Академия мертвых героев

Талия Новэн

Академия мертвых героев

Глава 1

Смертельно опасный турнир, в котором выживают не все. Победители получают право служить при боге-покровителе, проигравший же… принимает смерть от рук восставшего.

– Как думаешь, ты способна на убийство?

Этот вопрос задал напарник за три недели до того, как я убила его. Тогда я задумалась: что должно произойти, чтобы я решилась погасить чье-то существование? Но, оказавшись наедине со страхом и под давлением Богов, рука сама метнулась, обрывая жизнь.

Каэн был наивным парнем, возомнившим, что может тягаться с нами, полубогами, которых с шести лет учили убивать. Мы толком не научились разговаривать, а уже стояли в стойках, размахивая ножами. Если и был какой-то дурацкий свод правил, то там определенно значился пункт: меч клали в руку при первом вздохе. Вслед за плачем младенцев их немедленно клеймили, как непригодных для свободной жизни на Олимпе.

Для таких, как я, жизнь была окрашена в особые черные краски: то, что ты до сих пор жив, – случайность. То, что выжил в турнире, – абсолютная удача. Попал в ряды стражи? Проклятое благословение.

Единственная причина, по которой я дожила до турнира, – страх закончить, как моя мать. Он был гораздо сильнее всего остального. То, что она забеременела от Гефеста, не сделало ее жизнь лучше, а меня – исключительной. Боги плодились так, что не могли запомнить всех, с кем спят. А женщин в Греции, желавших лучшей жизни, было больше, чем звезд на небе.

Не каждый младенец со смешанной кровью достигал и года. Но если он не отправился в Асфодельские поля, то к шести годам его насильно забирали в Олимпийский Протекторат, чтобы представить Зевсу как будущего защитника.

Протекторат – лишь первая ступень. Целью нашего обучения было поступление в военную Академию. На тренировках мы калечились, но плакать было бессмысленно. Один взгляд солдата – и ты забываешь, что такое слезы. Любое проявление слабости на матах – и ты отрабатываешь в полях, доказывая очередному богу, что ты не ошибка и в будущем станешь достойным воином, способным отразить атаку Титанов.

В наших венах текла человеческая кровь, поэтому мы не могли быть с богами на равных. Мы годились для охоты, охраны или разведки. Несмотря на это, часть своей силы они передали, и, раз уж так сложилось, нас пускали на мясо – по моему мнению. Хотя большинство считали это привилегией.

Чушь собачья.

Каэн был Богом молодого поколения. Его мать – Богиня Немезида, а его отец – Танатос. Парню необязательно было участвовать в турнире, но, когда твое эго размером с Олимп, умение пользоваться серым веществом куда-то улетучивается.

В итоге он гниет в земле, а мои руки по локоть в тёплой крови. Его угасающий взгляд – то, что я буду вспоминать, пока мой собственный не станет таким же. Мне дали выбор: убить его и получить лекарство от заражения крови или оставить парня в живых, а себя обречь на гибель где-то под деревом в этом лесу.

– Мне было приятно иметь с тобой дело, – говорю я, закапывая напарника в глубокой яме. Ливень обрушивается на нас, и я почти сама срываюсь вниз.

Каэн был лишь моим напарником – так я себя успокаиваю. Не имеет значения, что его лицо целый год было первым, что я видела по утрам. Плевать, что он кормил меня, когда я лишалась ужина за свои выходки. Легко будет забыть, как он вставал на мою защиту, стоило другим бросить мне вызов.

– Каэн, ты мог бы ни о чем не переживать в Садах Адониса, пировать и проживать бессмертие. Вместо этого ты убит какой-то смертной богиней – Авророй Аррот.

Слезы застилали глаза, но я убеждала себя, что есть дела поважнее, чем тратить слезы на него. Так уж мне «повезло», что Немезида – та самая крылатая богиня возмездия, карающая за нарушение нравственных порядков. Вряд ли за убийство ждет смерть. Турнир непредсказуем, но они могут серьезно осложнить мое жалкое существование.

Сейчас я в безопасности – насколько это возможно, а лекарство действует. Я чувствую, как мазь обжигает, но вместе с тем она очищает кровь, и глубокая рана затягивается. Мне понадобится еще пять минут, прежде чем продолжить бег.

