Любовь под ключ

ДД, Ларинн! или продаем или я иду в суд. ответь, пжлст.

Я чуть было не ляпнула в ответ какую-нибудь гадость о том, что нужно писать слова полностью, если хочешь, чтобы тебя понимали, но, как человеку с дислексией, мне не очень-то приятно, когда подтрунивают над орфографией или пунктуацией. А еще меня насторожило то, что Дикон не только обратился ко мне по имени, но и приложил крошечное усилие, написав его с большой буквы. Я перерыла шкафчики в своей почти пустой квартире, нашла завалявшуюся бог знает с каких времен бутылку пряного рома «Сейлор Джерри», опрокинула стопку и позвонила Дикону.

– Наконец-то! – ответил он, а потом последовало то дурацкое придуманное им прозвище: – Ларри.

Я фыркнула:

– Дай мне месяц. Я приеду.

Мы говорили неделю назад, и я бы солгала, сказав, что не надеюсь застать Дикона врасплох или как-нибудь досадить ему, приехав так рано. Любое преимущество мне на руку.

– Что ж, будет интересно, – хихикает Элис.

2

ДИКОН

Салли ахает, колесики на ее кислородном баллоне со скрипом останавливаются, и она с вожделением смотрит в телевизор.

– Боже правый, я бы позволила этому парню есть крекеры в моей постели. С моего обнаженного тела, – благоговейно заявляет она, осеняя себя крестным знамением свободной рукой. И не важно, что никакая она не католичка, уж я-то знаю.

С экрана улыбается бейсболист Дэнсби Суонсон, даже не подозревая, что своей улыбкой, возможно, приближает мою восьмидесятипятилетнюю соседку к могиле. Я качаю головой, посмеиваясь над старушкой:

– Почему крекеры?

– А ты когда-нибудь ворочался посреди ночи на крошках от крекеров, рассыпанных по простыням? – вопрошает она, меряя меня взглядом. – Поверь, чтобы смириться с последствиями, тебе должно по-настоящему нравиться то, что к этому привело.

– Верю тебе на слово.

– А ты… – Салли делает глубокий вдох и опускается глубже в кресло перед тем, как продолжить: – Вообще-то, ты на него похож.

– Ладно, дамочка, на сегодня лести достаточно. И проверьте уровень кислорода в крови. У вас галлюцинации.

– Что? Ну, признай, Дикон, волосы у вас почти одинаковые.

Спорить с ней бесполезно.

– Пожалуй, я пока воздержусь и не стану подавать на тебя в суд. Но послушай, Сэл, если бы ты позвонила тому страховому агенту, о котором я тебе говорил, возможно, мне бы не пришлось постоянно латать эту фигню. Нам требуется более серьезный ремонт. Я делаю все, что в моих силах, но я не сантехник.

– Сантехник, электрик… ты все делаешь по наитию.

– Следуя твоей логике, Сэл, я мог бы подрабатывать гастроэнтерологом и иметь достаточно денег.

Я еще и генеральный подрядчик, но большую часть своего времени трачу на неисправную электропроводку, так что понимаю, с чего Салли это взяла. Однако проблему с водопроводом и канализацией мне самому не решить: нет ни соответствующих навыков, ни денег.

Салли приподнимает подставку для ног на своем кресле и закрывает глаза, в очередной раз пытаясь отдышаться. У меня сжимается сердце. С тех пор как скончались бабушка и Хелена, мне кажется, что это проклятое место все больше распадается на части, и Салли тоже.

– Агенту я звонила, – произносит она, наконец переводя дыхание. – Они отказываются что-либо предпринимать. Говорят, это ответственность владельца.

Ясен хрен. Но попробовать все равно стоило.

– Покойтесь с миром, Сисси и Хэл, это обращение к вам, – добавляет Салли, прежде чем демонстративно вдохнуть побольше кислорода.

– Какие мы сегодня оккультные, – бормочу я под нос. Как знать, вдруг она сможет призвать высшие силы, чтобы изгнать демона, который продолжает портить водопровод.

– А вообще есть какие-нибудь новости? – спрашивает Салли.

Я знаю, что она имеет в виду. И кого.

– Пока нет, Салли, – бурчу я. – Она попросила дать ей месяц.

Вспоминаю, как увидел имя Ларинн рядом с моим на огромной стопке документов и испытал в тот момент странное потрясение. После бабушкиной смерти не было официального оглашения завещания. Только куча бумаг и гора ответственности. Оказывается, владение домом, полностью свободным от обременения, не исключает астрономических расходов. И разделить их я должен с Ларинн, еще одной наследницей, а она исчезла, оставив меня разбираться со всеми проблемами самостоятельно.

