ШИЛО_В

Председатель комиссии: Мы Вас уведомили, другого решения не будет.»

И это решение, впоследствии, было оформлено официально и направлено в соответствующие ведомства. Таким образом мы вновь привлекли к себе внимание госаппарата, которое редко бывает уместным. Да еще и подвели под это Видова, как не пытался Авдей Наумович этого избежать.

Правда, не сказать, что для Геннадия Евсеевича это было неожиданностью, он был целиком и полностью к этому готов. Более того, он с охотой включился в эти процессы. Его мотивация была простой: «Это уже далеко не в первый раз, хоть и не припомню, чтобы такие ресурсы были задействованы. Оно и к лучшему, отпор будет ощутимее, а он должен быть. Наука – всегда должна быть над государством, так как это самая объективная сфера человеческой деятельности, ее нельзя позволять подминать. А вот уж, как продукты науки применяются, пускай государство и следит.» Проще говоря, никто в научном сообществе нам не пенял, что мы привлекли ненужное внимание со стороны государства, даже наоборот.

И в чем это выражалось?

Ну, например, в том, что Видов сразу же подготовил ответ на заключение комиссии, за подписью всех членов академсовета. В нем очень подробно, аргументированно и мотивированно было описано почему это решение не признается, и почему оно не будет исполнено. Все подписавшиеся безусловно понимали, что это прямая и открытая конфронтация с госаппаратом, но пошли на это абсолютно осознано. У некоторых даже наблюдался энтузиазм по этому поводу. Причины очевидны – по-сути, новое направление деятельности, да еще и адреналиновое.

И реакция госаппарата на этот ответ не заставила себя долго ждать. Буквально на следующий день, Видов был выведен на связь с председателем правительства. Содержание этого разговора мы, конечно же, не знаем, но после этого разговора Геннадий Евсеевич сообщил нам следующее: «Пообщался с первым министром. Разумеется, были дежурные упреки в расшатывании, ударах исподтишка, и тому подобное. Это привычная история. Ключевое в следующем: они требуют, перед публикацией ваших результатов, пересылать их сначала в правительство, и только потом, с некоторой задержкой, публиковать их в обычном режиме. Формально, речь не идет о цензуре, речь идет о том, чтобы они знали к чему готовится, и даже для выводах о своих данных. Я, конечно же, отметил, что это слабоватые аргументы в пользу данной просьбы. На что получил ответ вроде того, что это, скорее, наше обязательство, чем их просьба. Короче, в связи со всем этим, предлагаю такую формальность – пропускайте все ваши потоки через главную нейро-сеть академсовета, разрешения я вам дам, а дальше все, как обычно. Пусть знают, что имеют дело со всем мировым научным сообществом.» Такие действия, как Вы понимаете, были прямым и явным неподчинением требованию правительства, пусть это требование и было высказано в устной форме. Хотя, надо отметить, что ни формально ни реально с нашей стороны закон не нарушался. Исходя из этого, можно догадаться о следующих действиях аппарата правительства – они сочинили и начали проталкивать закон или постановление, сейчас уже не помню, о том, чтобы все информационные потоки проходили через саморегулируемую общественную нейро-сеть, читайте, через сеть, работающую по их алгоритмам.

Ну, это само собой. Меня, к сожалению, в моей профессиональной деятельности тоже коснулось желание верхов знать содержание публикаций до самих публикаций. Как же поступили вы?

Видишь ли, Юр, в наше время тебя всячески бы принуждали проходить «оценку препринта» публикации в специальных службах, иначе твои материалы не выпустили бы в основные информационные потоки. Проще говоря, остался бы ты с аудиторией несколько тысяч человек. Сейчас же заблокировать выход в основные инфорпотоки они не могут, это делают сами сети по «оценке посыла материала». И в этом, чуть-чуть, есть наша заслуга, точнее заслуга Авдея Наумовича и Видова. Из ответа на твой вопрос будет понятно, о чем я. При первом же обнародовании черновика постановления для нас стало очевидны основные задачи, которые верхи им решают – выпускать свои данные раньше остальных, инициировать всевозможные разбирательства относительно наших данных, всячески дискредитировать наши данные. Разумеется, этому нужно было помешать, причины очевидны. Что же придумали Шилов и Видов, прежде всего Авдей Наумович, полагаю, Матвей Сергеевич расскажет лучше меня.

