Цветок заранее знал

И что же сделает Джинхён? Как помешает? Отправит высокий член Нацсобрания нахуй? Пробьёт череп сыну президента республики? Оставит парочку (а если их больше?) как есть? Посмотрит, чтобы Виньен было комфортно? Приободрит и поддержит? А когда с младшей вытечет высокородная сперма, то Джинхён салфетки подаст? Так что он сделает? Упадёт на чью-то ссанину и станет пластаться и умолять перестать ебать свою сестрёнку? А если ничто не поможет, то по завершении что? Отряхнёт девочку и трусишки поправит, ширинку ей застегнёт?

А может, предложит себя вместо Виньен?

Рубашка липкая, как паутина тысяч навязчивых пауков. Досада на себя и воображение, подтачивающее рассудок, мясорубкой сжимают и перемалывает сердце, выкручивают наружу. Ещё час назад казалось, что куда ещё хуже. Оказывается, «хуже» ощущается так, как Джинхён себе и представить не мог. Не сбавляя темпа, он толкает с пути токкэби, плюсом каких-то шутов и еле сдерживается, чтоб собой насквозь не прошить шеренгу несвежих солдат.

Оповещение от Ван Чона, как отсечение гильотиной: «Давай, двигай в випку».

Вот же галерея туалетных кабинок, прямо, справа и слева. Так просто взять и развернуться?

Снова оповещение лидера группы – «Срочно явиться!», следом личное – «Гости ждут одного из своих, но почти все на месте».

Да хоть бы этот, кого там все ждут, провалился сквозь землю. Пхан не может сейчас развернуться. Не может, и всё тут. Пхан не знает, что ему делать. Алекс прав, надо быть там, где группе предписано. Срыв подготовленной к этой ночи игры, в которой бессменно участвует группа айдолов, повлечёт разрушение тонко выстроенных связей «Sinrosong» Entertainment, разрыв контрактов и, следовательно, брешь в отлаженной десятилетиями системе. Слишком важные гости. Единственное конкретное, брошенное, словно гандон в чашку чая, неуважение, рискует стать обертоном, что спровоцирует скат лавины с хрупкой горы корпорации, а затем будет крах. Крах «Sinrosong» – конец семьи Виньен и голодная смерть семьи Джинхёна. От одного, известно кого, зависят все. Но, может, его и не будет. Упоминалась его деловая встреча, а не участие в тошнотворном игрище. Удача, если передознётся.

Пхан чуть не кричит, – «Виньен, эй, Ёнсок Виньен Ли!». Учитывая, что девчонка устроила при входе, не хватало ещё на камеры подтверждать её инициалы. И как теперь быть? Как, ну как вызвать из сети сортиров этот камень преткновения, младшую, не выкрикивая на всю «Кондитерскую» её настоящего имени?

Персональный квест Джинхёна давно начался, и Пхан оттягивает в защипе свой нарывающий болью синяк под брючиной. Теперь остаётся понять, как ускориться в прохождении Silent Hill и успеть сохраниться.

––

Silent Hill – игра в жанре Survival horror

Глава 8 – Пещера (18+)

Чтобы докричаться до бармена, живые и мёртвые то и дело переваливались через Виньен, обдавая рецепторы веерами самых стойких на планете духов. Не сказать, что от семи мелких шотов она прям сильно уехала. Да, развезло. Но любого ведь развезёт от какофонии ароматов, мельтешения лазеров, шума и беспрестанно вибрирующего в руке мобильника.

Когда количество неотвеченных вызовов достигло круглой отметки, младшую обдало не поддающимся усмирению злорадством. Виньен не сомневалась, устроить ли шабаш, оно как-то само. Она спружинила на стойку, ну и погнала в подражание ведьмам go-go, корчившимся на разбросанных по залу подиумах. Подвешенная на карманную цепь Чёрная тетрадь смерти, трепалась и колотила по ляжке. Мобильник вибрировал, Ёнсок ликовала.

