Вся твоя ложь

«Как официальный представитель и руководитель школьного родительского комитета, я с большим удовольствием приветствую вас в школе „Ашамс“. Кажется немного необычным тот факт, что вы начали обучение в нашей школе с шестого класса, а не гораздо раньше. Но мы приложим все усилия, чтобы и вы, и ваша дочь Робин чувствовали себя здесь как можно более желанными гостями. Я устраиваю небольшую вечеринку с легкой закуской во вторник в 7:30 вечера по случаю начала нового семестра. Возможно, вы сочтете возможным к нам присоединиться. Пожалуйста, дайте мне знать, получится ли у вас прийти. С наилучшими пожеланиями, Джулия Бернет».

Я молча протягиваю Робин свой телефон. Она читает письмо и отдает телефон обратно.

– Я же говорила, что тебе присылали приглашение, – восклицает она, улыбаясь. Потом прибавляет: – Вторник. Это же сегодня!

– Хм… неудивительно, что они все на меня так сердиты. Ах, боже мой… – вздыхаю я.

– Скорее напиши ей ответ и скажи, что приедешь. Будет здорово! Вот увидишь, тебе понравится общаться с другими мамами, – говорит Робин.

Я прикусываю язык. И продолжаю просматривать папку «Спам», проверяя, не попало ли случайно туда еще что-нибудь важное. И в этот момент приходит новое письмо. От Джулии Вернет. С того же самого адреса электронной почты, что и раньше. Я открываю сообщение и читаю:

«Сэди. Учитывая, что вы не откликнулись на мое приглашение, я полагаю, что вы не сможете присутствовать на сегодняшней вечеринке. Я не буду больше беспокоить вас дальнейшей перепиской, поскольку вы недвусмысленно дали понять, что чрезвычайно заняты». И подпись: «Джулия».

Я нервно сглатываю. Не очень хорошее начало.

– Тебе надо обязательно пойти, мам. Дейзи, похоже, самая влиятельная девочка в классе, – обращается ко мне Робин, и в ее голосе слышится мольба.

– Но я не могу, – пытаюсь возразить я. – У нас нет няни, тебя не с кем оставить. И потом, мне нечего надеть.

– О, боже! Мне не нужна нянька, – со стоном произносит Робин. – Мне почти одиннадцать.

Когда я вижу, насколько у Робин несчастное и обиженное выражение лица, мое внутреннее напряжение, доходящее до щемящего чувства боли в груди, постепенно проходит. О том, чтобы оставить Робин дома в одиночестве, не может быть и речи. Такое категорическое заявление немного оскорбляет мою дочь, которая считает себя уже вполне взрослой для этого. Но потом она быстро соглашается:

– Ладно, мам. Давай попросим Зору. И ты знаешь, мне ведь будет гораздо проще в школе, если ты начнешь общаться с мамами других девочек. Тогда они перестанут злиться на то, что ты такая недружелюбная.

Прогоняя внезапно возникшую мысль о том, что если другие родители узнают меня поближе, то положение Робин в классе, скорее всего, только ухудшится, я наклоняюсь и обнимаю ее:

– Хорошо. Давай попросим Зору побыть с тобой. Но предупреждаю, что если она не сможет приехать, то я никуда не пойду.

Робин закатывает глаза, а затем снова погружается в свой телефон.

Я пишу сообщение Зоре, которое она сразу же читает. И когда я смотрю, как двигаются на экране серые точки, пока Зора набирает текст, я ловлю себя на мысли, что в глубине души я в определенной степени даже расстроена тем, как быстро она мне отвечает.

«Конечно. Буду у тебя в семь вечера», – приходит ее незамедлительное согласие. Мое сердце сжимается от досады, но я пишу Зоре ответное сообщение с благодарностью и сообщаю Робин, что я пойду на эту вечеринку. Моя дочь радостно улыбается.

Одновременно я подогреваю еду для Робин и пишу ответ на письмо Джулии, пытаясь найти баланс между оправданием своей природной беспечности – типа, какая я глупая, не проверила папку «Спам» – и извинениями за то, что отвечаю в последнюю минуту. Я смотрю на адрес ее дома, который она дала в конце письма. Я знаю это место – череда шикарных особняков на Белсайз-парк.