В лесу легко потеряться. Здесь нет ни тропинок, ни даже мха, по которому можно ориентироваться. По сути, ты просто веришь в удачу и идешь, надеясь выйти к горе. Забраться на дерево не вариант: пока дотянешься до вершины, наступит глубокая ночь, а птицы здесь кровожаднее участников турнира.

По моим подсчетам, мы были в пути четыре дня. За это время, помимо убийства напарника, мы сразились с парой Гарпий. Они невыносимо воняют, но не такие смертельные, как Химеры. О том, что Химеры здесь, подсказали душераздирающие крики и пылающие деревья. Чудовищ можно было победить, но я не рискну связываться с огнем..

Еще наши военачальники говорили: худшее, что вы можете сделать на турнире, – это уснуть. Пока спите, вы слишком легкая добыча. Поэтому единственный вариант – бежать и слушать. Некоторые из нас едят специальные ягоды, которые воздействуют на мозг так, будто ты неутомим и полон энергии. Но только те, у кого с мозгами все в порядке, знают: из-за них ты теряешь концентрацию, инстинкт самосохранения и внимание к деталям.

Поэтому я их не ем. И Каэн не ел. И чтобы мне выжить и не присоединиться к нему, в моем распоряжении всего два дня: один – чтобы найти гору, второй – забраться на нее. И по возможности ни с кем из участников не пересечься.

Глава 2

Но лишь выжившие узнают, ради чего всё началось. Боги наблюдают. Одни карабкаются вверх, другие – вниз.

К горе удалось подойти только к вечеру следующего дня. Я опаздываю примерно на три часа. Теперь мне понадобится удача Аполлона, если я хочу вовремя подняться на вершину. Ведь, как мы знаем, не успеешь – сгоришь заживо в этих лесах, и можешь забыть об Академии.

Воздух у подножия уже холодный, и по моей спине пробегают мурашки. Я поднимаю голову. Чем больше я пытаюсь разглядеть, что таится наверху, тем хуже. Буря над горой осложнит подъем, а еще я могу замерзнуть.

– Тебе стоило взять теплую одежду. Холод убивает не хуже кинжала, – женский голос раздается сзади. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, кому он принадлежит, но я успеваю ругнуться себе под нос.

Алексия Лаэртиад. Она мастерски владеет навыком бесшумного передвижения.

– Так даже веселее. Будет больше мотивации покончить с этой горой, – отвечаю я и начинаю карабкаться по камням. Они холодные, царапают кожу, но на нытье времени никогда нет.

Я слышу, как богиня копошится сзади, а потом за короткое время догоняет меня в два счета. Ее кудрявые светлые волосы спрятаны под пилосом, а на теле – хитон из плотной шерсти. Девушка выглядит так, словно только что сражалась с Титанами: вся в крови и порезах, но с ослепительной улыбкой, способной осветить этот снежный путь.

– Если хочешь, могу дать вторую накидку. Прошлому хозяину она больше не нужна.

Ее мешок на спине почти полон. Накидка, которую она предлагала, лежит где-то на дне, потому что сверху виднелись еда и веревка. Соблазн взять все, что там есть, так велик, что я мысленно стону.

Я двигаюсь вверх, чтобы не замерзнуть окончательно. Алексия ползет следом, и я замечаю, что обувь у нее куда удобнее моей. Да и вообще – не ее: обычно такие носят мужчины.

– Этот пустоголовый уснул и развел костер, представляешь? – она ухмыляется и ускоряется, оставляя меня позади. – Теперь он сытый и мертвый.

Девушка подтягивается к выступу, а потом протягивает мне руку, чтобы помочь. Но я не спешу ее брать, и мы обе смотрим друг на друга.

Когда почти всю жизнь живешь под одной крышей с убийцами, то доверие отпадает как само собой разумеющееся. Любая ягода, которую предлагают, может стать белладонной. Как и помощь.

– О, перестань. С тебя нечего взять. Твоя смерть будет лишней, а вот если ты останешься жива – еще пригодишься.

Взгляд ее темно-зеленых глаз скользит поверх моей головы, по верхушкам леса. Ветер усиливается, а на нас оседают снежинки.

Я вздыхаю, понимая, что она права, и хватаюсь за протянутую ладонь.

– Погодка портится. Нам нужно двигаться быстрее, но сначала давай поедим? – она отряхивает руки; они такие же грязные, как и мои. Я не ела так давно, что кажется, желудок сводит судорогой. Я не ела так давно, что кажется органы жрут сами себя.