Мне было шестнадцать, когда я впервые встретил Ларинн Лавинь и сразу же решил, что никогда не видел такой красивой девушки. Помню, что именно это я и подумал: «Никогда в жизни не видел такой красивой девушки». Я тогда приехал к бабушке на рождественские каникулы – впервые с тех пор, как она переехала к Сесилии. Ба перебралась в Калифорнию из нашего родного города в Новой Англии всего два года назад и сразу же пришла в восторг от своей соседки и по совместительству домовладелицы. Я как раз поднялся по лестнице в их недавно отремонтированном доме и ставил свои сумки на пол, когда из-за угла вышла девушка, на вид – моя ровесница. Черные как смоль волосы, собранные в конский хвост, легко покачивались у нее за спиной, глаза цвета морской волны встретились с моими, блестящие розовые губы скривились в недовольной усмешке. В моем помешанном на девчонках мозгу мгновенно зародилась надежда, что я сумею замутить с этим созданием.

Впрочем, не прошло и часа, как я заподозрил, что даже самая красивая девчонка может быть сущей злюкой. К Новому году мои подозрения насчет Ларинн Лавинь подтвердились.

Наши бабушки представили нас с Ларинн друг другу. Родители Ларинн уехали на каникулы на Фиджи, а ее оставили дома, чтобы она «по-настоящему отпраздновала Рождество в Штатах». Ерунда, конечно. Уж я-то сразу чуял отголоски родительских ссор в браке, как их ни назови. Меня самого тоже отстранили от семейных каникул. Родители повезли моего брата в Австралию, куда его пригласили участвовать в какой-то специальной бейсбольной программе, и там они могли наслаждаться игрой в счастливую семью, не опасаясь, что я намеренно все испорчу. В то время я ходил с повязкой, потому что сломал ключицу: уговорил старшую сестру соседа (после того как залез к ней в лифчик) по очереди буксировать меня с приятелями на скейтбордах за ее машиной. Поэтому никаких обнимашек с коалой мне не полагалось – я был наказан.

И все же в те первые мгновения, глядя на Ларинн с ее ногами длиной в милю, я думал, что смогу примириться с Калифорнией. Ну да, не Австралия, но далеко и не Новая Англия. В этом богом забытом месте было чуть прохладно, но ни одной снежинки, и потому я надеялся, что Ларинн и дальше будет носить коротенькие джинсовые юбочки. А учитывая, что пляж меньше чем в квартале от дома, может, и до бикини дело дойдет, если станет теплее. В те дни я был большим оптимистом.

Показав мне мою комнату, бабули, как мы с Ларинн стали их называть, немедленно отправили нас с совместным поручением в магазин, похоже, надеясь, что два подростка быстро найдут общий язык. Ларинн явно не хотела никуда идти, и я сделал вид, что тоже предпочел бы остаться. В свои неполные семнадцать я уяснил, что девушки чувствуют себя комфортно, только когда ты заботишься об их удобстве. Присматриваешься к их настроению и ведешь себя соответственно.

– Учишься в старшей школе? – спросил я.

– Да, – ответила она.

– В каком классе?

– В девятом.

– Неплохо. В одиннадцатом. – Я ткнул себя большим пальцем в грудь. – Погоди. Тебе же шестнадцать?

– Угу.

– А почему у нас два года разницы в учебе?

Ларинн приподняла бровь, словно мое любопытство было невыносимо утомительным.

– Я не держу в памяти информацию о том, с какого возраста принимают в какие классы, извини.

– Спортом занимаешься?

– Волейболом.

– Логично. Ты высокая.

Я внутренне поморщился. Мне тоже постоянно напоминали о моем высоком росте, и это быстро надоедало.

Я постарался одарить ее своей самой очаровательной улыбкой и понадеялся, что сумел загладить оплошность.

– Ты невероятно наблюдателен, – сухо заметила она.

Ладно. Пусть увидит насколько, решил я.

– Тебя тоже бросили родители, да?

Губы Ларинн досадливо скривились.

