Исцеляющий миры. На расколе миров. Часть 2

– Затем, что я скажу тебе правду только под пытками. Что, Эдвард? – сверкнул мерзкой усмешкой Ацель. – Первый раз? Ну ничего-ничего, рано или поздно все через это проходят.

– Ну у тебя и шуточки, конечно, – не оценил юмора тот. – Как думаешь, почему ты в моём доме?

– Потому что на тебя свалили всю грязную работу, а ты по доброте душевной не смог сказать «нет»?

Эдвард понимал, что все высказывания Ацеля – замаскированная под сарказм голая ярость. Потому на вопрос он ответил серьёзно – специально, чтобы не проминаться под злословные речи, призванные задеть его за живое:

– А вот и нет. Я сам попросил об этом мистера Дэвисона.

– Мистера Дэвисона? – с омерзением на лице переспросил тот.

– Адам Дэвисон – имя агента «Терра», которому ты проиграл.

– Но ты ведь в курсе, что это фальшивое имя?

– Уж лучше фальшивое имя, чем фальшивая дружба.

От этой реплики Ацеля сразил смех.

– Как трогательно! Какой же я подлец! Не оправдал твоих ожиданий. Даже интересно, какая будет твоя первая пытка для меня?

– Ты сбил меня с мысли. – Эдвард снова завздыхал.

– О, ну прости!

– Я решился присматривать за тобой, как раз потому, что не хочу, чтобы тебе делали больно.

– Как жаль! А я бы подсказал тебе пару-тройку способов разговорить меня. Как насчёт линчевания? Думаю, я расколюсь уже после третьего куска плоти, что ты отсечешь от меня. Сэкономлю твоё время. Может передумаешь?

Эдвард провёл ладонью по лицу, стараясь стоически вынести излившийся на него бред. Это превращалось в настоящее испытание. От сцен насилия, которые продолжал живописать во всех подробностях Ацель, нервы юноши в конечном счёте сдали.

– Я вижу ты не настроен на конструктивный диалог! – воскликнул он весь на взводе. – Что ж, предоставлю тебе возможность побыть наедине со своими бредовыми фантазиями и угомониться. У нас ещё есть время до вечера!

– А? И что будет вечером?

– Вечером придёт мистер Дэвисон.

– О-о-о, мой мучитель! Как здорово!

– Никто не будет тебя мучить, Ацель! – вспылил Эдвард, стреляя горящим взглядом на пришельца, чья клоунада уже ни шла ни в какие рамки. – Но твоя судьба напрямую зависит от того, готов ли ты сотрудничать с ним. Поэтому, будь добр, прекрати строить из себя клоуна и посиди поразмышляй над своим поведением.

Эдвард с достоинством покинул комнату, а дверь запер на ключ. За сегодняшнее утро он вздыхал больше, чем за всю предыдущую жизнь. Вот и сейчас с его губ сорвалась бессловесная досада.

Измученный и усталый он спустился на кухню, чтобы заварить кофе. Пил он его очень редко, сугубо в те дни, когда мозги совсем не выдерживали, но их всё равно надо было как-то включать.

Распивая горький напиток (молока, чтобы разбавить горечь в холодильнике не отыскалось), Эдвард сочинял отмазку, которую скажет своему начальнику, чтобы не выйти на работу. Директор магазина хоть и был мужичком сердобольным, почитающим добросовестный труд и усердие, в чем никогда не разочаровывал юноша, но он также был строг, требователен и неимоверно криклив.

Весь этот час, затраченный на рутину, Ацель гремел батареей и причитал о своих страданиях, а когда на те не отвечали – начинал браниться как черт. У Эдварда от его проклятий завяли уши.

Он несколько раз заглядывал в комнату, если там хоть ненадолго взрастала тишина, но каждый раз встречался с одним и тем же: Ацель просил его освободить, а получая отказ – впадал в буйство.