Когда она прыгнула так высоко, что до луны бы достала, то ударила плафон, который болтался на слишком гибком шнурке. Ухватиться не смогла, поэтому, только поэтому поскользнулась и чуть не клюкнулась под стеллажи, в контейнер со льдом. Хорошо Виньен здесь не знает никто и не доложит госпоже Ли. Если она найдёт дочь среди всех этих небезразличных людей, самолично закатает её в одну из банок с оливками.

Наверное, она бы ещё полежала, как тунец на прилавке, но несуществующими плавниками Ёнсок ощутила ползущие вверх по штанинам крючки. Когда она заметила коробочного, то лягнула его, чтоб тот не лез. Не рассчитав силы толчка, Ёнсок снова чуть не скатилась, потому что любой ведь не сможет стоять, когда тебя собственные руки не держат. Тогда же, не в меру длинные лапища (а точно люди вокруг?) сняли Ёнсок. Она было обрадовалась, что бармен забрал её в зелёный рай, но, когда Виньен отдавили ногу, она догадалась, что перетащили её в клиентскую зону. Потянула на себя грудак в чёрной рубашке, и ей показалось, что она падает в объятия Джинхёна. Виньен тогда простила брату всё и смогла наконец-то расслабиться. Когда Джинхён рядом, беспокоиться не о чем.

Вынырнула Ёнсок из секундного обморока, обнаружив себя плывущей в толпе, как чёлн в бушующих водах под воинственным небосклоном. Беспокойно трубили дудки, но Виньен быстро сообразила, что разрывающая барабанные перепонки акустика, не что иное, как сэмпл въедливого и одновременно громогласного звукоряда. Виньен несут? На руках, что ли? Если это брат, то лучшее решение, притвориться спящей, не хватало новых подзатыльников получить, второй раз Александр Ван Чон будет не так сдержан, как с час назад. А брат раз тогда не заступился, то и сейчас вряд ли что-то изменится. А что это Джинхён напялил на голову? Помешались сегодня все на этих ящиках? Пхан опасается, что кто-то здесь узнает его? Тогда понятно. Хён единственный, кому здесь есть смысл носить даже ведро, главное, чтобы с двумя дырками.

Это очень хорошо, что Ёнсок несёт брат. Пока «фея» горела и опаляла гортань, тот чел, которого она назвала Коробкой, казался забавным и добродушным. Но он быстро стал раздражать. Его волосатые руки лезли, куда Ёнсок не просила. Клешни, поглаживающие то плечо, то, фу, щёки Виньен, провоцировали дрожь неприятия. Несколько раз после видоса для брата, она едва не сиганула в гущу толпы. Поэтому-то и начала скакать, как оголтелая – ящик взял на себя роль задушить Ёнсок гиперопекой.

А ещё между гранями маски рисовались рожи, напоминающие того урода, который слил в Мулан. Прорези для глаз в физиономиях следили за Виньен и предугадывали каждый манёвр. Всё это не только не добавляло очков «коробке» (а Вив, насколько язык её слушался, ещё у стойки объяснила неизвестному про его шансы), всё это приближало приступ клаустрофобии, Ёнсок чуть не развопилась, чтобы тот проваливал нахрен. Виньен стала задыхаться, поэтому выговорить, всё, что следовало, у неё не получалось. Она пыталась укусить клешню, что то и дело лезла погладить лицо, но промахнулась.

В следующий раз сознание вернулось, когда незадачливый Эл обнаружил ряд увесистых дверей в длинной каменной комнате. Стоя на карачках перед пещерой открытой кабинкой, четвёртая недонаследница ощутила себя замусоленной тряпкой. В чём её руки? В каких-то слюнях? Во что и где она здесь вляпалась? Фу… Попытка сбросить с себя состояние погружения под кафель, не приносит желаемого эффекта. Пол размягчён, потолок рассыпается, дверь кабинки выскальзывает. Где Пхан? Где все? Виньен сосредотачивается на булькающей долбёжке басов и всё равно выпадает из реального времени.

