скачать книгу бесплатно
– Так сразу и хамло? Опять набралась с утра пораньше, уважаемая?
– Набралась? Ты к чему это белебенишь, недоросль? Как с пожилой женщиной разговариваешь? Мало ужо тебе по башке-то настучали.
Не имело смысла выяснять отношения с одинокой пенсионеркой – звездой местного эпатажа и непревзойдённой сочинительницей скандальных либретто, но сойти со сцены не успел – от её громкого драматического сопрано дверь напротив распахнулась и на подмостках появились супруги: Ева и Жорж Бадаевы – давние оппоненты Антоновны.
– Слушай, Клавка, долго твоя бл… ь блохастая будет гадить здесь по углам?
Ева сморщила носик.
– Ага, – застёгивая молнию на шортах, поддержал жену Жорж.
Антоновна изумлённо всплеснула руками: – Ой-ёй, – и аж присела в почтительном реверансе, – какие люди! Здрасьте! Посмотрите-ка, повылазили: Ева-королева и шныра захапистый, гофмаршал в трусах. Честно работать для Родины скоро начнёшь, а, бугай королобый? – зацепила она Бадаева.
– Корова толстая! – оскалился тот. – Договоришься, отшибут тебе рога!
– Я корова!? На свою рохлю глянь! И не пугай, пуганная, не таких быков видала.
– Во, тут не сомневаюсь – перевидала, шлёндра копеечная.
Жорж презрительно сплюнул.
– Чего?! – возвысила голос Антоновна и недобро сощурилась, прицеливаясь. – И чего ж ты, курощуп, видал? А видал ли, как пока сам по Турциям рысачишь да брюхом трясёшь, твоя-то волочайка к Толику с шестого этажа похаживает?
– Брехливая сучка! – взвизгнула Бадаева и отчаянно покраснела.
– Проститутка!
– Ты… ты возьми свои слова обратно! – охнул Жорж.
– Как же, щас и возьму, мордень небритая!
Опасная, грозовая туча нависла над нами. Жорж Бадаев угрожающе засопел и сжал кулаки. По счастью, долгий обмен мнениями не входил в планы Кашиной. Она протаранила нас, как ледокол, одарив попутно ароматами: Жигулёвского пива и дешевых духов, – грубо поддела Еву локтем и, страстно шепнув ей на ушко: «Раскорячилась посередь дороги, шалава!» – стала стремительно спускаться по лестнице. Собачонка слегка замешкалась на площадке. Антоновна в сердцах рванула за поводок и та, кубарем перелетев через ступеньки сильно ударилась о железную стойку перил. Подъезд наполнился противным верещанием дворняги. Соседка проворно подхватила любимицу на руки, горячо целуя в несчастную мордочку.
– Ай, моя маленькая! Мусенька, родненькая, тебе больно? – запричитала она и я увидел слезы в её неожиданно беспомощных и растерянных глазах.
Ева довольно хмыкнула сверху.
– Что, ржёте!? – Клавдия Антоновна прижала собаку к груди и метнула в нас полный жгучей ненависти взгляд. – Пошли в задницу, скоты, твари бездушные!
«Уроды, какие ж они уроды, Муся…» – еще долго слышалось снизу пока не громыхнула входная дверь подъезда.
Безобразный эпизод окончательно лишил меня сил. Я зашел в квартиру, достал из бара бутылку водки, до краёв налил стакан, залпом выпил и без чувств повалился на диван.
Летняя полутьма плавно опустились на город. Рабочие сцены уже сменили декорации. Как вчера… – электрические огни вонзились в густое, тёмное индиго небес, на улицах засверкала рекламная мишура и фары дорогих авто, подруливающих к ресторанам. Ночные клубы, подобные гигантским пылесосам, потянули к себе нарядную молодежь, оживилась чудаковатая богема да рисковые обитатели темных переулков и задних дворов вышли на поиски приключений… – всё как вчера; меня же разбудил грохот мебели, опять переставляемой жильцами сверху. С тяжёлой головой я встал и включил настольную лампу.
На письменном столе ещё со вчерашнего дня лежало разобранное и приготовленное для смазки ружьё. Иж-27Е – мой безотказный друг в романтических охотничьих странствиях по просторам Заволжья, глухим Керженским лесам – полям и весям Нижегородского края. Приклад и цевьё облагороженные резьбой по тёмному ореху, именная гравировка с инкрустацией на колодке. Стальное предвкушение курков, красивый блеск металла… и несмываемый след безысходности от последнего, предсмертного взора загнанного зверя в леденящую бездну стволов.
И вспомнилось мне…
Вспомнилась первая охота с отцовской одностволкой, первый охотничий трофей – сойка, падающая вниз с вершины ели медленно, с ветки на ветку, вместе с посеченной дробью хвоей, последний раз встрепенувшуюся в агонии и затихшую в моих радостно возбужденных руках.
Вспомнился зимний день, белый снег в крови, всхлипывающее дыхание и глаза скорчившегося, раненного лисенка, когда я шел добивать его.
Я подходил, а он уже не мог и пошевелиться.
Как тоскливо всматривались его глазенки в стволы.
Но разве в стволы смотрели они в последней надежде?
Они смотрели мне в душу.
Они искали мое сердце!
Но где же было ты – мое сердце?
Где?!
Свет настольной лампы качнулся и потускнел. Дикие, угрюмые силуэты волчьей стаей возникли подле стола. Стихли звуки и в удручающем безмолвии мне почудилось, что в доме напротив, у раскрытого окна горько плачет ребенок по ушедшей маме.
Я опустился на пол от судорожных рыданий. Ничего подобного не случалось раньше. Обескураженные удовольствия, исполненные неизбывной красы приметы родной стороны, заторопились успокаивая, суматошно забегали, выстраиваясь в парадные шеренги передо мной:
танцы токующих турухтанов, чибисов крики,
пылающие закаты да пересвисты вальдшнепов,
пожары кипрея и синие головки аристократов ирисов
в простодушного разнотравья сопровождении,
охотничьих рассветов студёные росы, туманы,
шум крыльев утиных над старицей,
вкус смородинового чая с дымом костра,
ночёвки в стогах душистого, свежего сена…
– и мой новенький ягдташ, только что купленный в магазине, еще пахнущий фирменной краской, полный убитой без нужды, просто так, ради забавы дичи – апофеоз полевой потехи. Вся та, казалось, доныне незыблемая часть торжествующей громады, поэзия, всё это ликование сверкающего фантома некогда радостных воспоминаний разом поблекло, покрывшись перемазанными кровью перьями и скалясь желтыми клыками химеры навалилось невыносимым грузом осознания его праздной заурядности. Мысли спутались, бестолково заметались в поисках спасения свинцовыми рыбами, пойманными в сеть, и бились долго… пока из темных глубин бессознательного не пришло усталое и в слезах, забытьё тяжелого сна.
Чуть свет я был на ногах, упаковал ружьё, патроны и, взяв такси, помчался на речной вокзал. Как только невыносимо медленный, прогулочный пароходик развернувшись вальяжно вырулил на середину Волги, я швырнул сверток за борт и, едва успокоилось дыхание, едва разошлись последние круги на воде, мрачной тенью нечто липнущее, мерзкое и недовольное покинуло меня.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