Эдвард даже пытался раздобрить пришельца едой, но тот просто-напросто зафутболил ногой поднос, опрокинув тарелку с супом и зачинив бардак по всей комнате. Мясной бульон стекал по обоям жирными каплями, которые вряд ли когда-то ототрутся, а осколки разметало по углам так, что Эдвард потратил уйму времени на их сбор. Делать это под издевательскую ухмылку Ацеля было отвратительно!

Единожды пришелец сам позвал Эдварда в комнату – ему приспичило справить нужду. Но пластмассовое ведерко его, конечно же, не удовлетворило.

– И как я по-твоему буду это делать? – вякнул он, униженный такой необходительностью со стороны Эдварда.

– Как хочешь! – Эдвард хмыкнул и ушел, довольный, что хоть чем-то сумел задеть Ацеля.

Так, в криках и громыханиях, прошла половина дня. Эдвард уже жалел, что взял на себя такую ношу. Он хотел, чтобы Ацель сознался во всем по-хорошему, в душе желая оправдать его, потому что не мог выкинуть из своей жизни свою дружбу с ним.

К четырём часам дня, прикорнувший в кресле Эдвард, как это ни странно, проснулся из-за тишины, которая проникала во всё окружающее подобно долгожданному штилю после нескончаемого шторма.

Эдвард поднялся проверить – всё ли хорошо с Ацелем, и нашел того без движения. Однако пришелец не умер и не спал, потому что среагировал на шаги измененным дыханием.

– Эдвард, – хрипло и тихо произнёс он – контрастирующе для привычного ему тона, – сделай мне одолжение. Пожалуйста.

Если бы не жалостливое «пожалуйста» в конце, Эдвард может быть и не воспринял бы его серьезно.

– Тебе нехорошо? – забеспокоился он.

– Что за вопрос! – уныло и малоэмоционально воскликнул Ацель. – У меня затекли руки, я в пыльной комнате, униженный и никому ненужный, а через час-другой остатки моего достоинства выбьет из меня мой злейший враг!

Эдвард закатил глаза:

– Ладно, не драматизируй, что тебе нужно?

– В моей поясной сумке лежит раствор для инъекций – жидкость бирюзового цвета. Достань её пожалуйста и набери в шприц, та коробка со шприцами ещё при тебе?

– Ты хочешь, чтобы я сделал тебе укол?

– Да.

Поскольку голос Ацеля шуток не предполагал, Эдвард тоже отнёсся к заданию ответственно. Он приготовил инъекцию, сам дивясь тому, как легко это стало у него получаться, и с полным непрозрачного раствора шприцом возвратился в комнату.

– И куда колоть?

– Неважно.

– Тогда в руку. – Эдвард закатал Ацелю рукав, продезинфицировал спиртом место укола, и в последнюю секунду спросил: – Это какое-то лекарство?

– Это яд.

Эдвард отпрянул назад, роняя шприц на пол.

– Ты хотел, чтобы я тебя… убил?! Ты в своём уме? – завосклицал он, хватая воздух ртом в удушающем ужасе. С трепыхающимся в груди сердцем, немеющими руками, Эдвард закрыл шприц колпачком и отложил его на коробку, чтобы не нарваться на иглу. Слезоточащими глазами он смерил безразличного Ацеля:

– Зачем ты так со мной? Мы же были друзьями!

– Друзьями? – Из-за того, что пришелец цедил слова сквозь зубы, казалось, что он не говорит, а рычит. – Я просто использовал тебя, вот и всё! Ты тряпка, Эдвард, и я вытер об тебя ноги!

Эдвард не мог отойти от шока.

– Но как же… Почему ты тогда… заступился за меня в колледже?

– Я купил твоё доверие, чтобы тобой было проще манипулировать. Я думал, ты это уже понял.

Эдвард поднялся и, безмолвствуя, зашатался к выходу, но до двери не дошёл. Отвернувшись, чтобы обмакнуть слезы рукавом, он почему-то издал смешок. Для Ацеля эта реакция была такой неочевидной, что он вскинул на Эдварда взгляд негодования.