В чувство приводит мутное амбре тошнотворного парфюма, который, как ил со дна, поднимает чувство тревоги. Это точно не духи брата. Виньен ползёт, неважно куда, лишь бы вперёд, но от тупого удара спиной, обмякает. Последствия подобной беспомощности известны, и Ёнсок больше всего на свете не желает удваивать воспоминания.

Выставленными ступнями и откинутыми руками удаётся застрять в проёме. Попытка протолкнуть Вив в кабинку, не заканчивается ничем достойным, она цепляется за трубу, подныривая предплечьем, держится хоть и ватно, но зато ритмично расшатывая выстроенную коммуникацию. Хуй-то там ночевал, представительница последней ветви Ли не сдастся. Ещё бы знать кому.

Сюрприз от «зелёной феи» подлый, как фокус мошенника. Мах крыла этой мухи растворяет сознание Виньен. Теперь она не на полу, а на чём-то повыше. Она находит себя нелепо сидящей на раковине без футболки. И без джинсов? А это точно она? Чтобы удостовериться, Виньен, на всякий случай, осматривает себя начиная с оттопыренных пальцев ноги.

Поднимая зрительный прицел, отмечает, что нога точно своя, потому что крепится к туловищу, на котором у Вив голова и она ею соображает. От головы, не теряя зрительного контакта с собой, она добирается до пальцев ноги со стороны крана, с них свисают стринги. Виньен обескуражена открытием. Она устремляется взглядом вперёд к знакомой личине, в прорезях которой видны буравящие и покрасневшие глаза.

Кто этот мужик? Сколько ему? Почему не показывается? Отдаться в первый раз какой-то «коробке»? Виньен вообще не хочет кому-то сейчас отдаваться, она бы оделась и домой пошла. Если бы спросили, где она сейчас хотела бы больше всего оказаться, она бы ответила: – в собственной душевой. Смыть с себя пот, какую-то слизь, чужие лапища, вонючий одеколон и проблеваться.

Увернуться от жилистой клешни получается смазанно, приходится перетерпеть сжимание скулы. Ноги и руки, как не свои. У Виньен в детстве была игрушка на ниточках, пока не подёргаешь за те нитки, клоун валяется несобранной кучей. Вот сейчас Ёнсок такая же, в какую сторону дёргают, в ту она и заваливается. Чтобы показать способность управлять своим телом и ситуацией, Виньен остаётся гневно вплюнуть всю свою сулящую проблемы свирепость в следящие за нею прорези:

– Ты кто? – слышит она свой жалкий шёпот. Знала ведь, что от абсента бывает и голос садится, но не думала, что так.

– Сидела тихо, вот и сиди, – гудит искажённый коробом голос. Звучит он не так, как тот, что пугал в детстве. Но чем-то похож, этот гул в вакууме тесного ящика, а тот проникал в щели тумбы, комода и шкафа, преломлялся от толстых, не пропускающих свет занавесок, тонул в матрасе, но всё равно пролезал под кровать. Тот человек из детства хотел очень многого, но боялся быть уличённым, это Виньен отлично знала. Но знать было мало, надо было понять, что бывший матери – трус. Хотя понимание того, что перед Вив трус, не помогло бы Ёнсок. Она по сей день не уверена, смогла ли изменить тогда что-то. Иногда кажется, что да, но чаще, что лишь отсрочила. Сейчас она уползла бы, как раньше, хотя бы это. Но она не знает как и куда. Настолько безвыходно не было с детства. Неужели опять?

– Пусти, – сама она толкаться не в состоянии.

– Ты меня дразнишь?

Дразнит? Это Виньен-то? Драз-нишь… Ёнсок уже слышала подобное, звучало оно также неуверенно, будто озираясь. От совпадения вдоль позвонков лупит градом озноб. Попытка удрать завершается крепким нажимом на бёдра, не пошевелишься.

Торопливый охват фиксирует шею. Тошнота подступает внезапно, и Ёнсок рвётся перекатиться до раковины, между ног прошивает болью.

