Столыпинский вагон, или Тюремные приключения мэра

Я пожал плечами и вышел из кабинета, прекрасно понимая, что никто меня с работы за это не выгонит. Зажимать критику во время набирающей обороты гласности было опасно. Бледный Евгений Николаевич с папкой бумаг в руках выскочил из кабинета следом за мной и чуть не бегом пролетел мимо. В таких растрепанных чувствах директора никто не увидел: коридоры были пусты, шли занятия.

Реакция Зотина понятна. Он получил информацию из первых уст. Шагая в свой кабинет, я так и не вспомнил, когда его жена ушла с лекции.

Настроение было испорчено. Проводить занятия со студентами в таком состоянии было тяжело. Кое-как доработав до обеда, я спустился в учительскую. Там меня поджидал мрачный Поляков, уже вернувшийся из горкома.

– Ну, как визит к «самому»? – припомнив его поднятый вверх палец, нашел в себе силы съязвить я.

– Смеетесь? И напрасно. Смеяться будете вечером. Владислав Максимович приглашает вас на беседу. Так что, будьте любезны, Николай Юрьевич, к пятнадцати ноль-ноль явиться в горком партии. На ковер к «самому»!

– Разве что приглашает, я ведь не коммунист, – на всякий случай напомнил я и вышел из учительской.

Не успел пообедать, как вокруг моей скромной персоны начали происходить всякие события. В приемную директора позвонила тетенька из общества «Знание». Она попросила срочно прислать текст лекции за моей подписью, а также графики и диаграммы. Потом звонил редактор газеты «Волжская правда» Владимир Андреевич Шилов: он оказался председателем общества «Знание». Следующий звонок был из горкома комсомола. Там не смогли найти мою учетную карточку и хотели со мною встретиться. Добил меня Евгений Николаевич Поляков, который назначил на 17.00 педсовет. «Видно, для подведения итогов», – невесело думалось мне.

Мое состояние можно было назвать возбужденным. Нет, я не боялся, что выгонят из техникума. Чувствовал: происходит что-то очень важное, что может полностью перевернуть мою жизнь. И почему-то был уверен, что эти перемены обязательно пойдут мне на пользу.

Политика могла стать моей профессией – вот что волновало меня. Я узнал вкус успеха. Понял, что людям нужна правда, и моя задача заключается в том, чтобы донести ее. В душе зажегся огонь протеста, в голове начали роиться мысли о создании новой партии или движения. Мне хотелось прямо сейчас, подхватив транспаранты, бежать на улицы и собирать сторонников. Вот в таком приподнятом, боевом настроении я и шел на ковер к «самому».

Двухэтажное здание горкома партии с колоннами и лепным фасадом располагалось за городским парком. Уже внешние атрибуты должны были вызывать у посетителя уважение на грани трепета. Человека встречали огромные тяжелые дубовые двери, толстое стекло которых украшал витиеватый орнамент в виде символов государства – звезды с серпом и молотом.

В фойе я был остановлен крупным молодым человеком. Он специально поджидал меня и повел на второй этаж. Широкая мраморная лестница. Красные дорожки. Большая приемная. Высокие потолки. Тяжелые, собранные волнами белые шторы.

Попросили подождать. Минут через пять пригласили.

Я вошел. Передо мной был огромный прямоугольный кабинет и длинный стол для совещаний, окруженный стульями с высокими спинками. Вдали с торца перпендикулярно стоял еще один стол – массивный, тяжелый. Рабочее место первого секретаря комитета коммунистической партии города Волжска. Хозяйский стол был почти чист, лишь несколько бумажек лежали на зеленом сукне. Несмотря на темную полированную мебель, кабинет был светел. Под самый потолок уходили огромные окна. Белоснежными волнами (как в приемной) спускались шторы. Воздуха в кабинете было много: одно окно оказалось открытым настежь. Параллельно столу во всю длину кабинета по дубовому паркету была постелена красная ковровая дорожка. На стене, прямо над хозяином кабинета, висел портрет Ленина. Ильич присутствовал и на столе, но уже в виде бюста. Томы вождя и других советских руководителей заполняли огромные стеллажи, прижатые к свободной стене. В углу на небольшом постаменте стояли кумачовые бархатные знамена. Кабинет производил впечатление.

За столом сидел маленький худенький черноволосый человек. Он дождался, пока я осмотрю кабинет, и как только встретил мой взгляд, сразу вскочил. Лично с Владиславом Максимовичем Зотиным мы знакомы не были.