Без проблем. Начну с того, что в общемировом законодательстве существует такое понятие, как «не специальный мониторинг и анализ». Проще говоря, это вид сбора данных, который не подразумевает никакого контекста, конъюнктуры, политического «окраса» и так далее. Организации, которые занимались такой деятельностью, подчинялись исключительно нормам мирового законодательства. Более того, местные правительства не имели право вмешиваться в деятельность таких организаций. Понятно, что спектр деятельности у данных структур был чрезвычайно ограниченным, и предполагал только сбор и сортировку данных, Авдею Наумовичу и Геннадию Евсеевичу этого было достаточно. Они в кратчайшие сроки, с помощью мирового научного сообщества, учредили и зарегистрировали подобную организацию. Завели на нее все наши средства и технологии сбора и обработки информации. Встроили ее в общемировую систему работы с данными. Провернули мы все это до вступления постановления в силу, так как то, что оно будет реализовано, ни у кого сомнений не было. Тем самым, Шилов и Видов добились того, что, по крайней мере, существенная часть нашей деятельности была выведена из под удара верхов. Вновь созданную организацию, формально, никто не возглавлял, она состояла из пяти-семи человек, подчеркнуто, из социальной сферы, бывшие учителя, социологи, психологи, которые следили за состоянием системы сбора и анализа данных. Мы и Шилов остались на своих позициях в научном сообществе.

Мить, ты один существенный момент упустил. Вновь созданная организация называлась – организация автономного масс-мониторинга, или тот самый ОАММ!

А разве до ОАММ таких организаций у нас в стране не было?

Разумеется, были, и не одна. Но ОАММ была первой отечественной структурой подобного рода. Видите ли, никто из верхов не догадался, как из данных организаций извлекать прямую выгоду, поэтому никто и не стал с этим связываться. Тем же структурам «независимого» мониторинга, которые уже существовали, «скармливалась» такая чушь, точнее конъюнктурная информация, что отчеты этих структур рисовали исключительно «полнейшую стабильность». Это всех устраивало. Так продолжалось, пока не появилась ОАММ, в работу которой были заложены алгоритмы поиска информации из первоисточника. Как именно это работало, объяснять долго и бессмысленно. Скажу только, мы по-полной использовали наши знания и опыт работы по программе и ГОИ. Да, воспользовались тем, что сами и создали, никакого криминала в этом не вижу. Это все и привело к тому, что на основании данных ОАММ получалась картина, сильно отличающаяся от той, которую рисовали уже действующие подобные организации. Конечно же, это не было сюрпризом ни для нас, ни для верхов, мы об этом уже сказали, но был один существенный аспект – теперь все эти данные автоматически становились общемировым достоянием. Оговорюсь, что ни у Шилова, ни у Видова не было самоцели «выносить мусор из дома», правительство само это спровоцировало. Вот и получили соответствующий новый информационный фон и, как следствие, новое восприятие их мировым сообществом.

Я правильно понимаю, что для вас это обернулось серьезными последствиями?

Разумеется, иначе и быть не могло. Только, обо всем по-порядку. После того, как мы запустили ОАММ, к нам, неожиданно, обратились несколько иностранных научных сообществ для анализа и оценки их данных, по их странам. Мы подготовили и отправили для них все аналитические выкладки, наше видение и предложения, в том же виде и с теми же подходами, которые мы применяли для своих данных. Где-то через месяц после этого, к нам, точнее к Видову, обратились еще несколько иностранных научных сообществ. Мы все сделали точно также, только на это раз среди обратившихся была «неугодная» часть научного сообщества одного из ведущих государств. «Неугодной» она была, исключительно для своего правительства. Надо сказать, что и у нас в стране были «провластные» научные группы – некая оппозиция академсовету. Нам это не мешало, так как наука была сферой не очень «интересной» верхам, мы об этом упоминали в самом начале, поэтому появилась одна из ГОИ. Собственно, оппозиция академсовету сформировалась из участников и «реализаторов» научной ГОИ, эти научные группы подпитывались и наставлялись «веселой троицей». А вот в крупнейших мировых экономиках «оппозиционная» наука имела реальную силу, так как она и была самой прогрессивной и результативной. Так вот, наши изыскания по одному из лидирующих мировых государств были опубликованы в качестве «взгляда со стороны». Не было подчеркнуто, что это именно наша работа, но источник данных был указан явно, иначе бы публикации не было. Это привело к гневному разговору главы правительства того государства с первым министром нашего правительства, как я понял в духе: «Какого черта, вы не можете разобраться со своими бунтарями?» А уж данный разговор привел к внеочередному созыву Суверенной Коллегии. Да, вот такой серьезный оборот это все приняло. Ты же понимаешь, что Суверенколлегия собиралась по вопросам, касающимся суверенитета государства? То есть, последствия могли быть очень печальными.