Проглотив подступившую желчь, Виньен пытается оторвать себя с тумбы, в то время как под пахом орудует чужая волосатая ручища.

– Ты такая нежная и гладкая. Готовилась, да?

– Нет, не надо, – снова слышит Ёнсок свою ничтожную попытку остановить вторжение корявых отростков.

– Ты же не ребёнок, посмотри.

– Нет, – вяло сопротивляется Вив.

– Эй, – в чувство приводят похлопывания по челюсти.

Обнаружив собственные руки толкающими чужое тулово и глянув вниз, Ёнсок обескуражена. Она вроде против шевелящихся в ней тентаклей, но тело не слишком-то с ней и согласно, вся эта слизь похоже её собственная. Почему так? Она что, реагирует неправильно? Или правильно? Она ведь за этим пришла. И получает то, что сама хотела. Хотела этого?! Этого!? В блогах рассказывают, что у многих вот так. Многие через это проходят. Для первого раза достаточно отдаться на волю случая? Ну не видно лица, ну не знакомы, не это ведь главное, важно, что Виньен сама желает продолжить. А она желает? Её тошнит.

Она точно хочет, чтобы коробочный просунул в неё свой вялый или какой он там у него, хуй? Единственное, в чём Виньен точно уверена, так это в том, что совершенно не так представляла, как её берут в её первый раз. Обмякнув, но не успев завалиться набок, отшатывается спиной, случайно выпячиваясь тазом.

– Не зажимайся, – шлепки по бокам отзываются обратным эффектом, сильной болью в том самом месте. Что этот тип вообще делает? – Ты же не маленькая.

Существует же страх перед своими неизведанными желаниями? Этот страх перед неизвестным заставляет чувствовать себя глупо, идти на попятную вместо того, чтобы идти напролом. Виньен хотела веселья. Хотела в отрыв. Хотела быть взрослой и независимой. Без Джинхёна было очень и очень весело. Ёнсок привыкла всё делать без хёна. Брата никогда рядом нет. Особенно его нет, когда он нужен больше всего. Виньен привыкла справляться с любыми траблами сама.

– Не надо, – просит она в попытке сползти. Между ног полыхает.

– Подожди, я сейчас.

А почему никто не заходит? «Коробка» что, запер дверь? Откуда они вообще вошли с ним сюда? Колени, будто прикованные, Ёнсок считает кабинки. Похожий на заслонку камень имеет бородавку, которая сейчас трясётся, будто под напряжением. И на этой заслонке зеркальная часть. В отражении Виньен похожа на ощипанную курицу, тушку которой начиняют, прежде чем хорошенько прожарить. А если Джинхён войдёт и увидит её такой?

– Я не хочу.

– Сиди тихо, если не хочешь, чтобы тебя разорвали.

В жизни Ёнсок уже была и эта фраза. Тот человек тоже избегал крови. Десять лет назад Вив отказалась тихо сидеть, поэтому до такого, что происходит сейчас, не дошло. Она поверила в угрозу, которую повторял ей на ухо тот человек и избежала «последней стадии» лишь потому, что слишком сильно испугалась. Но всё равно умудрилась навлечь на себя настоящий кошмар, проигрывая в голове один и тот же не случившийся наяву, но случающийся во снах тот исход, который ей обещали сальные шепотки. Виньен заперла себя на собственной улице Вязов. Сопротивляясь угрозам, она стремилась слушаться того взрослого, убегая, иногда со всех ног, и уползая, так далеко, как получалось, но в основном оставалась беспомощной.

Размякнув сейчас, Виньен в хорошо знакомом кошмаре. Но ведь это с ней наяву происходит. Так почему она не собирает остатки воли, пока её снова не вырубило от булькающего в желудке абсента? Виньен никогда не тянуло быть жертвой. Так что изменилось? Обнаружив собственное подлое вожделение на происходящее наяву, она готова подчиниться? Она что, тот дурацкий клоун на верёвочках? Чья-то извращённая высшая воля обрекает её на бесконечные игры с ебанутыми на голову взрослыми?

