VIP

– Письма от Лежнёва. Он должен был отреагировать на араба. Не отреагировал. Значит, не смог. Он же ранен, потерял много крови. Отлеживается где-то в Марселе. Понимает, что его ищут.

– Или уже арестовали?

– Нет, я бы знал. Французская полиция такая же, как наша. Если не задержали по горячим следам, дело затянется неизвестно на сколько.

– Давай-ка всё по порядку, – попросил Панкратов. – Сварить тебе кофе?

– Не откажусь.

Пока он хозяйничал на кухне, Игорь думал, о чём нужно рассказать Панкратову, а о чём не стоит. Решил, что о том, как он оказался в одной камере с арабом, говорить не следует. Панкратов человек старой закалки, не поймёт. Или поймёт неправильно. Инспектор Фернан по дружбе посадил его на ночь к арабу. Вот и всё. А об остальном можно.

Панкратов слушал, не перебивая, он умел слушать. Когда Игорь закончил и взялся за остывающий кофе, немного подумал и уверенно сказал:

– Это она.

– Не она, – возразил Игорь. – Я тоже сначала решил, что она. Это в ночлежках можно назваться кем хочешь. А в дорогих отелях обязательно требуют паспорт. Ирэн де Бюссе не может быть Ириной Керженцевой.

– Может. В своё время я наводил справки. Граф Жан Батист де Бюссе – её первый муж, дипломат. Она тогда получила французское гражданство и паспорт на это имя. Наши законы двойное гражданство не запрещают. Не поощряют, но и не запрещают.

– Но они давно развелись.

– А паспорт она сохранила. Интерпол может сколько угодно искать Керженцеву и никогда не найдёт.

– В Риме же её арестовали, – напомнил Игорь. – Она была Керженцевой.

– Не прочувствовала ситуацию. Или не знала, что её ищут. Сейчас знает. В ордер Интерпола нужно внести Ирэн де Бюсси. Сделаешь?

Игорь даже поёжился, представив, как он будет обосновывать генерал-лейтенанту Сибирцеву это предложение. Придётся доложить о том, о чём докладывать очень не хотелось. Начальник Интерпола терпеть не мог самодеятельности. Сама поездка капитана Касаева в Марсель, им не санкционированная, вызовет его раздражение. И не отболтаешься тем, что летал туда для собственного удовольствия. «Ладно, как-нибудь выкручусь», – подумал Игорь и кивнул:

– Сделаю.

– Недаром ты съездил, – обобщил Панкратов. – Теперь мы твёрдо знаем, кто стоит за нападением на Лежнёва. От этого и будем танцевать.

– Надо же, я разошёлся с ней всего на один день! – подосадовал Игорь. – Почему она так поспешно уехала?

– Вероятно, узнала, что покушение не удалось.

– Откуда?

– Может, прочитала в газете. В городских газетах печатают криминальную хронику. Ладно, давай подумаем, как нам быть с Лежнёвым. У него-то нет ни малейших сомнений, кто навёл на него араба. Что он сделает, когда отлежится?

– Попытается её достать, – предположил Игорь. – И выкатить счёт.

– Как? Где она живёт, он не знает. Под каким именем, не знает. На его мейлы она не отвечала. А сейчас тем более не ответит. У него только один способ связаться с ней, вот этот, – кивнул Панкратов на ноутбук Сергея Старостина. – Но нам нет резона ждать, когда он оклемается. Попробуем ускорить события.

– Как?

– Узнаешь. Налей себе ещё кофе и не отвлекай меня минут двадцать.

Панкратов устроился за столом, положил перед собой лист бумаги и проверил, пишет ли шариковая ручка.

– Михаил Юрьевич, есть же комп! – удивился Игорь.

– Я привык по старинке. Не мешай.

Панкратов трудился над текстом старательно, как школьник. Зачеркивал фразы, вписывал другие. Перечитывал, снова поправлял. Наконец подсунул листок Игорю.

