Сокрытый воин. Князь Леса. Книга вторая

Свет солнца, шелест листвы. Тепло лучей на коже, на одежде. Он человек, человек, во время правления Уи́лхарда VI, спустя шесть веков после Войны Шипов! Ганнибал до предела вдохнул и медленно выдохнул мягкий летний воздух.

– Князь! – на расстоянии стоят Йара и Кара. Хранительница протянула в сторону Лекаря руку, дочь лесничего стоит бледная, как погребальные пелены.

– Я это я, – уронил Ганнибал. – Это ещё не всё. Ждите…

Заглотнув воздуха, тепла и света, он снова нырнул в удушающую тьму.

Монстр хочет догнать женщину, умчавшуюся на лошади. Женщину с ребёнком.

Ганнибал, шатаясь, встал. Повёл головой. Удержал конечности, чтобы не броситься за жертвой наяву. Стал, как пьяный или полусонный, ходить по поляне, видя и чувствуя то, что произошло неведомо сколько лет назад.

Снег, ночь – темень Пожирателю не помеха, а друг. В голове стучит азарт погони, на морде – кровь, внутренности рвёт Голод, торжествующий, подгоняющий – ему мало, мало трупов, оставшихся на поляне, нужно убить всех, всех… чтобы отдохнуть, согреться, наесться, напиться… И отрадно пировать… до рассвета, а может быть, целый день… Тоска, желание, жажда, щемящая мольба об освобождении мешались в сознании, раздирая душу и в то же время держа её в нерасторжимых тёмных тисках. Это правильно, правильно… это нужно… это Судьба, казнь… самого себя… за преступление и кровь… проклятье… это искупление… терпеть и страдать… это правильно… Наслаждаться своей тьмой, тонуть в ней, упиваться кровью и плотью, забывать о страдании, растворяясь в утолении Голода, и выныривать на поверхность, в ужасе осознавая: «Чем я стал?!…»

Ганнибал остановился, хватая ртом воздух. Ощущения голодного духа царили в нём, пропитывая отчаянием. Это правда… правда. Он временами… действительно, осознавал себя, как Гален Ирде… Без… надежды… без луча света… понимать, кем ты стал, и что это… будет бесконечно… Вечная кара… до встречи с милосердной смертью от руки колдуна или охотника на монстров… Сами себя вендиго убить не могут…

Ганнибал стоял и смотрел перед собой, видя тёмные ветви и взрытый снег. Во рту кровь, в животе беснуется Голод, вновь мучительный миг озарения: «Боги, кем я был и чем стал!…» – и снова – погоня, разворачивающаяся перед внутренним взором.

– Мастер, это ты?! – до сознания донёсся хриплый крик оглянувшейся в мрак ночи всадницы.

Ганнибал хищно оскалился, и память сама собой вытолкнула из груди слова, прозвучавшие тёплым, бархатным звенящим голосом:

– Да, это я! Скачи, не останавливайся, я догоню! – человек-вендиго закашлялся, схватившись рукой за грудь – чужой голос разодрал лёгкие болью.

Коварный талант вендиго – подражать любым голосам. До сего момента князь без запинки мог кричать и свистеть любой птицей и зверем, а теперь… заговорил человеком, через воспоминание.

Лекарь сплюнул кровь, пребывая одновременно в ясном летнем дне и в безжалостной зимней ночи. Предвкушение и желание убийства, с последующим пиром, наяву зашевелилось в животе. Усилием воли Ганнибал развеял жуткое чувство, возникшее не ко времени и не к месту.

Лекарь бросил взгляд на девушек, стоящих на краю поляны, и восстановил видение, погнался в воспоминании за тенью в морозной ночи.

Хладнокровно и одновременно в пьянящем предощущении сшиб коня когтистой рукой-лапой, подошёл к женщине. О да, именно так она смотрела на него во снах. За миг до смерти, чарующе-прекрасная в своём ужасе и страхе. Помрачённое сознание прожгла мысль: «Ты сейчас убьёшь её, Гален. Это неизбежно…» И снова мрак, зов внутри, исходящий из проклятого сердца, и когти пронзили плоть. Миг торжества и блаженства, клокочущей жажды и триумфа.

