banner banner banner
Карамель. Новый Мир
Карамель. Новый Мир
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Карамель. Новый Мир

скачать книгу бесплатно

Карамель. Новый Мир
Кристина Владимировна Тарасова

В учебниках Академии пишут, что Землю погубила химическая катастрофа. После коллапса для жизни остался пригоден небольшой город, поделённый крестом на четыре района, в центре которого высится здание Комитета управляющих. Люди возвели град на граде и живут поверх старых зданий, автомобили способны передвигаться по воздуху, а детям дают странные имена. Чувства считаются болезнью, а мнение, разнящееся с государственным, отклонением. Но неужели никто не живет внизу – над вредными испарениями? А что если мир вне города и защитной стены тоже существует?"Мы – ваши Создатели", – утверждает главная героиня истории Карамель – сладкая и тягучая, увязнувшая в грязи мегаполиса; и именно ей предстоит провести читателей по новому миру – идеальному граду тоталитарного будущего.

Кристина Тарасова

Карамель. Новый Мир

Порядок чтения книжного цикла «НОВЫЙ МИР»:

Карамель

Ева и Адам

Лилит

События первого дня

«Мы ваши Создатели!» – вторит голос над головой: слова разверзают город, а слоги рассыпаются и налипают на дороги, что скрещиваются паутиной.

«Мы будущее этого мира» – продолжает говорящий. Я с трудом открываю плачущие от соли глаза и наблюдаю ухватывающую воду: она стремится обнять меня; ощущаю удар волны.

«И если вы живёте…»

Вода наполняет лёгкие словно сосуд, но чья-то дрогнувшая рука не останавливается, а потому жидкость переливает через край, ощипывает, давит.

«…дышите нашим воздухом…»

Вскидываю руками к некогда молебному небу, но вместо того сталкиваюсь с бессердечной поверхностью воды.

«…едите нашу пищу…»

Я хочу закричать.

«…смотрите на наше небо…»

Кричу.

«…Знайте! Без нас не будет вас»

Захлёбываюсь: ледяная жидкость взбирается и наполняет изнутри.

«Вы наши подчинённые, а мы Боги»

Тело обдаёт жаром; я чувствую: вот-вот вспыхну, загорюсь.

«Восхваляйте же своих Создателей!»

Открываю глаза.

Помню, что тонула. Помню ледяную воду и обжигающее нахождение в ней – такое возможно? Прихожу в себя и взглядом препираюсь с огромнейшим экраном перед Зданием Комитета Управляющих. Не было ни дня, чтобы во время перерыва в Академии и душных офисах не прервали неоново-маркетинговое безобразие и не включили новостную сводку, напомнив – и млад, и стар – благодаря кому те ещё на поверхности.

– Звучит как реклама, – с явным недовольством отмечает Ирис.

– Это и есть реклама, – парирую я. – Всё в этом мире реклама, моя дорогая.

Она сидит напротив: скалится и ведёт бровью.

– Тебе видней, разумеется, – говорит Ирис. Ядовито, разве что слюной не брызгает.

– Разумеется, – подхватываю я. – Голдман есть один большой рекламный ход, не учи создателей рекламы упомянутому.

Подруга оборачивается и награждает покладистой улыбкой, хотя я наблюдаю ещё большее недовольство в хищном взгляде. Кончик носа – птичий клюв – услужливо опущен, но дуги чёрных бровей сведены от сосредоточения. Того и гляди складка на носу лопнет и через натёртую блеском кожу посыплется наполнитель тряпичной куклы. Ирис до раздражения глупа, а когда требуется – умна; идиотское качество, терпеть его не могу. Она выжидает добычу – секунды/минуты/часы; пока та не забьётся в предсмертных конвульсиях: борьба без участия устраивала её и насыщала. Вот только я не добыча.

– Сегодня на Золотое Кольцо? – предлагаю следом.

– Заманчиво, подружка.