– Читай. Почерк у меня разборчивый.

Игорь прочитал:

«Поль, Ирэн узнала из марсельской вечерней газеты о неприятном происшествии с тобой. Она надеется, что ранение несерьезное и ты вскоре поправишься. У тебя может возникнуть мысль, что она имеет к нападению араба какое-то отношение. Это не так, произошло случайное стечение обстоятельств. Она помнит о своём долге и намерена вернуть тебе двести тысяч евро в ближайшее время, но не знает, каким образом это сделать. Если у тебя есть какие-то соображения по этому поводу, сообщи мне, а я передам ей. Серж».

– И вы думаете, что он поверит, что это написал Сергей? – спросил Игорь. – Михаил Юрьевич, молодежь так не пишет. Так пишут интеллигенты-филологи.

– Ты хочешь сказать – старпёры?

– Это сказали вы.

– Ну и нахал ты, Касаев. Никакого уважения к старшим. Ладно, садись на моё место и бери ручку. А я посмотрю, как пишет молодёжь.

Игорь справился с работой минут за полчаса. У него всё время было неприятное, царапающее чувство от того, что он пишет от лица погибшего друга. Будто с того света. Но он его отгонял. Так нужно. Письмо в его редакции получилось таким:

«Чувак, до нас дошёл слух, что ты попал в передрягу. А нечего таскаться по подозрительным барам. Ирэн готова вернуть тебе бабки, все двести штук. Как, чтобы не засветиться? Порадую тебя. Верховный суд отменил оправдательный приговор, ордер Интерпола на тебя продолжает действовать. Чао, чувак. Серж. А за малыша ты когда-нибудь получишь по морде».

– Зачем про малыша? – спросил Панкратов, внимательно прочитав текст.

– Чтобы он поверил, что писал Сергей. Об этом знал только он.

– Как по-французски будет «чувак»?

– Понятия не имею, во французским жаргоне я не копенгаген. Давайте поставим «мэн».

– Уверен, что нужно про Верховный суд?

– Он и так знает. Или узнает на сайте суда. Сейчас это не проблема для тех, кто интересуется. А он очень интересуется. Ну, годится?

– Лучше, чем у меня, – признал Панкратов. – Ладно, переводи.

Ещё через полчаса французский текст появился на мониторе.

– Отправляю?

– Отправляй.

Игорь вывел курсор на «Доставить» и щелкнул мышью. Через несколько секунд письмо достигло рыбацкого посёлка в восьмидесяти километрах от Марселя, где после ранения отлеживался Павел Лежнёв.

IX

Только чудо спасло Лежнёва от смерти. И мгновенная реакция пилота Формулы-1, которая сохранилась, хотя он не садился за руль болида почти десять лет. Он не знал, что заставило его оглянуться. Нож араба вошел не в печень, а рассек мышцы спины. Не успев еще ничего почувствовать, Павел врезал ему в глаз и только тогда схватился за рану. Боль обожгла, сквозь пальцы хлестала кровь. К нему кинулась какая-то молодая пара. Парень сорвал с себя футболку и пытался заткнуть рану, девушка звонила по 911. В машине скорой помощи Павел потерял сознание, очнулся в больнице.

– Тебе повезло, парень, – сказал хирург. – На пять сантиметров правее и тебя отвезли бы в морг. Сестра, укол обезболивающего и снотворного. Пусть спит.

Утром в палату пришел коренастый полицейский инспектор, записал показания. Лежнёв ничего не скрывал, что ему было скрывать? Вышел из бара, остановился закурить, что-то заставило обернуться. Нападавшего не разглядел. Вроде бы молодой, смуглый. Никогда раньше его не видел.

– Его приметы у нас есть, – сказал инспектор. – Найдём.