Что-то не так. Монстр оглянулся и увидел свёрток в снегу. Он плачет. Р-р-ребёнок, детёныш-ш-ш… Пожиратель отшвырнул добычу и шагнул к маленькому созданию, настороженно впитывая в уши детские стенания. Склонился и повернул его когтем к себе.

Вскинул морду. Дитя! Майя! Разодранное и изуродованное проклятьем сердце князя скорчилось от боли. Нет! Он больше никогда не съест ребёнка! И тут же сознание монстра нашло оправдание мгновенному неподчинению проклятью: «Он ма-а-а-аленький, на один зуб!»

Наяву Ганнибал снова схватил самого себя в объятие, ощущая и удерживая огромный внутренний стон, рвущийся наружу. В прошлом же он нашёл выход в алчности Голода. Вендиго, подстёгнутый неисторжимой болью, бросился на добычу – женщину.

Ведун ослабил хватку, опустил руки. Прикрыв веки, сквозь щёлочку глаз отрешённо окунулся в пир монстра, в его чувства. Утоление. Забвение. Спасение. Человек. Чувствовать себя человеком. Какие-то мгновения… крохотные толики того, что даруется человеческим существам на минуты, часы, сутки, дни и годы. Ради этого ощущения можно и нужно убить!

Неутолимая жажда, неисполнимая мечта. Невыразимое желание… заставляли драть, терзать, глотать, хрустеть костями и упиваться внутренностями. Лекарь закрыл глаза.

Он пожирал так… неисчислимое количество раз. И может… повторить это снова. По желанию или против него.

Он не испытывал отвращения. Только признание и принятие, что эти чувства и желания всё ещё живут в нём. Под оболочкой человека – всё тот же Пожиратель. И если Ганнибал-человек вовремя не позаботится о пропитании, то Ганнибал-монстр найдёт добычу сам.

Это должен быть кто-то, кто придётся по вкусу вендиго.

Не отребье, негодяй… а кто-то… достойный, благородный, чистый… Кого можно, подобно Роннину, растянуть на месяц, с почтением готовя какое-нибудь блюдо.

А если попытаться пересилить себя и согласиться на добычу похуже, выбрать нечто из низов человеческой морали? Плата может быть слишком велика, вдруг, Голод взбесится, получив не то мясо, не ту энергию, и качество заменит количеством?

Нужно найти и выбрать жертву. Такие сокровища, как умирающий Роннин, увы, редко на дороге валяются…

Лекарь устало смотрел, теперь уже со стороны, как вендиго подбирает младенца и уносит с собой. Какие… чувства тогда были в сердце? Желание… защитить? Вопреки Голоду…

Всякий раз, видя детей, он вспоминал дочь и… не вредил им. На окраине Леса или в дебрях, добирались ли они до жилья или замерзали насмерть? Этого не узнать…

Воспоминание развеялось.

Лекарь посмотрел на девушек:

– Там был ребёнок. Нужно узнать судьбу ребёнка…

Чутьё безошибочно повело по следам когда-то промчавшихся по лесу лошади и вендиго. Князь миновал место, где прикончил женщину. Во рту всплыл её вкус, перемешанный с яблоками, корицей и карамелью. Какая дикость! Блаженная… дикость…

Лекарь шёл за памятью-монстром, девушки, на расстоянии – за князем. Прошлое вывело к невысоким скалам, и затем… в возникшем видении князь шагнул в солнечное утро.

Тай?! Силой Хранителя тигр заставляет Пожирателя подчиниться и отдать ребёнка. Ощущение рабской покорности пронзило всё существо, вызвав в Ганнибале-человеке тошноту, власть Хранителя непоколебима и неоспорима, но внутри монстра мечется гнев, перетекающий в жалобное чувство отчаяния и безысходности. Горесть и потеря. Страх, что с ребёнком что-то случится.

