скачать книгу бесплатно
Но уши её слышали.
И тот, другой, вдруг сказал и ей:
– Уходи.
И вдруг, захрипев, упал и сам. Возле него.
Он слышал, как та молодая женщина кричала напугано. До того как её голос померк. И звуки все померкли.
В том разрушенном городе, который заметало небо снегом…
На постели из чистого снега, который сначала растёкся водою от прикосновения к тому телу, а потом совсем перестал падать…
Сандиас стоял где-то сбоку и растерянно смотрел, как та девушка уходит. Как растворяется среди сверкающих обломков и тёмных внутренностей разрушенных зданий хрупкая фигурка в ярко-красном платье. Почти везде красном. В платье, окрашенном чьей-то кровью. Как исчезает меж блестящих и жутко мрачных обломков росчерк длинных волос, напоминающих цветом и переливами игру пламени. Он даже на какое-то мгновение на неё засмотрелся. Покуда она не скрылась. Хотя сейчас душа была лишена древнего зова плоти. Душа сама по себе может просто смотреть на красоту. Но ей не хочется ею овладеть. Душе не нужно владеть чем-то: ей достаточно просто любоваться прекрасным.
Странно… он лежал убитым ею. Вот, его тело. Он же ещё не забыл отражения своего тела.
А душа смотрела на ту влюблённую девушку, отчаянно убегающую от них двоих, упавших. И просто любовалась ею и её волосами, струящимися по ветру. Цвет пламени. Цвет закатного неба и солнца. Цвет свободы. Красивый цвет, завораживающий. Кажется, он редко видел такой. У женщины так впервые видел. Приророждённая?.. Да, кажется, так.
А у того мужчины…
Но что тот мужчина делает?..
Душа Сандиаса – она всё ещё продолжала считать себя Сандиасом – растерянно вниз посмотрела, на второго мужчину. Раненного тоже, но раньше. Только что упавшего замертво. Он причинил той девушке боль своим притворством. Зачем он изобразил свою смерть?..
Но что он делает?..
А тот мужчина зачем-то прокусил свою губу нижнюю. Своё запястье. Вдруг сел. Встал. Прошёл два шага, к Сандиасу. Точнее, к его бывшему телу. Да, теперь уже бывшему: вон, оно дёрнулось и затихло. Это предсмертная агония. После ничего уже не будет. У того, снизу. А сам Сандиас почему-то всё ещё был. Вот, стоял и смотрел сверху.
Кри Та Ран, по чьей кисти и подбородку сползали две горячие, кровавые полосы, растапливающие падающий снег, оставляющие на нём яркие, ослепительно яркие и иначе блестящие разводы… он почему-то опустился на колени у Сандиаса. Нет, у его тела. Бывшего тела. Всё никак не привыкнуть!
Нет, он… наклонился? Э… губу ему зачем-то прокусил. Брр…
Душу, зависшую в воздухе, передёрнуло. А потом Кри Та Ран отстранился, утирая рот. И в его крови, лёгшей поверх его крови, ещё влажной, душа Сандиаса увидела, как блеснули крохотные серебристые и тёмно-серебряные капли. Имплантаты?.. А, да, кажется, так эта пакость называлась у людей. Они зачем-то вживляют их в свою плоть. Э… чтобы стать сильными? Смешные! А… да… воспоминания о прежней жизни и оставленном мире меркнут… ненужные. Душе совсем не нужные. Но… а, чтобы вылечить.
Душа робко замерла у оставленного тела, уже неподвижного. Растерянно смотрела – ей, не имеющей глаз, всё и так было видно – как руку прокушенную Кри Та Ран над его пробитым сердцем опустил. Чтобы и оттуда, и из той крови выскочили поблёскивающие имплантаты. Упали в рану.
«Он думает, мне это поможет? Нет, кажется…»
Кри Та Ран выжидал. Долго. Кажется, долго. Потому что он начал волноваться – и волнение чётко отразилось на его лице. А душе, оставившей тело, было уже как-то всё равно. Она спокойно наблюдала, как человек возится над ним. А, нет… не совсем человек.
«Он ведь тоже полуискусственный! – вдруг осознал Сандиас, та невидимая часть его, которая всё ещё осталась, почему-то осталась живой даже после его смерти. – У меня тело полуискусственное. И гены. А у Кри Та Рана тело полностью искусственное. И какая-то часть души вырезана и заменена искусственными частями. Жуткая, сложная конструкция!»
Сейчас, когда Сандиас вгляделся в кристалл, бывший где-то в груди у Кри Та Рана, ему не по себе стало. Эта чужая штуковина… эта преображённая, изуродованная, заточённая душа.