Он переписал фамилию Павла с его водительского удостоверения. А вот это Лежнёву не понравилось. Он знал, что объявлен в международный розыск. В пансионате в припортовом квартале он назвался Полем Леже, настоящее имя старался не засвечивать. Черт его знает, насколько оперативно работает Интерпол, но рисковать не стоило. Дождавшись ухода полицейского, он как был, в больничной пижаме, вышел из палаты, на служебном лифте спустился вниз. На улице остановил такси и назвал адрес пансионата. В машине старался не шевелиться. Действие обезболивающего кончилось, от каждого движения будто снова резало ножом. В номере переоделся, собрал вещи. Их было немного – лэптоп, рубашки, кое-что из белья.

Его машина стояла на парковке пансионата. Машина была классная, спорткар «Fiat Grande Punto» цвета светлый металлик. Он купил её, когда вернулся из России и перевел с Кипра 800 тысяч евро. Впервые в жизни он чувствовал себя богатым, мог позволить себе всё – дорогие машины, дорогую одежду, дорогих женщин.

Но машину забирать не стоило. С раной трудно вести, да и могут проследить тачку, слишком приметная. Он вызвал такси, доехал до квартала Прадо, пересел в другую машину, на северной окраине города снова сменил такси и приказал ехать по автодороге А55. Километров через восемьдесят мелькнул указатель: «Сен-де-Пре, 27 км».

– Что это за Сен-де-Пре? – спросил Лежнёв.

– Рыбацкий посёлок, месье.

– Сворачивайте.

– Там же ничего нет, – удивился таксист.

– Мне ничего и не надо.

На поселковой почте Лежнёв узнал, кто сдаёт жилье, и через час облегченно улегся на кровать в просторной комнате с окном на море. Дом принадлежал неразговорчивому пенсионеру, бывшему капитану рыболовного сейнера. Его восьмилетний внук сбегал за поселковым врачом. Тот снял повязку, осмотрел рану и сказал то же, что и хирург в больнице Hôtel-Dieu de Marseille:

– Вам повезло, месье. Чуть правее, и никто бы вам не помог. Болит?

– Есть немного.

– Потерпите, сейчас пройдет.

Он промыл рану, сменил повязку, вколол промедол.

– Постарайтесь поменьше двигаться. На днях рану зашьём, через пару недель будете, как новый. Ваше имя, месье?

– Поль.

– Фамилия?

– Зачем вам фамилия?

– Нужно сообщить в полицию. Серьезное ножевое ранение. Такой порядок.

– Без этого не обойтись? – спросил Лежнёв, вкладывая в руку доктора банкноту в 500 евро. – Какая там рана! Так, царапина. Стоит ли беспокоить полицию?

Доктор был молодой, практика в небогатом поселке небольшая, 500 евро для него были деньги.

– Пожалуй что и не стоит, – подумав, согласился он. – Вот если бы огнестрельная рана…

Лекарство подействовало, боль ушла. На смену ей пришла лютая, опаляющая злоба, от которой раздувались ноздри и до скрежета сжимались зубы. Ну, сука! Ну, тварь! Ты за это заплатишь!

Он включил лэптоп и быстро набрал:

«В Генеральную прокуратуру России…»

Ему было о чём рассказать московским прокурорам.

X

Дед Павла Лежнёва, воевавший в Добровольческой армии генерала Врангеля, последний раз видел русские берега в ноябре 1920 года с борта одного из судов, на которых бежали от захвативших Крым большевиков остатки белогвардейских частей и гражданские с до смерти перепуганными домочадцами. Но до конца жизни он считал себя русским патриотом, активно работал в Русском общевойсковом союзе, в семье говорили только по-русски, детей учили русскому языку, читали русские книги.

