фрэнк указал на Холли пальцем. – Он обещал, что продаст меня только в частную коллекцию! А сам! На всеобщее обозрение! Все друзья надо мной смеются!

– Откуда у тебя вообще друзья? – изумился Холли.

– Ну хорошо, не друзья, – поправился честный Фрэнк, – а те, с кем я сидел в тюрьме.

– Тю! Нашел кого слушать!

– Простите, – Уильям Брекстон, побледнев, уставился на Тэссу. – Продажа людей? Тюрьма?

Кажется, он решил, что попал в бухту пиратов и контрабандистов. Бедняга.

– Фрэнки хорошо продается, – сказал Холли, – золотая жила просто! Богатые дамочки в очередь выстраиваются за его портретами. Я, видите ли, – вежливо обратился он к Уильяму, – в отличие от вас очень люблю деньги. Как еще измерить свой талант, если не доходами от него?

– Но теперь мой голый торс по всему интернету, – злобно напомнил Фрэнк.

– Просто сделай, как я: отдай свой телефон пикси, им ужасно нравится все технологичное, – безмятежно посоветовал ему Холли.

– Простите, – слабо сказал Уильям, – мне надо прилечь. Столько впечатлений!

Он встал, шагнул к выходу и… взглянул прямо в глаза Фрэнка, который от волнения позабыл надеть темные очки.

– Как вы думаете, – спросил Уильям тревожно, – если я завалю местных жителей деньгами, они смогут полюбить меня?

Фрэнк дернул ртом, поспешно отступил в сторону и отвернулся.

– Ну надо же, – заметил Холли, глядя в окошко на то, как Уильям направляется к пансиону, – какой закомплексованный миллионер.

– Что ты вообще здесь делаешь? – Тэсса зевнула, выключила компьютер и потянулась.

Фанни второй день находилась в отпуске: ей пришло в голову поставить в Нью-Ньюлине пьесу, и теперь она бродила по берегу в поисках вдохновения. Люди избегали ее – стоило остановиться хотя бы на минуточку, чтобы поздороваться, и можно было услышать длинную речь о том, как тяжело в наше время придумать оригинальный сюжет. «После Шекспира в драматургии просто нечего делать», – восторженно заверяла Фанни каждого встречного, но не отказывалась от своей идеи.

– Прячусь, – ответил Холли насупленно.

– Если от Фрэнка, то не больно-то ловко у тебя получилось, – засмеялась Тэсса.

– От Фрэнка? – казалось, Холли уже забыл, как вопил «убивают». – Да нет же, от рыбы!

– От какой еще рыбы?

– В нашем холодильнике!

– Ничего не поняла, – призналась Тэсса, – теперь ты и рыб боишься?

– Она на меня таращится!

– Я тоже на него таращусь, – вроде как обиделся Фрэнк, – и хоть бы хны.

Втроем они вышли из управления, Тэсса закрыла дверь и поежилась: ветер бушевал пронзительный.

Прижавшись к всегда теплому боку Фрэнка, она с тоской посмотрела на затянутое тучами небо. Возможно, девчонку Одри, из-за которой с каждый днем становилось все более пасмурно, следовало силой заставить снова разговаривать с мальчиком Джеймсом. С тех пор как они разругались несколько месяцев назад и перестали общаться устно, перейдя на эпистолярный жанр, солнце надолго покинуло Нью-Ньюлин.

Но Тэсса умела уничтожать чудовищ, а не мирить взбалмошных чувствительных подростков.

Здесь нужны были таланты Фанни – вот уж кто умел ворковать, и понимать, и уговаривать. Однако Фанни и саму настиг какой-то личностный кризис, и она объявила, что ничего не понимает ни в людях, ни в жизни, поэтому не считает себя вправе вмешиваться в естественный ход событий.

– Так какой из портретов Фрэнка ты выставил на аукцион? – спросила Тэсса у Холли, когда они едва не бегом направлялись к дому.

– Самый красивый, конечно! – отозвался он высокомерно.

Фрэнк фыркнул.

Холли был влюблен в каждую из своих картин по очереди. Самой красивой обычно считалась та, которую он едва закончил или над которой все еще работал.

Влетев в дом, Тэсса моментально сбросила с себя куртку, прибавила отопление и остановилась в центре гостиной, раздумывая, а не разжечь ли камин.

