скачать книгу бесплатно
Наскоро перекусив, Андрей присоединился к Денису, который уже собирал стадо. Тот, завидев заспанного друга, приветливо улыбнулся ему своей широкой светлой улыбкой, которая сразу располагала к нему каждого, кто ее видел:
– Доброе утро, дружище!
Коров выгоняли на улицу из всех калиток. Тут буренки привычно сбивались вместе, протяжно мычали, тоже, видимо, приветствуя друг друга, и враскачку брели знакомой дорогой к краю деревни. Непонятно, кто кого вел, пастухи – коров, или наоборот. Только несколько самых строптивых и бодучих животин то и дело норовили отклониться от маршрута, чтобы, недобро поглядывая на пастухов, сорвать своим шершавым языком пучок жухлой и пыльной травы у чужого забора, хотя впереди их ждали луга, полные сочного разнотравья. Характер – он и у коровы характер!
Сразу за деревней дорога довольно круто уходила в балку, дно которой тонуло в тумане. Идти по утренней прохладе было – одно удовольствие! От мелких капелек росы трава вокруг была голубовато-серебристого оттенка, и лучи восходящего солнца зажигали в ней россыпи розоватых искорок.
– Помнишь, как мы когда-то зимой съезжали здесь на больших санях? – спросил Денис.
– Помню, конечно, – отозвался Андрей. – Давно это было.
С того памятного для него дня друзья не просто выросли, но сильно изменились внешне.
У Андрея заметно потемнели волосы, и над верхней губой пробились черные усики, которые он не сбривал, считая, что они ему идут, делают взрослее и мужественнее. На румянце щек обозначились синеватые следы сбритой щетины, которая росла пока не цельной бородой, а отдельными пятнами.
Денис же, напротив, как будто посветлел. Может, правда, его волосы просто выгорели на ярком летнем солнце. И теперь белозубая улыбка, вспыхивая, особенно ярко освещала его загорелое лицо добрым сиянием.
– Давно… – повторил он за Андреем. – Слушай, дружище, а вот – какое твое самое первое воспоминание в жизни?
– Самое-самое?
– Ну, да, – Денис с размаху рубанул палкой колючий бодяк, вылезший на обочину. – Я вот, например, все детство почему-то боялся свиней. И мое самое раннее воспоминание – сон: будто бы ко мне в колыбельку забралась свинья. Причем, вроде я сплю, просыпаюсь, заглядываю под одеяло, а там – огромная злая жирная морда с белесыми ресницами и вот такими ушами. И я кричу, как резаный, уже не во сне, а наяву, и мама выхватывает меня из кроватки и качает на руках, успокаивая. Я ее недавно спрашивал – она помнит этот случай и говорит, мне тогда еще и года не было.
– Нет, ну, я себя таким маленьким не помню. Мое первое воспоминание – года в три. Помню: просыпаюсь утром, мама – в летней кухне, завтракать зовет. А я сплю во дворе, между домом и яблоней, на большой перине под стеганым одеялом. У нас было такое, китайское, с разноцветными «огурцами» на темно-синем фоне. Я помню. И вот – глаза только чуть приоткроешь, а в них сразу небо вливается – такое ярко-синее, аж щиплет. И слышен щебет птиц, гудение пчел. А утро раннее, прохладное – ну, вот, как сейчас. Только в детстве же вечно мерзнешь, вылезать из-под одеяла не хочется. Солнце только недавно встало, и весь дворик пока в тени от дома. Только один угол залит горячим светом. И там на клеенке разложены для сушки нарезанные дольками яблоки. И я смотрю на них и не могу оторвать взгляда от их светящейся на солнце сморщенной оранжево-золотистой кожицы.
– А вот, согласись, самое раннее детство – таинственное место, правда? – сказал Денис. – Я в него пытаюсь всмотреться, а там – словно дымка клубится. Как вот в этой балке. И ни фига не видно. А так интересно – как оно все начиналось?
