скачать книгу бесплатно
Трубка была совершенно непользованная и неповрежденная. При удаче её можно было сменять в клубе довольно выгодно. На стол с шелестом легли четыре десятки.
– Спасибо, Петрович!
– И тебе спасибо, Микола! Будет ещё – звони!
– Обязательно!
И они разошлись, довольные совершенным гешефтом.
…Как они могут предпочесть какую-то бурду из ячменя благородному напитку, вобравшему в себя свет Солнца и соки Матери-Земли, родившемуся из рубинового винограда, который деревенские девушки давят босыми ножками, высоко подоткнув подолы, обнажая крепкие бёдра, а, барон? … Точно, это влияние Англичан.
Приехав домой, дядя Яша обнаружил жену ползающую на коленках по ковру над выкройками. Она любила шить и охотно брала заказы у друзей и знакомых. Увидав её оттопыренный, круглый, такой соблазнительный зад, дядя Яша немедленно воспылал страстью! Незаметно в кавычках подкравшись, он ухватил Шуру за талию двумя руками. Против всяких ожиданий, она воспротивилась:
– Не сейчас! – и толкнула локтем в мужний живот, – У меня прилив вдохновения, не обламывай!
Отвергнутый муж обомлел от изумления: впервые за тридцать лет супружеской жизни он получил отказ!
– Шура, – начал он, – как же так, слушай? У меня же уже все вооружение с предохранителя снято!
– Вот и поставь обратно на предохранитель свою пушку! Сказала – не сейчас! Ночью все получишь… два раза.
Поняв отчетливо, что жена не шутит, обескураженный дядя Яша проковылял на кухню. Обед не был готов! Тоже впервые за тридцать лет. Пришлось засучить рукава и готовить самому. Накрутил фарша, замесил тесто, раскатал и стал лепить пельмени. Через полтора часа сварил первую порцию, выглянул:
– Жена! Есть будешь? Обед, слушай!
– Нет, ешь без меня! Я занята… потом поем!
Дядя Яша снова удивился. Совместный обед был одним из семейных ритуалов! Но делать нечего, поел один… как на гауптвахте. Полил и причесал кактус. Потом ушел в спальню, до ужина читал. Уже программа «Время» началась, когда он вышел поставить чайник. Шура все ещё возилась с выкройками и эскизами.
– А где наш сын, слушай?
– У Олечки. Родители уехали на дачу, он и сорвался девочку охранять, а то ей одной страшно.
– Гы! Понятно! Ужинать-то будем?
– Не, я потом… сейчас не могу…
Досадливо хлопнув дверью, сделал себе пару бутербродов с любительской колбасой и российским сыром, ибо готовить что-либо более сложное не было энтузиазма. Чай тоже заваривать не стал – женил кипятком старую заварку. С расстройства налил и выпил стопку портвейна. Не помогло…
Оставалось сидеть и таращиться в телевизор. Несколько развлек фильм про войну. Лётчики там выдавали такие перлы в смысле команд, что не захочешь, а обхохочешься. Самолеты взлетали как попало и закладывали немыслимые в реальности виражи. Фашисты не могли попасть в цель с двух метров, как ни старались, советские же асы, принявшие перед боем свои фронтовые сто граммов, не промахивались никогда!
То, во что они попадали своими пулями, обязательно загоралось. Или взрывалось. Неважно, самолет, танк, паровоз или дом. Медсестры с красивыми модельными прическами, выбивающимися из под косынок (!), и длинными наманикюренными ногтями (!) цокали высокими каблучками изящных туфелек, спеша неумело перевязать раненых героев… И за весь фильм ни слова о Сталине!
«И снимают же такое! Хоть бы нас, фронтовиков, спросили, как оно на самом деле было, распроязви их, киношников, в окуляры! Чтоб им всю оставшуюся жизнь водку грязными носками занюхивать!» – подумал с горечью бывший истребитель, направляясь в спальню. Шуры в комнате не было. Из ванной доносился звук льющейся из душа воды. Вскоре жена скользнула под одеяло и прижалась к нему, нашупывая рукой полную боевую готовность мужа.
