скачать книгу бесплатно
– Зачем? – Кирилл с недоверием посмотрел на него.
– Надо!
– Тонкую?
– Да, только стальную, не медную.
Кирилл не торопясь прислонил удочку к стене и, ковыряя в носу, пошел обратно в дом. В ящике с инструментом лежали обрывки проволоки, оставшиеся с тех времен, когда прабабушка Кирилла делала над окнами в комнате карнизы в виде натянутой струны. Такой карниз остался над одним из окон: на нем висел цветастый кусок ткани, заменявший штору.
– Вот, брат, это совсем другая история, – нахваливал проволоку Алексеич. – И веревку я нашел, и крючок у меня есть.
Алексеич достал из кармана тряпку, в которую был завернут большой рыболовный крючок, раз в пять больше того, который был на удочке у Кирилла. Кирилл с недоверием взял в руку крючок, осмотрел и положил обратно на ладонь Алексеичу. Крючок показался ему игрушечным, слишком большим для той рыбы, какую, по его представлениям, можно было поймать в речке или в озере с берега. Однако жало крючка оказалось острым, и Кирилл сразу убрал с него палец. Алексеич размотал кусок веревки, натянул в руках и с силой несколько раз подергал.
– Сгодится, – наконец сказал он, быстро смотал веревку и, подмигнув Кириллу, добавил: – Пойдем вниз, к озеру, попытаем счастья в заливчиках.
Заливчиками местные называли небольшие болотины, которые примыкали к озеру. Кирилл никогда не видел, чтобы там кто-нибудь рыбачил. В основном местные садились на лодки и со стороны поселка выдвигались вглубь озера, на луды и к островам, где длинные каменные гряды в хорошую погоду поблескивали на солнце. Кирилл не раз видел, как в озере в тихую погоду вечером бушевала щука. Но это было настолько далеко от берега, что никакой надежды на то, чтобы добросить туда леску с поплавком, у Кирилла не было. Конечно, в силу возраста ему трудно было понять, что даже при удачном стечении обстоятельств, если бы щука позарилась на дождевого червя, она либо порвала бы леску и ушла, унося в пасти ее кусок с крючком, либо сломала бы удилище. И в том, и в другом случае Кирилл остался бы с носом и еще долго бы переживал.
Он шел позади Алексеича, стараясь понять, как все-таки они будут ловить щуку и зачем понадобился такой странный набор необходимого. У заливчика, ближайшего к дому, было тихо. Кирилл фыркал, разгоняя вокруг себя комаров и мошку. На воде, покачиваясь, плавали листья кувшинок, на которых дремали сонные стрекозы.
– Червей взял? – шепотом спросил Алексеич, закатывая рукава.
– Взял, – ответил Кирилл, протягивая консервную банку, где под слоем травы копошились свежие, выкопанные накануне черви.
– Забрасывай удочку, только тихо, и лови плотвичку, – Алексеич махнул рукой в сторону речки. – Лучше туда отойди и там поймай.
– Ага, – шепотом ответил Кирилл и помчался к реке.
Небольшая плотвица была поймана почти сразу, как только Кирилл забросил: он уже знал, что лучше всего забрасывать на середину речки и ждать, пока поплавок, сделанный из винной пробки, плывет по течению.
– Поймал! – закричал Кирилл, показывая дергающуюся на леске сверкающую серебристую рыбку, на что Алексеич выругался и замахал кулаками. Кирилл понял, что совершил что-то не то, и возвращался к заливчику как можно тише.
– Ты это, не кричи, а то распугаешь тут всех! – Алексеич взял плотвицу и насадил ее за спинку на свой крючок. – Сейчас живца пустим, посмотрим, тут щука должна быть, все-таки довольно глубоко и мелочи полно. Ну, была – не была.
Крючок был привязан к куску проволоки, а тот в свою очередь к веревке. Назначение столь хитроумного приспособления Кириллу было непонятно. Он внимательно следил за тем, как Алексеич проверил все узлы и, держа веревку за один конец, бросил крючок с плотвицей за несколько метров от берега, прямо в просвет между кувшинками, а сам спрятался, присев за траву и прибрежные кусты. Кирилл тоже присел.