– Ты такой же, как все, Ацель, – обвинил тот его, оглянувшись, чтобы всмотреться в бессовестное лицо пришельца. Сквозь свою трагедию Эдвард выглядел по-настоящему разъяренным. Ацель будто впадал в опалу последнего того светлого, что было при нём. Он и не предполагал, что милостивые и добрые глаза Эдварда могут раскалиться так, чтобы прожечь в его сердце кровавую рану. Ацель слушал правду о себе, и в словах не находился.

– И как я мог быть таким идиотом? – Эдвард усмехнулся – болезненно и мрачно, а затем голос его треснул от гнева. – С чего вдруг я решил, что ты лучше других? Что ты в самом деле захочешь быть моим другом? Всем всегда от меня что-то надо! Почему в мире живут одни эгоисты, а, Ацель? Почему нельзя быть хотя бы чуточку благодарным за то, что люди делают для тебя? Почему я твою доброту ценю, а ты мою нет? Почему я готов защищать тебя перед законом, зная, что ты виновен по всем пунктам, лишь за то, что ты однажды был – как я верил – добр ко мне? А ты не можешь просто взять и обсудить всё по-человечески, без кривляний и драмы! Ты даже не пытаешься себя оправдать! Да что, черт побери, с тобой не так, Ацель? Кто ты такой? Ради чего ты живёшь? Какой смысл в твоей жизни? Быть мудаком ради того, чтобы быть мудаком?

– Эдвард…

– Заткнись! Умоляю, заткнись! Все твои слова – пустой звук! И знаешь что? – Эдвард едва не скрутил дверную ручку, вцепившись в неё всей пятерней. – Иди ты к чёрту, Ацель!

Он вымахнул из комнаты, не удручая себя тем, чтобы затворить дверь. В любом случае, его руками ключ вряд ли бы вообще вошёл в замочную скважину.

Со шприцом яда Эдварда повлекло на кухню. Там он оголил себе предплечье, наметившись иглой в свою исполосованную шрамами кожу. Он пристроился один раз, второй, будто в поиске лучшей позиции, но в реальности – отводил так от себя смерть. Поняв, что сделать этого с собой не сможет, обозленный на весь мир Эдвард закричал, сметая со стола всё, что было.

Ацель сидел в своей комнате, слушая, как в криках бьётся посуда, и не мог полноценно ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Но принявшая на себя удар домашняя утварь не смогла усмирить урагана чувств, и Эдвард потянулся к коробке с лабораторными принадлежностями Ацеля, собираясь выместить злость на том, что пришелец так сильно любил. Он стиснул ножку микроскопа, с жаром замахнулся, но на том и обмяк. Злость сменилась горечью обиды, горестью неоправдавшихся надежд, обваливающихся на него, как карточный домик. Спрятав лицо в ладонях, Эдвард беззвучно заплакал на полу.

Где-то через пол часа Ацель позвал его, прося принести ему воды. Как бы не был обижен Эдвард, за водой он сходил.

– Может поднесешь поближе? – испуганно улыбнулся Ацель, когда стакан был равнодушно возложен чуть ли не в метре от него.

Эдвард, не производя ни звука, подобрал стакан и, во имя мести, опорожнил его пришельцу на голову.

– Достаточно близко?

Ацеля передернуло от неожиданно морозного прикосновения кубика льда, кольнувшего за шиворотом рубашки.

– Что ж, я заслужил, – промолвил он, позволяя студеным каплям течь, куда заблагорассудится. – Постой.

Эдвард, вознамерившийся уйти, резко замер.

– Мне не нужна была вода, – сознался Ацель. – Это был предлог, чтобы ты пришёл. Я хочу поговорить с тобой, Эдвард.

– М, а я не хочу.

Ацеля встрепенул дребезжащий звук поворачивающейся дверной ручки.