– Прости, Яшенька! Сама не знаю, что со мной сделалось… Прямо, как запой! Не могла прерваться, и всё!
– Кому шьёшь-то?
– Да Валентине, Зиновьевых дочке, свадебное платье срочно понадобилось.
– Что ж за срочность?
– Так беременная она, восемь месяцев уже. Хотят до родов со свадьбой успеть. А на такую фигуру ох, непросто хороший фасон придумать!
– Понятно…
Исполнив с энтузиазмом супружеский долг, причем не только обязательную программу, но и произвольную, Шура уснула, щекоча дяде Яше шею своим теплым дыханием. Немного погодя уснул и он.
…О! Вот о ней я Вам рассказывал в прошлый раз, Портос! Это Суламифь из повести Куприна! Прекрасна, не так ли? …Кто с ней? Наверное, Царь Соломон… точно, он!
Глава шестая
Следующие несколько дней Шура исступленно кроила и шила, подпарывала, подкалывала, примётывала, забывая пообедать, а иногда и поужинать. Зато, когда была последняя примерка, дядя Яшя ахнул от восхищения: невысокая, с большим животом, Валентина казалась сказочной красавицей в построенном Шурой белом свадебном платье. И живот совсем не был заметен!
– Ой, тётенька Шурочка, уж какое Вам спасибо-расспасибо! Я прямо сама себя в зеркале не узнаю! – лепетала Валя, встав на цыпочки и целуя кутюрье в румяные щеки.
Шура сияла от своего триумфа, как начищенный самовар. Диор в сторонке икал и грыз ногти от зависти.
– А давай, в кино сходим! – предложил ей дядя Яша, когда Зиновьевы ушли.
Жена радостно убежала наводить красоту.
В кинотеатре «Октябрь» на Калининском проспекте шел, как было написано в афише, «новый цветной широкоэкранный художественный фильм» под названием «Легенда о Тиле», с Натальей Белохвостиковой, Евгением Леоновым и Лембитом Ульфсаком. Билеты купили без проблем, так как сеанс был дневной. Бодро переставляя костыли, дядя Яша повел супругу в буфет. Взяли кофе с пирожными «Эклер». Быстро насладившись этой роскошью общепита, Шура ушмыгнула в дамскую комнату, оставив супруга одного. Дожевывая последний кусочек, дядя Яша заметил недавнего сопалатника Александра, идущего с палочкой в трех метрах от их столика.
– Саша! Заходи на посадку, слушай! – приглашающе окликнул он.
Александр подошел, поздоровался, поставил на столик свою тарелку. Расстегнул пальто.
– А меня выписали вчера! Но хромаю, однако. Теперь в санаторий путевку пробиваю, на грязи, в Мацесту.
– Дай Бог, чтоб помогло!
Александр наклонился к дяде Яше и негромко сказал:
– Странное дело, Петрович! Выписали тебя – и на следующий же день у меня сочинительство как отрезало: ни одной ноты в голову неделю не приходило! Кирюшка рисовать перестал, бродил по отделению весь такой скучный… Иван запил на три дня, выписали за нарушение режима без бюллютеня! А Олег Михалыч тоже заскучал, но его через два дня прооперировали и к нам больше не вернули. Ты сам-то, как?
– Нормально… – удивленно ответил дядя Яша, – настроение бодрое, этюд твой разучил…
– М-да… А гипс тебе когда снимут?
– Да послезавтра!
– Петрович, приезжай ко мне во вторник, пожалуйста! Я думаю, ты на меня положительно влияешь! – улыбнулся Александр и откусил кусок эклера.
Толстенькая колбаска крема выдавилась сбоку и испачкала подбородок. Саша, ставший похожим на белого клоуна Пьеро, утерся салфеткой, шепотом длинно выругался.