Отец Павла окончил в Париже военное училище, во время оккупации Франции немцами умело воевал в маки, за что был награжден орденом Почетного легиона. Он и сына хотел определить по военной части, но Павел решительно воспротивился. Он с детства увлекался машинами, сам ремонтировал «пежо» отца. В семнадцать лет устроился учеником автослесаря в гараж «Рено», уже через три года ему доверяли регулировку двигателей, а потом и обкатку болидов. Один из тренеров команды заметил бесстрашие и молниеносную реакцию Павла и начал готовить из него гонщика. И вот наконец свершилось то, о чём он не смел мечтать: трасса Хьюсден-Зольдер, Гран-при Бельгии, будоражащий кровь рёв болидов, стремительно летящая лента зрителей на трибунах. Десятое место. Для молодого гонщика огромный успех. У лидера команды Фернандо Алонсо обозначился соперник.

С профессиональной карьерой было всё хорошо. Плохо было с другим – не было денег. Не то чтобы совсем не было, но не хватало, чтобы жить так, как должен жить пилот Формулы-1. После гонок товарищи по команде разъезжались по домам на «ягуарах» и «мерседесах», а он садился в старый «пежо» отца. Это было унизительно. Унизительно было брать деньги у Люсьены Дюруа, бездетной вдовы богатого лавочника, на склоне лет пустившейся во все тяжкие. Она очень боялась, что молодой любовник её бросит, и составила завещание в его пользу, чтобы привязать его к себе. Но до её денег еще нужно было дожить, как и до гонораров Алонсо. А деньги были нужны сегодня, сейчас.

Идею, которая родилась у него, когда он проезжал по загородному шоссе мимо дорожной техники, Павел воплотил в жизнь с хирургической точностью, не задумываясь о дальних последствиях, как не задумывается о них всецело захваченный одной своей мыслью подросток. Люсьена охотно приняла приглашение покататься по пустынным ночным шоссе. В заранее намеченном месте Павел вывернул руль, «феррари» на скорости в сто километров врезалась в асфальтовый каток. Люсьену, не пристегнутую ремнем безопасности, чтобы не помять платье, выбросило через лобовое стекло и расплющило о железо. От удара Павел разбил голову о переднюю стойку, но сознания не потерял. Извлек из-под сиденья фляжку «Мартеля», влил в себя сколько смог и отшвырнул фляжку далеко в сторону. Но оказалось, что недостаточно далеко. Её нашел полицейский, экспертиза обнаружила на ней отпечатки его пальцев, прокуратура выдвинула обвинение в предумышленном убийстве. Суд не счёл обвинение доказанным, Павлу дали два года тюрьмы, а Международная федерация автогонщиков приняла решение о его пожизненной дисквалификации.

Только теперь Павел понял, во что загнал себя по своему недомыслию. Жирный крест на карьере гонщика. Крест на всем. Наследство Люсьены оказалось совсем не таким большим, как она намекала. Едва хватило на то, чтобы купить бензозаправку в рабочем квартале Парижа и оборудовать при ней небольшой автосервис. Двадцать литров, месье? Подкачать шины? Сменить масло? Проверить сход-развал? Будет сделано, месье. Так и жил. Никакого просвета впереди. Иногда по вечерам оставлял заправку на помощника-турка и ехал на Монмартр. Там всегда было полно роскошных женщин. Но познакомиться не удавалось, в нём уже сидел комплекс неудачника, а женщины это хорошо чувствуют. Приходилось довольствоваться дешевыми шлюхами.

Однажды, это было три года назад, у колонки с бензином «Премиум» остановилась новенькая «Мазда CX-5», Сидевшая за рулем молодая блондинка в темных очках и зеленой шелковой косынке, повязанной наподобие банданы, бросила:

– Полный бак.

Павел заправил машину.

– Сорок шесть евро, мадмуазель.

– Мадам, – поправила она, протягивая купюру в 50 евро. – Сдачи не нужно.

– Мерси, мадам. Счастливого пути.

Но она не уезжала, внимательно рассматривала его, потом сняла очки. Павла словно бы обожгло пронзительной зеленью её глаз, в груди защемило от странной тоски по чему-то, чего уже никогда не будет.