Прекрасно это осознаю, даже не могу представить ваше состояние на тот момент…

На самом деле, никакого «состояния» у нас по этому поводу не было, мы были заняты своими задачами. Действия в той ситуации продумывали исключительно Шилов и Видов, они же сообщили нам про процесс Суверенколлегии в отношении нас, и о том, какая планируется линия поведения. Вообще, надо сказать, что на тот момент Суверенная Коллегия уже долгое время использовалась только в двух случаях, либо запугать кого-то, как правило, какое-нибудь правительство малого государства, либо придать чему-нибудь «особый» статус, например, статус административных центров присваивался именно это коллегией. Вот и в нашем случае было очевидно, что нас хотят серьезно запугать. Почему только запугать? Потому, что в противном случае придется признать «угрозу» суверенитету, а это уже целая тяжелая процедура, включающая отстранения в правительстве и спецслужбах, никому это не было нужно. Но и навешивание нехороших ярлыков, тоже довольно ощутимая неприятность. В этой связи Видов и Шилов вытащили из законодательной базы о Суверенной Коллегии все, что только может сыграть за нас, а на основании этого подготовили подробные сценарии возможных мероприятий. Нам оставалось только «залить» их в свои персональные ИИ. В общем, ко всем поддающимся анализу ситуациям в Суверенколлегии мы были подготовлены.

Я так понимаю, эта подготовленность в конечном счете вас и выручила?

Так очевидно же, что лучше действовать осознанно, чем наугад. В нашу пользу еще сыграло то, что не было суперспециалистов по процедурам и функционированию этой самой Суверенной Коллегии. Проще говоря, в части бюрократии, мы разбирались в происходящем чуть ли не лучше, чем сам состав Коллегии со всеми своими аппаратами. В качестве примера приведу приблизительное содержание первого заседания Суверенколлегии с нашим участием: «

Генсекретарь коллегии: Вы, господин Шилов, все никак не уйметесь. Уже докатились до подрыва суверенитета…

Шилов: Прошу прощения, это официальное заключение Коллегии?

Генсекретарь коллегии: Пока нет, до официального заключения еще дойдем. А Вы, впредь, извольте выслушивать до конца. Так вот, к предмету сегодняшнего заседания, разъясните нам с чего вы решили, что можете без существенных оснований вмешиваться в дела других стран? Да еще и проводя при этом параллели и взаимосвязи с нашим правительством.

Видов: Господин Генеральный секретарь, хотелось бы реальные факты и цитаты, а-то получается какая-то субъективная интерпретация.

Генсекретарь: Пытаетесь уличить в предвзятости? Ладно, вот вам факты – как прикажете трактовать фразу: «… прямой интерес иностранных чиновников в данной отрасли составляет порядка девятнадцати процентов, причем это прямые издержки отрасли…»? Когда это вы стали мировой финансовой спецслужбой?

Шилов: Для того, чтобы сделать такой вывод не нужно быть спецслужбой, достаточно восстановить структуру цены. Тут возникает другой вопрос, с каких это пор Вы стали заступником формально недружественных нам правительств?

Генсекретарь: Не передергивайте, речь, еще пока, идет лишь о том, что вы позволяете себе вольности во всеуслышание на международном поле, не согласовывая это со своим законным правительством.