И он подчиняется.

Лекарь выдохнул. Ребёнок остался жив.

А с Таем нужно поговорить. Узнать, куда он пристроил младенца и когда.

Ганнибал почувствовал, что безумно устал. В висках стучал пульс. Князь медленно опустился на землю.

Подошла Йара и тронула его за рукав.

Ганнибал оглянулся на Хранительницу, в его взгляде царили тишина и опустошение. Девушка положила руку ему на плечо и легонько пожала, собрав пальцами ткань рубахи. Лекарь молча кивнул. В голове его звучала донёсшаяся сквозь время и боль просьба, обращённая к Таю: «Не забирай дитя, не отнимай, оставь…» А затем – безнадёжность. Одиночество и тоска. И монстр покорно побрёл за своей судьбой – за кровавой, вожделенной добычей, что на время утолит Голод и на мгновение подарит ощущение себя человеком. Кошмарнейший обман, после которого ещё ужасней на миг пробуждаться…

Тихо подошла Кара:

– Можно, я осмотрюсь здесь?

Ганнибал кивнул:

– Конечно.

Девушка с облегчением покинула застывшее пространство безмолвия и полезла на скалы – благо, подошва походных сапог весьма способствовала тому, чтобы лазить по камням.

Ей нужно было проветриться. Кара держала Йару за руку и видела то, что зрела Хранительница. Образы, силуэты, окружавшие князя. Беззвучные, они нападали и падали, когда Лекарь в сдержанном исступлении бился с ними, ощущая себя вендиго. Образ колдуна, его отрывающаяся и исчезающая в небытии – или в пасти невидимого монстра? – голова, образ всадницы, погоня, которую князь пробежал, наворачивая круги по поляне… Её смерть. А пуще всего – стоны, рычание и вопли самого князя. Когда из его груди вырвался человеческий крик чужим голосом, у Кары чуть сердце не разорвалось, до того это прозвучало болезненно, неестественно и пугающе, вернее, пугающе своим естеством… Перед Карой бесновался голодный дух, проклятый, страдающий и убивающий, и девушка, доселе не видевшая ничего подобного, была более чем впечатлена.

Ей нужно это осмыслить. Разложить по полочкам. И в первую очередь, не подавать виду, насколько сильно её это потрясло. Согнувшаяся фигура князя, схватившаяся за голову, из его носа и ушей хлещет кровь, и лёгкие раздирает вопль: «Прошу!… Помогите!… Умоляю-ю-у-у-у…» Девушка замотала головой, прогоняя воспоминание.

«Просто, иначе ты изменишь своё мнение обо мне», – что имел ввиду князь? Что она будет смотреть на него, как на голодного духа, а не человека? Возможно…

Менять своё мнение Кара не собиралась. Сегодня в первую очередь она увидела страдание и боль. Кровожадный монстр всё ещё был для неё какой-то условностью, чем-то бесформенным, с чем не придётся столкнуться.

Кара карабкалась вверх по камням, ощущая под руками пушистые мхи и шершавые лишайники, покрывающие острые грани глыб. Ей действительно нужно всё обдумать. А сейчас… лучшее, что можно сделать – это подставить лицо ветру и небу!

Выпрямившись на широком камне, девушка закрыла глаза, ощущая, как потоки воздуха колышут волосы и уносят прочь смятение, ужас, боль, отторжение и страх, угнездившиеся было в сердце.

Рокки наконец-то вручил ей научный труд, на который девушка зарилась три недели. Она узнает о Пожирателях всё, что нужно, и будет готова к встрече с монстром, если так суждено…

А пока… пусть будет только этот день!

Кара полезла ещё выше, ощущая, как к ней возвращается привычное восприятие мира. Вскарабкавшись на вершину, девушка осмотрелась.

Скалы обрамлялись соснами и раскидистыми кустами рябины – листья её уже побил красный цвет, намекая на то, что близится осень. Листья напомнили кровь. Которую лил монстр Пожиратель и что хлынула из носа и ушей князя.