– Ваше лицо кажется мне знакомым. Где я могла вас видеть? – спросила она.

– Нигде, мадам. Такие дамы на таких машинах не заезжают в наш квартал.

– Нет, видела. У меня хорошая память на лица. Господи, да вы же счастливчик Поль! Третье место в Клермон-Ферране, Гран-при Франции. Так о вас писали в газетах. Вы обошли самого Шумахера!

– Ему не повезло, подвела резина. Мадам интересуется гонками?

– Вообще-то нет, привез муж. Мне очень понравилось. Рев моторов, толпа, какая-то мощная энергетика. Так вы Поль Леже? Что вы тут делаете?

– Работаю, мадам.

– Но вы же… Ну да, помню, какая-то неприятная история. Не боитесь браться за руль?

– Почему я должен бояться? – не понял Павел.

– Бывает. Комплекс. Садитесь на моё место, отвезите меня домой.

– Вот так, в спецовке?

– Я же не в ресторан приглашаю. Хочу посмотреть, не потерял ли ты форму, – неожиданно перешла она на «ты». – Меня зовут Ирэн.

Он оставил хозяйство на турка, с удовольствием погрузился в анатомическое кресло. Очень давно он не ездил в таких машинах с такими женщинами.

– На Елисейские поля, – распорядилась Ирэн.

В подземном гараже вызвала лифт, предложила:

– Поднимемся ко мне в студию, есть разговор.

То, что она назвала студией, находилось в мансарде старого капитального дома. Просторная, богато обставленная гостиная с белыми кожаными креслами и диванами, еще какие-то комнаты. Но будто бы в студии не жили: пыль на полировке мебели, засохшие цветы в кашпо.

– Мадам здесь не часто бывает? – полюбопытствовал Павел.

– Когда приезжаю в Париж. А живу в Москве. Что будешь пить? Впрочем, что я спрашиваю? – На столе появилась литровая бутыль коньяка «Мартель Кордон Блю». – Ты же любишь «Мартель»?

Павел насторожился. Откуда она знает про «Мартель», фляжка которого едва не погубила его?

– Ну-ну, не смущайся, – усмехнулась Ирэн и продолжала по-русски. – В то время я была замужем за французским дипломатом, жила в Париже и читала газеты. Будь здоров, Паша!

От неожиданности Павел поперхнулся «Мартелем». Откашлявшись, тоже перешел на русский, чувствуя себя так, будто переоделся в новую необношенную одежду:

– Я сразу понял, что вы не француженка. Русский акцент неистребим.

– Сколько ты в месяц зарабатываешь на заправке? Только не надо, что вопрос неприличный, мы говорим о деле.

– Когда как. Тысячи по полторы евро. Иногда две, как повезет.

– Будешь получать три. Моему мужу нужен хороший водитель. Ты подходишь.

– В Москве?

– В Москве.

– Но я совсем не знаю Москву, никогда там не был.

– Есть навигатор. И у него всего пять-шесть маршрутов, разберешься.

– А где я буду жить? Московские отели, я слышал, дорогие.

– Снимем тебе квартиру, за счёт фирмы.

– Очень неожиданное предложение. Могу я подумать?

– Можешь. Минуты три. Хватит?

– Согласен, – решился Павел.

Месяца через полтора он получил рабочую визу и вылетел в Москву. Ему понравилась московская жизнь. Машина была первоклассная, «Мерседес S 500 L», хозяин не доставал разговорами, за день иногда обходился всего несколькими фразами, денег хватало и на ночные клубы, и на женщин. Ирэн он видел нечасто, только когда она ехала с мужем. Она держалась с подчеркнутым безразличием, лишь изредка Павел ловил её испытывающие взгляды. Он чувствовал, что долго так продолжаться не будет, и оказался прав.

Однажды рано утром она приехала в его однокомнатную квартиру на Патриарших прудах, велела выпроводить подружку, которую он прошлой ночью закадрил в баре на Тверской, неодобрительно осмотрела стол с початыми бутылками шампанского и армянского коньяка.