К нам подходит служащий. Кладёт тарелку со стейком: напитанный жиром синтетический кусок, вонючий и красивый, лоснящийся, гадкий. Вопрошающий мальчишечий взгляд уточняет, кому из нас предназначен заказ.

– Очевидно, не находишь? – бросаю я и вместе с тем отталкиваю тарелку в сторону Ирис. – Искусственные помои, как ты это ешь?

– Твоя зелень тоже не без искусственного дерьма выращена, поверь, – ехидничает Ирис и гонит служащего за напитками.

Вскоре приносят мой заказ. Спаржу с лимонным соусом.

– Не забудь промычать, когда доешь, – шмыгает подруга.

– А ты – всунуть два пальца в рот. Как всегда, – говорю я. – И вообще-то коровы не едят спаржу, пустая твоя голова. Язвишь – так хоть делай то осмысленно, с аргументом.

– Почём знать, чем сейчас кормят коров?

– Достаточно посмотреть на тебя.

Ирис роняет столовый прибор.

– Ты хочешь обсудить это, в самом деле? – спрашивает девочка.

– Обсуждать нечего: контролируй, что и когда запихиваешь в рот, и не придётся опосля пихать два пальца.

– Это твоя семейка вся на контроле, люди обыкновенные более расслаблены в подобных вопросах.

– Всё оправдания, Ирис. Хочешь выглядеть худой, а не истощённой – прекрати делать то, что приводит к истощению, и начни делать то, что приведёт к худобе.

– Это не так просто, я говорила.

– О ментальных проблемах? – пытаюсь пристыдить. – Говори громче, может, соответствующие службы заинтересуются тобой и помогут решить свалившиеся беды. Патруль Безопасности работает без выходных, подружка.

– Прекращай.

– Однако не оставляй следующую мысль: твои беды тобой и выдуманы. От скуки. Ты скучная, Ирис, и пытаешься выудить в этом мире хоть что-то способное заполнить пустоту твоей жизни. Выбор пал на калории. Мне жаль. А, может, и нет.

Пожимаю плечами и оставляю подругу без разговора: она замолкает и нервно перебирает салфетку (к стейку так и не прикасаясь), я же надламываю стебель спаржи и, засовывая его в рот, распахиваю книгу, тайком вынесенную из отцовского кабинета. Отец предпочитает держать старую печать – равно иным ценностям в доме – на пыльных полках; к тому же, говорит, воздух здешних улиц отравляет чернила, меняя содержимое в текстах.

Проходит обеденный перерыв и столовую разрезает сигнал, предрекающий скорые уроки у других курсов. Мы же на сегодня отучились. На парящем в воздухе экране – вопиюще-огромном – появляется – барабанная дробь – моё лицо.

– Мы ваши Создатели, – объявляет копия.

Повторяется речь про Богов и Мир.

Отец выкупил несколько часов в неделю на экране, дабы отделы из Управления могли присмотреться ко мне: как держусь в камере, как веду себя перед зрителем, какое влияние имею, о чём рассуждаю. Внимание – положительное, уместное – благоприятно сказывалось на будущем, в этом было преимущество наших медиастандартов. Для этого выступления я записала обращение к южанам (о них – позже).

– Пойдём, нам пора, – обращаюсь к Ирис и поспешно заталкиваю книгу в сумку.

Девочка негласно поднимается. Решаю утешить её раздосадованное лицо и вновь предлагаю отправиться после учёбы на Золотое Кольцо.

– За твой счёт, – лукаво протягивает подруга.

Как будто бывает иначе…

Прежде чем оставить обеденное место, поднимаю нетронутый столовый прибор и разламываю блестящий стейк Ирис, дабы никто из служащих или бродяг на прикорме не смел прикасаться к продуктам, которые достаются непосильным трудом достойнейшим из достойных. Я благодарна Новому Миру за то, что вхожу в число этих достойных. Мы элита. Мы важны. Только мы важны. Мы строим град будущего, мы строим само будущее!

Подходим к лифту – оказываемся внутри. Двери неспешно закрываются.