Кара зажмурилась. Вздохнула. Ей это будет сниться, видимо. Но она не отступит.

Девушка обозрела открывшийся вид – могучее море Леса, дышащее величием и покоем. Ветер, играя волосами, звал глаза и душу в синь горизонта. Рядом среди камней звенел зеленью иголок маленький кедр.

Великий Лес. От Йары дочь лесничего слышала, что обитатели Леса Ганнибала зовут своим Князем. Князь Леса. Звучит красиво. И он точно справится со всем, что на него свалилось. С тем, чего Кара не знает. Но хочет узнать. Чтобы быть причастной. И помогать, как Йара.

Развеяв по ветру тяжесть и ощутив покой, а затем и вдохновение, девушка спустилась по другую сторону скал и спрыгнула на устланную старой хвоей и листвой землю. Здесь расплескались прохлада и тень. Кара пошла вдоль камней, поросших мхом и лишаем. Обходя валуны, натолкнулась на большую щель в скале, раздающуюся в небольшую пещеру. Судорожно вздохнув, прикрыв рот рукой, девушка отшатнулась.

В щели белели кости. Груда костей. Целых и поломанных. Раздробленные человеческие остовы и черепа. Все – чистые, идеально одинокие в своём множестве.

Кара вспомнила, как видела рядом с князем силуэты ребёнка и Тая. Здесь, у этих скал, было логово вендиго? Что двигало монстром, заставляло собирать кости жертв? Их… так много…

В животе похолодело, голова закружилась при мысли о том, сколько здесь людей. Их всех настигла смерть от когтей и клыков Пожирателя. Пожирателя, что теперь ходит по земле, как человек. Кара, с бешено стучащим сердцем, ощущая хлад и ужас смерти, развернулась и бросилась бежать, огибая скалы с другой стороны – скорее, на солнце, тепло, зелень и свет, к жизни.

Хватая ртом воздух, дочь лесничего выбежала на полянку, где оставила князя и Хранительницу. Ганнибал сидел там же, где и был, только кровь с лица и ушей отёр, воспользовавшись водой из каменных ям, которых вокруг было в достатке. Йара бродила среди плоских, усеявших землю, плит. Оба вскинули на девушку взоры, Лекарь – устало-недоумевающий, Йара – беспокойно-вопрошающий.

Кара чуть ли не шарахнулась от взгляда князя, удержавшись в последний момент, и поймала побледнелыми губами воздух:

– Там… кости.

Ганнибал, не удивляясь, втянул в себя дразняще щекочущий нервы запах страха и ласково волнующий аромат смятения, лицо его осталось бесстрастно:

– Вот как. Пойду, взгляну.

Каре осталось только уповать, что она не провалила испытание, и что её эмоции не послужили пищей для мыслей князя о том, что теперь она «смотрит на него иначе».

* * *

Ганнибал стоял подле созданного самим собой склада. Архива. Тех жертв, которых зачем-то притащил сюда. Усталость наливала тяжестью члены. Хотелось спать. Пережитое потрясение оказалось очень сильным. Князь вспомнил предупреждение Посланца-мухомора о том, что он, как возвращенец, обладает очень неустойчивым сознанием. Шаг в сторону, и снова станет Пожирателем. Насовсем. «Нет-нет, я не повредил себе…», – выдохнул Лекарь. – «Всё хорошо, я оправлюсь. Это было не напрасно. Просто, нужно отдохнуть. И в вендиговское прошлое… больше не полезу. Достаточно…» Эти мысли успокоили. И одновременно развеяли сонливость. Человек-Пожиратель потянул носом.

Запах камней, влаги, прелости, прохлады. Эти останки давно омыты временем и дождями. И чтобы узнать их имена и судьбы, жизни не хватит. Если погружаться во всех своих жертв, то жизни, как таковой, и не будет. Она изничтожится виной за прошедшие деяния и потеряет смысл. Вересовый князь вернулся в мир не для этого. У него другой смысл, иное искупление. Ганнибал склонился и взял чью-то большеберцовую кость, целую.