– Я… я заступился за тебя, потому что… – Он запинался, боясь сказать что-то неправильно, – потому что… ты напомнил мне меня, когда я был юн. – Отдышавшись, Ацель уставился на Эдварда, обольщаясь на добрый ответ.

Но Эдвард только пренебрежительно хмыкнул:

– Оставь свои сказки для другого дурака, Ацель.

Дверь скрипнула, и для пришельца это был приговор.

– Сними с меня очки! – воскликнул он. – Я покажу тебе кое-что. Может быть после этого ты захочешь меня выслушать. – Ацель довершил мысль спокойнее, будто выдохшись, поскольку цель его была достигнута – Эдвард смотрел на него глазами, в коих взыграло острое любопытство.

После коротких раздумий, Эдвард уселся подле прикованного к батарее Ацеля, простирая руку к чёрным стёклам очков, в отражении которых видел себя и свой необоримый страх перед тайной. Сердце его подпрыгнуло, когда Ацель отвернул лицо, будто и сам страшился раскрытия.

– Прости, – на всякий случай извинился Эдвард и снял очки с переносицы пришельца, чувствуя сокровенность момента. Явившееся взору, заставило его осесть на пол – глаза Ацеля были мутными как снег. – Ты…слепой…

– Не… не надевай очки! – предугадал тот желание Эдварда. – Ослепнешь.

Эдвард протяжно выдохнул, будто держал в руках бомбу, которая могла взорваться от резкого движения.

– Эти очки – высокотехнологичная разработка народа Виса, – пояснил Ацель на позитивных тонах.

– Виса?

– Это такая планета. В моей галактике.

– Как они… работают?

– Концентрируют свет на линзах и проецируют его на сетчатку глаза. Благодаря ним я различаю формы и немного цвета. А ещё вижу одинаково хорошо в темноте и при свете дня! В каком-то смысле эти очки, эм-м, мои «наружные глаза»? Не, паршиво звучит. Забудь.

Наблюдать лицо Ацеля, неприкрытое непроницаемыми стёклами, было странно. Без них он выглядел не столь круто и мрачно, но Эдварду так даже больше нравилось.

– Почему ты мне показываешь… это?

Ацель ответил провинившимся смешком:

– Это знак того, что я доверяю тебе, Эдвард.

– С чего это вдруг?

– Не думаю, что я вообще заслуживаю друга, и уж тем более – такого, как ты, но… – Ацель повесил голову, отвлечённый своими сомнениями.

Эдвард подтолкнул его к мысли:

– Но? …

– Но я хочу попытаться.

Глава 7. Чудовище и ведьма

– Сочувствую. Как-никак ты тесно дружила с ним. – С экрана ноутбука на Габриэль смотрело замыленное лицо тёти Мэй. Женщина была так возбуждена новостями из родного города, что совсем забыла про своё правило номер один – «не хмурить лицо». – Старик стал жертвой очередного политического заговора. Это же надо так промыть людям мозги! Переключили внимание на сказочку про инопланетян, а сами, поди, строят свои козни против народа! Чем-то профессор Нортон им, видать, не угодил, раз они решили его убрать. Наверное, своим длинным любопытным носом сунулся в правительственные дела. И с чего всё началось? С Энтони Хопкинса и его победы на выборах! Кто бы мог подумать! Какое совпадение! И пусть только после этого скажут, что он не при чем. Читала я его ксенофобные интервью…

Габриэль, которой не удавалось вставить слово в этот бурный поток возмущений, искривила уголок губы в неуютной улыбке. Как бы она не была счастлива видеть тётушку живой, иметь знакомство с той всё же куда приятнее на расстоянии. Тётя Мэй – скептик, каких поискать, для неё есть лишь одно правильное мнение – ее собственное. Потому-то Габриэль и помалкивала о ВУС, «Терра» и прочем.

Габриэль теснее подоткнула под себя ноги, рассевшись «по-турецки» среди подушек в своей спальне. С самого утра девушка не вылезала ни с кровати, ни из пижамы, а поскольку тётя Мэй была ещё также и эстетом, внешний вид племянницы её смущал, о чем она не преминула заявить:

– Габриэль, скажи-ка мне, какой сейчас час?