– Как и у всех. Посмотри на грудных детей. Какими глазами они на все смотрят!
– Это понятно. Но вот, знаешь… Я, когда думаю: как это я умру, и меня не будет… Ну, не может ведь так быть, чтобы меня совсем не было! Не укладывается такое в голове. А потом говорю себе: подожди, дружок, но было же время, когда тебя не было. Совсем. Да и потом. Ты уже, вроде, появился, но еще пелена перед глазами. И вот понемногу она начинает рассеиваться, и ты видишь, чувствуешь, понимаешь, живешь. Говорят, с рождением и смертью каждого человека рождается и умирает целая вселенная…
– Нет, Денис. Вселенная – одна. И наши с тобой жизни в ней – всего лишь две коротенькие вспышки разума, освещающие на миг маленькое пространство вокруг себя.
– А я вот не уверен. Это же, дружище, еще как посмотреть – то ли я во вселенной, то ли она во мне…
– Ты что – идеалист? А как же марксистко-ленинское мировоззрение? Ты же комсомолец! – засмеялся Андрей.
Друзья только четыре дня, как вернулись из города, где поступали в университет. Оба окончили школу с золотой медалью, поэтому экзамен надо было сдать только один – физику. Именно ее они выбрали своей будущей специальностью. Во-первых, интересно. Во-вторых, престижно. В-третьих, учитель по этому предмету в школе хороший попался, сумел заинтересовать. Парень приехал в село по распределению, да взяла его в оборот местная красавица, женился, так и остался. Физику он любил с детским восторгом и каждый раз умудрялся из небогатого реквизита школьной лаборантской собрать для показа классу зрелищные и познавательные опыты. А как он посмеивался над двоечниками!
– Завидую я тебе, – говорил он, бывало, сострадательно глядя поверх очков на нерадивого ученика. – Физики ты, конечно, знать не будешь. Зато мир для тебя всегда будет наполнен чудесными необъяснимыми вещами. Сплошная магия и волшебство!
Андрей, несмотря на хорошее знание материала, на вступительном экзамене волновался – все-таки не родная школа, где учителя могли простить мелкие недочеты умному и старательному мальчику. Тут, в университете, он был уже не лучший, тут все такие – вон какие взрослые, уверенные. А Денис хоть бы что! Сразу перезнакомился с ребятами и болтал с ними, будто знал их тысячу лет. После успешной сдачи экзамена они компанией человек в десять отправились в городской парк отмечать событие мороженным и газировкой, а потом Андрей с Денисом поспешили на автовокзал к последнему автобусу домой.
Стадо спустилось в пойму небольшой речушки и растянулось, замедлив ход. Буренки приступили к кормежке.
Корова не лошадь. Сильных, выносливых ног у нее нет, поэтому она не может позволить себе пастись весь день. Ее задача – как можно быстрее, не жуя, нахватать травы в свой объемистый, литров двести, желудок, а потом лечь. И уже отдыхая, отрыгнуть то, что было съедено второпях, и спокойно все пережевать. Животных, которые вот так не утруждают себя пережевыванием пищи сразу, а откладывают его на «попозже», называют «жвачными».
– Надо же, – сказал Денис, оглядывая круглые бока и увесистое вымя ближайшей к нему коровы, – едят простую траву и такие туши нагуливают! Да еще и молоко жирное дают по паре ведер каждый день! Как им это удается? Мы б на такой диете ноги протянули.
– Я как раз вчера прочел по этому поводу в «Химии и жизни»! – ответил Андрей. – Оказывается, корова фактически питается не травой, а теми бактериями, которые плодятся у нее в начальном отделе желудка. Помнишь, мы на зоологии проходили: у нее ж на самом деле пять желудков!
– Ну, да, там что-то: сычуг, книжка и еще какая-то ерунда.