Закрыл глаза. Погрузился в ощущения, ярко вспыхнувшие при одной только мысли о человечине. Вкус… желанный, тёплый, горячий… влажный, струящийся по горлу, омывающий проклятое сердце и стекающий в ненасытное нутро. В чём была цель твоя, монстр, зачем ты их собирал?

«Их нужно… похоронить…» – тоскливая мысль, не находившая годами выхода, всколыхнулась в голове. Тоска, сострадание, глухая боль, желание… исправить содеянное? Хоть как-то… «Развесёлая у тебя жизнь была, князь», – усмехнулся Ганнибал. Он осознавал себя, как личность, гораздо больше и чаще, чем можно было представить. Слава Богам, что память запечатана Стеной Мрака! Больше Лекарь по своей воле не полезет за неё, не за пожирательскими воспоминаниями!

Проклятый князь вздрогнул.

Слабо потерянно улыбнулся.

Здравствуй, Голод.

Глава V. Голодный дух

Улыбка его стала детской, рассеянной. Ганнибал сел перед грудой костей, держа в руке кость, спросил:

– И что теперь?

Прежде он встречал приход Голода во всеоружии и был уверен в себе.

Сейчас, после пережитого, он чувствовал себя беззащитным, маленьким. Боль, что совсем недавно звучала в воспоминании, постепенно разрасталась, овладевая телом, в настоящем.

– Покорись, сожри, потуши… Исцели эту боль, используй лекарство! Человеческая плоть – твоё лекарство и спасение! – шептал Голод, постепенно взрезая нервы и превращая чувствование мира в ад. – Не тяни, чем дольше ждёшь, тем больнее будет!

– Тяну, чтобы понять Тебя… – стиснул зубы Лекарь, осознавая, насколько возможно, чувства. Запоминая.

Течение причины и следствия.

Причина – проклятье, сущность голодного духа.

Следствие – Голод.

На самом деле, он готов был сию минуту подчиниться, ведь лекарство – рядом, в сумке, что был подарена Лесом, что в огне не горит и в воде не тонет, и кровью не пятнается, и вмещает в себе всё, что угодно, и пища в ней не портится. Последние три свойства были очень кстати. Нет, Ганнибал не таскал в этой сумке куски сырого мяса, но… носил бутерброды. С колбасой.

Страдать не хочется. Совсем не хочется. Сейчас он не сможет вытерпеть дольше. Коротко простонав, ощущая, как ледяные когти Голода вспарывают болью желудок, князь потянулся к сумке, достал из неё то, что нужно.

Голова туманится.

«Прости, что довёл тебя до такого», – бросив кость на груду костей, сказал Ганнибал самому себе. Вот перед кем он ответственен за своё состояние в первую очередь, так это перед самим собой. С собой шутить нельзя. Устанешь, потеряешь силы, потеряешь контроль – и разрушишь то, что важно, то, что сам строил и, упасите Боги, если разрушишь безвозвратно!

За свою энергию и состояние отвечаешь только ты сам. В том числе когда приходит Голод. Тем более, когда приходит Голод.

Во-первых, не действовать сгоряча.

Если ничего не прочувствовать – Голод не успокоится.

Двумя кусочками колбасы насытить Пожирателя – это как сотню голодных накормить двумя хлебами. В теории кажется невозможным, на практике… получается.

Пищи, приготовленной по-человечески, хватало монстру в несравнимо более малых объёмах, чем если бы это была свежезаваленная жертва, трепещущая и истекающая кровью. Лекарь посмотрел на ржаной хлеб и колбасу, на вид вполне обыкновенную, говяжью, и усмехнулся, возле глаз собрались морщинки. Сейчас князь выглядел гораздо старше возраста, что приписан Ганнибалу Лекарю в паспорте. Сорок семь лет! О нет, гораздо, гораздо больше… Шестьсот семьдесят четыре года, и почти весь этот срок – заточение в мироощущении Пожирателя.