– М-м, почти три часа дня, а что? – не замечала подоплёки та.

– Вот то-то и оно. Три часа, а ты ещё в пижаме и, готова поспорить, в зеркало не смотрелась! Ты ищешь работу или решила податься в тунеядство? И не закатывай мне тут глаза! Понимаю, ты в трауре, но теперь, когда профессора Нортона не стало, у кого ты будешь брать «взаймы»? У «инопланетян»? Что-то я сильно сомневаюсь! Если ты потеряешь родительский дом, я не знаю, что с тобой сделаю! Будешь жить на улице! Пускай тебя кормит «Бог бездомных»!

– Я найду работу. Клянусь. Просто мне пока… не до этого, – пыталась отвертеться Габриэль, сама понимая, как банально звучит. Стоит ли убеждать тетю, что есть вещи поважнее работы. К примеру, спасение Станвелла от неминуемой гибели!

Тётя Мэй издала неодобрительный вздох и взбила себе чёлку, которая непослушно опадала в объеме и липла на лоб – из-за жары посетившей Линдс.

– Что же за важные дела такие?

– Ну…

– Ты умеешь отвечать без закатывания глаз? Сперва придумай ложь, дорогая, а потом уже её озвучивай!

– Сейчас начнётся! – пробормотала та, оставшись не услышанной.

Когда тётя Мэй заводилась, её не могла заткнуть ни одна существующая сила в мире. Все суждения на таком тоне стабильно сводились ею к теме, которую Габриэль всячески избегала.

– Ты никогда не выйдешь замуж! – раздалось из динамика ноутбука, вынуждая Габриэль прибавить громкость радио, из которого фоном играли захватившие топы всех музыкальных чартов Великобритании всемирноизвестные «Go-go, furries!» Мии Донсон.

– Дай бог, что б так и было! – съязвила Габриэль, воспользовавшись своеобразной способностью панк-музыки топить в себе окружающие звуки. Если бы ее изречения достигли ушей тётушки – конец света наступил бы уже в следующую секунду, и причиной тому стал бы взрыв возмущения.

– Он тебе звонил? – задала тетя Мэй вопрос, подразумевающий конкретного человека – бывшего жениха Габриэль, помолвка с которым была разорвана из-за Великой Утренней Случайности.

– Кто «он»?

– Как кто? Майкл!

– Какой… а-а… Майкл!..

– Ты забыла о своём женихе?

Габриэль набрала в рот воздуха, чтобы не сказать лишнего, и затем извергла его наружу со своим внутренним раздражением, до селе более-менее скрываемым от прозорливой тётушки. Она и думать забыла об этом «Майкле»! Его номер телефона был забит в чёрный список сразу после того, как сам «жених» был послан в максимально грубой форме в недлительном телефонном разговоре. Но как объяснить это тётушке?

– Вообще-то, мы расстались, – выкрутилась Габриэль.

– Нет, дорогая, так просто связи не обрываются! Всё уже было готово к твоей свадьбе. Ты говорила, что любишь его! Как всё могло так перевернуться за одну ночь?

– Хотелось бы мне знать…

– Вот и мне тоже! Ты сама не знаешь, чего хочешь!

Габриэль не сдержалась и повысила голос:

– Я ничего не хочу! За эту неделю на мою голову столько всего свалилось, что моё единственное желание сейчас – уснуть и проснуться и в другом мире, где нет никаких проблем!

– Не бывает жизни без проблем!

– Ну и к чёрту тогда её, эту жизнь! Всё, тётя, пока! Я отключаюсь!

Ноутбук сложился, обрезав сопутствующий придыханием ответ тёти Мэй.

Габриэль уткнулась носом в голые колени, в пол уха слушая интервью Мии Донсон на радио.