– Сними это с башки, – шевелит пересохшим языком Ёнсок.

По скорости вынутых щупалец Виньен догадывается о неминуемости той самой стадии. Липко тыкаясь между ляжек, таран промазывает.

– Ты хочешь увидеть меня?

– Да.

– И как много раз ты хочешь увидеть меня?

Коробка пыхтит и готовится, Виньен чувствует его вожделенную мускусную вонь. Что же делать? Не может же это произойти так нелепо?

Ладони упираются в бортик тумбы, и Вив отпрыгивает, как ей кажется. Коробочный толкает в лоб кулаком, и от удара затылком в глазах взрываются мошки. В отражении Виньен размазана, а неведомое тело с будкой на плечах, устраивается между разведённых коленей и тычет залупой.

Нужно успеть много сделать, пока не вернулся полынный дух и не вырубил снова.

Хён всегда говорил, что сила некоторых животных в их способности принимать форму исходя из обстоятельств. Хорьки, например, – это жидкость. Пхан демонстрировал этот свой финт, когда аджумма ловила его и тащила, чтобы выпроводить из спальни Ёнсок. Племянник буквально вытекал из её хвата, поднимал руки и переставал упираться в пол.

Джинхён… проснуться бы сейчас и услышать «Ускорься». Если Виньен выберется, то уедет домой. И будет ждать брата. А когда он придёт, сделает всё, чтобы тот отдохнул. Вив была такой эгоисткой. О чём она только думала, когда ехала в это место? Тут у каждого власть в масштабах господа-бога, здесь Виньен никто не поможет, даже брат.

Снова почувствовав боль, Ёнсок обмякает, её собирают, но она начинает стекать подобно шкурке тонкокостного зверька. Будто становясь тяжелее в процессе, бултыхается на мокрый пол.

Как она низко скатилась… а рандомный мужик всё равно не оставляет попыток всунуть в неё вонючий хер – тычет в зубы, под нос, попадает в глаза. Сопротивляться получается плохо, воля Виньен, как осадок, сама Ёнсок не может взрыхлиться, остаётся сильнее растечься. И она пластается. А может быть, закричать? Ну да, рот открыть, как же…

Сбив по косой одну грань коробки, она оказывается лицом к страшной маске. Бабина на башке поворачивается наиболее зловещей личиной.

Клешни хватают Виньен и смыкаются на животе, выдавливая из нутра рвотные массы. Младшая династии Ли содрогается и заливает горечью носоглотку, и, Вив очень на это надеется, вроде бы заливает злоебучий елдак. И без того чувствуя себя так паршиво, как только бывало после воспитательной «терапии» родительницы, Ёнсок получает пинок тяжеленным ботинком под дых.

В ушах гудит. Кажется, кто-то зовёт на пересдачу Ментальной арифметики? Виньен бы отозвалась, но этот предмет она сдала на высший балл.

Словив ребром ещё один чувствительный тычок, Ёнсок отползает под раковину и наблюдает в зеркале комок уничтоженной гордости. Последние силы выбиты вместе с духом борьбы.

Если бы Джинхён по стечению обстоятельств проходил мимо или оказался бы рядом, Виньен бы собственным телом баррикадировала дверь, на которой сейчас стучит и трясётся ручка.

Ёнсок готова отсосать, лишь бы хён её такой жалкой никогда не увидел.

Глава 9 – Логово (18+)

Мешками для физраствора и капельниц в зале пользуется каждый третий любитель коктейлей. Измажься потёкшим из гибких трубочек и всё равно получится антуражно. «Капсула» не разбивается, когда выскальзывает из рук. Однако Джинхён постоянно наступает на стёкла и хрупает их подошвами в крошку.