Мутно, дурно. Чувствовать. Знать. Насколько глубокий след оставил в душе монстр. Как он влияет. На настоящее. Вот хотя бы сейчас… усталое тело буквально плывёт, растекается, а Голод вгрызается во внутренности, порождая умопомрачительное желание… превращающее человека в голодного духа…

Лекарь мотнул головой. Он обещал себе… относиться к этому ровно. Нормально. Положительно. Но в минуту душевной слабости, накатывают ненависть и отвращение. К самому себе. К своей потребности.

Князь зло посмотрел на необходимое ему мясо, и в голову пришла мысль, что заставила человека-вендиго изумлённо рассмеяться. Он вспомнил, что счастливчик! Вспомнил про других голодных духов, что караются непреодолимой тягой к нечистотам или разлагающимся трупам! Ему ох как повезло! Охотиться на людей – это благородно. Даже красиво. Он не теряет самоуважения, в отличие от тех несчастных, он находится на ступень выше их, если не на десять!

«Ты то, что ты ешь», – для него эта фраза буквальна. – «Ты ешь человека, значит, ты человек». Ему доступна роскошь, что так желанна, но недосягаемая для остальных Пожирателей, что и не грезится иным голодающим сущностям. Быть человеком.

Счастливчик.

Ганнибал пришёл в необходимое состояние духа, чтобы поесть так, как надо, а именно возвысился над вымораживающим внутренности ужасом. Хоть Голод и танцует в животе нечто плавное и в то же время скручивающее нервы в тугой узел. Зато Ганнибал осознаёт себя. Контролирует процесс. И может им сполна насладиться.

Взять всё, что можно. Всеми чувствами.

И насытиться.

Малой для Пожирателя мерой.

Лекарь закрыл глаза, вдохнул аромат. Лавровый лист, герань и остролист. Это личный аромат доброго старика Роннина. Его плоти. К дурманящему запаху мяса присоединялись горько-пряные, медоватые ноты шафрана, тёмно-острые – чёрного перца и дерзко-гордые – базилика. Ганнибал готовил для себя, разумеется, только для себя, и положил те специи, которые ему нравились. Да, ещё кардамон и шлейф мускатного ореха. Роннин бы точно оценил.

Увы, жира было слишком мало, чтобы сделать мясо более мягким и нежным, но оно всё равно – божественно. Придираться было бы кощунственно. И также кощунственно было бы мешать его с мясом других существ. О, нет! Только оно. В чистом виде. Человеческое мясо. Приготовленное бережно и с любовью. Как молитва благодарности. Миру. И человеку, что подарил своё тело перед смертью Пожирателю, завещав в первую очередь сварить «суп с рёбрышками».

Ганнибал помнил вкус этого супа, также как и вкусы всего того, что готовил после. Не забывать, нести в душе, благодарить за каждый вздох и мгновение… Без Роннина он бы тогда совершил преступление, забрал бы чью-то жизнь… не узнав, что правильно приготовленной пищи монстру нужно гораздо меньше, нежели сырой.

Роннин во всех отношениях оказался бесценным подарком, от кончиков пальцев и до мозга костей. Вместе со своей библиотекой и завещанием. Библиотекой, что вобрала в себя апокрифические предания о возвращении Вересового князя.

– Благодарю, – проронил Лекарь в тишину, сцепив пальцы. Сидя, скрестив ноги, на большом плоском камне, перед двумя кусками хлеба с колбасой.

Ветер ерошил волосы, пятна света плясали вперемежку с тенями листвы по плечам и голове. Молитва благодарности голодного духа в человеческом облике. Князь вздохнул, открыл глаза.

Голод взвился, требуя желаемое.