Место, где мы обедаем, располагается на крыше Академии – под стеклянным куполом. Искусственная выцветшая листва оплетает арку над входом, напоказ выставлены миниатюрные столы в две персоны, кафельная плитка уводит служащих в подобие шатра, где осуществляется готовка, стук каблуков сливается с чужой речью в песнь города. Поднимая глаза к небу, кажется, ещё чуть-чуть и непременно достанешь грязные облака руками. Выше Академии лишь Здание Комитета Управляющих, где заседают отец и мать и где появляется речь о создателях в моём исполнении.

Образование есть вторая ступень после Семьи, конечная – Управление. Кто-то говорил мне, после третьей следует вновь семья и, получается, цепь бытия нерушима: звенья скрепляются в круг. Не думаю, что этому можно верить. Я собираюсь взобраться на высшую ступень управления и там вплавиться, застыть. Ничего иное не принесёт упокоение нраву Голдман. Мы Создатели. Мы есть правящая рукоять, что показывает движение сотням шестерёнок этого города.

Двери лифта плавно выпускают нас: Ирис давит улыбку юноше, что приближается, но юноша не видит Ирис, что пытается угодить; здоровается со мной и замирает напротив. Робкого ума подруги хватает, чтобы исчезнуть в тот же миг; она привыкла оставлять наши беседы наедине.

– Сладкая девочка, – улыбается Ромео.

– Давай без этого, – пресекаю я и быстро оглядываюсь.

Группа учащихся застывает дальше по коридору – мы им без интереса. Или так кажется…Ни в чём нельзя быть уверенным. За нами постоянно следят. За нами постоянно следят?

– Как скажешь, – кивает юноша, – сладкая девочка.

– Твои шутки до добра не доведут. Здесь люди и камеры.

– Ни люди, ни камеры не влияют на мою радость при виде тебя.

– А вот их мнение и слова – влияют. Не хочу быть причастна к возможным разбирательствам. Ты видел меня на Здании Комитета Управляющих? Моей семье скандала не хватало, Ромео!

Конечно, я просто хотела упомянуть о собственной заслуге: дочь Голдман впервые на экране.

– Прекрати отчитывать, – бросает юноша и облокачивается о стену – серую, холодную. Окон нет ни в коридоре, ни в кабинетах. Тянущиеся холодные лампы и только. Знаю, у многих и в личных квартирах нет окон (потому хороши дома); да и для чего нужны окна, через которые на тебя смотрит небо, цветом и настроением схожее с куском обглоданного картона? – Конечно, видел! Твоё личико смотрело на каждого в городе. На каждого!

– Это приятно.

– Чем займёшься?

Уроки закончились, и мы могли отправляться домой. После учёбы я всегда оставалась на обед в Академии – иногда компанию составляла Ирис, иногда – Ромео. И никогда – они вместе. Ирис ощущала некий дискомфорт от нахождения за одним столом с противоположным полом…если точнее – кусок салата в рот засунуть не могла. Здесь без комментариев. Сегодня мы обедали с Ирис, потому что Ромео оставался в библиотеке – работал над индивидуальным проектом, я не интересовалась.

– Чем займусь? – повторяю. – Наверное, заглаживанием вины за то, что завуалированно обозвала подругу-анорексичку анорексичкой.

– Это жестоко даже для тебя.

– Правда? Куплю пару тряпок, она растает. Ничего не меняется, это порядок вещей. Как говорит отец: «стабильность есть признак мастерства».

– Удобно и прогрессивно, когда ты можешь решить свои проблемы за деньги – цена вопроса в их количестве.

– Считаю более удобным способом решение проблем – фамилию. Её авторитетность.

– Фамилия способна проблемы создавать, деньги же – никогда.

– Будем спорить?

– Можем, пока я провожаю тебя до гардеробной.