Ближе к уборным, где людей не так много, полуобнажённый мальчик, тонкими очертаниями мордахи схожий с Ёнсок, растерянно сжимает потёкший пакет с «донорской кровью». Бликующая в цвете лазеров жидкость густо собрана на подбородке бледного ангела и заливает тонкое горло. Непонятно, как он умудрился, но пацан перепачкал и руки, и голые ноги и теперь стоит растерянный, глядя, как «кровь» натекает в сандалию. После того как растяпу окружают приятели и утаскивают в гущу шевелящейся массы монстров, он оставляет на том месте, где изляпался, багровую лужу. Тут же в неё попадают натуральные копыта и разносят всю эту грязь в гущу зала.

Виньен же прыгала по барной стойке, болталась среди беснующихся. Проделки младшей должны были резануть ту по живому, буквально.

Джинхён включает на мобилке фонарик и направляет контрастирующий с буйством лазеров чистый световой круг к напольным плитам. Между лоскутами бинтов и там, и тут посвёркивающим осколкам виднеются смазанные разводы во всех направлениях. По очертаниям они все чем-то похожи. Пхан пробует стереть носком подошвы одну полоску и вторую, к сожалению – ложный след, прожилки в каменных плитах. Рыская, как собака-ищейка вдоль коридорных ответвлений, пытаясь на ходу отличать узоры камня от грязи, за тупиком обнаруживает похожее на ржавую монету пятно и рядом второе. Частично размазанные они не заканчиваются.

Пхан забывает дышать, ладони потеют. Подобные хлебным крошкам Гензеля, пятна, это единственная возможность через какую-то минуту, а то и меньше, найти сестру. Может быть, Джинхён даже не опоздает и Ёнсок не успеет наделать тех глупостей, о которых пожалеет. Чуть не выронив сотовый, Пхан отталкивает от капель чьи-то ходули и через два шага находит размазанные кляксы. Разнесённые вширь и вкось, они всё равно указывают направление вглубь стороны уборных. И когда на пути встаёт заслон в виде двери, Джинхён не имеет ни единой причины, чтобы его не выбить.

Но он не поддаётся, сколько ни проклинай тикающие секунды и любопытных, при которых айдол не может себе позволить пробовать выбить заслон ногой или лупануть огнетушителем по дверной ручке. Дёргая её, толкая дверь и вытягивая на себя, Джинхён пробует последнюю отчаянную попытку, он закидывает сестре крючок из роднящего их и звучного алгоритма. На «ментальную арифметику» Виньен не может не отозваться, кому ещё она здесь и сейчас придёт в голову, кроме старшего. Нутро чует – тон-сэн в беде. И она не отзывается. Джинхён отлипает ухом от щели, он уверен, что Виньен там. Если нет, то как дальше жить, снова не успев прийти на помощь сестре?

***

Виньен словно во сне. Она не может бежать, руки и ноги не слушаются. В голове шум и каша, в зеркале – ничтожество, над ничтожеством – урод. Затаиться или решиться и дать отпор? Во рту пустыня, дыхание – кипяток, кровь колотит в висках. Непонятно только, это Виньен настолько страшно или таким образом в ней проявляется ярость? Или сердце норовит выпрыгнуть оттого, что брат всего-то в нескольких метрах. Там, совсем рядом от прозы жизни Ёнсок, в весёлом зазеркалье стоит точно Джинхён. Ну кому ещё звать никчёмную Ли так по-научному громко, колебля струну душевной привязанности.

Джинхён что, не только звонил, он следил за своей младшей? Он отыскал Виньен в этой забитой телами духовке и каким-то образом убеждён, что Ёнсок заперта именно тут? Старший что, чувствует младшую, что ли? А как иначе он бы узнал, что тон-сэн здесь, вот прям здесь? На десятом небе от счастья Ли готова подняться и ринуться к двери. Но ведь она не ребёнок. Она математик. Брат камеры посмотрел. Ёнсок единственная, кто не напялила звериную голову или не спряталась под париком, вуалями, масками… Джинхён всего-то камеры посмотрел… так и любой бы смог.