Певица рассказывала о том, что на новый альбом её вдохновил случай с крушением НЛО, и, если пришельцы не захватят мир до начала тура «Фурри пришли с миром!», они, непременно, посетят Станвелл с концертом.

Мия Донсон, несомненно, переживала пик своей популярности и прекрасно это осознавала. В сингле «Рептилия», она выступала с претензией к государству, чем учинила скандал мирового масштаба. Со дня тринадцатого июня её лицо светилось на первых полосах всех газет, затмив реальные события с НЛО. «Go-go, furries!» не просто ходили по тонкому льду, они отжигали на нём – по-дикарски. Не удивительно, что эти ребята во главе с бунтаркой-солисткой стали кумирами молодёжи!

Габриэль издала стон: она ведь и в самом деле неудачница без работы, а то, что в личной жизни у неё неполадки – давно обнародованный факт. Если тебе тошно наедине с самим собой, то о каком семейном счастье идёт речь? Её компанию выдержит только психиатр, да и то лишь потому, что ему за это заплатят.

Вспоминая о том, как жизнерадостная и здоровая женщина в одночасье ушла из жизни, Габриэль всё больше загонялась виной. Тётя Мэй умерла в столь же обычный будний день, как этот, – через ничтожные минуты после тяжёлого разговора с племянницей.

Со щемящим сердцем Габриэль набрала на телефоне СМС «Прости. Береги себя, тетя!», нажала «отправить», и ей будто бы полегчало.

Адам Дэвисон зондировал свежие новости, что напрямую или косвенно имели отношение к ВУС, когда с лестницы к нему сбежала Габриэль, одетая к выходу.

– Адам! – окликнула она его сзади. – Ты уж как хочешь, а я пошла допрашивать огона!

Адам свернул все голографические экраны, будто вкладки на компьютере, и поднялся с дивана:

– Мы же договорились подождать Уоткинсов… – Он так свыкся со спонтанными желаниями подруги, что не испытал удивления.

– Да, помню, но как-то мне тревожно знать, что убийца профессора Нортона весь день будет находится под надзором ребёнка. Ты не думаешь, что это м-м… мега-рискованная стратегия? К тому времени, как Пенни и миссис Уоткинс вернутся с работы – огон может наделать дел.

Волнения Габриэль были объяснимы, и Адам знал, что рано или поздно, девушка поступит наперекор его планам.

– Честно говоря, я жду вечера не только из-за Уоткинсов, – признался он, встречая на себе полный укора взгляд Габриэль. – Я дал Эдварду секретное задание.

– Какое такое задание?

– Видишь ли, Ацель до смерти ненавидит меня за то, что я член организации. Со мной он говорить не станет.

– Допустим. Но как это мешает провести допрос мне?

– Не обессудь, Габриэль, но твоя эмоциональность может всё погубить. Чтобы допрашивать преступника нужно обладать стальными нервами. Если уж Эдвард сумел завести дружбу с таким, как Ацель, полагаю, терпения ему не занимать.

– А если?..

– Нет, никакого насилия!

– Но он же убийца!

– Пока только на словах. Нельзя выносить приговор, не располагая доказательствами.

Рюкзак шмякнулся в ноги Габриэль бесформенным мешком.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Адам.

Предчувствие Габриэль не подвело. Она зачертыхалась уже с порога квартиры на Волкер-стрит, где держали плененным убийцу профессора, потому что прочитала в глазах Эдварда, открывшего дверь ей и её товарищам, нечто вроде сокрытого извинения вперемешку со страхом быть непонятым.

Ворвавшись поочередно во все комнаты и обнаружив Ацеля свободного от оков, Габриэль обомлела:

– Какого черта здесь происходит?

Пришелец разлегся на кровати в спальне Эдварда и слушал музыку в наушниках, дирижируя рукой в такт мелодии. Другую занимал яблочный сок.