Ему, теперь уже свободному и никогда не знавшему ужасов, когда душу так деформируют и калечат, вдруг стало жутко больно смотреть на него. На несчастного кианина. На… как же их звали… Китрит 6?.. Что-то, с шестёркой связанное. С цепью жутких экспериментов над порабощением живой души. Там было несколько номеров у Кри Та Рана. Вроде просто цифры, но за каждой цифрой сколько-то искалеченных душ и отобранных судеб, заменённых на какую-то грязную, жуткую подделку!
И ему стало стыдно. Тому, оставшемуся от Сандиаса. Стыдно, что смотрел на это, что знал, что происходит, чем заняты учёные. Знал, но не вмешивался никогда. Он только раз задумался о том, что чувствуют пленённые души, только раз задумался в полной мере об этом кошмаре, воплощённом людьми. Только раз, ещё в детстве. До того, как Кри Та Ран ушёл. А когда они опять повстречались спустя несколько десятилетий, Кри Та Ран и Кристанран, уже со взрослыми, подросшими телами, снова почему-то были вместе.
«Почему они снова были вместе?.. – подумал Сандиас-другой растерянно. – Я же видел, как они расстались. Кристанран был страшно обижен на своего кианина. Велел убираться и никогда больше не приближаться»
И он вдруг понял, что эти двое однажды опять встретились. Две души, целая и осколок чужой, почему-то нашли дорогу друг к другу. Они смогли найти эту дорогу!
«Но… где же Кристанран теперь?.. Эти двое же не могут друг без друга!»
Тут Сандиас-другой недоумённо сжался. Он не понимал.
Ведь тогда они расстались. Кристанран оставил Кри Та Рана свободным. Нет, просто выкинул. Просто прогнал. Так как же они тогда встретились? Сейчас ему вдруг стало интересно. Но тогда он просто страшно злился на Кристанрана, ставшего видным учёным чужого дарина. Тогда просто как соперников их повстречал. Хотя… что тогда заставило его держать язык за зубами?.. Почему не сказал другим, кто этот Кри Та Ран такой?..
А Кри Та Ран отчаянно пытался заживить его раны своими имплантатами. Но не мог. Как ни старался – а он старался – и не мог.
«Живи уже ты, – подумал Сандиас, невидимый и лишённый тела, – ты лучше меня!»
Кианин снизу вдруг замер. Взгляд поднял. И…
«Неужели, увидел?.. Но ведь душу не осуществлённую, не кристаллизированную люди не способны увидеть! Лишь редкие, сложные приборы. Какие – уже не помню»
Но Кри Та Ран сказал вдруг:
– Значит, ты уже ушёл.
Значит, он видел его, даже невидимого! Он, лишённый приборов! Кажется, те имплантаты таких редких функций не имели?..
Они смотрели друг на друга. Две души, одна сквозь глаза своего тела, другая – просто из пустоты и сгущающихся сумерек. Или просто она уже иначе реагировала на свет?..
Это потом умерший учёный… то, что от него осталось. Оно запоздало вспомнило тот странный день из детства оставленного недавно тела.
То странное, необычное ощущение.
Когда две души смотрят друг на друга, они могут говорить без слов.
«Останься ты» – попросил уже Сандиас-свободный.
Он ведь уже пожил. И у него было больше удовольствий. Много разных. Он же не всё время работал. Те, которых у кианина не было.
«Но ты же знаешь», – грустно ответил Кри Та Ран, ни слова не произнося вслух.
И душа, никогда не знавшая плена, снова вспомнила, что перед нею осколок чужой души, насильно заточённой.
– Она живая, – повторил кианин уже вслух, – Лерьерра живая. И ты тоже живой. Ты можешь дать ей настоящее тепло. Которого я ей дать никогда не смогу.
«Но она хотела быть с тобой!» – напомнил Сандиас-другой укоризненно.
– Но ты видишь… – искусственное чужое тело грустно развело руки в сторону. – Я не могу, – вдруг вздохнуло. – Да и… если никого больше не осталось на этой планете… если природа везде взбунтовалась против цивилизации людей…
«То мы этого, значит, заслужили»
«Но я же не могу просто уйти!»
Сандиас-другой какое-то время недоумённо смотрел ему в глаза. Он, уже лишённый тела, не сразу и вспомнил. Но всё-таки потом вспомнил. Это свойство живой природы: всегда продолжаться. Всегда жить. И на уровне душ, и на уровне тел.