Без пиджака, в белой рубашке с красным галстуком, он вылетел из-за стола и почти подбежал ко мне. Так же стремительно начал говорить. Он то подходил ко мне, то отходил. То засовывал руки в карманы брюк, то вынимал их и начинал жестикулировать. Было видно, что говорить он любит. От такого потока слов я растерялся.

Мне думалось, что хозяин кабинета пригласит меня для разговора за стол. Мы сядем и как цивилизованные люди станем дискутировать. Спорить, соглашаться с аргументами другого или не соглашаться. Одним словом, я ждал диалога, а получил стопроцентный монолог. Причем у самой двери.

Я честно пытался поймать хотя бы секундную паузу в его спиче, но тщетно. Прогуливаясь по ковровой дорожке, первое лицо городской парторганизации ни на мгновение не умолкало. Говорило, говорило и говорило.

Но все имеет предел. Начал уставать и Владислав Максимович. Мало что из его потока осталось у меня памяти. Наверное, он говорил то же, что обычно говорят партийные функционеры, защищая свою кормушку. О прелестях советского образа жизни. О революции. О великой войне и великой победе. О героях. И об отщепенцах, которые сдерживают мощную поступь советского народа к светлому будущему.

Как только хозяин кабинета устал и появилась возможность вставить слово, я начал этим пользоваться. Не оправдывался, а пытался спорить. Это распаляло его еще больше, и он с ожесточением начинал все сначала.

Только он успокоится, я опять ему вопрос или реплику – он снова в крик. Так продолжалось до тех пор, пока Зотину не надоело.

– Как вы можете так говорить?! – возмутился он в конце концов. – Вы же преподаватель, педагог, воспитатель человеческих душ, коммунист!

– Извините, я не коммунист.

– Как не коммунист? – опешил он. – Как не коммунист? А кто же, черт возьми, допустил вас до идеологической работы с людьми?

Он сел за свой огромный стол и замолчал. Чуть косые глаза смотрели на меня с полным непониманием.

– И не комсомолец? – спросил он со слабой надеждой в голосе.

– Да, и не комсомолец.

Когда я вернулся в родной Волжск после работы на шахте имени Стаханова, то не встал на комсомольский учет. А пять лет назад был отчислен из рядов ВЛКСМ за неуплату членских взносов.

– Вот как, – задумчиво произнес первый секретарь, – это меняет дело.

– Я думаю, у партии особой перспективы нет, – как бы продолжая дискуссию, вставил я. – Рано или поздно коммунисты разбегутся, бросив партбилеты.

Он опять взорвался.

– Да таких подонков, как ты, мы уничтожим, – взвизгнул он. – Я был, есть и умру коммунистом. Вон, вы свободны.

В приемной меня ждали. Красная, как рак, дама из общества «Знание» потащила меня в библиотеку горкома, где уже заседал какой-то совет этого самого общества. Из присутствующих мне были знакомы, да и то заочно, лишь два человека – Владимир Андреевич Шилов, главный редактор «Волжской правды», и местный поэт, ярый атеист Геннадий Гаврилович Калинкин. Меня попросили воспроизвести мою лекцию. Я довольно вяло изложил основные тезисы и быстренько свернул выступление. Мне было интересней послушать ответные речи великих местных идеологов.

Члены совета общества «Знание» говорили много, мою лекцию ругали долго. Председатель обозвал меня антисоветчиком и пообещал скорую моральную гибель. Мне стало скучно. Эти люди были намного старше меня и новые веяния в стране воспринимали по-своему, с высоты величия Октябрьской революции. Наш с ними разговор был спором глухого со слепым и не имел совершенно никакой перспективы.

Совет общества «Знание» единогласно принял решение исключить меня своих рядов. Я пытался было объяснить, что не состою в этом достопочтенном обществе, что заниматься просвещением трудовых коллективов меня командировал коллектив техникума, что лекции – всего лишь моя общественная нагрузка. Все тщетно: меня никто не слушал. Людям так было удобней. Отчитаться перед горкомом партии, умыть руки. Прозевали они меня! Просмотрели, не оценили моих возможностей.

В результате голосования из общества «Знание», наверное, впервые в истории был исключен лектор, который в общество «Знание» никогда не вступал.

