скачать книгу бесплатно
– Я говорю про игру. Вы пять раз мне подсказали и четыре раза я выиграл.
– Это просто случайность, – небрежно отмахнулся он.
– Это не может быть случайностью! – возразил я.
– А что это тогда, по-вашему? – вылупил он теотрально глаза.
– Ну, я не знаю. Вы, очевидно, очень опытный игрок. Признайтесь, вы следили за выпавшими номерами и высчитывали вероятность?
– Ничего я не высчитывал! – вроде как обиделся Хариф. – Я даже не всегда следил за рулеткой! Это обычное везение. Такое иногда случается.
– Везение? Что ж вы тогда сами не сели за стол, если такой везучий? – спросил я не без ехидства. – Я ведь видел, как вам хотелось.
– Нам нельзя, – мрачно уронил Хариф, и бережно поставил свою чашку на холстяную салфетку.
– Нельзя? Что вы хотите этим сказать? – удивился я. – А! Понял: вам запрещено играть во время работы?
– Нам вообще нельзя. Гюлистанцам запрещено играть в азартные игры. Почти всем. За это могут строго наказать.
– Что за бред? Как это может быть? – еще более удивился я. – И что значит «почти всем»? Вы хотите сказать, что кому-то из гюлистанцев можно играть, а кому-то нельзя?
– Вот именно, – ответил он.
– Но это несправедливо! Что за средневековые привилегии устанавливают ваши правители? – возмутился я. – И как это можно практически осуществить, проверить? У вас что – на лбу написано, кому можно зайти в казино, а кому нельзя?
– Бобби, ваши шутки неуместны, – строго сказал Хариф. – Этому закону уже много лет. И лишь недавно в него были внесены некоторые либеральные поправки в пользу высших классов.
– О каких высших классах вы говорите, Хариф? У вас что – классовое общество?
– По Конституции – гражданское. А по установленным традициям – классовое. В некотором роде. Закон Пирамиды!
– А причем здесь «пирамида»? Опять эта чертова «пирамида»! – уставился я почти с ненавистью на лампу, чахло источавшую желтоватый свет.
– Не кричите так, Бобби, – мягко укорил меня Хариф. – Это неприлично. Я ведь вам давеча пытался все объяснить, но вы не захотели слушать.
– Что вы хотели мне объяснить, черт возьми? – еще больше разозлился я.
– Джоанна была права, – безнадежно вздохнул Хариф. – Вы очень эмоциональны. Почти неврастеник, извините.
Я задохнулся от возмущения.
Никакой я не неврастеник! Просто терпеть не могу, когда меня держат за лапуха!
Но я взял себя в руки, отпил с отвращением глоток остывшего кофе и сказал:
– Хариф, я вижу, вы не успокоитесь, пока не продиктуете мне свои чертовы инструкции. Что ж, я готов выслушать, если у вас так чешется. Могу даже записать, если для вас это так важно.
– Это важно для нас обоих, Бобби! А записывать ничего не надо.
– Давайте, давайте! Я слушаю! Только, пожалуйста, коротко и конкретно. Без всяких там страшилок.
Хариф помолчал, пристально разглядывая меня, ожидая, очевидно, когда я успокоюсь и проникнусь должным вниманием, а потом сказал:
– Бобби, посмотрите на меня внимательно. Вы не находите ничего необычного в моем гардеробе?
Сказав это, он невозмутимо закурил и откинулся в кресле под моим оторопелым взглядом.
В следующий миг я невольно пробежался взглядом по его дешевому шмотью. Хотя, что его было разглядывать? Этот тип уже полдня болтался передо мной в одном и том же мешковатом светло-сером костюме с серебристыми блестками и в белой рубашке с синими вертикальными полосочками.
– Внимательно, Бобби, внимательно. Это такая маленькая штучка.
– Я ничего не вижу, кроме вашей самодовольной улыбки! – нервно выпалил я.
– Вы ничего не замечаете, потому что не знаете, на что именно надо обращать внимание, – сказал примирительно Хариф. – В этом и проблема!
– Опять «проблема»?! – взвился я.