– Пусть она живёт! – попросил его с мольбой Кри Та Ран. – Со мной она не могла быть женщиной. Не могла стать матерью. А с тобой – сможет. Хотя бы ребёнка ты можешь ей подарить? Если вернёшься в тело. И…
«И пусть люди снова будут» – ответил он за него, вспомнив и поняв, что природа никогда не умирает, что трава всегда стремится выйти из семени и пробиться между плит, сломать все искусственные покрытия и снова подняться к свету небесного светила. Зачем?.. Просто чтобы подняться. Просто чтобы жить. Но зачем?.. Просто она создана, чтобы продолжала существовать.
«И ещё… – Кри Та Ран грустно посмотрел на него, невидимого, неосязаемого, но всё ещё существующего. – Знаешь…»
Он ещё не окончил, но Сандиас-душа его уже понял.
Потому что однажды другие пожертвовали своим существованием ради Кри Та Рана. Он, Сандиас, никогда не был в той подземной лаборатории, не видел того жуткого хранилища артэа. Но сейчас, когда две души смотрели друг на друга – и между ними протянулась хрупкая нить общения и понимания – сейчас он увидел… нет, просто почувствовал. Весь ужас пленных душ, всю их надежду, когда они отпустили в жизнь душу одного из них, самую упрямую, самую любознательную и потому самую сильную, самую яркую из них. Тот страх, когда другие исчезают в никуда, просто ради того, чтобы один из них смог жить. Тот, у кого больше всего сил. И боль того, кто единственный остался. Обречённый на трудное или даже жуткое существование. Он остался один, чтобы души могли существовать, но уже какие-то другие. Чтобы люди продолжили существовать, хотя уже и какие-то другие.
Сейчас Сандиас понял его, хотя Кри Та Ран ни слова о том не сказал. На обычном, человеческом языке. А у душ язык другой. И… и души так не пекутся о своём благе, как корыстный, холодный ум, как сознание, прилеплённое к телу. Души готовы отдать всё, что у них было и есть другим, просто, чтобы другие жили. Даже если их самих больше не будет.
И Сандиас понял, что сейчас уже Кри Та Ран хочет уйти. Даже если он уйдёт в никуда. Но у Сандиаса больше шансов остаться. Сейчас он – самый сильный.
И… и, кажется, так было правильным?..
Но…
«Моё тело не выдержит, – он понял это первым. – Моё тело полуискусственное. Оно временно примет твои имплантаты, но вечно с ними не выдержит. Сердце – важный орган на уровне тела. Никто не сможет прожить без сердца. Люди научились делать искусственное сердце, но оно вечно работать не будет»
– Но…
«Нет! – душа свободная сжалась напугано. – Не смей!!!»
Хотя она уже поняла, что другого выхода не будет. Здесь, на уровне души, выбор очевиден.
А потом её встрясло. Ту, невидимую душу. Всё помутнело. Рывок…
Вдох… резкий вдох и такой мучительный! Тело, раненное тело, растревоженное чужими имплантатами, отчаянно вдохнуло, задыхаясь. Задыхавшееся тело… этот первый вдох… этот первый вдох на грани смерти и жизни такой мучительный! Вдох, когда воздух впервые растекается по лёгким… колюче-сладкий… совсем другой… когда существование переходит на другой уровень, а как раньше уже не будет. Этот ужас и этот опьяняющий восторг он уже раз испытал. Далеко-далеко. Когда его рожала мать. Нет… и ещё один раз, когда он впервые слился с женщиной. Ну, не впервые, но в тот раз это получилось как-то особенно… пьянящий вдох другой жизни, неизведанной и незнакомой…
Вспышка света… он снова увидел свет! Но…
Сандиас растерянно распахнул глаза. Нет, от ужаса.
Боль, жуткая боль в груди! Нет привычного там движения. Сил нет. Только что-то копошится в крови и у той сильной боли, мелкое, мерзкое. Но…
Кри Та Ран поднял его и отпустил, позвал по имени, но мужчина его голоса не услышал, оглохший от боли. Он упал на бок. Щекою на снег. На толстое, снежное покрывало. Кашлял. Кажется, кашлял.
Что-то холодное было под его щекой. Что-то горячее под его телом.
А потом его вроде подняли. Чуть пронесли. Усадили к чему-то твёрдому.
Когда Сандиас снова открыл глаза… нет, когда он снова смог увидеть.
Он увидел нечто ещё более ужасное, чем боль, выедающая его изнутри.