– Чего, никогда так не ловил? – спросил Алексеич, стряхивая со шляпы осыпавшиеся на нее с верхушек кустов сухие листья.
– Нет.
– Это самолов, его на ночь можно поставить, но это с хорошей жилкой, не с веревкой.
– А как она клюнет? – с недоверием спросил Кирилл. – Где поплавок?
Алексеич усмехнулся.
– Если щука схватит живца, то сразу дернет, почувствуешь. Гляди, я конец веревки не отпускаю, а то щуке подаришь и живца, и остальное. Щука хитрая. Как схватит, так потянет вниз, а там заглотит. Сама на крючок и попадется. Подсекать надо уметь, не зевать. В поселке многие пацанята так ловят.
На Кирилла и Алексеича из зарослей осоки устремились полчища оводов. Но они не замечали ничего из происходящего вокруг настолько, что Кирилл ногой задел стоявшую в траве консервную банку с червями. Земля из нее высыпалась, половина червей успела расползтись, прежде чем Кирилл заметил свою оплошность и поставил банку обратно. Они просидели так почти час. В те мгновения, когда ветер слегка покачивал траву и кусты, Кирилл видел веревку, уходившую под воду. Веревка была неподвижна. Алексеич перебрасывал петлю веревки с одной руки на другую. Вдали со стороны поселка кто-то проехал на моторной лодке: волна раскачала листья кувшинок, и Алексеичу стало казаться, что веревку кто-то дернул. Он насторожился. Видя это, Кирилл замер. Он волновался, как волнуются те, кто совершает впервые в жизни что-то новое, очень ответственное и не рутинное, а крайне интересное, даже авантюрное.
От сидения в неудобной позе у Алексеича свело спину.
– Крепче держи, я разомну ноги, уже не чувствую их.
Веревочная петля была в руках у Кирилла. Он старался сдержать дыхание, чтобы не волноваться. Теперь он сидел в полушаге от воды, в засаде, как самый настоящий охотник, не замечающий ни криков ворон, ни атакующих оводов и комаров, ни того, что у него самого давным-давно затекли и стали покалывать ноги. Алексеич поднялся и с важным видом принялся расхаживать взад-вперед.
Когда веревка слегка дернулась, Алексеича рядом не оказалось.
– Алексеич, – тихо простонал Кирилл, – оно дернулось! Алексеич!
Но Алексеич, прогуливаясь, пошел к речке и не мог видеть творившегося. Кирилл привстал. Его сердце бешено заколотилось. Он боялся, что в самый ответственный момент скользкая от холодного пота веревка выскочит из рук. Взявшись за петлю обеими руками, он ждал, оглядываясь в попытках взглядом отыскать Алексеича. Веревку снова дернуло, на этот раз сильнее. Кирилл вскочил и встал в полный рост: Алексеич был далеко и смотрел совсем в другую сторону. В тот момент, когда Кирилл открыл рот и собрался окликнуть Алексеича так, чтобы он услышал, веревку очень сильно дернуло и стремительно потянуло под воду.
– Алексеич, клюет! – испуганно крикнул Кирилл и со всей силы резко дернул веревку в свою сторону.
На том конце веревки всё будто стихло, но через мгновение последовала целая серия толчков. У Кирилла дрожали руки, но он понемногу тянул веревку в сторону берега, отступая шаг за шагом назад. Алексеич бежал к нему, спотыкаясь о траву и сухие ветки.
– Держи, тебе говорю, не отпускай!
По мере того как рыба дергала сильнее и сильнее, Кирилл всё дальше отходил на берег. На поверхности заливчика у самых кувшинок сначала пошли огромные круги, затем показалась щучья пасть, которая тут же скрылась.
– Свечку делает, выплюнуть пытается, тварь, – Алексеич схватил веревку и вместе с Кириллом принялся ее тянуть. – Быстрее давай, а то уйдет.