Он меня уже достал, этот индюк. Я почти решил встать и уйти. Да пошел он со своими загадками! Найду себе другого гида – не такого напыщенного болвана!
– Вот! Вот на что надо смотреть! – придвинулся вдруг Хариф, тыкая своим толстым пальцем в какой-то крошечный значок на лацкане пиджака.
– И что это? – недоверчиво спросил я, но и сам придвинулся, чтобы рассмотреть. – Университетский значок? Или вы член какого-то тайного общества?
– Это – все, Бобби! Все, что вам надо знать о гюлистанце, чтобы понять, как себя с ним вести! – сказал он торжественно.
– Это? Дайте-ка посмотреть, – заинтересовался я.
– Только не уколитесь, – сказал Хариф и вытянул из материи значок, который оказался насаженным на иглу.
– Похоже на какой-то цветок, – сказал я, вертя у самого носа невзрачную вещицу, выполненную из дешевого металла. – Так что это за штучка?
– Не важно, на что похожа эта штучка. Важно – какого она цвета!
– Она зеленая. И что?
– Вот об это нам и необходимо с вами поговорить – о цветах Радуги! О цветах Пирамиды! О мудром устройстве нашего государства, о соподчиненных слоях нашего общества, каждый из которых выполняет предписанные ему государством обязанности и имеет соответствующие права! – выдал пламенное резюме Хариф, забрав из моих рук значок и церемонно воткнув на прежнее место.
– Так все дело в цвете? Каждый класс вашего общества символизирован в определенном цвете радуги? – предположил я неуверенно.
– Именно так!
– И вы все должны носить такие значки? Но я ни на ком, кроме вас, не замечал такого значка! – сказал я, невольно завертев головой.
– Вы и на мне его не замечали, пока я не ткнул вас носом, – усмехнулся победительно Хариф.
– Но откуда я мог знать, что этот невзрачный значок может что-то означать? И что мне в таком случае искать на других, чтобы определить, кто они?
– Цвета, Бобби. Цвета Радуги! Это может быть что угодно. Какой-нибудь аксессуар одежды, украшение – значок, кулон, сережки, «бабочка»!.. Кстати, о «бабочках». Вы заметили, какого цвета «бабочки» у персонала гостиницы?
Я ненадолго задумался, пытаясь припомнить.
– Фиолетовые?
– Совершенно верно!
– Уж не хотите ли вы сказать, что эти фиолетовые «бабочки» тоже – опознавательный знак?
– Именно!
– Никогда бы не подумал! – изумился я искренно.
– Так и должно быть! Гюлистанцам предписано разнообразить эти знаки. Ведь представьте, если бы мы все носили что-то одинаковое на себе? Скажем, повязки на руках, или звезды на груди, как метили фашисты евреев. Иностранцы сразу бы заинтересовались – что это мы все носим? И начали бы задавать вопросы. А нам это ни к чему – у нас, по Конституции, демократия!
– Хороша демократия, – не удержался я. – Но ведь это неудобно, Хариф!
– Что – неудобно?
– Разнообразие! Вам должно быть неудобно каждый раз выискивать на всяком встречном эти самые разноцветные знаки!
– А нам этого и не надо, – хитро улыбнулся мой гид. – Мы и без специальных знаков почти всегда можем определить, кто из нас к какому сословию принадлежит.
– Это как же?
– По его профессиональному и материальному статусу. Что тут непонятного? По району, в котором он живет. По тому, как одевается, какая у него машина. Это очень просто. Вот, к примеру, все тот же низший персонал гостиниц. Они все «фиолетовые». Так же, как к сословию «фиолетовых» относятся практически все рабочие, мелкие служащие, прислуга, продавцы в магазинах. В общем, всякая мелкота. Они все почти – Дети Государства.
– «Дети Государства»?
– Я потом вам объясню, что это означает. Главное для нас сейчас, чтобы вы поняли: надо вести себя осмотрительно с гюлистанцами, раз уж вы такой… общительный.
– Вы меня озадачили, Хариф, – признался я, неповоротливо обдумывая странную информацию. – Все это так необычно. Я даже вам не совсем верю, извините. У меня как-то не укладывается в голове эта дикость.