Суверенитет

После исключения из общества «Знание» я с упоением окунулся в политику. Как учил нас великий вождь Владимир Ильич Ленин (так мною нелюбимый), для подготовки революции нужна своя партия. Партийное строительство я начал с поиска идейных сторонников.

Самое простое решение оказалось и самым удачным. Я дал объявление в газете «Волжская правда» о том, что в техникуме (аудитория № 44) будет проходить первое собрание неравнодушных граждан города. Какой будет реакция, честно говоря, не знал. В назначенное время собралось всего пять человек, но я им был несказанно рад. Люди пришли на разведку.

На второе собрание «неравнодушных» волжан в аудиторию № 44 пришло уже гораздо больше людей. Костяк группы составили активисты с Волжского электромеханического завода (ВЭМЗ) и филиала научно-исследовательского института бумаги (ВНИИБ) – Слава Назаров, Миша Мамонтов, Халида Кожанова, Сергей Храмцов, Валерий Афанасьев. Долго думали, как назвать наш новый коллектив, наконец определились: демократическая группа «Обновление». Собираться решили в моей аудитории. Один раз в неделю обязательный сбор и два-три раза – по желанию. Через несколько заседаний у нас уже была готова идейная платформа. Утвердили руководящий состав из пяти сопредседателей. Неформальным лидером группы стал Слава Назаров, регулировщик радиоаппаратуры ВЭМЗ, человек с высшим образованием.

Евгений Николаевич, директор техникума, был недоволен тем, что в его учреждении собираются партийные оппозиционеры. Но, слава богу, у него не хватило смелости прикрыть нашу лавочку. Сам он связываться с нами не хотел, а горком партии, видимо, уже не возражал против плюрализма мнений в отдельно взятом коллективе. После моего изгнания из общества «Знание» коммунисты про меня как бы забыли, а потому и Поляков проявлять инициативу не стал. «Горком партии ничего ему за антисоветчину не сделал, – думал, наверное, директор, – так зачем мне впрягаться в неприятности. Как бы чего не вышло».

Страна галопом неслась к крутым переменам. Горбачев решился на первые в истории современной России демократические выборы. На 4 марта 1990 года были назначены выборы Съезда народных депутатов. Зарегистрироваться кандидатом мог любой гражданин РСФСР. На выборы пошел лидер оппозиции Борис Ельцин.

Поначалу наша группа «Обновление» не стала выдвигать своего кандидата. Для успеха у нас не было ни опыта, ни денег. Мы долго дискутировали на эту тему и сошлись на том, что лучше помочь на выборах наиболее вероятному кандидату от демократических сил Марий Эл. Мы, группа «Обновление», решили не хватать звезд с неба и главным направлением борьбы избрать республиканскую и городскую власть.

Сложно ли было работать? Конечно. Административный ресурс КПСС был еще очень силен. Участники нашей группы оказались под давлением партийных структур, которые акцентировали свои усилия на лидерах. В какой-то момент мы даже решили вывести Славу Назарова из-под удара: теперь под документами группы «Обновление» стояли подписи всех пяти сопредседателей.

Правда, позже, поразмыслив, мы от этого шага отказались. Народ должен знать своих героев. В самый разгар кампании по выборам народных депутатов РСФСР мы все-таки решили зарегистрировать Славу Назарова кандидатом по Заводскому национально-территориальному избирательному округу № 114. Нам, начинающим политикам, как воздух был нужен опыт политической борьбы. А где еще его набираться, как ни на выборах? Не имея денег, выхода на СМИ, мы, конечно же, объективно не могли претендовать на победу, но у нас и цель была немного другой. Славу Назарова должна была узнать вся республика, после чего ему было бы намного легче баллотироваться в Волжске. Расчет был в этом. Наши приоритеты не изменились: во-первых, несколько мандатов в городском совете народных депутатов, во-вторых, одно место в республиканском совете. Выборы в эти органы власти были назначены на тот же день, 4 марта 1990 года.

Как и следовало ожидать, российские выборы Слава проиграл. От Марий Эл мандат народного депутата РСФСР завоевал врач республиканской больницы Сергей Федорович Горбань.

Мы не расстроились. Во-первых, Горбань был идейным союзником, он состоял в неформальной организации «Демократическая платформа в КПСС». Во-вторых, хотя от нашей группы баллотировался Назаров, мы помогали и Горбаню. В-третьих, в Волжском избирательном округе большинство голосов набрал Слава. Это нас порадовало больше всего. Горожане поддержали нашего кандидата, а значит и демократическую группу «Обновление».