– Точно. И вот, когда она нахватывает травы, у нее там все это бродит, и бактерии разводятся – килограммами! И она их как раз и лопает! На лежке отрыгивает, пережевывает и снова съедает. А микробы эти очень питательные! В них и белки, и жиры есть.
Денис еще раз, уже по-новому, взглянул на упитанную буренку.
– Я-то думал, она – вегетарианка, а она – практически хищница? – удивленно произнес он.
– Вернее сказать – ходячий биореактор, – с улыбкой поправил Андрей. – А, кстати, знаешь, как с одного взгляда отличить хищное животное от травоядного?
– Как?
– Подумай. Даю наколку: по глазам.
– У хищного – злые, что ли?
– Нет. Не в этом дело. У травоядного глаза расположены далеко друг от друга и настроены на круговой обзор. Ему же надо заметить, если будет нападение, с какой бы стороны оно ни произошло. А у хищника глаза четко смотрят вперед, чтобы сфокусироваться на жертве. Сравни, например, курицу и орла.
На самом деле, хорошо выпасти стадо – особое искусство, которым владеет далеко не каждый. В деревне это излюбленная тема для пересудов. Не раз ребятам приходилось слышать в своих семьях:
– Семеновна – уж где она их только там гоняет, но возвращаются всегда такие наеденные, и молоко жирное, аж желтое! А вот Беспаловы — лентяи. Плохо пасут. Коровы голодные приходят, молоко вечно горькое.
Где какая выросла трава, и где стадо недавно уже проходило – это надо знать! Прикинуть на глазок питательность того или иного луга – это надо уметь! А еще нужно справиться со стадом. Опытного пастуха коровы сразу чуют. И слушаются. А новичка ни в грош не поставят. Сколько ни кричи, сколько ни бегай, сколько ни лупи их палкой по хребтам и ребрам – не поможет!
Или, к примеру, понятно, что одно из лучших мест – лесная опушка. Трава тут высокая, в пояс, а то и в рост, да еще с ароматными соцветьями, но как уберечь буренок от забредания в чащу? Попробуй их потом отлови в каком-нибудь терновнике! Всю одежду изорвешь!
Или – колхозное поле. Как провести мимо него стадо, чтобы ни одна корова не залезла в пшеницу? Они же, хитрюги, только и ждут момента, только и косят глазом! А залезут – сразу штраф!
Или вот еще – люцерна. В деревне ее называют «люцерка». Вкусная трава. Буренки ее, как видят, прямо с ума сходят. Бегом к ней бегут. А позволять им ее есть нельзя ни в коем случае! Потому что поест корова «люцерки», особенно если по росе, и вздуется. Тогда спасение только одно: вставлять ей в зубы палку и гонять по кругу, чтобы у нее газы с отрыжкой вышли. И пить не давать. Иначе околеет.
Кстати, с этим еще одна опасность связана. Рассказывают, однажды, давненько уже, к одной семье в их деревне приехала в гости родня. И взялись помочь, стадо попасти. А люди городские, тонкостей этого дела не знали. Вот у них коровы молодой «люцерки» и наелись. Повздувались прямо на лежке после водопоя. Пришлось там и прирезать, пока мясо не пропало. Издохшая-то скотина в пищу уже не годится!
И вот, сколько лет с тех пор прошло, а стадо на то место пригонять нельзя. Непонятно, что они там чуют, но бесятся так, что справиться с ними невозможно. Бегут в разные стороны, наскакивают друг на друга, бока рогами пробивают. Что-то, значит, там осталось такое от смерти того стада.
На берегу речки рыбачили соседские ребята. Увидев бредущее по пойме стадо, они подошли поздороваться с пастухами.
– Можно тебя на минутку? – с озабоченным видом увлек в сторонку Андрея один из рыбаков, Санька. Он был на пару лет младше.
– Что случилось?
– Тут такое дело… – Санька замялся и перешел на шепот. – Короче, я вчера в лесу видел… Вот.