– Ты что, в детстве слишком часто пересматривал «Дегра́сси»?[5] А нам обязательно нужно обмениваться школьными воспоминаниями? – съязвила Ларинн, но тут же замолчала, что-то тихо буркнув, потом скрестила руки на груди, стараясь смотреть куда угодно, только не на меня. – Прости, не надо было срывать на тебе злость. Да, родители меня бросили, но я радовалась предстоящим каникулам с бабушкой и Хеленой, просто… прямо перед твоим приездом я узнала, что моя единственная здешняя подруга проведет Рождество и Новый год в Тахо, вот и расстроилась.

Она раздраженно махнула рукой в мою сторону и продолжила:

– Терпеть не могу заводить новых друзей. Весь год пыталась это сделать в новой школе и мечтала, что наконец-то отдохну.

Я улыбнулся, сам не знаю почему.

– Ты же явно душа компании, наверняка все получилось!

Ларинн рассмеялась сквозь зубы, повернулась и зашагала дальше. Чувствуя уязвимость в ее, казалось бы, непробиваемой броне, я продолжил:

– Нам вовсе необязательно быть друзьями. С чего ты вообще взяла, что я хочу с тобой дружить?

Она приподняла бровь и искоса взглянула на меня.

– Может, я просто стараюсь вести себя приветливо?

Ларинн пробормотала что-то себе под нос на другом языке, и я вспомнил, что Сесилия родом из Квебека.

– Так ты тоже говоришь по-французски? Скажи что-нибудь необычное.

Она вновь повернулась ко мне лицом и выпалила какую-то фразу, отчего у меня по спине побежали мурашки. О содержании я мог только догадываться.

– Ты только что сравнила меня с говяжьим филе? – спросил я, когда Ларинн продолжила путь. – Ух ты, мне столько раз говорили, что я упрям как бык, но никогда так красиво. Прям мороз по коже.

Я не успел заметить, как она улыбается, но готов поклясться, что краем глаза уловил тень улыбки на ее губах. Мне захотелось, чтобы Ларинн улыбнулась мне по-настоящему.

– Ларинн Лавинь, какое интересное имя! А сокращенно тебя зовут Ларри?

Она остановилась и заморгала:

– Нет.

– Ла-Ла?

Глаза Ларинн округлились, брови сошлись на переносице в очаровательной гримаске ярости.

– Я что, похожа на Ла-Ла?

– Тогда определенно Ларри.

В ответ раздался разочарованный хриплый вздох. Похоже, я чего-то добился.

– Лав?[6] – спросил я.

Она повернулась ко мне, широко распахнув глаза:

– Что?!

– Сокращенно от Лавинь, – торопливо уточнил я, чувствуя, как у меня вспыхнула шея. – Но, по-моему, лучше всего подходит Ларри.

Вообще-то это имя совсем ей не подходило. Ларинн была потрясающей, дерзкой и прекрасной. К тому же от нее исходил обманчиво сладкий запах, как от сладкой ваты. Мне в голову пришло прозвище Карамелька, но я благоразумно отложил его на потом.

Я понятия не имел, куда мы идем и сколько времени нам потребуется, но, когда мы заходили в продуктовый магазин, Ларинн заметила, что я вновь смотрю на нее. Она покачала головой, хихикнула, и на ее лице появилась ухмылка. Мне захотелось взметнуть кулак вверх, празднуя победу.

– Вот, – произнесла Ларинн, вручая мне список, который дала ей Сисси.

Я все еще пытался поддержать игривое настроение.

– Что, не можешь прочитать?

Ощущение дружеской близости исчезло так же быстро, как и возникло. Клянусь, в магазине стало холоднее. Ларинн моргнула, словно приходя в себя.

– А тебе сложно, придурок? – презрительно усмехнулась она и резко отвернулась, хлестнув меня волосами по лицу.

«Придурок», – эхом отдалось в моем мозгу. Точно. Я вел себя как придурок. Очередной раз подтверждал, что отец и брат правы. Я совсем не знал эту девушку, так какого хрена пытался узнать поближе? Она – заносчивая грубиянка, и ничего хорошего из общения с ней на рождественских праздниках не вышло бы. После похода за продуктами мы с Ларинн все оставшиеся каникулы старались держаться друг от друга подальше, но это оказалось невозможным: Сисси и Хелена были нашими бабушками, и мы жили в одном доме. Тем не менее Ларинн запала мне в душу, и я изо всех сил пытался произвести на нее хорошее впечатление. Не мог смириться с тем, что она меня терпеть не может. До встречи с ней я прекрасно ладил с девушками. Даже их бабушки меня любили. Но с Ларинн мы все время обменивались подколами и насмешками, в лучшем случае едва вынося присутствие друг друга.