Прошлая ее попытка, совершенная несколько лет назад, закончилась черным облаком золы, взвывшим дымоходом и пронзительным запахом гари.

– Да посмотри ты на нее, – Холли схватил ее за руку и потащил на кухню.

– Твоя эксцентричность переходит все границы, – попыталась унять его Тэсса, но все равно потакала этой придури. Потому что не захоти она – Холли бы и с места ее не сдвинул. Даже при помощи строительного крана. Она была гораздо сильнее его физически, инквизиторские штучки. – Это всего лишь мертвая рыба… матерь божья!

Она действительно таращилась.

Будто вот-вот распахнет зубастую пасть и сожрет заживо.

– Фрэнк, это ты притащил ее в наш дом? – крикнула Тэсса, осторожно разглядывая содержимое холодильника.

– С тех пор, – ответил Фрэнк, – как моя карьера на устричной ферме бесславно завершилась, я стараюсь держаться подальше от морских гадов. К тому же с Нью-Ньюлином не угадаешь, то ли это рыба, которую можно есть, а то ли разумное существо с душой.

– Может, происки призрака из башенки? – предположил Холли, трусливо выглядывая из-за спины Тэссы.

Он прятался там в случае самой малейшей опасности – настоящей или вымышленной.

– А ты с ним так и не помирился? – уточнила Тэсса, доставая из шкафчика плотный пакет для мусора, чтобы запихнуть туда рыбу.

Она привыкла слушаться своей интуиции, а та просто в голос орала: такое есть нельзя. Оставлять в доме – тоже.

– Какое там, – Холли пригорюнился, – каждое утро претерпеваю страшные мучения!

– Умывания холодной водой полезны, – безжалостно сообщил Фрэнк, но все-таки потопал наверх, чтобы спросить у призрака про рыбу.

Тэсса меж тем засунула ее в пакет, плотно завязала его и сунула в карман солонку.

– Ты же понимаешь: успех портретов Фрэнка в том, что они просто излучают вожделение? – спросила она. – Вот почему дамочки-покупательницы с ума сходят.

– А я не виноват, что у этого животного лишь одно на уме, – ухмыльнулся Холли.

– Такие картины могут привести к беде, – не в первый раз предупредила Тэсса, а он не в первый раз отмахнулся от нее.

– Его нет! – закричал сверху Фрэнк.

– Кого нет? – озадачилась Тэсса.

– Призрака нет!

– Этого не может быть, – она положила пакет на пол и помчалась наверх. Холли, разумеется, увязался следом. – Призраки привязаны к месту точно так же, как зомби к своим могилам. Они не могут пойти в гости или на прогулку!

– И все равно его нет, – твердо повторил Фрэнк.

Тэсса недоверчиво заглянула в башенку.

Призрак Теренса Уайта на самом деле исчез.

Вместе с бесконечным шарфом, который тот вязал год за годом.

– Ура, – воскликнул Холли, – наконец-то никто не будет поливать меня водой по утрам!

Однако Тэсса вовсе не разделяла его радости.

Она обошла башенку, прислушиваясь к своим ощущениям.

– Как странно, – пробормотала она. – Я бы даже сказала – подозрительно.

– Вы раздуваете из мухи слона, – покачал головой Фрэнк, – подумаешь! Мало ли какие у бедолаги дела. Если бы вы провели так много времени в этой башенке, то были бы рады-радехоньки сбежать куда глаза глядят.

– Ох, Фрэнки, – прочувствованно проговорил Холли, – тебе все-таки надо проработать психологическую травму, связанную с тюремным заключением.

– Нет у меня никакой травмы!

– Ну конечно, есть. Я знаю прекрасного специалиста…

– Отцепись от меня!

Тэсса спустилась вниз, не слушая их перепалку.

Пакет с рыбой сдвинулся на несколько дюймов.

Тихо выругавшись себе под нос, она снова надела куртку, взяла пакет, вышла на улицу через бывший каретный сарай, в котором теперь стояли торжественный черный катафалк и ржавая колымага Фрэнка, и взяла там лопату.

На кладбище Тэсса выбрала самый дальний угол, в котором сухостоем чах чертополох. Выкопав яму поглубже, она присыпала рыбину солью, плюнула на нее сверху и завалила землей.

И пусть теперь только попробует трепыхнуться.