Результат дала наша тактика, которая тогда, в момент зарождения в стране традиций демократических выборов, была новым словом.

Коммунисты не хотели сдавать своих позиций: горком партии поставил задачу не пропустить в депутаты ни одного кандидата из оппозиции. Методы годились всякие. Вот один пример. Наша группа подала заявку на проведение в Волжске 25 февраля (за неделю до выборов) митинга, целью которого в документе была заявлена активизация предвыборной кампании. Среди вопросов, которые предполагалось поднять, был экологический. Власть проведение митинга разрешила. Но только не на улице, а в ДК Марбумкомбината. И не 25 февраля, а 11 марта (через неделю после выборов)! Мол, вам не все равно, когда про экологию митинговать.

Ответственными за сдерживание оппозиции партия назначила директоров промышленных предприятий. Если директора стали давить на своих работников сверху, то мы – снизу. Административному ресурсу КПСС можно было противопоставить только хождение в народ. И мы пошли по домам, по квартирам.

Агитация на дому – так называлась наша предвыборная технология. Мы решили: если нас не пускают агитировать на предприятия и в организации, то мы пойдем к избирателю домой. У нас были сформированы группы по три человека: так было удобно и безопасно. Мы ждали провокаций от партийных работников, но их не было и, как мы позже поняли, не могло быть. Руководящему работнику компартии встреча с рядовым гражданином ничего хорошего не сулила: народ коммунистов откровенно ненавидел. Хотя, справедливости ради, и демократов не жаловал. Любой звонок в квартиру мог окончиться или скандалом, или застольем. На кого нарвешься.

Я баллотировался в Верховный Совет МАССР и в Волжский городской Совет народных депутатов.

В округе, где избирался республиканский депутат, моими соперниками оказались четыре руководителя: главный редактор «Волжской правды» Александр Лукаев, главный инженер узла связи Владимир Калинин, директор быткомбината Владимир Бикеев и директор АТП Николай Сенченко. Самым сильным, конечно, был последний кандидат. В руках Николая Григорьевича Сенченко был сконцентрирован практически весь автотранспорт города: рейсовые автобусы, такси, грузовые автомобили. Разве такой ресурс мог дать сбой?

А что у нас? Студенты техникума, немногочисленная группа энтузиастов. Два месяца мы бродили по микрорайону в отчаянной надежде быть услышанными. Сколько всего пришлось вытерпеть! И пьяный мат, и лютых собак. Не говоря уже про недоумение и испуг: их мы встречали на каждом шагу. Нам казалось, что предвыборная гонка не кончится никогда.

И все же, хотя возможностями я своим конкурентам сильно уступал, мандат мог быть моим. Но набрать более половины голосов, как требовалось по условиям первого тура, у меня не получилось. Как зафиксировал протокол избиркома, за Свистунова было подано 43,7 процентов голосов. За Сенченко 19,8 процентов, за каждого из остальных – по 6–7 процентов. Требовался второй тур.

Посмотрев результаты, мы на собрании группы «Обновление» пришли к неутешительному выводу: мое большое преимущество обманчиво, во втором туре мне не победить. Вот эти 43 процента и есть наш демократический ресурс. Люди голосовали не столько за Свистунова (меня почти не знали: подумаешь, молодой преподаватель техникума), сколько за идеи перестройки.

Мы не ошиблись: во втором туре 18 марта 1990 года я получил почти тот же результат – 42,8 процента. К Николаю Сенченко отошли все голоса, поданные в первом туре за других представителей директорского корпуса: он набрал 49 процентов (остальные проголосовали против всех) и стал депутатом.

Нарождающееся демократическое движение не смогло убедить большинство населения в том, что, придя к власти, оно сможет изменить жизнь к лучшему. Во-первых, слишком разношерстная команда собралась под демократическими лозунгами. А во-вторых, кроме лозунгов народу надо дать кусок хлеба и перспективу. Что мог обещать преподаватель техникума? А директор АТП мог не только обещать, но и делать. Перед самыми выборами Сенченко встречался с избирателями на одной из улиц частного сектора. У тамошних жителей была проблема – сломанный водопровод. На следующий день силами работников АТП подача воды была восстановлена. За кого будут голосовать жители этой улицы? Ответ ясен.