Во второй раз мы встретились летом после того, как она окончила школу, а я отучился первый и единственный семестр в колледже. То время в некотором смысле прошло для нас лучше, но в итоге оказалось намного ужаснее.

Салли цокает языком, поднимаясь с кресла, и я возвращаюсь в настоящее.

– Не могу поверить, что ты угрожал привлечь адвокатов, – говорит она.

– А разве у меня был выбор, Сэл? Я несколько месяцев пытался с ней связаться. Содержать этот дом в одиночку мне не по карману.

Я и так уже вложил в него больше, чем могу себе позволить. А продать его или принять какое-либо важное решение без согласия Ларинн тоже не выйдет.

– Она обязательно поможет, – уверяет меня Салли в сотый раз за последние полгода.

Открываю кран и одновременно включаю душ, желая убедиться, что вода льется нормально, а сам втайне надеюсь смыть заодно и гложущее меня тревожное чувство. Кажется, все в порядке, и я сообщаю Сэл, что водопровод работает. Она привстает, словно собирается меня проводить, но я кладу руку ей на плечо и усаживаю обратно.

– Спасибо, Дикон, – говорит Салли с грустной улыбкой.

– Что-нибудь еще нужно, пока я не ушел?

– Только сделай телевизор погромче, когда будешь уходить. Летняя свистопляска в самом разгаре.

Тогда я тоже замечаю, что сквозь открытые окна доносятся крики и автомобильные гудки, и делаю звук телевизора громче. В это время года здесь не припаркуешься, занимают даже места, предназначенные для местных жителей, люди кружат по району, пытаясь поставить машину, и с каждым кругом злятся все сильнее и сильнее. Кажется, что лето в этой части побережья начинается в мае и заканчивается в августе.

Однако, похоже, сейчас кто-то здорово распсиховался. В промежутках между гудками слышится поток ругательств, которые с каждым моим шагом в сторону внутреннего двора становятся громче.

– Ларинн, просто вернись в машину! Ну, давай же! – раздается сквозь шум, и у меня подкашиваются ноги.

Я не… Я, наверное, ослышался. Мой разум, должно быть, вновь играет со мной злые шутки. Бросаю сумку с инструментами и осторожно отпираю ворота. Гудки и крики продолжаются, но я словно шагаю под водой. Заворачиваю за угол с другой стороны здания и смотрю на представшую перед моими глазами картину.

Светловолосая девушка, в которой я быстро узнаю Элис, стоит посреди улицы возле нагруженной «Хонды» с приоткрытой дверью и пытается регулировать движение вокруг машины.

Мой взгляд скользит над тротуаром вдоль забора, огораживающего внутренний двор, и, конечно же, останавливается на чьем-то затылке. И черных волосах до пояса. До чего же смешны эти волосы, такие густые и непрактичные! Она постоянно на них жаловалась, и да, вот она здесь, и ее неукротимая грива еще гуще, чем прежде. Ибо, конечно, это Ларинн. Она встает, и если бы я хоть чуточку сомневался, то по ногам сразу бы ее узнал.

В девятнадцать лет при росте пять футов и одиннадцать дюймов[7] Ларинн выглядела слегка пугающе, сейчас же она охренительно прекрасна. Но тут она пинает ящик для цветов, и я с трудом сдерживаю возмущенный возглас, едва не выдав себя. Кроме этих ящиков здесь не так уж и много вещей в приличном состоянии, а она пинает их, как будто это чертово место принадлежит ей. Стерва!

Ох, мелькает у меня в мозгу, так ведь так оно и есть. Ларинн тоже владеет этим домом.

– До сих пор не понимаю, как это ты привезла кучу барахла, но забыла ключ! – недовольно восклицает Элис.

– Он должен быть где-то здесь. Они всегда оставляли ключ от гаража, всегда! – кричит в ответ Ларинн.

– Может, лет пять назад, – вмешиваюсь я, едва сдерживая улыбку, которая так и норовит расплыться на моем лице, когда Ларинн поворачивается ко мне и застывает с широко распахнутыми глазами и ртом.

Желание улыбнуться застает меня врасплох, и я сжимаю челюсти. Ларинн совершенно безответственно отнеслась к своей половине обязанностей по содержанию этого места, так что у нее нет права пинать здесь хоть что-нибудь.

Кажется, Ларинн тоже борется с выражением своего лица, прежде чем оно принимает нейтральное выражение.

– Дикон, – холодно кивает она.

Полагаю, изображать вежливость никто не собирается.