Утром она заглянула к Холли и убедилась, что тот крепко спит без всяких неприятностей. Потом поднялась на пролет выше, в башенку: Теренс Уайт вязал шарф.

– И где мое молоко? – проскрипел он.

– И где вы шлялись всю ночь? – спросила его Тэсса.

– Не твое дело! – рассердился он. – Я свободный призрак! Делаю что хочу!

– Оставьте бедного Холли в покое, – попросила она. – Он и без того нервный и чокнутый.

– Оставлю, – вдруг согласился призрак, – если ты раздобудешь мне прядь волос человека, который мертв и в то же время не мертв.

– Запросто, – отозвалась Тэсса и пошла за молоком.

Холодильник она открыла с некоторой опаской, но больше никаких странных рыбин там не было.

Кажется, жизнь возвращалась в привычное русло.

Со вторым блюдечком в руках Тэсса вышла на лужайку, чтобы отнести молоко пикси. И едва не налетела на Малкольма Смита.

Зомби.

Который как ни в чем не бывало стоял под хмурым утренним небом.

Очень далеко от своей могилы.

– Ты тут главная? – спросил Малкольм хриплым голосом. – Я хочу развестись со своей женой Вероникой.

* * *

До того, как вырасти в Уильяма и начать ворочать миллиардами, маленький Билли Брекстон был просто мальчиком, правда, не самым обычным. Няня рассказывала: впервые он взмыл в воздух совсем малюткой, года еще не исполнилось. «Да-да, – с чувством подхватывал дворецкий, – это событие, несомненно, заурядным не назовешь». С тех пор все они, хорошо оплачиваемые, вышколенные, вежливые и заботливые, без устали следили за тем, чтобы мистер Билли никогда-никогда не испытывал голода, уж больно хлопотно было ловить его потом под высокими сводами старинного поместья. Приходилось все время держать наготове стремянки и лестницы, крюки с петлями на конце и другие приспособления для поимки болтающегося на высоте юного хозяина.

Повзрослев, Уильям Брекстон предпочитал жить один, безо всяких слуг, хоть это было и не слишком удобно. Что, если он однажды не сможет спуститься и умрет от истощения в воздухе? Но все лучше, чем ощущать себя сбежавшей из загона овцой, которую вынуждены были то и дело загонять обратно ни в чем не повинные петухи.

Глава 3

Люди думают, если ты стара – значит, глупа и беспомощна. Однако невыносимая Бренда Ловет умела постоять за то, что считала действительно важным: например, за свой огород.

По правде говоря, самой ей нравилась пасмурная погода, но вот томатам и клубнике – нет. Обычно нью-ньюлинские мягкие зимы позволяли Бренде собирать урожай круглый год, но эта осень никуда не годилась.

Поэтому приходилось идти на крайние меры – на переговоры с врагом.

Убедившись, что Одри занята попытками накормить завтраком Жасмин – комья каши летели во все стороны, обляпывая чистую кухню, – Бренда тихонько вздохнула и вышла в сад.

Тэсса верила, что девчонка помогает с младенцем, но от такой няньки было больше хлопот, чем толку. На самом деле вместо одной воспитанницы Бренда получила двух, но она была крепкой старухой и не собиралась жаловаться.

Задрав голову, она посмотрела на сизое низкое небо, набрала полную грудь соленого воздуха, который сегодня сильнее обычного пах водорослями, прислушалась к недовольному ворчанию моря и полезла в заросли красной смородины.

Там, за полуголыми ветками, пряталась внушительная дыра в заборе. По какой-то причине мальчик Артур, который рос по соседству, обожал тайком пробираться в сад Бренды. А поскольку этот ребенок умел двигать предметы взглядом, прутья решетки будто сами собой расходились в стороны, и Бренда постоянно натыкалась на Артура то в кабачках, то в гиацинтах.

Обычно она не спешила его оттуда вытаскивать: вреда от этих вылазок не было никакого, а подглядывать за тем, как Джон мечется в поисках по свою сторону забора, было всегда весело. И вот сегодня Бренда сама решила воспользоваться дырой, благо ее размеры это позволяли.

Можно было, конечно, пройти и через калитку, но Нью-Ньюлин был не из тех поселений, которые умели хранить секреты.