Алексия берет лепешку, делит ее пополам, потом достает второй мешочек, в котором лежат небольшие кусочки мяса. Она протягивает еду мне, но я все еще не верю, что это происходит.

– Ты первая, – настаиваю я.

Она закатывает глаза и недовольно цокает языком. Не разрывая зрительного контакта, девушка набивает рот: щеки становятся до смешного круглыми и румяными. Только после того как богиня прожевала и проглотила, я беру то, что так хочу.

– Спасибо тебе, Ифа, за прекрасный ужин. Надеюсь, Асфодельские поля достойно встретили тебя, – благодарит кучерявый убийца, закрывая глаза от наслаждения. Она ни о чем не жалеет. Впрочем, так и должно быть.

Когда мясо попадает мне в рот, я почти расплываюсь в улыбке. Оно прожарено как нужно, а лепешка такая мягкая, что на мгновение я забываю, что стою на высоте двадцати метров в окружении гор, лесов и еще одного палача.

– Что ты от меня хочешь? Я не поверю в эту благотворительность.

– Я за тобой следила.

– Само собой.

Она вытирает рот рукавом, а потом, прежде чем убрать остатки обратно в мешок, достает теплую одежду.

– Накинь, – бросает мне накидку, и я ловлю ее одной рукой. Материал колется, но согревает, и мозг велит помолчать, чтобы не лишиться пальцев.

– Ты знала, что некоторые участники решили устроить самосуд?

– Нет.

Мы обе поднимаем взгляд – туда, где в облаках скрывается гора, путь к Олимпу. За годы тренировок мы побывали в разных условиях и должны быть готовы ко всему, но высота – моя слабость. Главный страх, который я держу под семью замками.

– Они договорились скидывать с третьего яруса каждого участника, если решат, что он угроза. Хотят избавиться от конкурентов еще до поступления в Академию.

– Откуда ты знаешь? – я доедаю лепешку и накидываю на себя одежду. Пока мы болтаем и едим погода портится с бешеной скоростью.

– Подслушала разговор наших военачальников. Это сатирово отродье только “за”, чтобы устроить показушные бои и избавиться от слабых.

Я киваю. Это в их духе – осложнять нам жизнь. Я не думала, что и на турнире это продолжится. Я и так невыносимо устала: под ногтями кровь Каэна, а ноги замерзли так, что скоро они мне не понадобятся.

– И зачем тебе я?

Алексия кутается в одежду, будто хочет в ней раствориться. Ее взгляд уходит в сторону, она переминается с ноги на ногу.

– Ты дерешься лучше всех из девчонок и отлично стреляешь. Если на меня нападут, мне нужна защита.

Я выгибаю бровь, глядя на нее, и надежда в ее глазах гаснет с каждой секундой.

– Тогда, получается, без тебя у меня больше шансов выжить, не находишь?

Она подходит ближе, но я не двигаюсь.

– Я надеялась, что после того, как ты поешь и согреешься, ты согласишься мне помочь.

Ее глаза умоляют, но я смеюсь в голос. Так сильно, что у меня текут слезы.

– Алексия, я убила собственного напарника.

Она прижимает руку к сердцу, и от выражения ее лица я чувствую себя сквернее обычного.

– Каэна? Он был славным парнем. И таким добрым.

– У меня не было выбора.

Вариант, что умираю я – не рассматривался. К счастью или к сожалению, мы так устроены, что хотим выжить, а боги лишь ускоряют наши решения. Пускай и манипуляциями.

– Мы делаем все для выживания – так гласит кодекс. Поэтому сейчас я прошу тебя о помощи. Обе поступим в Академию, а там уж точно будем друг другу полезны.

Я наслышана о том, что в Академии свои законы. Мы обязаны будем жить по новым правилам, придется кому-то довериться. Возможно, даже… подружиться.

– Ты должна быть благодарнее. Я тебя одела, накормила и предупредила об опасности! – не унималась девушка. С каждым ее словом обида слоями ложилась на меня.

– Вот поэтому я и не хотела доверять. За все приходится платить, – я тоже кутаюсь в накидку. Мы теряем время; темнота сгущается, а снег уже припорошил землю.

– Они знают, что мы отстали и расставили охрану по всему периметру, а я не хочу быть скинутой в пропасть. Я не умру вот так!

От того, как повышается ее тон, мне становится не по себе. Все же, она только выглядит маленькой и беззащитной. Кровь на ее лице придает девушке устрашающий вид, напоминая, что она сделала ради одежды и еды.