– Что видел? – не понял Андрей.
– Ну, там наш Пашка твою сеструху…
Санька по-простому закончил фразу матерным словом. Произнесенное в адрес сестры, оно ударило Андрея, как обухом. Он ощутил, как кровь разом прихлынула к голове, изо всех сил постарался сохранить невозмутимость, но щеки предательски запылали.
– Ты сам видел? – спросил он Саньку.
– Сам.
– Ты был один?
– Да.
– А что ты там делал?
– Да, червей для рыбалки пошел накопать. Я место одно разведал, там черви такие жирные!
– Кому-нибудь уже рассказал?
– Про червей?
– Да при чем тут черви?! Про то, что видел.
– Нет, ты что, только тебе!
– Ну, и не болтай, ладно? Смотри, а то заработаешь, понял?
– Понял.
– Ну, все, иди. Запомни: никому!
Санька кивнул, и собеседники вернулись к остальным ребятам.
– О чем это вы там шептались? – спросил Денис.
– Где червей пожирнее накопать можно, – мрачно ответил Андрей. На душе у него было паршиво.
Сестренка, которая только вот будила его, такая веселая, такая родная – и на тебе! Андрей, конечно, знал, что она встречается с этим Пашкой, старшим братом Саньки, и не считал себя вправе вмешиваться. Привык, что сестра старше, поэтому лучше разбирается в жизни, в людях. Хотя – что она нашла в этом Пашке – непонятно. На взгляд Андрея, парень не столько умный, сколько просто уверенный в своем недюжинном уме. Да и с прочими достоинствами так же. Чего Пашке было не занимать – это убежденности в том, что он человек непростой и не чета остальным. Обладая тяжеловатым взглядом и молчаливым характером, он умел поразительно ловко, буквально одной презрительной усмешкой, одним движением губ или бровей так унизить собеседника, что создавал ощущение своего превосходства даже в тех вопросах, где явно не разбирался. В среде более развитых ребят его быстро бы вывели на чистую воду, но здесь, в селе, он слыл парнем авторитетным и пользовался большим успехом у местных девчонок.
«И почему женщины так часто западают именно на гордых мужчин? – думал Андрей. – За этой гордостью ведь очень редко стоят реальные достоинства! Человек, который, действительно, обладает талантом в каком-либо деле – он, как правило, так увлечен, что ему не досуг щеки надувать!»
Сестренка признавалась ему, что у нее роман с этим Пашкой и даже строила планы на замужество. Но чтобы вот так, до свадьбы, да еще где? В лесу! Непонятно! Дикость какая-то! Не могли дотерпеть, чтоб по-человечески? Стыдоба! Андрей чувствовал какую-то обиду и унижение.
– Слушай, Денис! – обратился он к другу, бредя дальше за неторопливо пасущимся стадом. – А вот ты, когда встретишь девчонку, которую решишь взять в жены, будешь пытаться соблазнить ее до свадьбы или нет?
– Не знаю… Как получится. Это же когда еще будет! Я сначала университет хочу закончить, а уж потом…
– Это понятно. Но вот я для себя решил: ничего до свадьбы не допущу. По-моему, если ты девушку действительно любишь, то нельзя спешить. С другими – пожалуйста, а с ней все должно быть совсем по-иному. Дело не в печати в паспорте, а вот в этом: чтобы по-иному, не так как со всеми!
– А с другими, значит, можно? Интересную ты, дружище, философию развил! А вдруг ты у этой другой – как раз и есть тот самый, единственный?
– Тогда, если я ее не люблю, то вообще с ней ничего не стану. Отпущу.
– А если она не захочет уйти?
– Тогда прогоню. Лучше быть грубым, но честным, чем ласковым, но подлым.