Вот только помощь и правда сейчас своевременна. Но Пхан не только спасение, он же свидетель позорища. Надеясь каким-нибудь подолом укрыться, Виньен скользит трясущимися руками вдоль бёдер, покрытых бугорками мурашек, и не находит никакой тряпки. Сопя, она втягивает натёкшую с носа жидкость, закашливается, чуть не захлёбываясь. Искоса бросает взгляд на Коробку. Красные и воспалённые лупы в прорезях, да и силуэт, отшатывающийся то в одну сторону, то в другую, выдают замешательство. Да неужели? Как же Ёнсок понимает сомнения, сама однажды выбрала сторону, лишь поддавшись инстинкту. Но то был инстинкт выживания, сильнейший из всех. А вот когда кто-то вынужден выбирать, удовольствие или побег, здесь другое, смотря что на кону. Ёнсок сейчас подзависает, потому что не может решиться вдарить козла по ногам, чтоб свалить или свалить и забить его вырванным из стены писсуаром.

С одной стороны, размозжение чьей-то башки писсуаром проще вообразить, чем браво вскочить, дотянувшись до ракушки фаянса. А с другой стороны, свалить тело не так уж и трудно. И тогда будет драка. И неизвестно, чем она кончится, потому что хоть «зелёную фею» Виньен и выблевала вместе с её коварнейшим волшебством (по крайней мере, Ёнсок на это надеется) и кулаки вполне сносно деревенеют, но… неизвестность, как сон на собственной улице Вязов, решения нет, только петля воображаемого и одновременно реального.

Неизвестный икс в непростом уравнении «как сейчас быть?» пугает сильнее, чем позорище перед братом. Нагороди Виньен в драке ещё больших проблем, в результате всё равно будет какой-то рандом, итог точно не рассчитать. Кто-нибудь обязательно вызовет полицию, мать узнает, пресса вмешается, и Джинхён под ненужное ему внимание попадёт, он ведь рядом стоял. И Виньен, и Джинхён наверняка не будут, как прежде, жить вместе, если вообще у них будет что-то, как прежде.

Неожиданно это «прежде» показывается во всей красе. Вроде был один день вполне счастливый, почти безмятежный. Он представляется раскрашенным в нежно-голубую палитру с барашками белоснежных облаков и ярко-жёлтыми сливами в глубокой тарелке. Давно ничего настолько яркого Виньен не видела. Чашку, размером с таз, младшая со своим старшим, как две обезьянки, тащат в шалаш на развесистом дереве. Слепой дождь колотит по серебристым листьям, и струи воды сверкают на солнце. Над садом, как мост для бабочек и единорогов, переливается радуга. И вот это прошлое и есть старший брат, без его присутствия рядом, не было бы того великолепного дня, не было бы что вспомнить. Хотелось бы когда-нибудь оказаться в подобном дне ещё раз. Почувствовать тёплый дождь, вдохнуть свежесть лета, прислониться плечом к плечу Джинхёна и кормить его сочной сливой и Виньен, аж трепещет, как желает, чтобы Пхан её накормил его из своих рук.

Ёнсок нехило приложили этим вечером головой, но даже если и так, ей есть за кого волноваться. Не в первый раз она будет принимать решение, опасаясь не просто подставить Пхана, а боясь уничтожить жизнь брата. И кто здесь за кого больше переживает?

Придя к выводу, что и так натворила изрядно (брат вроде не сильно злится, раз звонил, нашёл и пришёл), Виньен не чувствует больше, что имеет право продолжать творить дичь, тем более ввязывать хёна. Всё, что хочет Виньен в эту секунду, чтобы весь этот грёбаный трэш прекратился. Ёнсок готова заорать и позвать Джинхёна. Но, помня, как брат вбегал в её спальню, представляет его ворвавшимся в этот сортир, видит, как старший ебашит по коробке всем тем, чем пытается не заебашить Коробку сама Виньен. Может, всё это плоды фантазии, но с какой стороны ни взгляни, если мирно с коробчатым не разойтись, то Ёнсок с братом нескоро вернуться домой. И что делать?