Молодой мужчина. Опустился перед ним на колени. Да, кажется, молодой. Он поднимает руку к своей груди. Его ногти вдруг удлиняются и заостряются. Становятся как лезвия. И… и Сандиаса передёрнуло от ужаса.
Он… этот мужчина… он… он вырезал своё сердце! Совершенно спокойно! Даже не дрогнув лицом. И протянул к Сандиасу руку. Руку, на которой… руку, с которой стекала кровь. На которой лежало оно… его сердце! Оно ещё трепетало, всё медленнее. И медленнее. Последние струйки крови покидали его…
Сандиаса передёрнуло от ужаса, от этого неправильного, неестественного, ненужного действия незнакомца. Он забыл своё имя, забыл, кто он, забыл, кто тот. Только видел мужчину, который спокойно вырезал своё сердце.
Тяжелораненный отчаянно хотел кричать. Ему надо было сказать… попросить, чтобы этот безумец жил! Что не надо, но… но он не мог говорить. Хрип вырвался из его пробитой груди. Капли крови вылетели на снег. Он не мог говорить. Ничего. Он задыхался. Он захлёбывался своею кровью. Всё мутнело… только кашель… да по его губам стекало что-то горячее… солёное…
«Зачем?.. Скажи, зачем?! Зачем ты вырезал своё сердце? Почему ты сделал это с совершенно спокойным лицом? Зачем протянул мне руку с этим… этим кошмаром?..»
А потом сознание раненного наконец-то помутнело…
Он уже стоял в стороне и смотрел, как Кри Та Ран вырезает у него обрывки старого сердца в груди, как помещает своё сердце вместо его. Как заставляет свои имплантаты, послушные его воле, соединить и заживить все сосуды, чтобы его тело и чужая плоть слились воедино. Чтобы они стали одним.
Душа видела, что его тело корчится от боли. Душа чувствовала, что и у кианина, лишившегося сердца, тело стонет и воет от боли. Но Сандиас-невидимый мог только быть в стороне и смотреть. Смотреть, как тот, кого он когда-то страшно мучил, сейчас пытается спасти ему жизнь.
Просто потому, что Сандиас в детстве тогда отпустил его.
Души помнят красивое. Души помнят того, кто подарил им свободу или силу.
Души важных подарков никогда не забывают.
Но как же больно принимать те подарки, которые лишают жизни или самого ценного того, кто их дарит! Душам не нужны жертвы. Только бы видеть других счастливыми. Только бы дать кому-то шанс остаться живыми ради хрупкого, призрачного, радужного следа счастья где-то в будущем.
Души умеют жертвовать, но им самим чужие жертвы не нужны.
Но… этот человек так решил. Это была его воля. Его выбор.
И Сандиас-другой с мукой подумал, что ему придётся принять чужой выбор. Просто потому, что души свободны. Хотя мучительно смотреть, как другой жертвует собой ради тебя. Чтобы ты остался, а его больше не было.
И Сандиас-невидимый с тоской смотрел, как ложится кианин возле его тела. Рядом, прикасаясь рукой к его руке, чтобы всё ещё имплантатами своими управлять. Чтобы вживили его сердце в чужое тело.
Он смотрел, как два кровавых круга растекаются вокруг двух тел. Как их кровь сплетается воедино. Чужое сердце и его тело…
Рывок…
Вздох. Первый вдох. Новый вдох ожившего тела. Мучительный и такой сладкий. И этот вкусный-вкусный воздух, которого так долго не было. Чужой воздух. Воздух чужой жизни и чужой свободы…
А потом он лежал на грани. Измученное тело. Душа измученная. Он устало вслушивался в пустоту разрушенного города. Чувствовал, как падает снег на его лицо. То тает, то остаётся: тело после операции то оживало, то снова скатывалось в небытиё…
Сандиас слышал скрип снега под её ногами. Слушал шелест её одежд. Шум чего-то лёгкого. Нет, не такого уж и лёгкого, уносимого ветром.
В его груди билось чужое сердце.
Он слышал, как в последний раз очнулся кианин. Слышал его краткое прощание с Лерьеррой.
Девушка, плача, опустилась возле Сандиаса. Зачем?.. Она же не хотела быть с ним! Он вдруг вспомнил!
Но она сгребла снег с его тела, дрожащими руками. На миг задержала руку, невольно, почувствовав тепло живого тела, единственный источник тепла среди зимы и снежной пустыни.
Сандиас шумно выдохнул. Глаза наконец-то открыл. Не сразу чётко мир смог увидеть. Потом увидел её лицо. Бледная кожа, по которой стекают рыжие, длинные пряди. До чего же красиво! Снег и пламя…