Местные обитатели изо всех сил делали вид, что им нет друг до друга особого дела, но замечали все. И Бренде не хотелось потом с неделю отвечать на расспросы о том, а не объявили ли два самых скандальных соседа перемирие. Вдруг сварливый Джон отвергнет ее прекрасное предложение, и выйдет неловко.

Миновав клумбу с чахлым котовником, Бренда поднялась на веранду, перешагнула через сваленные в кучу игрушки и вошла в дом.

Только Милны закрывали свои двери на замок, остальные не занимались подобной ерундой, и Бренду встретили запахи натирки для пола, многочисленных кошек, старого дерева и мази от ревматизма. Она бестрепетно поднялась на второй этаж и ступила в хозяйскую спальню.

Джон не принадлежал к ранним пташкам и сейчас похрапывал в смешной фланелевой пижаме, уткнувшись носом в подушку.

– Ах ты старая коряга, – негромко сказала Бренда, уперев руки в боки и разглядывая облепивших его кошек, – все дрыхнешь как ни в чем не бывало.

Сварливый Джон дернулся и так резко сел, что пушистые грелки недовольно зашипели, а кто-то и вовсе вцепился когтями в его руку.

– Черт, Бренда, – воскликнул он, кривясь от боли, – что это тебя принесло ни свет ни заря?

– У нас на попечении двое подростков, которые не разговаривают друг с другом, – ответила она, – и их переписка – это курам на смех, вот что я скажу. К тому же Одри и Джеймсу пора чем-то заняться. Чем-то более полезным, чем проводить все свое время со стариками и младенцами.

– А, – проговорил сварливый Джон ехидно, – тебя просто не устраивает погода, вот в чем дело. Признаться, я ждал, что у тебя кончится терпение еще на прошлой неделе.

Он сел на кровати, спустил босые узловатые ноги вниз, нашарил меховые тапочки и так и замер, сонно закрывая то один глаз, то другой – по очереди.

– Для начала Джеймсу хорошо бы извиниться, – забросила пробный шар Бренда.

– Для начала, – немедленно возразил он, – Одри хорошо бы перестать беситься по пустякам! Мальчик пережил смерть и воскрешение, это вам не прогулка по полю с ромашками, а бестолковая девчонка только и умеет, что дуться и капризничать.

«Помни о томатах», – напомнила себе Бренда и сказала терпеливо:

– Ну, этак мы только разругаемся еще пуще и ни к чему не придем. Почему бы мне не сварить тебе кофе, а ты пока умоешься?

Сварливый Джон самодовольно ухмыльнулся.

– Тебя и правда припекло, женщина, – заметил он с удовольствием, – и помни, что я люблю теплое молоко.

Ох, с каким удовольствием она бы вылила это молоко на его лысину!

Тэсса осторожно втянула воздух носом, но не ощутила никакого тлетворного запаха. Малкольм выглядел так, будто бы еще была ночь. При свете дня ему полагалось разлагаться, но нет, ничего подобного не происходило. Не говоря уж о том, что зомби никогда не покидали границ собственных могил.

Правительственная программа кладбищ Утешений дала сбой? Или это очередная шутка Нью-Ньюлина?

– Малкольм, – строго произнесла Тэсса, понятия не имея, что делать дальше. Она могла бы его сжечь или уничтожить иным способом, но тогда на кого будет вопить его вдова? – Ты помнишь, что тебе вообще-то следует находиться в могиле?

– Ты права, – ответил он мрачно, – мой брак – это настоящая могила. Как я мог жениться на женщине, которая пилит и пилит меня без остановки? У меня голова взрывается от ее воплей.

– Ну, ты ведь ей изменил, – напомнила Тэсса.

– А ты бы не изменила такой жене? – насупился он.

– Пойдем-ка со мной, Малкольм, – велела Тэсса, никогда не понимавшая ценность измен. Впрочем, опыта серьезных отношений у нее тоже не было. Ты даешь кому-то обещание хранить верность и ничего не скрывать, а потом связываешься с кем-то на стороне. Очень сложно, на ее взгляд. Одного-то партнера порой слишком много, а крутиться между двумя? Пытка, которую люди придумывают для себя сами.

По дороге на кладбище Тэсса сунула блюдечко с молоком в микроавтомобиль с кишащими пикси, а Малкольм начал волноваться:

– И куда мы идем? Мне не нравится эта дорога. Я хочу к морю.

– Потерпи немного, ладно?