Щука была уже возле самого берега. Веревка больно врезалась в ладони Кирилла. Алексеич раздвинул сапогом траву и шагнул в воду. Последний рывок щуки – и она оказалась на берегу. От неожиданности Кирилл потерял равновесие и упал в траву, сжимая веревку и продолжая ее тянуть.
– Но-но, попалась! – Алексеич не без труда схватил щуку за глаза и отбросил подальше на берег. – Поздравляю, мама будет рада.
Кирилл отряхнулся и подошел к щуке. В ней было килограмма два веса. Она прыгала в траве, стараясь освободиться от веревки, и лязгала мелкими острыми зубами. Из пасти у нее торчал кусок проволоки с крючком на конце.
– Вот теперь понимаешь, брат, зачем проволока нужна? Глянь, какие зубы. Жилку перекусывает, а вот проволоку ей точно не взять.
– Ага, – ответил Кирилл, пытаясь взять щуку за жабры.
Алексеич с размаху ударил его по рукам.
– Не балуй, брат! За жабры щук не бери, перережешь руки. У них как лезвие жабры острые. Страшное дело. Сейчас тебе на проволоку подцеплю, так и понесешь. А то она еще склизкая, весь рыбой провоняешь, от мамки нагоняй получишь.
– Мама меня никогда не ругает! – заявил Кирилл.
Алексеич посмотрел на него и нахмурился.
– Это хорошо, брат, что не ругает, но и ты ее не подводи, не пачкайся. Рыбную вонь в жару истребить тяжело.
Солнце припекало. Кирилл шел, тяжело дыша от жажды, и гордо нес щуку. Чтобы хвост щуки не волочился по земле, приходилось прилагать усилия. Алексеич шел позади с удочкой и банкой с червями в одной руке, успевая обмахивать себя шляпой и сматывать на ходу веревку другой. Когда они поднялись по пригорку и подошли к дому, то увидели Лену, половшую грядки в огороде.
– Мама, смотри, какую мы поймали! – крикнул Кирилл и, тужась, поднял рыбу над головой.
– Батюшки мои! – Лена сняла перчатки и вытерла со лба пот. – Это как же вы такую огромную! Это что, щука?
– Щука, мама! Большая, правда? Знаешь, как она дергала! Мы с Алексеичем тянули, а она такая злая, дергала, дергала, дергала! Я уже думал, что не поймаем, что уйдет!
– Ну, молодцы! Я вам с нее котлеты сготовлю. Неси в дом. Да умойся как следует и попей, а то не пойми на кого похож. Я тебе молока принесла, бидон на столе.
Она посмотрела на Алексеича, а тот пожал плечами.
– Чему ребенка учишь! Он теперь каждый день за этими щуками бегать будет, а мне в огороде помощь нужна, картошку окучить, прополоть. Скоро огурцы будут, если от заморозков не померзнут. Сухих веток на дрова насобирать.
– Да справимся мы, справимся. На выходных и я тебе помогать буду. А что, уже два часа?
– Нас отпустили раньше, сегодня вечерняя бригада моет ванны.
Даже вечером жара не отступала. Алексеич чистил щуку и, пока в печи разгорался огонь, крутил ручку старой скрипучей мясорубки. В радиоприемнике садились батарейки, и сразу после новостей Лена повернула ручку и выключила его. В доме снова стало тихо. «Тебе б керосинку завести, хозяйка», – деловито заметил он, но Лена лишь фыркнула по этому поводу. Кирилл, захлебываясь от удовольствия, в подробностях пересказывал маме историю о том, как щука клюнула и как ее удалось вытащить на берег. Лена слушала, а перед глазами у нее проносилось собственное детство, лето в этом самом доме, бабушка, козье молоко на завтрак и мальчишки, весь день пропадавшие на речке и озере.