Видов: Это происходит потому, что вы всячески бы мешали разработке и отправке обсуждаемого сейчас документа. Об этом говорит весь мой опыт многих лет работы с государственным аппаратом. Это во-первых, а во-вторых, подобная постановка вопроса – прямое покушение на независимость фундаментальной науки…

Генсекретарь: Можете не продолжать, знаем мы Вашу позицию и отношение. Ближе к делу, нам в любом случае по данному прецеденту нужно решение принять. Поскольку вы в штыки воспринимаете все, что мы произносим, предлагайте вы.

Шилов: Интересный подход – надо вам, а предлагайте мы! Ладно, дабы не усугублять положение, предлагаем следующее – все иностранные вне научные обращения к нам мы будем перенаправлять через международный секретариат и Коллегию, и будем полностью раскрывать весь информационный обмен по таким запросам. Устраивает?

Генсекретарь: Сейчас Вы ответ не получите. Более того, быстрого ответа не ждите, мы гораздо серьезнее относимся к своим решениям. Ждите, с вами свяжутся…»

И «мариновали» они это предложение около месяца, скорее всего, просчитывали со всех сторон. В итоге, было принято соответствующее соглашение с незначительными дополнениями. Разумеется, у государства никаких обязательств по нему не было. Да, как ты, наверное, понял, Юр, то предложение с Шиловым не было спонтанным, они вместе с Видовым его также достаточно долго просчитывали.

Так иметь предложения, вообще очень характерно для Авдея Наумовича. «Нужно быть всегда готовым что-то предложить, и не одно. Особенно при общении с госаппаратчиками, иначе будешь вынужден реализовывать чьи-то субъективные амбиции.» И у него они были всегда, и в большом количестве, по каждой сфере, которой он когда-либо касался. Можно даже сказать, что это было, своего рода, хобби для него – разрабатывать и просчитывать идеи для сфер, не входивших в его профессиональную деятельность. «Может эти идеи и предложения никому и не пригодятся, с большинством из них так и будет, за-то работа над этим улучшает мое понимание и расширяет кругозор». Это его «хобби» привело к тому, что он стал компетентен практически в любой сфере. Хотя, сам он себя называл «Вечно находящий ответы на несуществующие вопросы». И в этом он находил понимание только у нас троих и у научного сообщества, хотя сам он себя ученым не считал, даже близко.

Яркое дополнение, Елена Федоровна. И как же отразилось на вас принятие того соглашения с Суверенколлегией?

Для начала, нам всем пришлось побегать с этим соглашением, провести его через ряд слушаний. Обычная бюрократическая волокита, конечно, но время и нервы это отнимает. В день же самого принятия соглашения у Шилова состоялся неожиданной, даже для него, разговор. На связь вышел сам Лобов. Мы были свидетелями этого разговора, так как в этот момент находились у Авдея Наумовича, он нам разъяснял новою диспозицию в связи с соглашением. Вот чем примечателен был это разговор:

Лобов: Приветствую, Авдей! И все-таки ты камикадзе. При твоем «багаже», такое себе позволять. Я удивляюсь тому, как ты из таких ситуаций выползаешь. Да еще и без моей протекции. Ладно, я не за этим. Ты же за нашими успехами по территориям и по ГОИ следишь? Наверняка, следишь. Короче, мне этот «ДВиК» поперек всего огромным балластом висит. Надо что-то делать. Я готов целиком и полностью предать его тебе, только чтобы меня это больше не касалось. Порешили?

Шилов: Добрый день, Евгений Генрихович! По-порядку. Ваши эпитеты я опущу, и не такое от Вас слышал. За вашими действиями по программе и ГОИ не слежу. Скажу честно, прискорбно было бы за этим наблюдать. Якобы успехи ваши, обусловлены исключительно административным ресурсом и направлены исключительно на выгоду узкого круга лиц. Что же касается «ДВиК», получается, что Вы его хотите повесить на меня?

Лобов: Ты, Авдей, границы-то дозволенного не нарушай. Я не какой-нибудь отставник из Суверенколлегии, размажу так, что не соскребешь. А не размазал до сир пор потому, что много полезного для меня ты сделал, от этого не отказываюсь. Но, благодарность моя не безразмерна. А задача по «ДВиК» остается, решай, месяц тебе даю. В противном случае, оберну все против тебя. Ты знаешь, я могу.»