Ей хотелось спросить, понимает ли он, что уже несколько лет как мертв, но спокойнее было бы сделать это на кладбищенской земле. Там справиться с зомби будет проще. Главное – заманить его за черные ажурные ворота.

Им оставалось дойти всего несколько футов, когда из-за утеса появился профессор Йен Гастингс, возвращающийся с прогулки. Инквизитор в отставке, который прибыл в Нью-Ньюлин несколько месяцев назад и решил остаться на зимовку, совершал моцион каждое утро в любую погоду.

– Тэсса, – воскликнул он бодро, – доброго дня!

И с любопытством покосился на ее спутника. Пригляделся. Изменился в лице.

– Но это же… – начал он растерянно и осекся.

– Малкольм Смит, – сухо представила его Тэсса.

– Вот как, – профессор не стал подавать руки, – какая неожиданная встреча.

– Я требую развода, – пояснил Малкольм тревожно, – куда мы идем?

– Тут недалеко, – попыталась успокоить его Тэсса, но покойник не стал ее слушать. Он начал торопливо отступать в сторону моря, и, выругавшись про себя, она пропорола обострившимся ногтем кожу на запястье, щедро окропляя собственной кровью пожухлую траву. Власть смотрителя кладбища над мертвыми подопечными устанавливалась по старинке, и Тэссе всегда было интересно посмотреть на того затейника, кто прописал все эти протоколы.

Возможно, он был фанатом Энн Райс или Брэма Стокера.

Надо бы спросить как-нибудь у призрака предыдущего смотрителя, который жил в ее башенке. Может, он больше знает о тех людях, кто придумал механизмы работы подобных кладбищ.

Читая пафосную формулу подчинения, Тэсса внимательно наблюдала за Малкольмом. Зомби отличались от живых людей равнодушной покорностью, с которой подчинялись приказам, но в это мгновение на его лице читалось искреннее негодование.

Малкольм следовал за ней с явной неохотой, будто бы через силу, а при виде собственной могилы завопил что-то невнятное от ярости.

Однако земля все же поглотила его, медленная и неотвратимая.

Как поглотит всех в конечном итоге.

– Что это было? – спросил профессор, когда последние травинки сомкнулись над Малкольмом.

– Понятия не имею, – призналась Тэсса. – Очередная местная аномалия, полагаю.

– Что же, специалисты разберутся, – проговорил он задумчиво.

Она скривилась, и профессор произнес с нажимом:

– Тэсса Тарлтон, ты же собираешься уведомить о произошедшем управление кладбищ Утешения?

– Разве вы уже не убедились, что в Нью-Ньюлин не так-то просто попасть чужакам? Разберемся во всем своими силами, как обычно.

– Своими силами? – рассердился он. – Может, это системный сбой, а ты собираешься промолчать?

– Если это системный сбой, – заметила она, – значит, он произойдет где-то еще. Необязательно привлекать внимание к Нью-Ньюлину. Мы тут живем замкнутой общиной, если вы не заметили.

– Ты здесь просто прячешься от мира. Ловко притворяешься, что за пределами Нью-Ньюлина ничего не существует. Но это не значит, что все забыли, сколько горя ты причинила. Тэсса, однажды твоя самоуверенность едва не разнесла Лондон в клочья, а теперь ты наступаешь на те же грабли?

– Я сама разберусь со своими покойниками, спасибо за участие, – отрезала она ледяным голосом. – А вы не лезьте, куда не просят.

– Как твой учитель…

– Как мой учитель вы давно уволены.

И Тэсса поспешила прочь с кладбища, плохо разбирая дорогу перед собой.

Сколько горя она причинила?

Как измерить его?

Можно ли положить на одну чашу весов спасенные жизни, а на другую – искалеченные?

И куда тогда качнутся эти весы?

И имеет ли это хоть какое-то значение?

Привычно спустившись по почти отвесному склону на каменистый пляж, Тэсса подошла вплотную к сумрачному серому морю с мелкой раздраженной рябью.

– Ну вот, и у тебя плохое настроение, – сказала она, приседая на корточки и ловя кончиками пальцев ледяные брызги, – скажи мне, как убийца убийце, важно ли хоть для кого-то, что мы хотели как лучше?

Существо, которое обитало в морских глубинах, конечно, ничего ей не ответило. Но Тэссе показалось, будто брызги дружески потеплели.