Свечу не зажигали допоздна. Летнее солнце закатилось за озеро и повисло над лесом. Его красный краешек будто бы задевал небо, ставшее похожим на бескрайнюю морскую бездну. Вода в озере покрылась огненно-красным бархатом, который расстелился и на макушки деревьев, на кусты, на покосившийся забор, на грядки с зеленью, на крыши соседних, стоявших заколоченными домов. «Гу-гу-гу!» – кричала в лесу неведомая птица, словно намекая: «Пора, поторопитесь». И по ее зову на красном бархате засверкали блестки: то тут, то там на темно-синем небе карельской белой ночи, на его красной кайме загорались звезды.
II
Лене не хотелось ехать в город. Она уже редко вспоминала прежнюю городскую жизнь, работу, новую квартиру, в которой они с Кириллом успели пожить совсем немного. На поездке настаивал Алексеич:
– Да тебе самой дела в порядок привести надо, квартиру проверить, на работе объясниться. Никто другой за тебя это не сделает.
– А что мне сказать им? Они и так всё знают! И мне они что скажут? Поблагодарят, что я взяла и, никого не предупредив, сбежала?
– Поверь, им плевать на это, – Алексеич опустил голову, чтобы не смотреть Лене в глаза.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю.
– Откуда?
– Просто знаю и всё, – он обиделся, взял куртку и вышел. В окно Лена увидела, как Алексеич пошел по дороге обратно к себе в поселок.
Лена уже успела усвоить, что бежать за ним бесполезно. Иногда Алексеичу требовался покой, чтобы обдумать кое-какие вещи, поразмышлять в полном одиночестве. В комнате колхозного общежития ему никто не мешал. На следующее утро он обычно возвращался с новыми мыслями и идеями, даже не вспоминая о сказанных накануне колкостях.
– Надо, поедешь, – сказал он день спустя. – Сама же себя зауважаешь, если съездишь. По магазинам пробежишься, вдруг что дают. У тебя ребенок раздет, сама поизносилась, вроде при деньгах, а всё ждешь, что к нам чего завезут. Никаких дефицитов тут не бывает. Езжай. Составь список, что купить нужно. Если на работе начальство, ты говоришь, знало о пожаре и не совсем конченые сволочи, то дадут расчет…
– Какой расчет, Дима?
– Такой расчет. Прекрати спорить. Ты что, поехала туда и всё узнала? Нет. Ты уже какой день со мной по этому поводу споришь. Зачем? Ну, хорошо, с работой ясно, тебе виднее, как там, в школе и в твоем этом издательстве. Но квартира, которую ты бросила. Посуди сама, случись что здесь, ты всегда сможешь вернуться туда.
– Там всё выгорело, вообще всё, окна и те фанерой забиты.
– Да не об этом я!
Алексеич чувствовал, как Лена мало-помалу начинает задумываться о поездке. Она продолжала спорить, отказывалась говорить на эту тему, уходила в огород. Он нисколько не удивился, когда в один прекрасный день она заявила, что взяла выходной и поедет в город, чтобы показаться на работе, посмотреть, что делается в квартире, внести квартирную плату и купить по списку всё то дефицитное, что в поселковом магазине вряд ли появится.
Из окна электрички всё вокруг казалось незнакомым: зеленеющий лес, поля, дачники, копошащиеся в огородах, дымящие на некоторых домишках трубы. Было душно и даже сквозняк, возникавший в те моменты, когда на остановках кто-нибудь дергал двери тамбура, не спасал. С огромным облегчением она сошла на вокзале, села на троллейбус и отправилась туда, где ее еще несколько месяцев назад радовали новая мебель и раздобытые у спекулянтов шторы. В подъезде всё так же пахло гарью, хотя, может, это показалось Лене. Поднявшись на этаж, она потопталась у двери своей квартиры, но так и не решилась войти.
У соседей долго никто не открывал. Наконец за дверью послышалось шарканье и зычное бормотание Аркадия Ильича:
– Кто там еще?
– Это я, Аркадий Ильич, Лена, соседка.