– Может, ты и прав…
К обеду, сделав большой крюк, ребята вывели коров на водопой недалеко от деревни. Напившись вволю, стадо разлеглось на зеленом склоне холма, с которого родная улица просматривалась, как на ладони. И было видно, как с полсотни женщин – каждая в платочке, с ведром в одной руке и маленькой скамейкой в другой – вышли из дворов и направились к стаду. Пришло время дневной дойки.
Коровы неохотно, но покорно поднимались, терпеливо подпуская хозяек к наполненному вымени. Женщины присаживались на скамейки, и молочные струйки звонко ударяли в донья ведер. Тут сразу было видно: кто какая хозяйка. У одной и теплая водичка в ведре принесена, и тряпица чистенькая – корове вымя обмыть, и марлечка проглаженная – ведро с молоком сверху обвязать на обратный путь, чтобы муха не села. А у другой – и руки грязные, и ведро немытое, и корова вся в дерьме.
Андрею и Денису мамы принесли перекусить, и сытые мальчишки немного придремали, пока коровы жевали свою жвачку. Правда, на солнцепеке сон тяжеловат, тем более что Андрею, который и так был расстроен услышанным от Саньки, припомнился еще и давешний ночной кошмар, и на душе сделалось совсем муторно и тревожно. Денису он, правда, ничего говорить не стал.
А тот, видя, что друг не спит, пустился в рассуждения.
– У вас в семье кто деньгами распоряжается?
– Мама, конечно, – ответил Андрей. – Отец ей просто получку отдает, и все. Она однажды посетовала, что денег не хватает, так он так на нее посмотрел и говорит: «Я тебе все отдал. Ко мне какие вопросы?!»
– У моих тоже примерно так. Как-то в нашей стране скучно с деньгами все организовано.
– Что ты имеешь ввиду?
– Ну, вот, помнишь, дружище, в «Незнайке на Луне»? Как там описан мир капитализма у лунатиков? И, вроде, книжка явно задумана, чтобы отвратить детей от буржуазного строя, а читаешь – и невольно втягиваешься. Биржи, акции – интересно! Шанс разбогатеть, риск разориться… Все-таки всеобщее равенство лишает стимула и ведет в болото, где всем все до фени.
– Вообще, да. Интересно, наверное, быть богатым. Делаешь, что хочешь, живешь, где нравится…
– Взялись мы коммунизм строить, а что-то ни фига он не строится. Кстати, ты знаешь, что Хрущев обещал его именно к этому году.
– К восьмидесятому?
– Да. Мне отец рассказал. Сейчас об этом никто уже и не вспоминает…
– Мы ведь еще не построили материально-техническую базу!
– Это сейчас про нее стали долдонить. А Хрущев говорил: «Вам строить коммунизм, вам жить при коммунизме!»
– Наверное, потому его и сняли.
– А вообще, согласись, – Денис поглядел вслед женщинам, возвращавшимся в село с дневным надоем, – Даже вот смотришь фильмы: «Тени исчезают в полдень», «Вечный зов». Пока дореволюционный период – интересно, не оторвешься. А как начинается советское время – уже не то. Скучно как-то становится, правда?
– А помнишь, как я на уроке автодела сказал, что хочу машину с автоматической коробкой?
– Насмеялись все тогда.
– Да. Особенно Витька. Он так рожу тогда скривил: «Это что же ты, „Чайку“ хочешь? У нас с автоматической коробкой только „Чайки“ делают! Но они не продаются. Это министром надо стать, чтобы дали!»
– Тебя потом еще долго министром дразнили. И чего тебе далась эта коробка?
– Дениска, я в «Технике молодежи» такие авто видел! Красивые, глаз не оторвать! И представь, какой это кайф: просто крутишь руль и получаешь удовольствие от поездки! Никакого двойного выжима, никакой перегазовки! А на нашем школьном «ГАЗоне» – только и успевай передачи подтыкивать, так и норовит, гадюка, заглохнуть. Никакой радости от езды.
– Говорят, со временем привыкаешь и не замечаешь.