– Правда, приезжай! Музыку хорошую послушаем, у меня такие люди бывают интересные! Сам Высоцкий!
– Приеду, конечно приеду, слушай! А, во сколько?
– В пять ноль-ноль!
– Ну, я понятное дело, принесу…?
– Нет, ребяты-демократы, только чай!
Оба рассмеялись.
Подошла Шура, но разговор продолжить не удалось: прозвучал звонок, и все потянулись в зрительный зал.
Во время сеанса, благо в фильме было много длиннот, дядя Яша тискал жену и украдкой целовал, делая вид, что шепчет что-то на ухо. Шура отталкивала его (символически) и радовалась приставаниям мужа, как восьмиклассница на первом свидании.
…По-моему, Вам пора освежиться, господин дю Валлон! Шпагу оставьте, я присмотрю. В сортире все равно с ней не развернешься…
Глава седьмая
В понедельник был большой день: сняли гипс с ноги! Нога под гипсом была отвратительного вида, синюшная, вся шелушилась. Хирург, осмотрев и ощупав ногу, заверил, что все срослось хорошо. На выходе из процедурной ждал Алеша. Взяв у него трость, подаренную добросердечным Вивравенаном (осталась от отца и была более не нужна), дядя Яша с удовольствием подрыгал ногой, притопнул. Нога слушалась, но была ещё слабая.
– Что ж, сынок, поехали в баню, ногу отмывать? – повернулся он к Алеше.
Тот, с улыбкой, кивнул, и они поехали в Центральные Бани.
В парилку дядя Яша сделал три добрых захода, долго хлестался новым дубовым веником, потом остервенело тер ногу мочалкой. Завернувшись в простыни, взяли по кружке пива у мрачного дядьки в нечистом белом халате.
– Ну, будь здоров, батя! – поднял кружку Алеша.
– Будь здоров, сынок!
За пивом сын рассказал, что досрочно закончил курсовой проект, помог доделать Ольге, а сейчас пишет большую статью по теме, которую даже в диссертацию не стыдно развить. Дядя Яша только диву давался. Раньше такого рвения в учебе у Алеши не было…
Выпив с наслаждением пивка и покурив, стали собираться. И тут выяснилось, что у Алеши сперли джинсы! Портки было очень жалко: настоящий Вранглер, за который Шурой было вчера заплачено двести целковых. Пошумев и порасстраивавшись, купили за пятёрку у банщика синие тренировочные штаны, к счастью, новые. Он держал в заначке несколько пар, как раз на такой вот случай. Так и поехали домой.
Дома Шура и Олечка ждали их с ужином. Пришел и Вивравенан. Узнав о покраже джинсов, все ахнули от возмущения, но слишком сильно расстраиваться не стали.
– Ты и без джинсов красивый! – заявила Олечка и смутилась, поняв, что получилась двусмысленность.
Вивравенан пообещал привезти портки из Швейцарии по госцене. А Шура улыбалась про себя: это она сшила сыну джинсы, которые никто, даже воры, не смогли отличить от фирменных. А то, что за них она, якобы, заплатила две сотни, было сказано для убедительности.
…Вот, представьте, Портос, что у Вас сперли… ну, я не знаю… Ваш мушкетерский плащ и перевязь с золотым шитьем! … Нет, убивать за это до смерти – это слишком!
Во вторник, с большим пакетом Шуриных плюшек, дядя Яша отправился на Старый Арбат к Александру.
– Заходи, заходи! Пальтушку сюда вешай, плюшки мне давай! – хлопотал гитарист.
Пригладив перед зеркалом волосы, дядя Яша вошел в комнату и слегка остолбенел: комната была одна, но огромная – квадратов семьдесят. В одном углу стола плита с рабочим столом и холодильник. В глубине комнаты виднелся альков, отгороженный портьерами. Большой камин с полочкой, уставленной статуэтками и фотографиями в рамках. Несколько картин на стенах. Кабинетный рояль. Длинный, явно самодельный стол с лавками и несколько разнокалиберных диванов и кресел дополняли обстановку.