– Вы оба хотите… чего?

Покачиваясь в казенном кресле, Тэсса с удивлением разглядывала невыносимую Бренду и сварливого Джона, которые пришли в управление вдвоем. Уже один этот факт поражал воображение – эта парочка всегда отвратительно ладила.

Тэсса подозревала, что они находят истинное удовольствие в бесконечных препирательствах. Возможно, на старости лет это заменяло им флирт или что-то в этом роде.

– Хотим открыть совместное предприятие, – повторила Бренда решительно. Ее теплая шерстяная кофта была украшена мелкими вязаными цветочками.

– Да неужели? И какого рода предприятие?

– Разведение альпак.

– Кого? – не поняла Тэсса.

– Это такие барано-ламы, только альпаки, – пояснил Джон ворчливо.

– Веселая компания для Стюарта Уэльского, – обрадовалась Тэсса. – А то бедняга в последнее время хандрит. Холли утверждает, что он чувствует себя одиноким.

– Одиноким? Пони? – скептически повторила Бренда. – Я бы сказала, что кое-кто приписывает скотине свои собственные эмоции.

– Холли не может чувствовать себя одиноким, – опровергла ее догадку Тэсса. – У него есть его картины, а больше ему ничего и не надо.

– В это сложно поверить, – заупрямилась Бренда, – но Холли Лонгли – тоже человек. Хоть он и украл мое чучело.

– Хм. Смелое утверждение.

– Так вот, про ферму, – Бренда была еще более целеустремленной, чем обычно. – Нам требуется субсидия от фонда и пастбище.

– Как вы собираетесь справляться? У вас обоих по маленькому ребенку на руках.

– Ну, – Джон усмехнулся, – есть у нас пара бездельников на примете.

– Альпаки! – Холли пришел в восторг. – Я сам вложу деньги в эту ферму, не надо никакого фонда. Это же прелесть что такое!

– Запах навоза, безусловно, украсит Нью-Ньюлин, – буркнул Фрэнк.

Тэсса засмеялась. Кто бы сомневался – если один говорит «синее», то другой тут же заявляет «красное». Холли и Фрэнк не соглашались друг с другом ни в чем, тем не менее с ними было весело.

Они отвлекали Тэссу от мрачных воспоминаний, а Холли еще и избавил ее от кошмаров.

Фрэнк поставил на стол картофельную запеканку, которую купил в пекарне Мэри Лу.

Холли дернул носом, принюхиваясь к аромату, и погрустнел. Он считал, что лучший ужин – это торт. Запеканки его мало вдохновляли.

– Раньше было лучше, – сказал он, – когда Фанни все время здесь ошивалась и готовила ужины. Теперь она ошивается только возле Кенни. Может, сделать что-то такое и разлучить их?

Тэсса молча сунула ему кулак под нос и велела накрывать на стол.

Холли неохотно оставил карандаш и потянулся к буфету за тарелками.

– Я продал Фрэнка с молотка за много-много нулей, – просиял он, замерев на месте. – И стал на много-много нулей богаче. Давайте наймем дворецкого! Какого-нибудь Дживса, если вы понимаете.

– А не позвать ли нам Дживса, – передразнил его Фрэнк, нарезая запеканку. – Что вы на меня так уставились? В тюрьме была неплохая библиотека. Между прочим, самые начитанные люди – бывшие заключенные. Я даже Плутарха читал.

– Даже Плутарха, – Холли смешно округлил глаза. – Да наш дубина – философ.

– Тарелки, – напомнила Тэсса. – Мне бы не хотелось, чтобы с нами жил кто-то посторонний.

– С нами и так живет кто-то посторонний, – не утерпел Фрэнк.

– Протестую, – уведомил его Холли. – Я не посторонний, а душа этого дома. Без меня бы вы совсем одичали в водовороте своей животной страсти, и вас бы съели муравьи.

– Это из Маркеса, – обрадовался Фрэнк и гордо приосанился.

Тэсса едва удержалась от того, чтобы не потрепать его по загривку, как хорошего песика, выполнившего команду.

– Надо завести в Нью-Ньюлине библиотеку, – задумалась она. – Холли, может, ты и на это подкинешь денег?

– Запросто, если вы поможете мне с новой картиной. Из этих, – и он помахал в воздухе рукой.