Ацель приветствовал гостей недружелюбной ухмылкой:

– Вы припозднились. – Он пригубил сок через трубочку; допив остатки, потряс упаковку, проверяя – действительно ли та пуста, после чего кинул ее – будто спонтанно – в направлении Габриэль, услаждая взор вызванной им мстительной искрой в глазах девушки.

– Ещё одна такая выходка, и ты – покойник, – пригрозила та, изо всех сил борясь с намерением разбить мерзавцу очки. – Почему ты здесь?

– Я там же, где и был, – вздернул плечами Ацель, не справляясь со своим внутренним ехидством.

– Ты понял, о чем я!

Габриэль подбочилась, скрипя зубами и выдавая сердитые вздохи:

– Эдвард, тобой снова манипулируют, ты что не видишь этого?

– Я освободил Ацеля по своей воле, – твёрдо ответил Эдвард. – Он не тот, кем вы его считаете! И профессора Нортона он не хотел убивать. Произошла ошибка…

Габриэль прыснула возмущённым смехом:

– О, вот оно что! Произошла ошибка! Конечно, тогда всё нормально! – Она молниеносно перешла на гнев: – Факт здесь в том, что он! его! убил! А уж как он это и сделал и почему – мне плевать! Если бы кто-нибудь случайно, – акцентировала она последнее слово, – убил кого-нибудь, кто тебе дорог, как бы ты отреагировал?

– Я всё понимаю, мисс Феннис! Я же не идиот в конце концов! Ацель – виноват, и вы имеете право его наказать, но сперва выслушайте меня! – Эдвард заглотил в лёгкие воздух, потому что из-за стресса забыл нормально дышать. – Ацель родился на планете, охваченной войной. Еще ребёнком его продали в рабство, а затем он был спасён космическими пиратами. Да, Ацель вёл преступную жизнь, но он просто не знает другого способа выживания! Возможно, если дать ему шанс…

– Так ты решил его перевоспитать? – Габриэль насмешила такая наивность. – О, Эдвард, люди не меняются! Злодей однажды будет злодеем всегда. На злобных инопланетян вроде твоего Ацеля это тоже распространяется!

– Ацель сказал, что по межгалактическим законам за убийство землянина его могут казнить! Я не требую для него абсолютной амнистии, лишь прошу смягчить приговор!

Габриэль открыла рот, чтобы возразить, но ответ Адама заставил её язык присохнуть к гортани.

– Хорошо, я готов рассмотреть этот вариант.

Адам прошёл вперёд, обошёл кровать, будто взгляд под другим углом мог выбелить преступника в его глазах.

– В каком смысле? – У Габриэль упало сердце.

– Я не стану отзывать свой рапорт. Ты сможешь получить свободу, Ацель, но должен будешь помочь мне с одним делом.

Ацель изогнул бровь:

– С каким ещё делом?

– Где мой чемодан.

– Там же, где вы его бросили… на моем звездолете.

Адам одобрительно кивнул:

– Отлично. Мне надо, чтобы ты показал нам дорогу к своему космическому кораблю.

– Ты меня за дурака держишь? – Бескровное лицо Ацеля смялось в ненависти.

– К твоему сожалению, Ацель, теперь условия ставлю я. Хочешь жить – готовься пожертвовать транспортом. Тем более, уверен, что ты украл и его.

Ацель спустил ноги с кровати, твёрдо уперевшись босыми ступнями в пол, и уставился на Адама, словно разъяренный зверь.

– С ним бесполезно говорить, Адам! – раскричалась Габриэль, тоже обуреваемая эмоциями. – Он – чудовище! Он никогда не исправится. Посмотри на него! Он только и думает, как бы тебе шею скрутить!

– Заткни пасть, ведьма! – рыкнул на неё Ацель.

– Что, не нравится, когда тебя называют чудовищем?

– Перестаньте! – не смогла больше выслушивать их брань миссис Уоткинс. – Криками вы к примирению не придёте!

Эдвард был того же мнения:

– Пожалуйста, Ацель, мы же договорились, что ты будешь вести себя адекватно!