– Однако, хоро-омина! – выдал своё мнение наш герой.
– А! – махнул рукой Александр, – Я привык. Ты проходи, знакомься. Сейчас ещё люди подтянутся.
Они подошли к троим, курившим у приоткрытого окна.
– Рекомендую, друзья! Яков Петрович, лабух-любитель, семиструнщик. Исключительно хороший человек! На меня влияет положительно, как с ним познакомился, идеи так и прут и на бумагу прямо без поправок ложатся!
Все, улыбаясь, представились, по очереди пожали дяде Яше руку.
Двое были музыкантами, пианист и виолончелист. У пианиста Гены был смешной нос, похожий на утиный клюв. Третий – жилистый дядька лет под шестьдесят, был человек мастеровой, специалист по реставрации музыкальных инструментов и скрипач-любитель. Рука у него была трудовая, жесткая, с пятнами от лаков и растворителей и изуродованными ногтями.
– У нас тут вроде клуба, – пояснил хозяин, – собираемся, беседуем, показываем новое, играем для себя.
На плите тем временем закипел здоровенный, литров на восемь, старинный медный чайник. Александр заварил чай (в фарфоровом, тоже очень большом чайнике), поставил на стол хлеб, колбасу, сыр, яблочное повидло в литровой банке. Ещё поставил поллитровую банку варенья из лепестков роз. Все уселись чаевничать.
– С этим вареньем из роз история была. Прихожу однажды к другу, а он только что из Крыма вернулся. Сели чай пить, он вот этого варенья открыл, неземной вкус, говорит, только в Крыму продается. Приволок он его тридцать банок, чуть грыжу не нажил, тащивши. Вечером пошел меня до метро проводить и курева купить в соседнем гастрономе. Заходим, значит, в гастроном, он за куревом двинул, а я соку выпить. Смотрю, стоят рядами банки, точно такие же, как у Сереги, крымского производства варенье. Из лепестков роз! Я едва пополам от смеху не порвался, а Серега так ругался, что я целых три новых выражения записал!
Все посмеялись, и попробовали варенье. На вкус дяди Яши – так себе, ничего особенного.
Пришел Высоцкий. Поздоровался со всеми за руку, сел к столу, презентовал хозяину кусок буженины. Рассказал смешную балладу о Чуде-Юде и победившем его герое, отказавшемся от обещаной принцессы.
– Мне уж лучше портвейну бадью! А принцессу мне и даром не надо, Чуду-Юду я и так победю!
Все засмеялись.
– Хочу на музыку положить, – блеснул хитрыми веселыми глазами Высоцкий.
Вытерев губы, Антон Васильевич, реставратор, предложил:
– Новичка прописать требуется, как вы думаете?
– Да, Петрович, надо бы исполнить что нибудь! – подтвердил Александр, улыбаясь.
– Да я не знал… и гитары у меня с собой нет… – растерялся дядя Яша.
– Гитару дадим, не робей.
Подстраивая Сашину семиструнку, дядя Яша решил исполнить этюд, свежеразученный после выписки из больницы.
Играл он хорошо, это было видно по лицам слушателей.
– А спеть, Петрович?
И дядя Яша спел романс «Не уходи, побудь со мною», с чувством спел, с душой.
– Лабух, однако! – был всеобщий приговор.
– Спасибо, Яков Петрович, уважил! – серьезно поблагодарил Александр, – Неужели все самоучкой? Техника очень неплохая, только старомодная.
– Да… показывали, как пальцы на струны ставить… давно… в войну еще. Потом сам до всего доходил… – бормотал счастливый дядя Яша, жадно отхлёбывая остывший чай пересохшим ртом. Подумать только: его, любителя, приняли в свой кружок профессионалы!