Дверь мигом распахнулась:
– Леночка! А мы думали, совсем пропала! Старуха моя на дачу уехала, а я к ней только на субботу и воскресенье. Заходи.
– Да я ненадолго, Аркадий Ильич. Вот, приехала квартиру проведать.
– Квартиру? – Аркадий Ильич огляделся, схватил Лену за руку, втащил в квартиру и закрыл дверь. – Тут сразу после твоего исчезновения товарищи из жилконторы приходили осмотреть квартиру. Ну, я им открыл. Окна там кое-как подделали, стекла новые поставили. Интересовались, где ты. Мы наплели им что-то про твоих родственников. И квартирную плату, между прочим, за все месяцы внесли, а то, представляешь, грозились просто через милицию квартиру оформить как брошенную и вселить сюда невесть кого! Да у нас половина подъезда ведомственная, другая половина профессоров разных и творческих работников. Зачем нам со сто первого километра шушера всякая? Пить-гулять будут, грязь да тараканов плодить. Плавали, знаем.
– Да-да, Аркадий Ильич, сейчас, вот, возьмите, – Лена дрожащими руками достала кошелек и вынула двадцатипятирублевую купюру. – Я вам так благодарна!
– Да не надо денег…
– Нет, возьмите, мне неудобно, что вам пришлось платить.
– Хорошо, – проворчал Аркадий Ильич, – но весь остаток я тоже внесу, как плату вперед. Хватит больше чем на год. И тебе спокойнее, и нам. Ты ведь не собираешься отказываться от квартиры?
– Пока не знаю, там же с нуля всё нужно, а нет сил…
– Вот и хорошо, что не отказываешься, – Аркадий Ильич потер руки, взял с полочки связку ключей и вытолкал Лену обратно за дверь. – Иди погляди, как тут теперь.
В квартире Лена увидела новые рамы на окнах. Часть обгоревшей мебели вынесли. Видеть квартиру такой, с черными стенами и лохмотьями обуглившихся обоев и белоснежными новенькими оконными рамами было для нее невыносимо. Едва пройдя в комнату, она тут же вернулась обратно, заглянула в кухню и поспешила выйти. Аркадий Ильич равнодушно подпер покосившуюся дверь и закрыл ее.
– Мы заплатим, не переживай, там хватит!.. – кричал Аркадий Ильич вслед, когда Лена, не дожидаясь лифта, пошла вниз по лестнице.
Рассчитывать на присутствие в школе посреди каникул кого-то, кроме сторожа, было наивно. Дверь была открыта, слышны были крики рабочих, пахло краской. Валентина Сергеевна гордо восседала в своем кабинете на обтянутом красной тканью кресле. Стол перед ней был завален газетами и журналами «Семья и школа» – в свободные минуты Валентина Сергеевна брала из библиотеки их целыми годовыми подшивками и не торопясь изучала.
– Здравствуйте, Лена, – с ехидством выдавила из себя Валентина Сергеевна. Лена почувствовала, что ее отчитают как последнюю двоечницу, но была готова к этому. Ее не интересовало, как закончили год ее классы, кто их довел до конца и какие оценки выставил, починят ли в ее кабинете раковину и заменят ли доску, по которой не писал мел. – Мой опыт меня не подвел, пришла-таки за документами.
– Да, Валентина Сергеевна, без трудовой книжки сложно, – ответила Лена, обрадовавшись, что оправдываться и объяснять ставшими уже несущественными обстоятельства не потребуется.
– Рассказывай, где ты сейчас.
– В колхозе.
– Прелестно, – Валентина Сергеевна от негодования размахивала руками. – И как, нравится?
– Да неплохо, уже привыкла.
– Да с твоими знаниями – и в школу! А в каком колхозе? Здесь, под городом?
– Нет, – Лена назвала поселок, – там есть восьмилетка, два молодых учителя, зачем мне их выживать, только-только кончили институт и работать приехали, им жизнь строить.
– Ты шутишь? Ты, кандидат наук? Да всем им указать на место!
– Нет, говорю же, им строить жизнь, работать.