– Много пьёшь, Паша. Завязывай, тебе нужно быть в форме. Ты изучил привычки мужа. Он всегда ездит на переднем сиденье и никогда не пристегивается. Так?

– Так, – подтвердил Павел.

– Ты уже понял, что нужно сделать?..

Три дня потратил Лежнёв на составление заявления в Генеральную прокуратуру России. Писал по-русски, хоть и путался в грамматике. Ничего, разберутся. Море за окном накатывалось на берег, шелестело галькой, у причала посёлка раскачивались мачты рыбацких фелюг. Иногда боль заставляла прерываться, он нетерпеливо ждал врача. Тот делал укол, боль отступала.

Наконец работа была закончена. Он перечитал заявление и остался доволен. Теперь тебе, тварь, не выкрутиться. Не без труда нашел в Интернете электронный адрес Генпрокуратуры, ввёл его в строку «кому». В строке «тема» не без злорадства написал: «чистосердечное признание». Письмо было готово к отправке. Он уже был готов дать команду «доставить», но в этот момент лэптоп звякнул и во «входящих» появилось новое сообщение.

Лежнёв прочитал:

«Мэн, до нас дошёл слух, что ты попал в передрягу. А нечего таскаться по подозрительным барам. Ирэн готова вернуть тебе бабки, все двести штук…»

XI

Игорю Касаеву не пришлось долго раздумывать над тем, как убедить генерал-лейтенанта Сибирцева добавить в ордер на арест Ирины Керженцевой её второе имя и при этом не рассказать, при каких обстоятельствах об этом стало известно. На другой день после его возращения из Марселя к нему в кабинет заглянула секретарша начальника Интерпола Зиночка и сообщила:

– Вызывает на ковёр. Он весь, как Божия гроза. Что ты натворил, Касаев?

– Ничего такого, что вызвало бы гнев начальства, – ответил Игорь.

– Ты только не спорь. Он выкричится и остынет.

– Разве я похож на человека, который спорит с начальством?

– Смотри, я тебя предупредила, – сказала Зиночка и процокала каблучками к себе в приемную.

Она была из милицейской семьи, заочно училась в юридическом институте и была горячей патриоткой Интерпола, радовалась успехам и огорчалась неудачам НЦБ в целом и отдельных сотрудников. При том что личико её в обрамлении белокурых кудряшек было очень симпатичным, а фигурка девичьей, стройной, никто из молодых офицеров, не очень стесненных моральными нормами, даже не пытался подбивать к ней клинья. Она было хорошим товарищем и только. Так сложилось, что саму Зиночку иногда огорчало. Но свой образ она создала сама и была обречена ему соответствовать.

Игорь закрыл программу, с которой работал, и отправился на ковёр.

– Приглашали, Владимир Сергеевич?

– Вызывал! – буркнул Сибирцев. – Садись и докладывай, за каким чертом тебя понесло в Марсель.

– Хотел посмотреть замок Иф, – попытался отболтаться Игорь. – Тот, где сидел Дантес. Из «Графа Монте-Кристо». Я столько о нём читал.

– Посмотрел?

– Не успел.

– А я тебе скажу почему. Потому что попал в кутузку и был выдворен из города!

– Это что, по радио передавали? – удивился Игорь.

– По телевизору! В специальном выпуске Си-Эн-Эн! Вот, читай!

Сибирцев перебросил по столу факс. Он был на французском. Помощник комиссара главного полицейского управления Марселя ставил в известность начальника Российского НЦБ о неподобающем поведении оперуполномоченного Интерпола месье Касаева, который устроил пьяный дебош в баре Le Grand Marin, за что был арестован и провёл ночь в тюрьме Сент-Анн. Не желая омрачать этим прискорбным инцидентом взаимоотношения между полициями наших стран, было решено обвинений месье Касаеву не предъявлять и отправить его в Москву первым же самолётом.

Телега – вот как это называлось во все времена.

– Так и было? – спросил Сибирцев, когда Игорь дочитал факс.

– Так и было.

– Ты же не пьешь, Касаев, никогда этого за тобой не замечалось.

– Иногда пью, под настроение.

– Что ты пил?

– Марсельское Пино Гри.

– Это сухое вино, – проявил Сибирцев осведомленность в этом специфическом вопросе. – Сколько же его нужно выпить, чтобы набраться?

– Мне хватило бутылки. На двоих, – чтобы быть точным, добавил Игорь. – Вторым был инспектор Фернан, он меня и арестовал.

– И что прикажешь ответить помощнику комиссара марсельской полиции?

Игорь пожал плечами.

– А то сами не знаете. Что вы провели со мной серьезную воспитательную работу. Я всё осознал.

– Как-то легко ты к этому относишься! За такие дела раньше исключали из партии и выгоняли с работы! Знаешь, что меня останавливает? Придётся объяснять в приказе, за что я тебя увольняю. Пятно на репутации Интерпола, в МВД мы станем посмешищем.

– Подать рапорт? – спросил Игорь.

– Зачем мне твой рапорт?

– Не нужно будет ничего объяснять.

– Вот что, Касаев, – нахмурился Сибирцев. – Пошутили и хватит. Сейчас ты мне доложишь всё как было. И не пытайся соврать. Начинай!

Пришлось говорить о том, о чём говорить очень не хотелось. Когда Игорь закончил, Сибирцев обеими руками взъерошил стальной ёжик волос и с недоумением проговорил:

– Вот странно. Генеральный секретарь Интерпола господин Рональд Ноубл назвал наше бюро лучшим по итогам года…

– Поздравляю, – вставил Игорь.

– Немцев не назвал, французов не назвал, а нас назвал. Вот я и думаю: почему? Немцы скрупулезно выполняют инструкции от и до, наши не делают что положено, зато делают то, чего делать не обязаны и о чём их никто не просил. Бардак? Да. Самодеятельность? Да. Но вот поди ж, мы лучшие!.. Я смотрю, Касаев, это история достала тебя до самых печенок?

– Сергей был моим другом, я вам об этом уже говорил.

– Помню, – кивнул Сибирцев. – Дамочка-то очень непроста. Графиня де Бюсси, говоришь? В ордер Интерпола эта фамилия внесена?

– Еще нет.

– А чего ты ждёшь?

– Вашей санкции.

– Считай, что ты её получил. Подготовь письмо в Лион, я подпишу. Работай, Касаев. Только постарайся в рамках закона. Понимаю, что это трудно, но ты все-таки постарайся.

– Жив? – спросила Зиночка, когда Игорь вышел из кабинета. – Тебе звонил какой-то Панкратов, ты ему очень нужен.

Вернувшись к себе, он сразу взялся за телефон.

– Михаил Юрьевич, что-то случилось?

– Когда ты заканчиваешь?

– В шесть.

– Давай сразу ко мне. Пришёл мейл от Лежнёва. По-французски. Я смотрю на него и очень сожалею о пробелах в своём образовании.

Лежнёв написал:

«Двести штук? Шутишь, малыш. Четыреста. Передай этой суке, что за ошибки нужно платить. И пусть скажет спасибо, что я не объявил лимон».

XII

– А в самом деле, почему он не объявил миллион? – поинтересовался Панкратов.

– Не рискнул, – предположил Игорь. – Побоялся, что она подошлет к нему профессиональных убийц. От них не отмахнёшься, как от араба.

– Где она во Франции найдёт профи? Их и в России сейчас не так просто найти.

– Если захочет, найдёт. Были бы деньги, а они у неё есть. В Европе сейчас полно разного сброда. Из Алжира, из Морокко. Даже в Марселе есть кварталы, куда туристам заходить не рекомендуется.