Реакция Авдея Наумовича на этот ультиматум была простой и понятной: «Еще одна задачка до кучи. Нормально, за-то в тонусе буду.» После этой фразы он опять переключился на инструкции, которые он давал нам до разговора с Лобовым. Собственно, до появления решения по «ДВиК», мы об этой проблеме больше и не слышали.

И каково же было решение?

О, это была многоходовка, целью которой было преобразование движения из политического в практическое. Если утрировать, то Шилов задумал из него сделать некий исполнительный актив ОАММ. Это было очень актуально, так как уже на тот момент наблюдался ощутимый дефицит исполнителей. Дальше он бы только усиливался, принимая во внимание плановый объем решаемых задач. Из научной среды этот дефицит не мог быть закрыт, так как во-первых: и в научной деятельности нужны были исполнители, во-вторых: не под то была «заточка» этих людей. Поэтому, Авдей Наумович отнесся к этому ультиматуму Лобова, как к хорошей возможности для решения одной из ключевых текущих задач. Правда, как обычно, не все было так безоблачно, существовала гигантская проблема – как высадить лишних «пассажиров», коих за время существования движения набралось ну очень много. Вообще, ситуация с большим количеством ненужных «пассажиров» свойственна всем общественным и политическим организациям, главное, чтобы это не было бесконтрольно, а «ДВиК» к тому моменту уже года три, как существовал сам по себе, без единоначалия, без четких ориентиров. Короче, был похож на слабо организованное сборище. Так-что, для начала предстояло решить задачу, своего рода, мобилизации движения, чтобы четко понимать, кто лишний, а кто нет. И уже на этом основании производить дальнейшие действия.

Глава 22.

Кстати, давайте немного отвлечемся от основной линии. Не могли бы вы кратко рассказать о том, что происходило с «ДВиК» все время без вас. А потом мы вернемся к процессу его преобразования в часть ОАММ.

По этому поводу рассказывать особо нечего, но кое-какие ключевые моменты припомнить можно. Как ты помнишь, в процессе снятия нас с программы и ГОИ, официально «ДВиК» занял позицию против нас. На самом деле это были происки и работа Лобова. То решение движения для нас было не удивительно, так как к тому моменту «ДВиК», по сути, перестал быть движением, а превратился в очередную политически-коммерческую корпорацию, каковыми были все, без исключения, общественно-политические силы в стране. Мало того, «ДВиК» было еще чрезвычайно не самостоятельным движением, чаще всего это выливалось в то, что его использовали в качестве разменной монеты или «до кучи» в своих политических задачах либо Лобов, либо другие верхи с позволения Лобова. Формальное руководство движения было просто «говорящими головами». Да и чего можно ожидать от бывшего главы госбанка, бывшего директора госслужбы, и главы второстепенного комитета госсовета? В общем, Лобов намеренно превратил «ДВиК» в пристанище политиканов, госотставников и прочих демагогов с непомерно раздутым самомнением. Само же движение стало обычной массой, необходимой для проведения того или иного решения. Именно потому, никто из «ДВиК» никогда не был избран в представительные органы, присутствие было обозначено только в общественных и социальных институтах, а до представительных органов «ДВиК», банально, не допускался, не нужно было.

Складывается такое впечатление, что движение было тем самым одним из немногих просчетов Шилова.