Мы учимся с Ромео на одном курсе. Ирис учится с нами. И ещё два десятка ребят. До выпуска из Академии остаётся полтора года. За окончанием образования идёт следующая ступень – управление, я говорила. И я должна быть готова к этой ступени, должна прийти к ней заранее и подать себя с первых секунд нахождения в Здании Комитета Управляющих. Имя отца и имя матери обеспечат мне толику уважения, но истинное восхищение я заслужу своими деяниями, взглядами и решениями. Я привнесу только положительное, я вознесу управляющих, я создам собственный элизий, где соберутся лучшие из лучших и умные из умнейших. Все мы будем исправно выполнять свою работу и освещать будущее поколений – как заведено. Мы Создатели и мы создаём лучший мир. И я должна занимать позицию тех людей, что правят остальными.

Смотрю на отдаляющийся по коридору силуэт Ромео. Думается, его спина будет также отдалятся от меня по коридору в Здании Комитета Управляющих. В планах работать вместе, заседать в одной палате. Мой отец относится к Палате Социума: решает вопросы о равенстве и неравенстве, лишает прав недостойных относиться к управляющей знати. Ромео тоже постоянно рассуждает о людях и их правах: говорит, привнёс бы в Палату Социума необходимые для мирного взаимодействия районов изменения, но не откровенничает, не перечисляет их. В любом случае, я доверяю Ромео – он сделает всё на благо Нового Мира. На благо меня. Однако, к прочему, ему нравится работать с числами. Может, он займёт Палату Финансов? Это почтенно – держать валюту города, контролировать расходы и доходы районов, равнять их, выделять суммы и суммами облагать, изымать и направлять. Мне – даже! – хочется, чтобы мой будущий супруг занимал место в Палате Финансов: престиж и уважение окружают всякого, кто держит руку на городском кошельке, ибо люди падки к деньгам в любое время и в любой век.

К слову, Комитет Управляющих состоит из девяти палат (Социума, Финансов, Производства, Медицины, Образования, Рекламы, Безопасности, Передвижения и Администрации) и четырёх Залов (Суда, Труда, Контроля и Семьи). Палаты исполняют функцию деятелей: обтачивают истины Нового Мира, ищут наиболее выгодные условия для комфортного существования граждан, совершают открытия, вносят корректировки и нововведения или отказываются от них вовсе, а в Залах ведутся неизменные действия. Например, в Палате Социума отец решает, достойны ли атавизмы Нового Мира в лице смердящих исполнителей из южного района зваться ровней северянам. А в Зале Суда следует одного из исполнителей наказать, если он поведёт себя недостойно жителю идеального общества. В Палатах думают, как усовершенствовать наш мир, а в Залах принимают меры по регулированию этих совершенств.

Ромео оборачивается, чтобы убедиться – я следую. Но я не следую. Смотрю на него и думаю.

У него густые, иссиня-чёрные волосы, они опрятны и волнами прилегают к голове; у него тёмная, словно бронзовая, отливающая статью и красотой, кожа; его карие – почти чёрные – глаза буравят меня: ничего в них нет. Люди такие пустые. Такие глупые. И он в том числе. И он в том числе? Они ищут ответы на сложные вопросы, а сюр ситуации в том, что сами они просты.

– Ты задумалась. Всё хорошо? – интересуется Ромео.

– Ещё спрашиваешь, – с мнимым оскорблением бросаю я и возвращаюсь в поток движущихся учеников. – Представила тебя в Здании Комитета Управляющих.

– Кем я был?

– Не определилась.

– Похоже на правду.

Забираем верхнюю одежду из гардеробной – Ромео помогает попасть в рукава пальто. Он галантен и воспитан, а ещё понимает – со мной нельзя иначе. Задана определённая планка, нарушить её равно подписать мою инициативу к разрыву. Благодарю и сбрасываю с плеча Ромео волос пшеничного цвета. Мой.

– Оставила бы, – быстро улыбается юноша.

– Зачем? Вклеишь в личный дневник?

– Откуда знаешь, что он у меня есть? Может, ещё назовёшь цвет обложки?

– Розовый, со стразами.