– Ларри, – отвечаю я, и она тут же фыркает и закатывает глаза, услышав свое прозвище.

Всего лишь два слога потребовалось, чтобы вывести ее из себя, и теперь я уже улыбаюсь во весь рот.

– Ненавижу эту кличку, – бормочет Ларинн.

– Знаю, – говорю я.

– То есть ты все такой же придурок? – мягко спрашивает она с издевкой.

Ну и наглая девчонка! Вернее, уже женщина. Я отвлекаюсь от тех маленьких местечек, что изменились и округлились, от невероятно длинных ног, которыми был одержим целое лето с небольшим. Закрываю глаза и начинаю подсчитывать каждый доллар, потраченный за последние шесть месяцев, а еще многочисленные голосовые сообщения, эсэмэски и электронные письма, которые ей отправил.

– А ты все такая же принцесса: наплевать, что на сегодняшний выходной назначено открытие парка и там особенно многолюдно, и пусть те, у кого есть планы, катятся ко всем чертям, потому что тебе не хочется искать место для парковки? – интересуюсь я.

И это еще не считая того, что она не удосужилась предупредить меня заранее. Я ждал ее через недели три, не меньше.

Ларинн приоткрывает рот, морщит лоб. Она, как обычно, негодует.

– Да мы искали ее сорок пять минут!

– А после этого времени правила дорожного движения на вас больше не распространяются?

– Привет, Дик! – кричит Элис и машет мне рукой.

Ларинн что-то рычит сквозь зубы, потом бросается в машину и хлопает дверцей.

– Ладно, мы припаркуемся и вернемся, – добавляет Элис, усаживаясь за руль.

Я чуть было не говорю им, что в гараже есть свободное место, так как моя машина постоянно стоит перед домом на парковке для жильцов, но замечаю в окне хмурый взгляд Ларинн. Она сидит с той же недовольной миной, которая когда-то выводила меня из себя, и я решаю побыть мелочным.

– Жду не дождусь, – равнодушно бормочу я, но затем из моей груди вырывается предательский смешок.

Трудно сказать, рад ли я, что Ларинн наконец появилась, или слегка растерян. Две минуты в ее присутствии, и она уже сводит меня с ума.

3

ЛАРИНН

Пока мы с Элис еще десять минут ищем парковку, я пытаюсь критически оценить следующее: во-первых, не стоит обращаться к Дикону с сарказмом. Мое замечание о том, что он придурок, очень быстро превратилось в нечто реальное и больно меня задело. Во-вторых, за почти десять лет, которые мы с ним не виделись, я совершила досадную ошибку, напрочь забыв, каково это, когда он рядом. Я привыкла быть такой же высокой, как мужчины вокруг меня, или даже выше. От одного роста Дикона мне становится неловко, и я начинаю нервничать. В голове всплывает совет, который нам давали в детстве перед тем, как отправиться на природу: «Если встретишь медведя, веди себя так, словно ты намного больше. Будь больше медведя».

А еще, черт возьми, почему-то кажется, что Дикон совсем не изменился. Не изменился, но стал, к сожалению, лучше. Мне удавалось не смотреть на его фотографии, я не приезжала на каникулы, когда знала, что он проведет их с бабушками. А в тех редких случаях, когда я (по пьяни) заглядывала в соцсети Дикона, его аккаунты оказывались закрытыми. И вот сейчас все то, что бередило чувства ранее, предстало передо мной во всей красе. Те же темные глаза, которые манят и возбуждают такое любопытство, что хочется подойти поближе…

Нет, сейчас не время скатываться по этой ментальной спирали тревожных мыслей и эмоций.

Припарковавшись за три квартала от дома, мы с Элис тщательно отбираем вещи, без которых мне не обойтись, и идем обратно. К тому времени, как мы доходим до угла Первой улицы, я уже в бешенстве, а мои многочисленные сумки то и дело сползают с потных плеч.

– Да ты издеваешься! – рычу я, когда вижу Дикона, прислонившегося к открытой двери гаража, в котором нет ни одной машины.

– Я решил, что ты передумала и уехала домой, – говорит он.

Мне хочется сказать, что этот дом и мой тоже, но я сдерживаюсь. В основном потому, что не чувствую себя его владелицей.

Дикон и пальцем не шевелит, чтобы нам помочь, но продолжает разговор:

– Оставлю гараж открытым. Позволю вам припарковаться здесь на ночь.

Мой гнев вспыхивает с новой силой.

– Позволишь? Мы не нуждаемся в твоем разрешении, Дикон, – отвечаю я. – Только дай нам несколько минут, чтобы подняться наверх и устроиться, а уж потом я с тобой разберусь.

Знаю, лучше не давать ему над собой власть, но мне нужно сориентироваться.

– Даже если и так, пока ты не ушла…

– Нет, сначала мы устроимся.

– Замечательно, но…

– До встречи!

Я слишком долго стараюсь не встретиться взглядом с Диконом, затем протискиваюсь мимо него со всем своим багажом, Элис следует за мной. Мне срочно нужна минутка, чтобы попи́сать и собраться с мыслями, а после этого я попробую поговорить с Диконом по-взрослому.

– Ринн, – шепчет Элис, когда мы оказываемся в коридоре. – Не забывай, он тебе нужен сговорчивым. Думаю, чуточку доброжелательности тебя не убьет.

– Знаю, – вздыхаю я в ответ. – Просто дай мне немного времени.

Мы проскальзываем мимо прачечной и направляемся к лестнице, колесики сумок шумно катятся по кафелю. Все, вплоть до стиральной машины и сушилки, выглядит как и прежде, но что-то… не так. Ладно, разберусь позже. Поднимаюсь по лестнице, и при каждом шаге сумка больно бьет меня по пяткам.

Почему-то пространство вокруг кажется более открытым, чем раньше. Из окна в противоположном конце лестничной площадки виднеется выступающий в океан пирс и солнце, садящееся за водную гладь. Я невольно останавливаюсь, и меня внезапно охватывает надежда. Спасибо бабушкам за то, что оставили мне частичку себя, заслуживаю я этого или нет. Их наследство – фундамент, на котором я построю свою жизнь, местечко, где можно отсидеться. У меня буквально нет ни гроша, я не знаю, куда двигаться дальше, и почти не разговариваю с родителями. Зато у меня есть Элис и это убежище на морском берегу.

Я выныриваю из размышлений, когда Элис протискивается мимо меня, быстро догоняю подругу и хмурюсь, увидев ее лицо.

– Ринн…

– Привет, Ларри, – раздается голос Дикона справа.

Поворачиваюсь в ту сторону и…

– Что за хрень? Ты как вообще сюда забрался? – кричу я, вглядываясь в представшую передо мной картину, когда Элис, драматически распахнув глаза, перехватывает мой взгляд.

– Полтергейст, – шепчет она в притворном ужасе.

– Я мастер лазать по балконам, – признается Дикон, растягивая слова, и у меня вспыхивает лицо. Он прекрасно знает, как сюда взбираться, потому что часто проникал в комнату ко мне, девятнадцатилетней, через этот балкон. – Еще я установил пожарную лестницу, – добавляет он со слегка скучающим видом и прислоняется к каркасу стены, которую когда-то украшала невообразимая мешанина из арт-объектов.

В памяти всплывают керамические крючки для ключей, сделанные Хеленой, когда та увлеклась гончарным ремеслом, и я едва не прыскаю со смеху, вспомнив, как бабушка закатывала глаза, глядя на Хелену, потому что «нет большей банальности, чем старушки с побережья, которые занимаются садоводством и лепят из глины».

А теперь их больше нет. Они обе покинули этот мир с разницей всего в несколько месяцев. Острая боль пронзает горло, и я усилием воли превращаю ее в недовольство, направленное на Дикона. От всплеска эмоций хочется искать привычные ориентиры, но безуспешно. За спиной Дикона вижу большую часть прежнего бабушкиного жилища, вернее, то, что от него осталось. Похоже, в уцелевших местах его недавно загрунтовали, в других – подлатали. Но шкафчиков почти нет, бытовой техники тоже, ну, кроме мини-холодильника и духовки. Самая малость мебели… да и стены не все уцелели. А в тех, что еще стоят, даже нет изоляции.

– Где остальные стены, Дикон?

Его брови опускаются.

– Ты не отвечала. Я еще полгода назад пытался сообщить тебе, что произошло.

От стыда в груди все сжимается. До сих пор я не задумывалась, чем обернется мой отказ от общения с Диконом. Что я выставлю себя эгоистичной девчонкой, какой, собственно, он всегда меня считал. Но обе наши бабушки умерли. Худшее уже случилось. Я решила, что вряд ли Дикон обращается ко мне по важному поводу, и просто хотела избежать любого напоминания о наших былых отношениях. В конце концов, он мог бы изложить суть проблемы в электронном письме.