Ганнибал взял кусок колбасы, легонько его надкусил, ныряя во все грани вкуса. «Ты получаешь всё, что тебе нужно. Тебе всегда всего хватает. Тебе всегда хватает пищи. Тебе всегда хватает мяса. Тебе всегда хватает человека. Тебе хватает счастья и любви», – с каждым укусом Лекарь повторял эти слова, физически ощущая, как внутри словно латается глубокая бездонная дыра, из которой приходит Голод. «Тебе хватает этого мяса. Тебе хватает его, чтобы быть человеком. Тебе хватает его, чтобы быть счастливым…» С поклоном – второй кусок колбасы, также вдумчиво, чувствуя все ощущения. С первым куском латалась дыра, со вторым пришло блаженство, будто поднявшее всё тело над землёй и подарившее безмерный покой. Всё хорошо, всё – на месте, всё – правильно и происходит вовремя. «Я исцелён», – Лекарь облегчённо вздохнул, продолжая ловить эйфорию, разбегающуюся по телу искорками наслаждения. – «Как же хорошо!» – он зажмурился и замурчал большим довольным котом. Игривость, ласковость прикормленного счастливого существа залили ощущения, хотелось обниматься, тереться, бегать и играться, нашёлся бы только объект для выражения этой радости. Ганнибал, беспечно блаженно улыбаясь, покрошил хлеб птицам и другой живности. Хотя бы так он может разделить свою трапезу с миром.

Балуя лаской, припекало солнце. Прищурившись, Лекарь глянул на светило. Можно возвращаться к людям, к Каре.

Князь хмыкнул.

Будем надеяться, девушка получила своё и поостынет. Пожиратель внутри с тёмным удовлетворением вспомнил маняще-колкий запах её страха, а человек с горечью вспомнил этот самый страх, в глазах.

Но не хотелось думать о горьком.

По всему телу растекалась благодать. В таком состоянии, Ганнибал чувствовал, он может обнять и объять весь мир. Найти бы средство доводить Пожирателя до блаженства каким-нибудь иным способом, не кровавым, тогда бы князь был бесконечно счастливым.

Увы, он счастлив уже сейчас.

Пища Пожирателя делает его счастливым.

И за это счастье он обречён убить. Забрать жизнь. В лучшем случае, он просто поможет кому-то умереть. Или будет рядом, пока кто-то умирает.

Время покажет.

Завтрашний день покажет.

* * *

Рокки, стоя у крыльца избушки, удивлённо поправил на носу очки:

– Надо же!

Лекарь, его же голосом, подтвердил:

– Именно. Мне теперь подвластны любые голоса, – князь с лёгкостью перешёл на звучание Кары. – Мужские, женские… любые! Ла-ла-лаи-и-и-и-и-и-и! – он виртуозно взлетел на колоратурное сопрано, из-за чего Кара, сидящая рядом на скамье, не выдержала и расхохоталась, прикрыв рукой рот. – Да, – Пожиратель продолжил голосом Рикхарда, – вот так вот.

Рокиан снял очки и протёр их платком, водрузил обратно:

– Что я могу сказать, поздравляю! Уверен, у вас в запасе много способностей, которые вам ещё предстоит обнаружить! Человек-вендиго – это нонсенс для научного мира, никто не покажет вам, кроме вас самих, на что способно это существо!

– Согласен, – Ганнибал перешёл на свой голос, в оберегающем движении поглаживая яремную ямку и ключицы, – Правда, это далось с болью, и всё ещё, – он кашлянул, – лёгкие и горло немного режет.

Рокки пожал плечами:

– Увы, существование голодного духа неразрывно связано с болью, тут будьте готовы ко всему.

Ганнибал кивнул.

Кара смотрела на князя и с облегчением чувствовала, что страх, испытанный ею в долинке и подле скал, истончился и потерял свою власть. Ганнибал снова был для неё человеком. Обладающим необыкновенными способностями, но человеком.

«Он убивает и ест людей», – шепнул ей на ушко ласковый внутренний голос. – «Вспомни, как он убежал из дома Тины, когда вылечил Моллина, и вернулся утром, спокойный, довольный, ещё и на лошади. О чём он договорился с тем человеком, как? Как убил его? Как… съел?» – вопросы, пугающие и притягивающие одновременно, взбудоражили душу и вздыбили сердце, оно понеслось клокочущим галопом. – «Кого ещё он убивал, исчезая в ночи? И кого… убьёт?»