Выбрав из своего гардероба что-то более-менее нарядное, я в спешке начинаю собираться. Сейчас уже почти семь часов, и у меня нет ни времени, ни желания мыть голову. Поэтому я скручиваю волосы в пучок и закалываю на макушке. Затем подхожу к туалетному столику с зеркалом, наношу на лицо тональный крем и консилер. По крайней мере, с макияжем я выгляжу не такой измученной. Еще несколько штрихов, и я готова. На мне джинсы, сапожки и черный шелковый топ. Не слишком официально, но и не слишком повседневно – как раз то, что надо для небольшой вечеринки у кого-то дома.

Я спускаюсь по лестнице, и в этот момент Зора стучится в дверь. Мы проходим на кухню, где Робин делает домашнее задание. Она поднимается нам навстречу и ободряюще обнимает меня на прощание.

– Ты очень красивая, мам, – говорит Робин.

– Да, правда, – соглашается Зора. – Ошеломительно красивая. Ты сразишь там всех наповал.

Эх, если бы я и правда всех там сразила наповал – причем в прямом смысле слова, – это было бы как раз то, чего я в действительности хочу. Но вслух я эту мысль конечно же не говорю. Я молча улыбаюсь им обоим, обнимаю Робин и выхожу за дверь.

8

Я уже опаздываю. Добираться на метро времени нет. Как только я вижу свободное такси, я поднимаю руку и окликаю его. Всю дорогу до Белсайз-парка я смотрю в окно, пытаясь заглушить свою все более возрастающую нервозность.

– Это здесь, дорогая? – спрашивает таксист, останавливаясь перед длинной чередой роскошных домов с белыми фасадами и парными колоннами по бокам от парадного входа.

– Думаю, что здесь. Спасибо, – благодарю я, расплачиваясь с ним последней двадцаткой из кошелька.

Я делаю глубокий вдох, подхожу к входной двери и нажимаю на кнопку звонка. Ответа нет. Я немного подождала и позвонила снова. Опять ничего. На двери висит большое медное кольцо, и я уже поднимаю к нему руку, чтобы постучать, как вдруг дверь резко открывается. От неожиданности я потеряла равновесие, пошатнулась и чуть было не упала. Вваливаясь внутрь дома, я наткнулась на девочку примерно одного возраста с Робин, одетую в простое красное платье.

– Ой, прости, прости, – забормотала я, выпрямляясь. Хорошо, что я не сбила ее с ног.

– Все в порядке, – говорит она. – Вы приглашены?

– Да. Я приглашена. Мое приглашение в телефоне. – Я начинаю рыться в сумочке. – Тебе показать его?

– Нет, не нужно, – отвечает девочка. – Но мама просила, чтобы я записывала имена всех пришедших.

– У вас на вечеринках бывает много незваных гостей? – смеюсь я.

– Мама считает, что излишняя предосторожность не помешает, – очень серьезно заявляет девочка, и мне становится стыдно, что я ее поддразниваю.

– Мое имя Сэди. Сэди Роупер.

Она берет со столика в прихожей листок со списком гостей и проводит по нему пальцем. Ее щеки слегка порозовели, а растерянное выражение лица нарастает все больше и больше.

– Роупер? Вы уверены? – смущенно спрашивает она.

– Да, я уверена.

Девочка смотрит на меня, потом на список, потом снова на меня. Качает головой. Даже кончик носа у нее порозовел.

– Я не могу найти вас, – говорит она. – Мне очень жаль…

Я достаю телефон и захожу в свой ящик электронной почты. Открываю письмо от Джулии и показываю ей, восклицая с ликованием:

– Вот, посмотри! Я же говорила, что приглашена…

Девочка в недоумении смотрит на письмо, потом снова на список.

– Мама не сказала, что нужно делать, если кого-то нет в списке, – бормочет она в замешательстве.

Я чувствую себя очень виновато и неловко, что ставлю бедную девочку в такое неудобное положение.

– Послушай, я прекрасно понимаю твою маму. Но я думаю, что произошло недоразумение. Это моя вина – я не отвечала на ее приглашение до самого последнего момента, поэтому она, должно быть, решила, что я не приду. Как ты думаешь… – я не успеваю закончить фразу.

Девочка отрицательно качает головой и перебивает меня:

– Я не могу впустить вас в дом. Мама говорила, что…

– Прости, но это же полный абсурд! Это простая домашняя вечеринка. Обычная неформальная встреча родителей одноклассников. Чего можно опасаться? Какие, черт побери, непрошеные гости могут сюда заявиться и помешать школьной вечеринке? Я показала свое приглашение. Что еще нужно?

Глаза девочки начинают наполняться слезами.

– Ладно-ладно, не волнуйся, я уйду. А завтра сама напишу твоей маме сообщение и все ей объясню, – успокаиваю я ее и поворачиваюсь, чтобы уйти.

Однако, когда я дохожу до конца лестницы, кто-то окликает меня вслед.

– Что здесь происходит?

Это та самая женщина со школьного двора. Высокая блондинка. Худосочная. Собственной персоной хозяйка дома Джулия.

– Эта женщина приглашена, но я не смогла найти ее имя в списке гостей. Я очень сожалею, – бормочет девочка, запинаясь и комкая слова.

Джулия смеется. Она стоит в дверях, приобняв девочку одной рукой за плечи. Девочка вздрагивает от этого прикосновения. Со стороны их поза выглядит как милое проявление любви и нежности. Однако, по всей видимости, эти якобы ласковые объятия были такой силы, что костяшки пальцев Джулии на плече у девочки побелели.

– Мне кажется, ты слишком буквально меня поняла, дорогая. И разумеется, я не говорила, чтобы ты отправляла людей прочь.

– Я очень сожалею… – снова мямлит девочка, и ее щеки уже абсолютно пунцовые от смятения. Это так не сочетается с ярко-красным платьем, в которое она одета. – Я не хотела…

– Это полностью моя вина, – вступаюсь я, стремясь разрядить обстановку. – Ты просто делала то, что велела твоя мама.

Я поднимаюсь обратно по ступеням крыльца. Джулия еще раз сжимает дочь в подобии объятий и отпускает ее:

– Да, правильно. Что ж… Тогда, будь добра, вернись к гостям и наполняй бокалы. Их явно не хватает, – обращается Джулия к девочке, которая кивает и сразу же убегает внутрь дома.

Я поднимаю голову и ловлю на себе жесткий взгляд голубых глаз.

– Сэди, – поворачивается ко мне Джулия, и в ее голосе слышатся ледяные нотки.

– Извини, что я вовремя не ответила на твое приглашение, – начинаю оправдываться я. – Твое сообщение попало в папку «Спам». Видимо, от этого и пошли все дальнейшие недоразумения…

Джулия ничего не ответила, повернулась и стремительно зашагала от меня прочь на звук голосов из глубины дома. Торопливым шагом я следую за ней, стремясь не отставать. Мы идем по длинному мраморному коридору в левое крыло особняка. Пересекаем холл, проходим сквозь череду двойных дверей, оставляя где-то сбоку лестницу, ведущую наверх. И наконец оказываемся в огромном парадном зале. Я невольно сравниваю этот шикарный особняк с убогостью дома моей матери. И мне даже становится любопытно, как бы реагировала Джулия, если бы из этого дворца, стены которого украшены позолоченной лепниной, а потолки любой из комнат переливаются блеском хрустальных люстр, ее перенести в мой допотопный дом.

И переливаются золотом здесь не только стены. Прежде чем я успела присоединиться к остальным гостям, передо мной появляется официантка с подносом канапе. Разрезанные пополам перепелиные яйца покрыты слоем красной икры и украшены золотыми листьями. Все вместе это выглядит восхитительно. Я беру два канапе и запихиваю оба себе в рот, после чего замечаю, что поднос с едой практически не тронут. Скорее всего, я единственная на этой вечеринке, кто вообще притронулся к закусками. Я размышляю об этом с нарастающим ужасом и стараюсь побыстрее проглотить доказательства своей жадности. Но делаю это чересчур поспешно и неосторожно. Кусок яйца застревает у меня в горле, я задыхаюсь от кашля, мое лицо краснеет, глаза слезятся.

Я впадаю в панику – от застрявшего в горле канапе я не могу дышать. Кашляя и брызгая слюной во все стороны, я наклоняюсь, пытаясь как-то протолкнуть этот чертов кусок. Будь оно все проклято! Как такое могло случиться?! В этот момент я получаю резкий сильный удар по спине между лопаток, и яйцо вылетает у меня изо рта прямо на пол. Я выпрямляюсь и пытаюсь отдышаться, вытирая слезы. Щеки пылают от стыда.

– Дамы, дамы, минутку внимания, – елейным голосом произносит Джулия, появляясь рядом со мной. – Позвольте представить вам нашу новую маму. – Как будто и не было только что этого инцидента с яйцом, хотя официантка все еще на коленях вытирает испачканный пол. – Это Сэди Спенс, мать Робин, которая недавно начала учиться в нашей школе.

Я пытаюсь собраться и выглядеть прилично, но я все еще не полностью оправилась от шока, поскольку всего пару минут назад чуть было не задохнулась. Глаза продолжают слезиться, из носа текут сопли. Теперь, когда я прокашлялась и выпрямилась, никто не предлагает мне салфетку или какую-нибудь помощь. Я даже не знаю, кто именно стукнул меня по спине.

Вокруг меня собираются трое женщин, они стоят и вежливо улыбаются. Я чувствую, как жар постепенно спадает с щек. Вытираю глаза, слишком поздно вспоминая о туши, которую теперь я, должно быть, размазала по всему лицу.

– Мы приложим все усилия, чтобы ты и твоя дочь чувствовали себя в нашей школе, как дома, – говорит Джулия. Ее слова звучат доброжелательно, но меня отчего-то пробирает холодок. Потом она добавляет, поворачиваясь: – Сейчас я тебя со всеми познакомлю.

Остальное происходит как в тумане. Джулия водит меня от одной группы женщин к другой, представляя всех гостей настолько быстро, что они начинают сливаться в моем восприятии в одно лицо. Все одеты очень нарядно. Я понимаю, что ошиблась с выбором одежды на вечер. В глубине души появляется все более нарастающее чувство неловкости.

До недавнего времени мой наряд казался мне одновременно шикарным и в меру сдержанным, но теперь на фоне остальных дам в шелках и парче, грациозно шелестящих по залу, он выглядит дешевым и небрежным. Недавний приступ кашля изрядно растрепал мою прическу, и когда я провожу рукой по волосам, чтобы откинуть назад выбившиеся пряди, я чувствую пальцами, какие они ужасно жирные и грязные.

В зале большая акустика, и так как все вокруг разговаривают одновременно, то практически невозможно расслышать ни имен самих женщин, которые представляются мне, ни имен их дочерей, одноклассниц Робин. В какой-то момент кто-то предлагает мне шампанское, и я с чувством облегчения беру бокал и потихоньку потягиваю его содержимое. Но легкое опьянение, которое я начинаю ощущать, никак не способствует тому, чтобы я запомнила чьи-нибудь имена и разобралась, кто есть кто. Я ставлю бокал на поднос проходящего мимо официанта и вместо шампанского беру стакан воды.

Само собой разумеется, что никто много не пьет. К закускам также почти не прикасаются. Каждая из присутствующих здесь дам стройна и сдержанна, съедает только половинку канапе, а затем элегантно оставляет остальное на краю тарелки или незаметно заворачивает в салфетку. Стоя небольшими группами, женщины с тоской в глазах смотрят на еду, которую постоянно им подносят и предлагают. Потом одна из дам отказывается от угощения и остальные тут же следуют ее примеру. Несмотря на то что я умираю с голоду, я не смею больше рисковать и пытаться съесть что-то еще. Последняя, с кем меня знакомят, женщина по имени Джессика.

– Это те, кто занял… хм… свободное место? – спрашивает она у Джулии, не узнавая меня.

– Я бы не… – начинает отвечать Джулия, но в этот момент раздается грохот.

Я подпрыгиваю от неожиданности, когда меня внезапно обливают какой-то жидкостью. Какая-то женщина рядом со мной уронила свой бокал.

– Простите, я такая неловкая, – извиняется она, безуспешно пытаясь промокнуть салфеткой мой влажный рукав.

Джулия уходит, чтобы, возможно, найти кого-то, кто бы мог здесь все прибрать. Джессика переключает свое внимание на меня.

– Немного странно начинать новую школу в шестом классе, – говорит она. – Должно быть, твоя дочь чувствует себя очень некомфортно. К тому же вряд ли она подготовлена надлежащим образом.

Я хлопаю глазами, ошеломленная прямотой такого высказывания.

– В общем-то, это не входило изначально в наши планы. Но так получилось, что у нас не было другого выбора. И потом, к чему она должна быть подготовлена надлежащим образом? – недоумеваю я.

Джессике, вероятно, немного за сорок. Выражение ее лица неподвижно застывшее, что наводит на мысль о некоторых косметических манипуляциях и подтяжках. Она игнорирует мой вопрос и упорно продолжает гнуть свою линию:

– Вы уже окончательно переехали?

– Последние несколько лет из-за работы моего мужа мы жили в Америке. В Бруклине. Он занимается инвестициями. Но потом… Когда здесь очень неожиданно появилось свободное место, мы переехали, – отвечаю я.

Я знаю, что в моем объяснении полно несостыковок. Но по стеклянному взгляду Джессики во время моего рассказа я понимаю, что ее вся эта история совершенно не интересует.

– Понятно, – мямлит она отсутствующим голосом.

– Я стараюсь делать все возможное, чтобы Робин как можно легче перенесла наш переезд, – говорю я.

– С приближением вступительных экзаменов в старшую школу это будет весьма непросто устроить. Вряд ли она соответствует тем же академическим стандартам, что и остальные девочки в классе. Я надеюсь, что школа не будет выделять слишком много ресурсов, чтобы помочь ей наверстать упущенное, – подытоживает Джессика, изображая на неподвижном лице что-то похожее на улыбку – одними лишь губами, туго растянутыми поверх зубов.

Я обомлела, словно меня только что ошпарили кипятком. Как она посмела такое сказать?!? Вслух же я говорю:

– Моя дочь очень способная в плане учебы. Она была в замечательной начальной школе и хорошо разбирается в математике.

Джессика моргает, ее брови слегка подергиваются. Наверное, она пытается нахмуриться, но ботокс ей этого не позволяет.

– Ну, может быть… Тебе виднее… Последние пару лет мы все занимались серьезной подготовкой наших девочек к экзамену. Будет очень жесткий отбор, знаешь ли. Только на основании того, что кто-то учился в начальной школе, нет никаких гарантий поступления в старшие классы в «Ашамс». Мы все очень обеспокоены этим.

Проходит какое-то время, прежде чем ее слова полностью доходят до моего сознания. Вся наша жизнь сейчас зависит от того, останется ли Робин в «Ашамс». До сих пор я не отдавала себе отчет в том, что ее переход в старшие классы не будет автоматическим.

Просто прекрасно! Вот тебе еще одна вещь, о которой нужно беспокоиться… Я силюсь скривить губы в жалком подобии улыбки. На самом деле мне хочется оскалить зубы. Но прежде чем я успеваю что-то сказать, слышится звяканье вилки о бокал – знак привлечения всеобщего внимания, – и Джулия обращается к присутствующим:

– Прежде всего я хотела бы поблагодарить мою замечательную дочь Дейзи за ее неоценимую помощь в этот вечер. Она отличная официантка и, что более существенно, потрясающий шеф-повар, с которым мы вместе готовили все эти чудесные канапе.

В зале раздаются аплодисменты. Я перевожу взгляд на стоящую рядом с Джулией девочку в красном платье. На ее лице застыла напряженная улыбка, когда мать крепко сжимает ее в объятиях.

Джулия снова начинает говорить:

– Как вы отлично знаете, дамы, несмотря на огромное давление, ожидающее нас в течение последующих нескольких месяцев, мы не должны позволить этому обстоятельству доминировать над всем остальным. Так важно сохранять хотя бы некоторое равновесие и спокойствие ради детей. Они заслуживают нашей полной поддержки и помощи во времена такой серьезной учебной нагрузки и эмоционального напряжения. Мы должны помнить, что, несмотря на приближающийся вступительный экзамен в старшую школу и высокую конкуренцию за места, мы не соревнуемся здесь друг с другом. Нам всем следует сплотиться и работать в команде.

Я не уверена, но мне отчетливо послышалось, что кто-то фыркает у меня за спиной. Когда же я оглядываюсь по сторонам, то все, что вижу вокруг, это ряд вежливых лиц с нейтральными выражениями.

Джулия тем временем продолжает свою речь:

– Итак, в этом семестре у вас будет много шансов стать добровольцами. У нас намечается грандиозная распродажа выпечки, продажа подержанной школьной формы и конечно же Рождественская ярмарка. И, как обычно, для всего этого мне потребуется вся ваша помощь и поддержка. Давайте в этом семестре поставим рекорд по самым высоким сборам благотворительных средств!

Раздается взрыв аплодисментов. Я тоже хлопаю в ладоши, хотя уверена, что Джулия преувеличивает значение вступительного экзамена. Огромное давление? Тяжелые времена? О чем это она?

Ко мне поворачивается Джессика и, возможно, чтобы дать мне шанс искупить свою вину перед Джулией, заявляет:

– Волонтерство пойдет тебе на пользу. Это отличный способ познакомиться с людьми поближе. Я всегда радуюсь тому, что у нас такой активный родительский комитет.

– О, боже, нет! – смеюсь я. – Ненавижу все эти школьные ярмарки. В прошлой школе Робин я так сильно была погружена в общественную деятельность, так много всего делала… Слишком много… Именно поэтому я так отчаянно хочу снова выйти на работу.

Как только я произношу эти слова, то сразу же понимаю, что напрасно это сказала. И то, насколько решительно после моего высказывания Джессика отворачивается от меня и уходит, не оставляет в этом никаких сомнений.

9

Зора – это тот еще подарочек! Она ухмыляется и хихикает все время, пока я ей рассказываю, что произошло на вечеринке. От досады я почти что готова поколотить ее. После такого напряженного и насыщенного вечера во мне все еще бурлит адреналин. Но я заглушаю это желание большим глотком вина, щедро налив себе полный бокал из бутылки, которую Зора открыла еще до моего возвращения и уже пила сама, уютно устроившись за кухонным столом.

Опустошив залпом полбокала, я постепенно тоже начинаю видеть смешное во всей этой истории, и моя злость проходит. Зора все еще выглядит невыносимо самодовольной, и, сделав еще пару глотков, я подсаживаюсь к ней поближе:

– А ну-ка, выкладывай, почему это у тебя такое отвратительно надменное выражение лица?

– Да потому, что все происходит именно так, как я тебе говорила еще до всего этого, – отвечает Зора. – С самого начала было ясно, что к тебе там будут относиться ужасно. Я до сих пор не понимаю, с какой стати ты решила, что отдать Робин в эту школу – это хорошая идея. Мы с тобой ненавидели ее еще тридцать лет назад. Вряд ли она стала в чем-то существенно лучше с тех пор, правда?

– Зора, пожалуйста, не начинай. Ты же знаешь, что у меня не было выбора. И сейчас я действительно не в настроении обсуждать это. Давай поговорим об этом в другой раз, хорошо?

– Да, пожалуйста! Просто это же ты спросила, почему у меня такой самодовольный вид, – хмыкает Зора и откидывается на спинку стула, скрестив руки на груди. – Когда именно мы сможем нормально обо всем поговорить? Ты же приехала сюда не только и не столько ради наследства матери, да? Твоя дочь здесь очень несчастна – это же очевидно. Ты что, ненавидишь ее так же, как твоя мать когда-то ненавидела тебя? Какого черта ты все это делаешь? И что, в конце концов, произошло между тобой и Эндрю?

Я поднимаю глаза на Зору – никогда до этого я не видела ее с таким серьезным выражением лица. Я знаю Зору с детства. Мы с ней постоянно обсуждали любые наши проблемы, я всем всегда с ней делилась. И, наверное, сейчас в первый раз за все эти годы мне не хочется посвящать ее ни в какие детали…

– Почему ты не хочешь мне все подробно рассказать, Сэди?

Я смотрю на свою подругу, и в голове проносятся воспоминания обо всех наших прошлых задушевных разговорах. В памяти поочередно всплывают все те моменты, когда Зора уговаривала меня не убегать из дому и сохранять спокойствие даже перед лицом ужасных провокаций со стороны Лидии, моей матери. И все то утешение и поддержку, что я получила от нее, переживая отчуждение и угрозу потери матери в качестве близкого человека, когда Лидия ясно дала понять, что мне придется выбирать между тем, чтобы остаться хоть в каких-то отношениях с ней, с моей собственной матерью, и тем, чтобы самой стать матерью. Я тяжело вздыхаю.

– Я никому не говорила о том, что произошло.

– Я твоя лучшая подруга, Сэди. И тебе хорошо известно, что на меня всегда можно положиться. И я знаю тебя, знаю, что ты за человек – ты бы никогда не разрушила свою семью из-за какой-нибудь мелочи. Должно быть, случилось что-то действительно серьезное. Ты застукала его с кем-то в постели?

Я качаю головой:

– К сожалению, нет. Хотела бы я, чтобы все было так просто. Хотя погоди-ка, по всей вероятности, за моей спиной что-то подобное, должно быть, и происходило. Его поведение было таким странным… Но я ушла от него не из-за этого…

Я делаю еще один большой глоток вина. Я вдруг почувствовала, как отчаянно хочу разделить с кем-нибудь бремя своих переживаний. Несмотря на тот животный ужас, который все еще дремлет в глубине души и периодически поднимается на поверхность сознания.

Зора смотрит на меня скептически:

– Эй, но ведь речь идет об Эндрю. Об Эндрю – самом надежном и преданном человеке на планете, выросшем в неблагополучной неполной семье и всегда мечтавшем о крепком браке…