– Это совсем не дикость, мистер Ганн! – голос Харифа снова посуровел. – Вы ведь еще ничего и не знаете, я вам ничего почти и не рассказал, а сразу делаете скоропалительные и обидные выводы. Вот когда я вам все расскажу и объясню, тогда вы и сами, – я уверен! – поймете всю мудрую и, я бы даже сказал, философски гуманную суть устройства нашего общества. Эта оригинальная, не имеющая аналогов в мире, социальная модель весьма эффективна, уверяю вас, в части управления государством и преумножения его мощи во благо всем членам общества, к какому бы сословию они не относились. Она, наконец, справедлива. И, что я могу сказать с особой гордостью, она честна, в отличие от ваших западных обществ, которые, если говорить откровенно, устроены почти так же, но ханжески скрывают свою тоталитарную сущность за ослепительным фасадом демократии!
– Что вы несете? Как вы можете сравнивать? – неприятно изумился я.
– Могу! Я прожил целых семь лет в Европе.
– Ладно, ладно. Я не собираюсь ввязываться с вами в политические споры. Возможно, я чего-то не знаю, чего-то не понимаю. Так расскажите мне это подробно. Меня это весьма заинтересовало.
Хариф в очередной раз глянул на свои шикарные часы.
– Время к полуночи, мистер Ганн. Давайте отложим разговор до завтра? Чтобы объяснить все в подробностях, необходимо время, которым ни вы, ни я в данный момент не располагаем. Вам надо отдохнуть.
– Да к черту отдых! – отмахнулся я. – Вы меня не на шутку заинтриговали! Давайте поднимемся ко мне в номер, закажем чего-нибудь выпить, и вы мне все расскажите?
– Нет, мистер Ганн. Завтра. Я и сам устал, – не соблазнился толстяк.
– Это не честно!
Но он уже встал.
– Извините, не могу. Меня ждут. Во сколько завтра заехать?
– Да когда хотите, – огрызнулся я раздосадовано. – Попозже.
– В десять?
– Можно в десять.
Хариф протянул руку, которую я неохотно принял.
– Очень приятно было с вами познакомиться, мистер Ганн, – сказал он неожиданно официальным любезным голосом. – Надеюсь, вы останетесь довольны пребыванием в нашей стране. Можете во всем на меня рассчитывать. До встречи!
И он пошел к воротам, на ходу застегивая пуговицы своего мятого пиджака.
А я сразу почувствовал себя вроде как брошенным сиротой. Мне стало как-то неуютно и даже чуть тревожно одному. Так что, если этот Хариф хотел припугнуть меня и заставить вести тихо и скромно, то у него это здорово получилось.
Когда я подошел к лифту, из раскрытых дверей ресторана бесшабашно выплескивались в холл залихватские аккорды разнузданно-канканной музыки. Но я лишь поморщился – мне хотелось только одного: быстрее подняться в номер, запереться на ключ и сунуть голову под одеяло.
2
Пирамида
Все животные равны, но некоторые равнее других.
Оруэлл
1
Проснулся я рано, но долго лежал с закрытыми глазами.
Никакого радостного оживления, что почти всегда испытаешь, просыпаясь в гостиничном номере незнакомой страны в предвкушении новых впечатлений, не наблюдалось – лишь смутное беспокойство, переходящее в нарастающий страх.
Помню, в Конго, я уже испытывал подобное чувство. Это было во время охоты на львов. Мы шли сквозь редкую рощу акаций в сопровождении нескольких поводырей. Шли уже довольно долго. Было жарко, я устал нести тяжелое ружье и плелся в хвосте группы, рядом с пожилым худощавым проводником, которого звали Абдуль. И я вдруг обратил внимание, что в руке у него одна только сучковатая палка, которой он пользовался как посохом. Никакого оружия, даже ножа за поясом.
– Абдуль, – спросил я, – а почему у вас нет оружия?
– А зачем оно мне? – удивился он.
– А если на нас нападут львы?
– Львы не нападают на людей. Если только подойти совсем близко и разозлить их сильно.
– А вдруг?
Абдуль усмехнулся.
– Если львы нападут, ружье вам не поможет. Они нападают сразу всей стаей и очень быстро бегают.