– Ладно. Но больше не преследуй меня. Доберемся до вершины и разойдемся.

Дождь вперемешку со снегом бьет в лицо ледяными иглами, отчего мы замедляемся. Щеки и лоб замерзли, покалывают от постоянных ударов ветра; глаза жжет так, что их почти невозможно разлепить. Первое время мы еще пытались разговаривать, но гул был таким сильным, что перестали слышать друг друга. К тому же с открытым ртом мерзнешь быстрее.Девушка прячет радость, но я вижу, как дрожат ее губы, и мы снова карабкаемся вверх.

Мы с Алексией сработались как команда – что удивительно – страхуя друг друга от падений и камней, которые время от времени срывались сверху. Мне казалось – это проделки богов. Возможно, даже Немезида приложила руку.

Мы сделали лишь один перерыв, прежде чем вплотную приблизились к третьему ярусу. Он был последним. Выше – только наша победа и возможность стать стражами. Возможность не закончить, как моя мать.

Время здесь будто остановилось. Буря и снегопад остались позади. Сугробы по колено и такие виды, что дух захватывает: чистое голубое небо, как предзнаменование новой жизни, свежий, чуть сладкий воздух.

Алексия ползла на корточках впереди, а я прикрывала сзади. Мы двигались бесшумно, а мой слух был напряжен до предела – казалось, я смогу услышать соперников за милю. Когда скалы перестали нас прикрывать, пришлось ползти – это оказалось самым трудным. Снег был повсюду: за шиворотом, в обуви, даже во рту. Мы кряхтели и ругались, но никто не думал сдаваться. Тем более, когда Алексия заметила обходной путь.

Пробираясь к ярусу, мы видели тела погибших. В основном парней – их я знала плохо. Но две девушки среди них были мне знакомы по спаррингам.

– Смотри, – шепчет богиня, указывая на рослого парня со стрелами за спиной. Где он их взял?

– Это Деметрий. Он хорош. Ты по сравнению с ним – малолетнее дитя с палкой. Поэтому если нападут, не упускай его из виду.

Я щурюсь, разглядывая объект угрозы. Все мое тело напряжено в ожидании: придется или бежать, или драться.

– Зато у малолетнего дитя руки целы, – шепчу я. Парень сжимает стрелу, и еще капля крови падает ему на сапоги. – Он ранен, значит, медлителен и будет дольше прицеливаться.

Алексия присматривается и радостно кивает, будто мы уже победили. Но когда из-за угла к нему присоединяются еще двое парней, в моих жилах стынет кровь. Этих я знала. Они были безжалостны и с улыбкой добивали любого на палестрах. Однажды, после одного из боев, меня вынесли почти без сознания – с треснувшими ребрами и рассеченной губой. Их удары в десять лет были как молот с разбега.

– О, великие Мойры! – выдыхает напарница. Мы отслеживаем каждое их движение и молимся, чтобы на ярусе не оказалось никого, кроме них.

– Вступать в прямую атаку слишком глупо, – шепчу я. Мои губы еле двигаются. – Не привлекаем внимания.

Мы обе сглатываем страх, скопившийся в теле. Арка совсем близко, и все кажется простым, но ставки так высоки, что от паники мозг начинает работать хуже. Двигаясь крайне медленно, мы преодолеваем метр за метром, посматривая и реагируя на каждый чих.

Когда мы сползаем с первого крутого спуска, а соперники остаются позади – я слышу нарастающий под нами треск. Мне хватает секунды, чтобы предвидеть, что за этим последует. Алексия замирает. Ее глаза округляются до размера солнца, а мое сердце уходит в пятки.

Девушка проваливается вниз. Мне страшно настолько, что я готова потерять сознание. Ее тело наполовину свисает в пропасть, но я успеваю ухватить за лодыжку. Обувь скользит в моих руках, и Алексия соскальзывает еще ниже, скрываясь в разломе. Из горла напарницы вырывается крик настолько оглушительный, что эхо отражается от гор. Лед под нами расходится с еще большим грохотом, обещая, что скоро обе будем погребены под слоем снега в расщелинах.

Глава 3

Под бьющим светом и снисходительными взглядами богов, выжившие должны понять: Олимп – не награда, а следующий этап игры. А правила, как всегда, пишутся кровью.

В голове стучит барабан, ускоряя ритм с каждым моим движением. Инстинкты кричат об угрозах: Алексия погибнет, убийцы уже слышали нас и скоро нагонят, а значит – смерть.

Глупая смерть.

Мне требуются все силы, чтобы вытащить девушку. Мы смотрим друг на друга широко раскрытыми глазами, тяжело дыша. Она сильно повредила ногу и ладони. Если на ее руки я и так не особо рассчитывала в бою, то на ноги – да.

– Взять их! – кричат сзади. Двое бегут к нам, целясь из лука. Стрела со свистом пролетает над головами, и мы прикрываемся руками.

– Уходи, Аврора, – на глазах напарницы слезы, и это выбивает почву из-под ног. Мы не плачем. Мы не истерим. Мы – будущая стража. Мы должны быть сильнее смерти и страха перед ней.

– Врата Аида сегодня закрыты, – говорю я. – Покажем ему средний палец.

Я рву нас с места, не думая ни о погоне, ни о свисте стрел.

Когда-нибудь они же закончатся?

Это была жалкая и безумная идея. Иртак – мой учитель по кулачному бою, велел бы сигануть с горы, раз я допустила такое. Буквально слышу его мерзкий голос над ухом, что надо мной смеется весь Олимп.

– Добей раненую девчонку! – Вслед за приказом в нашу сторону летит копье.

Мать вашу, они точно психи.

Алексия стонет, когда мы начинаем ускоряться и у меня у самой подрагивают колени. Приходится следить за ста вещами в минуту и уворачиваться от того, что летит в нашу сторону. Парни сильнее и выносливее, а еще оказываются не тупыми и боятся идти по нашему следу. Дорога, по которой мы бежим, ненадежна и может не выдержать вес всех – каждый раз, делая шаг, я переживаю, что он может стать последним.

– Вам все равно не убежать. Мы убьем вас у входа, – я смотрю на свирепое лицо темнокожего парня, и хочется пройтись по нему молотом, но из оружия у меня только сосульки.

Я подгоняю напарницу, уже буквально таща за руку, а когда оборачиваюсь, то вижу красный след, тянущийся от самого обрыва. Алексия умрет или от потери крови, или от стрелы, попавшей в цель.

Узкий проход, который ведет на Олимп, в трехста метрах. Теперь я вижу его еще лучше и замечаю, что парни, если даже захотят, то не смогут перегородить нам путь. Остается только прыгать на нашу тропу и рисковать жизнью.

Такое мне нравится. Надеюсь, они достаточно слабы, чтобы встретиться с Аидом.

– Алексия, нам осталось немного, слышишь?

В ответ лишь хмыканье, но ее рука крепче сжимает мою. Она не умерла, и это хорошая новость на фоне того, что происходит.

Когда за нами раздается душераздирающий вопль вперемешку с хрустом костей, мы замираем на короткие секунды вместе со временем. Обернувшись, я не могу поверить тому, что вижу. Сердце бьется так, словно пытается убежать прочь, оставляя меня в этом хаосе.

– Вот дерьмо, – говорим мы обе вслух.

Дыра перед нами увеличивается. Трещины, словно паутины, пробираются к обрывам и выступам, а когда доходит до скалы, – по склону проносится грохот и та обваливается. Земля под нами дрожит. Наших несостоявшихся убийц не видно – мы слышим лишь громкое чавканье, и страх буквально парализует.

Минотавр.

Первое о чем я думаю, это какого хрена он тут делает? Мы не в проклятом лабиринте. Второе: парни со стрелами были безобиднее.

Минотавр смотрит прямо на нас диким взглядом, а изо рта свисает человеческая кисть. Зрелище жуткое и, по-хорошему, нам бы бежать, но страх обернулся в цепи и приковал к месту.

Чудовище издает свирепый рык. Часть тела падает на снег, а вместе с этим и моя душа проваливается куда-то в пятки.

– Он на нас смотрит? – спрашиваю у Алексии, не отводя взгляда от опасности. Девушка дрожит, и я слышу стук ее зубов.

– Может, он наелся, а нас просто разглядывает?

– Или решил дать нам возможность добраться до Олимпа?

Рев Минотавра говорит о том, что мы обе не правы. Он скалится, глядя на нас, а я уставилась на его огромные мышцы, спрятанные под шерстью. Мы не выстоим с ним в лобовой атаке и умрем быстрее от разрыва сердца, пока он к нам несется.

– Тогда бежим, – будничным тоном предлагаю я. К счастью, у Алексии не возникает вопросов. Мы срываемся с места так быстро, что путаемся обе в ногах и почти падаем на колени. Чудовище позади вновь истошно орет, явно недовольное, а по тому как трясется все вокруг, я понимаю, – Минотавр гонится за нами.

Сейчас бы мне очень пригодилась вся божественная сила. Я слышу женские крики позади, но не могу обернуться. Я не могу спасти тех, кто кричит.

Их не спасти. Не спасти. Не спасти.

Хочу заставить свое сердце перестать волноваться за других, а мозгу подкидываю слова военачальников, воспитавших нас бесчувственными воинами. Главная задача – победить и выбраться живой. Следующий шаг – стать стражей, достойной жизни на Олимпе.

Мы пробегаем еще несколько метров, прежде чем нырнуть в расщелину, в черную вуаль, которая станет нашим спасением. Не разрывая сцепившихся рук, мы с девушкой проходим через портал, а воспоминания о прошлой жизни рассеиваются так же быстро, как страх.

Резкий свет болезненно режет глаза и заставляет сильно зажмуриться. Это нервирует, ведь приходится полагаться на звуки, но и здесь есть сложность. С трибун слышатся восторженные визги, смех и едва различимый поток слов. Большинство возгласов я не могу разобрать: непонятно, нас поздравляют и рады видеть, или сожалеют, что мы не сгинули в Нижний мир. Но некоторые голоса такие четкие, что эхом отдаются в голове.

– Приветствуем новых участников Академии! Боги вам благоволили, и только по этой причине вы стоите на пьедестале с бьющимся сердцем, – постепенно шум вокруг нас утихает, а свет меркнет, позволяя открыть глаза. – Не задерживайтесь и примите руку помощи от жреца.

Передо мной, словно из воздуха, материализуется старик в серебряной мантии, покрывающей все его маленькое хрупкое тело. Его глаза белые, как и длинная борода.

Мы с Алексией переглядываемся, но делаем, как велят. Сделав вдох через стиснутые зубы, я сжимаю его руку. Она ледяная и колет кожу так, будто я ухватилась за иголки.

Мне это не нравится.

Они ведут нас вперед мимо высоких колонн. Я их видела только на картинках в учебниках или в храмах на потолках. Воздух здесь слишком сладкий, словно кто-то обмазал все вокруг ароматическими маслами и решил нас задушить. В какой-то момент стало так тошно, что не было возможности лицезреть красоту вокруг.

Жрецы, боги и другие существа наблюдали за нами сверху вниз, сидя на своих позолоченных трибунах. Они внимательно смотрели, бросая оценивающие взгляды. Несколько богинь недовольно фыркали и цокали языком, будто я была просто животным, нагадившим на этот безупречно чистый мраморный пол.

Нам вбивали в голову, что мы должны любить всех богинь и богов, практически падать им в ноги, если они хоть одним взглядом покажут свою заинтересованность. Ну, я тоже упаду. Все же хочу пожить подольше и не зря прошла через земной Тартар.

– Как думаешь, куда нас ведут? – голос Алексии прерывает мой беспокойный поток мыслей. Я смотрю в ее темно-зеленые глаза и замечаю, как она сканирует каждый сантиметр Олимпа.

Старик не обращает на нас никакого внимания, поэтому я чуть сдвигаюсь в сторону.

– Однажды я подслушала разговор военачальников: после прохода нас ждет следующий отборочный этап, – делюсь я. Возможно, мне не следовало говорить, откуда у меня информация. – Но мне хочется верить, что перед этим нам дадут помыться и обеспечат чистой одеждой.

Мы обе нюхаем себя и морщимся. В этом святейшем месте мы словно грязь из-под коня.

– Твоя нога! – вспоминаю я. Девушка не хромает, и след крови не тащится за нами.

Алексия замедляется, приподнимает накидку и обнаруживает, что рана почти полностью зажила, но одежда по-прежнему в дырках и запекшейся крови.

– Это все подарки Богов. Знать бы, кто это устроил, – ее мечтательный взгляд начинает скользить по трибунам.

Я закатываю глаза так, чтобы никто не увидел.

– Приготовься к следующему отбору: по одной из версий, нас будут распределять в разные отряды, а по другой – заставят биться с кем-то похуже Минотавра.

Я проговариваю каждое слово четко и холодно, мой голос даже не дрожит, хотя все внутри протестует против второго сценария. Неужели мы мало настрадались?