Формально, нет, так как задачу отвлечения «политически гиперактивной части» населения малых территорий от программы оно решало. Скорее, оно было неким стыдом Авдее Наумовича. Да он и сам неоднократно говорил: «Стыдно и обидно мне за «ДВиК», но альтернативы я не вижу, и создать ее не готов.» В общем, Шилов признавал то, чем стало движение, и ответственности с себя не снимал. Но тут, опять же, по его собственному выражению: «Либо оздоровление движение, либо серьезная уязвимость программы. Про отсутствие политических амбиций я говорил неоднократно, поэтому выбор в пользу программы очевиден». Вот и пришлось закрыть глаза на все деструктивные метаморфозы, связанные с движением. Это быстро привело к тому, что «ДВиК» обернулся против нас, и в вопросе с интерграторами и консолидаторами, и в вопросе оценки нашей деятельности по программе и ГОИ. Более того, когда начался кризис общественных институтов, в движение пришло огромное количество анархистов, собственно, подавляющее большинство анархистов пришло именно в «ДВиК», так как стать его участником не представляло никакого труда, но при всем при этом это была, какая-никакая, «трибуна». Так что, после всего описанного, движение стало еще и «токсичным» для самих хозяев – Лобова и «веселой троицы». Это все только усиливало их желание избавится от движения. Но, просто так, чисто технически это было сделать невозможно – слишком заметно. Сами они этим заниматься не хотели, понятно почему – все, что не приводит к прямой сиюминутной существенной личной выгоде, должно делаться чужими руками. Крайнего долго искать не пришлось, тем более, Авдей Наумович опять засветился.

И все же, почему Лобов перекинул эти задачи именно на Шилова? Он же мог под видом супер подарка подподлить кому-нибудь из своих конкурентов или оппонентов.

Вот, Вы уже и сущность Лобова понимаете. Хороший вопрос. Ответить на него не сложно. Ну, первое: все конкуренты и оппоненты Лобова совершенно не дураки, и такие варианты тоже просчитывать умеют. Второе: Евгений Генрихович очень долго находился в верхах, поэтому стилистика его действий была всем хорошо известна. И третье: «ДВиК» стал до такой степени токсичным, что вообще никто связываться не хотел. Поэтому Вадим Максимович и сказал о том, что тут-то и подвернулся проверенный крайний, каковым являлся Авдей Наумович, и мы вместе с ним.

Понятно. И как же вы решали все обозначенные вами задачи, связанным с «ДВиК»?

Для начала, надо еще раз отметить, что у всех у нас было понимание, что от этой «головной боли» нам не отвертеться. В противном случае, действительно, взыграла бы мстительность Лобова, а там уже велик риск того, что это все перекинется и на научное сообщество. Кстати, Видов был бы не против такого развития, он открыто презирал Лобова, а подобная конфронтация позволила бы ему легитимно реализовать все это презрение. Но, не об этом. Я это все к тому, что ситуация «не отвертеться» стала фундаментом для всех дальнейших решений по «ДВиК». В том числе поэтому, Шилов в этом всем нашел пользу и применение. Правда, было еще одно существенное, так сказать, «отягчающее» обстоятельство – после того, как мы передали программу и ГОИ, Шилову, формально, запрещалась любая деятельность, кроме научной и коммерческой, и-то не публичной. А этот статус, как ты понимаешь, ну никак не вязался с общественно-политическим движением. Не учитывать это было нельзя. За-то у нас троих таких ограничений не было. Кстати, даже не знаю почему. Ну, и ладно, сейчас это не важно, будем считать, что повезло, должно же хоть в чем-то везти, не все же тащить. Так вот, самым логичным было поставить нас во главе всех процессов, связанных с «ДВиК». Только это предполагало еще большую публичность, чем у нас была на тот момент, так-что перед началом активных действий по движению, нам предстояло вынести нас на видные роли. «Даже если не сыграет с «ДВиК», в любом случае будет полезно, давно вы уже в тени засиделись», так нас напутствовал Авдей Наумович. Вот мы и начали нашу раскрутку и пиар, параллельно занимаясь разработкой преобразования «ДВиК».

Тут еще вот, что важно отметить – мы втроем выступали и «раскручивались» именно как единое целое. Это было сделано для большей эффективности и ускорения процесса раскрутки, так как подбавляющее большинство сограждан уже поняли то, что единоначалие, практически всегда, превращается в автократию, считай в безальтернативное ручное управление, которое зачастую приводит к откровенной тирании. Вот и наш основной посыл, можно даже сказать политическая платформа, заключался в том, что нельзя давать безграничную власть одному человеку, это естественно приводит к злоупотреблению ею. Мы предлагали модель профессионального реагирования и развития по узким сферам деятельности. Если говорить проще и конкретнее, то наши тезисы или наша принципиальная модель была следующей: