36 улиц

Линь курила, по-прежнему прижимая к виску лед, и смотрела на то, как по потолку течет вода. Слушала хруст ломающихся в пальцах Бао семечек; стук игральных костей и кружек с пивом на столах в соседнем помещении убаюкал ее, вернув к тому первому разу.

Глава 03

Девятнадцать лет, пьяная, потерявшаяся. Языка не знает, слишком перепуганная, чтобы спросить, где она, на такси денег нет. Все до последнего доллары потрачены на свежее пиво. Пустой желудок, сожалеющий о том, что она не купила немного жареных соевых бобов. Вареного арахиса. Хоть чего-нибудь.

Мощеный переулок, со всех сторон стены, Старый Квартал. Посетители биа-хой, которую она только что покинула, проводили ее взглядами, угрюмую, с красными глазами. Жара, хуже, чем обычно, невыносимая, несмотря на поздний час, духота. Нервы у всех на взводе, последствия устроенной китайцами на прошлой неделе облавы. Призматическая граната, брошенная в дорогой ресторан, популярный среди китайских военных: два убитых офицера, два убитых официанта, десяток раненых. Не самое громкое нападение, вот только одним из убитых офицеров был генерал. Поэтому прошли облавы и аресты, появились трупы молодых мужчин и молодых женщин, которых подвергли страшным пыткам, а затем вывесили на всеобщее обозрение. Всюду осведомители, всюду Вьетминь, никому нельзя верить, ни с кем нельзя говорить откровенно.

Пошатываясь, она двинулась по переулку. Этот район назывался «Тридцать шесть улиц». Возможно, когда-то улиц действительно было тридцать шесть, до того, как был построен Старый Квартал. Тридцать шесть улиц для тридцати шести гильдий ремесленников, существовавших здесь семьсот лет назад: ткачей, изготовлявших шелковые ткани, ювелиров, работавших с серебром, столяров, работавших с деревом и бамбуком, лекарей, готовивших целебные отвары из трав, портных, шивших самую разную одежду.

Что бы ни находилось здесь в прошлом, сейчас это были мириады улочек, переулков, проходных дворов и погруженных в вечный полумрак тупиков, упирающихся в глухие кирпичные стены. Указатели сорваны, чтобы сбить с толку китайцев. Линь заблудилась в этом лабиринте, не зная, как вернуться домой, обратно в ту тесную, пропитанную страхом квартирку, где она жила вместе с Кайли и Фыонг. Она направилась к выходу из переулка, не обращая внимания на проносящиеся мимо стада глиммер-мопедов; оказавшись на улице, она как-нибудь сориентируется. Будет ковылять до тех пор, пока не окажется в каком-нибудь знакомом месте.

– Младшая сестра, куда ты идешь? – В тени мужчины, трое, рядом со своими видавшими виды мопедами. Двое играли во вьетнамские шахматы, третий наблюдал за ними; сейчас все трое смотрели на Линь.

Не обращая на них внимания, та прошла мимо, опустив голову.

– Младшая сестра, присоединяйся к нам, выпей чего-нибудь, – окликнул ее один из мужчин.

Линь оглянулась. Говоривший был с обнаженным торсом, а его приятели закатали рубашки, открывая животы. Тот, что без рубашки, был обрит наголо; в руке он держал бутылку дешевого ржаного виски.

Упали редкие капли дождя, крупные, оставляя пятна размером с ладонь. Плюх – шаг – плюх – шаг – плюх.

Линь ускорила шаг, стремясь оказаться подальше от липкого внимания троицы. Поскользнувшись в лужице, она едва удержала равновесие, тотчас же поскользнулась снова и растянулась на земле.

Мужчины рассмеялись. Линь поморщилась. Смущенная, она постаралась побыстрее встать и опять поскользнулась.

У нее перед лицом появилась рука.

– Давай помогу!

Отстранив протянутую руку, Линь с трудом поднялась на ноги. Только теперь до нее дошло, как же здесь темно – наверное, отключили свет. В оставшейся метрах в тридцати позади биа-хой уже забыли про нее. В нескольких шагах справа перед своим домом сидела старуха. Сморщенная, седые волосы с прямым пробором, смуглая уроженка гор, сидящая на шестидюймовом бамбуковом стульчике, моющая посуду в большом пластмассовом тазу. Она не смотрела на Линь. На этих улицах происходило много такого, что люди предпочитали не видеть.

Линь остро прочувствовала то, в каком она виде. Плечи голые, вся ее одежда – черная безрукавка, джинсы в обтяжку, на ногах резиновые вьетнамки. От жары и жирных капель дождя ткань рубахи прилипла к телу. Бритоголовый мужчина – примерно одного роста с Линь – окинул ее взглядом с ног до головы, задержавшись на груди.

– Оставьте меня в покое! – сказала Линь. По-английски.

Лицо мужчины стало твердым.

– Что ты сказала?

Линь лишь стиснула губы.

– Что ты сказала? – повторил мужчина. – Ты вьетнамка?

То, что было дальше, произошло быстро.

Линь попыталась протиснуться мимо него…

…он ударил ее в живот зажатой в кулаке бутылкой виски…

…она согнулась пополам, и ее вырвало прямо ему на ноги. На босые ноги в пластиковых шлепанцах.

Застонав, Линь схватилась за живот, чувствуя во рту привкус рвоты. Отпрянув назад, мужчина обозвал ее шлюхой.

– Эй! Оставьте ее в покое! – крикнул кто-то. Старуха на пороге своего дома, все-таки решившая увидеть.

– Поешь дерьма, стерва! – бросил ей мужчина.

– Маленький член!

– Ты черная, словно собачье дерьмо!

Пауза, затем гневно:

– Я позову своего сына!

Мужчина без рубашки выхватил из-за пояса нож, лезвие маленькое и зазубренное, и показал его старухе.

– Убирайся к себе домой!

Старуха ничего не сказала.

Мужчина снова махнул ножом.

– Я перережу тебе глотку!

Старуха встала.

– У тебя член как этот нож! Я позову своего сына! – С этими словами она забежала в дом, оставив посуду на асфальте.

Мужчина снова обратил все свое внимание на Линь.

– Жирные губы. Такими хорошо сосать член!

– Аппетитная девчонка! – добавил один из его приятелей.

Другой приятель, безразличный к происходящему, по-прежнему смотрел на доску, обдумывая следующий ход.

Урок, который Линь усвоила еще в юности: если собираешься действовать, отдавайся этому полностью. Никаких полумер.

Она изо всех сил ударила мужчине с голым торсом пястью в нос. Хрустнули кости, мужчина отшатнулся назад, выпавшая из руки бутылка разбилась вдребезги.

Голова Линь резко дернулась вбок. Белая вспышка боли, и она полетела вниз, ободрав ладони о мокрый асфальт.

Бритый наголо снова обозвал ее шлюхой, лягнув ногой в живот. Выпучив глаза, Линь судорожно вскрикнула, катаясь в луже. К первому мужчине присоединился второй. Оглушивший Линь ударом кулака. Линь перекатилась на спину, включился инстинкт, она согнула ноги, готовая резко их выбросить, когда кто-либо из мужчин подойдет слишком близко.

Страх прояснил ее сознание: теперь она видела и слышала своих врагов, чувствовала их запах, следила за тем, как они движутся, обходя ее с двух сторон.

Страх прояснил ее сознание, показав их черные намерения.

Страх, первобытный, животный.

Линь вонзила пятку в яйца тому, который приблизился первым; тот застонал, хватаясь за промежность, и попятился назад. Вместо него показалось изрытое оспой лицо, Линь нанесла удар ногой, мужчина сорвал с нее вьетнамку, стараясь ухватить за ногу, Линь лягнула его снова. Рассмеявшись, мужчина отступил назад. У него кровь на верхней губе и подбородке, нос сломан. И тем не менее он улыбнулся. Сверкнув зубами, наслаждаясь собой. Он шагнул к Линь, и у него в руке сверкнуло лезвие ножа. Линь сдвинулась назад, по-прежнему лежа на спине, но ее голова наткнулась на каменный водосток. Мужчины расположились у ее ног. Вожак с изрытым оспой лицом, с ножом и разбитым носом, его приятель, зажимающий себе пах, третий мужчина по-прежнему оставался поглощен игрой, по-прежнему обдумывал свой следующий ход.

– Лучше бы ты согласилась выпить с нами, – сказал тот, что с обнаженным торсом.

– Вряд ли, поскольку мне пришлось бы понюхать зловоние сточной канавы, исходящее из твоего рта.

– Мы научим тебя вести себя так, как подобает вьетнамке!

– Похоже, я это уже поняла.

Мужчины надвинулись на нее, Линь снова нанесла удар ногой, опять попав второму нападающему в промежность. Тот рухнул навзничь, Линь помимо воли улыбнулась. Трудно побороть чувство удовлетворения от точного попадания пяткой по яйцам, дважды.

Улыбка продержалась у Линь на лице добрых полсекунды. До тех пор, пока тот, что с обнаженным торсом, не всадил в нее свою ногу. Линь вскрикнула, а мужчина уже склонился к ней, с горящими глазами, зажимая ей рот.

Его пальцы вонзились ей в подбородок.

– Ты здесь чужая!

Один его палец случайно приблизился ко рту Линь, та его укусила, чувствуя, как у нее внутри вскипает что-то ликующее и неистовое. Настал черед мужчины вскрикнуть, громко, пронзительно; он попытался выдернуть палец, но Линь лишь укусила сильнее, и ей в рот брызнула кровь. Что-то ударило ей в лицо, но она только крепче стиснула челюсти; мужчина снова ударил ее в лицо, она ударилась затылком об асфальт, и…

…свет ослепил ее. Линь закашлялась, выплевывая кровь и кончик пальца. Освобожденная от веса тела мужчины, она откатилась в сторону и подняла руку, защищаясь от яркого сияния фар мопедов, озарившего переулок.

Силуэты, три.

– Маленький член! – Голос старухи, где-то за головой Линь. – Мой сын здесь!

Трое новоприбывших двинулись по переулку; те двое, что напали на Линь, медленно попятились назад. Свет с противоположной стороны, еще мопеды. Еще люди. Линь поднялась на четвереньки, встала на ноги, выпрямилась во весь рост.

Свет озарил того, кто, вне всякого сомнения, являлся предводителем новоприбывших. Густые седые волосы, свисающая изо рта сигарета, проницательный взгляд, спокойный, немигающий. За ним по пятам следовал смуглый мужчина с выпученными в ярости глазами.

– Дядя Бао, – залепетал тот, у которого лицо было изрыто оспой. – Я не… я не знал… не знал, что вы…

– Пчелиный Улей Хунг, – сказал седовласый, – я тебя знаю. Ты тратишь заработок своей жены на виски и ставки на бокс.

– Приношу свои извинения, дядя…

– Ты мне задолжал десять миллионов триста тысяч донгов. Срок возврата истек три дня назад.

Пчелиный Улей Хунг молча потупился.

– Теперь ты уже должен мне пятнадцать миллионов.

Пчелиный Улей поднял было взгляд, но ничего не сказал.

– Заплатишь тетушке Бе, – продолжал Бао, указывая на старуху, – за нанесенное ей оскорбление.

Пчелиный Улей последовательно скривил губы в две разных фигуры, после чего кивнул и снова потупился.

– А сейчас, – сказал Бао, очень кстати выпуская облачко дыма, – убирайтесь к такой-то матери!

Парочка, напавшая на Линь, не заставила упрашивать себя дважды. Пчелиному Улью Хунгу пришлось изрядно повозиться, заводя свой скутер окровавленной рукой, но наконец это ему все же удалось. Игрок в шахматы, вздохнув, помог своему бледному приятелю, все еще зажимающему пах, сесть сзади на его мопед, и они скрылись следом.

Бао подошел к Линь. Та не двинулась с места, стиснув кулаки.

Он смерил ее взглядом с головы до ног. Один глаз у Линь заплыл. Адреналин схлынул, и у нее затряслись ноги.

Бао выждал несколько мгновений дольше необходимого, затем наконец сказал:

– Ты сестра Фыонг. Та, которая плохая.

– Откуда вы… – начала было Линь и осеклась. Было в этом человеке что-то такое, от чего в его присутствии умолкали досужие разговоры. Как сказал бы какой-нибудь австралиец – фильтр, отсеивающий ерунду. На самом деле что-то даже еще более сильное, что просто подавляло всю ерунду в зародыше. Его глаза, эти глаза – они были очень выразительные. И они не сулили никакого компромисса.

Какое-то время Бао и Линь стояли молча; он думал и наконец решил, что хочет заговорить снова.

– Первым делом, – сказал Бао, – нужно научить тебя драться.

Глава 04

Губы у нее пересохли. Она расправила плечи. Что-то прилипло ей к щеке. Ее рука нащупала семечку, еще несколько лежали у нее на коленях.

– Мать вашу, Бао, что это такое?

Бао зажимал между пальцами еще одну черную семечку, готовый «выстрелить».

– Почти все мои люди делают вид, будто все мои слова имеют вес закона и мудрость столетий.

Пробурчав себе под нос что-то невнятное, Линь уселась прямо.

– Ты просто заснула.

Линь рассеянно похлопала по карманам в поисках сигарет.

– Прошу прощения, дядя.

– Нет, ты нисколько не раскаиваешься.

Найдя курево, Линь заколебалась и в конце концов положила пачку на колени.

– Раскаиваюсь, Бао, честное слово, – вздохнула она. – Просто… просто мне не нравится работать на этих долбаных китаезов.

Бао внутренне напрягся. Дым ленивой струйкой поднимался над его сигаретой.

– Это никому не нравится, – наконец сказал он. – За эту работу я взялся… – Бао выпустил облачко белого дыма, – …из практических соображений.

Линь ждала, что он объяснится, но вместо этого получила:

– Уходи отсюда, приведи себя в порядок. У меня для тебя есть новая работа.

Линь вопросительно подняла брови.

– В гостинице «Метрополь», сегодня вечером.

Закурив, Линь глубоко затянулась, наслаждаясь сигаретой.

– Младшая сестра, ты хочешь отдохнуть от своей обычной работы. В каком-то смысле это можно будет считать отдыхом.

– Да?

– Человек с Запада, очень состоятельный. Считает нас частными детективами.

– И кто его так надоумил? – язвительно усмехнулась Линь.

– Москит Ха работает там в баре. Он помогает клиентам получать доступ к тому, чего нельзя добиться законным путем.

– Кому сейчас это нужно?

– Необходимо соблюдать внешние приличия, даже во время войны.

– Богатые приезжают сюда только из-за войны. Они могут делать все, что захотят.

– Богатые везде могут делать то, что захотят. Однако соблюдать внешние приличия нужно всегда. И такие люди, как Москит, помогают иностранцам играть в эти игры. – Бао сделал глубокую затяжку, и у него в глазах сверкнули веселые искорки. – Итак, этот человек – англичанин или какой-то другой европеец. Расспрашивал про частных детективов. Москит сказал, что с этим не будет никаких проблем, у нас во Вьетнаме есть частные детективы. Очень хорошие и очень дешево. Никаких проблем. Этот иностранец говорит, что ему необходимо решить один «очень деликатный» вопрос и для этого ему нужен лучший человек. Москит сначала выяснил значение слова «деликатный», после чего он говорит этому человеку: никаких проблем, мы пришлем нашего лучшего человека. Самого лучшего. Только и делает, что решает деликатные вопросы.

– Частный сыщик, твою мать? – усмехнулась Линь.

– Быть может, ему нравятся старые фильмы.

– По-моему, я не видела ни одного старого фильма.

– А я видел, – сказал Бао. Он посмотрел на Линь, и у той мелькнула мысль, что он ждет, чтобы она что-то сказала. Но затем Бао добавил: – Это не сильно отличается от того, чем ты уже занимаешься. Рабочие контакты, слежка, осведомители. Розыск тех, кто не хочет, чтобы их нашли.

– Как скажете.

– Пьешь много, как и полагается частному детективу. – Бао мельком перевел взгляд на ссадину у Линь на виске. – Дерешься.

– Я упала.

– Накачалась, заснула в кабинете у босса. Храпела.

– Я не храплю.

– Одинокая. Храпит, как пьяная кошка. Близких отношений ни с кем нет.

– Я постоянно с кем-нибудь перепихиваюсь.

Помолчав, Бао снова затянулся.

– Родственников нет. Стабильности нет.

Болезненное жало проникло даже сквозь пелену дурмана, вызванного лекарствами.

– Не начинайте, Бао!

Бао молча наблюдал за ней.

Линь курила, подумывая еще об одной капле «ледяной семерки».

– Твоя сестра снова попала в выпуски новостей.

Допив бренди, Линь разгладила выражение лица. Она поднялась на ноги, сжимая бутылку.

– Задание, – напомнил Бао. – Гостиница «Метрополь», половина восьмого вечера.

– Почему именно я?

– Я тебе уже говорил.

– Почему еще?

– Тебе уютнее с ними.

– Неправда! – поджала губы Линь.

– Возможно. Но ты их лучше понимаешь. Они тебе доверяют.

– Что вы хотите этим сказать?

– Ты говоришь по-английски. – Линь полагала, Бао собирается добавить что-нибудь к этому, однако вместо этого он сказал: – Ты хотела работу другого рода. Вот тебе задание. Ты за него возьмешься.

Наклонившись, Линь подобрала рубашку с завернутым в нее льдом. Холодная, из нее капала вода.

– Да, дядя, – вздохнула она.

– И еще одно, младшая сестра.

Линь обернулась.

– Да?

– Этот иностранец.

– Да?

– Позаботься о том, чтобы забрать все его деньги.

Глава 05

Линь задержалась у двери своей квартиры, чтобы послушать, как поет Барри. Она криво усмехнулась. Трели оборвались, как только Линь прикоснулась большим пальцем к замку.

Желтая певчая канарейка Барри висел вниз головой в своей бамбуковой клетке у раскрытого окна, глядя во внутренний двор. У многих других жильцов была такая же привычка: их певчие птицы, синие, черные и красные, пели друг другу в замкнутом пространстве, ограниченном со всех четырех сторон высокими стенами многоквартирных зданий. Внизу пышная зелень, вверху облупившийся бетон, воздух в промежутке заполнен мелодичными трелями.

Продавец, у которого Линь купила Барри, утверждал, что птичка из плоти и крови. Генетически модифицированный вид, устойчивый к птичьему гриппу, двадцать лет назад погубившему три процента населения Ханоя и всех птиц в городе. На самом же деле это, скорее всего, был переоборудованный дрон, с загруженным в него искусственным интеллектом с крайне ограниченными возможностями и записанными аудиофайлами трелей. Но Линь не собиралась потрошить Барри, чтобы это выяснить.

– Твою мать, ты когда-нибудь споешь для меня? – спросила она у птички.

Барри выкрутил шею, глядя на нее, как это делают птицы, и ничего не ответил. Достав лоток, Линь насыпала в него свежих семечек.

– Барри, ты отдаешь себе отчет в том, что это сделка? – выразительным тоном спросила она. – Кормежка за песню. Как это делают твои друзья по соседству.

Барри выкрутил шею в другую сторону, но по-прежнему ничего не сказал, выжидая.

Вздохнув, Линь вставила лоток в клетку. Запрыгнув на жердочку, Барри принялся клевать семечки. Снимая с себя наряд мальчишки-сорванца, Линь рассеянно обвела взглядом свое маленькое темное жилище. Подобрав с пола другие вещи, она переоделась, в последнюю очередь надев пиджак. Линь ощупала внутренний карман, убеждаясь в наличии сигарет и книги.

– Ладно, Барри, – вздохнула она. – Я должна выполнить это долбаное задание.

Барри начал петь, как только за ней захлопнулась дверь.

Глава 06

Ее третье посещение «Метрополя». И в третий раз Линь чувствовала под ложечкой гнев. Вызванный желтым золотом, сверкающим хрусталем, официантами в белых смокингах, разносящими коктейли стоимостью в тысячу юаней. Вызванный завсегдатаями в вечерних нарядах, запивающими шампанским дорогие блюда с черного рынка так, как будто это было что-то само собой разумеющееся.

Как будто нехватка продуктов, город, погребальные костры, на которых сжигали трупы, существовали где-то на другой планете.

Линь стояла в фойе, разглядывая проходящих мимо гостей. Не обращающих на нее внимания. Не обращающих на нее абсолютно никакого внимания. Как и просил Бао, Линь надела свои лучшие вещи: джинсы, блестящая темно-синяя куртка; короткие волосы зачесаны назад. Из своей квартиры она выходила, чувствуя себя разодетой в пух и прах.

Однако рядом со сшитыми на заказ костюмами и шелковыми ципао[5] ее лучший наряд казался лохмотьями нищего бродяги. Если ей повезет, его зачтут за постматериалистический крестьянский шик.

Похоже, этого не происходило, судя по взглядам, которыми ее удостаивали. По большей части презрительными, как будто она была каким-то отвратительным грызуном.

Мимо прошли две молодые китаянки, хихикая, прикрывая рукой лицо. Одна была в костюме Мао, с подведенными золотом глазами, вторая вела на усыпанном сверкающими бриллиантами поводке обритую наголо кошку.

Да. Определенно, это была другая планета.

К Линь приблизился вьетнамец в черном костюме с иголочки, с серебряным бейджиком с именем и слишком прямой спиной.

– Мисс Ву, из «Расследования Нгуен»? – спросил он, окидывая взглядом ее наряд.

Линь молча кивнула.

– Следуйте за мной, – сказал портье, разворачиваясь на каблуках своих лакированных штиблет.

Когда они подошли к лифту, он добавил:

– Герберт Молейсон – важный клиент.

Линь ничего не сказала. Они вошли в кабину, и портье нажал кнопку предпоследнего этажа.

– Нам известно, на кого ты работаешь. Ничего такого нам в «Метрополе» не нужно.

Пискнув, двери кабины открылись, но Линь так ничего и не сказала. Портье поджал губы.

– За «Метрополем» стоят китайские военные. По сравнению с ними ваша банда…

– Тсс! – приложив палец ему к губам, шепнула Линь. Лицо портье залила краска. Линь вышла из лифта.

Глава 07

Когда Линь вошла в номер, Герберт Молейсон стоял у бара. Серые в полоску брюки, такой же пиджак, наглаженная белая сорочка, ноги скрещены. Седые вьющиеся волосы, высокий лоб, маленькая квадратная бородка, свисающая с подбородка, галстук-бабочка, толстый, рыхлый, пятьдесят пять лет. Стакан с выпивкой, зажатый кончиками пухлых белых пальцев. Пустые светящиеся глаза старых, наследственных денег.

Остановившись в нескольких метрах от него, Линь окинула взглядом номер: повсюду темное дерево ценных пород, кофейный столик у кожаного дивана, бар, раздвижные двери, ведущие в спальню. Белый ковер с густым ворсом, золотые занавески, запах цветов и ароматных масел; на стенах картины в красных рамках – старинная китайская пагода, золотой карп, кружащий в пруду, кувшинки. Сквозь не полностью раздвинутую дверь в спальне были видны край кровати, застеленной белоснежным бельем, и бра под зеленым абажуром.

– Мисс Ву, я так понимаю, – произнес Герберт Молейсон с сильным английским акцентом.

Линь бросила на него взгляд, красноречиво говорящий: «Да, несомненно».

– Герберт Молейсон, – по-английски сухо улыбнулся он. – Рад с вами познакомиться.

Убедившись в том, что Линь по-прежнему не собирается ничего говорить, Молейсон, нисколько не смутившись, спросил:

– Юная дама желает что-нибудь выпить?

– «Юёндай».

Молейсон театрально наморщил лоб.

– Гм… – Он посмотрел на бар. – Знаете, я не уверен, что здесь есть саке. Ужасно печально! Хотите, я попрошу человека принести бутылку?

– Бурбон, – указала подбородком Линь.

– Разумеется. – Налив ей щедрую порцию, Молейсон снова наполнил свой стакан из другой бутылки. Граппа.

Слегка хромая, он приблизился к Линь и протянул ей наполовину полный хрустальный стакан.

– Я давно пришел к выводу, – сказал Герберт, поднимая свой стакан, – что начало любого знакомства заключается по большей части в том, чтобы делать вид, будто ты слушаешь, и стараться не пердеть. Обыкновенно дальше все только катится под откос. Надеюсь, моя дорогая, что наши отношения будут более продуктивными. Ваше здоровье!

Непроизвольно одарив его мимолетной улыбкой «это еще что за тип», Линь отпила большой глоток. Подойдя к дивану, она устроилась на нем, достав из кармана пачку сигарет «Двойное счастье».