А мы были отчаянными голодранцами, и народ нам не поверил. Наверное, из двух зол горожане выбирали меньшее. Они отдавали голоса проверенным людям, хозяйственникам, которые хоть как-то были способны помочь простому человеку выжить в неспокойное время.

Но мы не отчаивались. С поражением пришел опыт, сын ошибок трудных. И он дал результат совсем скоро.

Выборы в Волжский городской Совет народных депутатов, можно сказать, провалились. Из 140 депутатов, что предусматривались нормой закона, были избраны только 79. В остальных округах выборы были признаны несостоявшимися, там 22 апреля предстояло голосовать по новой. Это был мой шанс, и я его использовал.

Городской избирательный округ № 81, где я решил баллотироваться, находился в микрорайоне, построенным за счет гидролизно-дрожжевого завода (ВГДЗ). Соответственно и моим конкурентом был представитель этого предприятия – главный механик Севастьян Викторович Смирнов. Бороться с ним было нетрудно. Из трубы завода валил вонючий красно-синий дым, от которого на глазах засыхали макушки сосен в парке по соседству. Группа «Обновление» не раз требовала закрыть завод, и население было на нашей стороне. В общем, набрав в округе наибольшее количество голосов, я стал депутатом Волжского городского Совета народных депутатов 21 созыва.

Партия коммунистов была еще сильна. Первый секретарь Марийского обкома Григорий Андреевич Посибеев сохранил за собой кресло Председателя Верховного Совета МАССР. Но совмещать две первых должности было непросто, особенно в то горячее время. В менее статусном по тогдашней иерархии органе Посибеев решил поручить дела доверенному человеку. На место первого зампреда Верховного Совета, который фактически и управлял депутатским корпусом, он поставил… Правильно, Владислава Максимовича Зотина.

Очередное разоблачение приписок оказалось как нельзя кстати. Посибеев и на этот раз замял уголовное дело. Ему нужен был преданный зам, который не будет рыпаться против хозяина и не подумает претендовать на роль первой скрипки.

В апреле 1990 года Зотин перебрался в столицу Марий Эл. Новому назначению Владислав Максимович был, конечно, очень рад. Можно сказать, сбылась его мечта. Да и Волжск он оставлял без сожаления. Позже в беседах один на один я не раз слышал, как зло и раздраженно говорил он о городе, в котором проработал первым лицом восемь лет. Эта нелюбовь была взаимной. В Волжске он так и не стал своим.

Время в стране наступило смутное, ситуация менялась быстро. Уже в августе 1990 года совмещение двух высших постов на местах стало законодательно невозможным. Горбачев предложил первым секретарям обкомов определиться и выбрать для себя одну должность.

Посибеев решил остаться первым секретарем. Видимо, в тот момент он не сомневался, что КПСС продолжит рулить страной. Кому оставить пост председателя Верховного Совета? Первому заместителю. Логичный и понятный шаг. Должно быть, Посибеев не сомневался в Зотине. И дело даже не в двух папочках, которые лежали в сейфе, а в том, что после очередного повышения Зотин становился обязанным ему по гроб жизни.

После разделения властей Председатель Верховного Совета МАССР фактически был вторым лицом в республике.

Процентов на девяносто Верховный Совет состоял из руководителей разного ранга, вскормленных и выдвинутых компартией. Потому решить вопрос в нужном ему ключе Григорию Андреевичу не составило никакого труда. Так исключительно благодаря Посибееву Зотин занял второй по значимости пост в Марий Эл.

Конечно, Посибеев даже представить не мог, что случится дальше. Это была его трагедия. А в августе 1991-го случился путч. Все перевернулось с ног на голову. После подписания Россией, Украиной и Белоруссией Беловежских соглашений государство по имени СССР прекратило свое существование. Указом президента России Ельцина КПСС была признана вне закона. По всей стране начались массовые закрытия обкомов и горкомов партии. Представители исполнительной власти совместно с работниками милиции изымали из партийных учреждений все документы. Имущество описывалось, помещения опечатывались. Партийной системы управления государством, существовавшей семь десятков лет, в один момент не стало.

В день путча Зотин был в прострации. К нему, не переставая, шли люди и пытались склонить его кто в одну, кто в другую сторону. Демократы требовали поддержать Ельцина, а ярые коммунисты ратовали за ГКЧП. В итоге Владислав Максимович вышел из этой щекотливой ситуации как настоящий дипломат. Он не стал принимать чью-либо сторону.

22 августа 1991 года в «Марийской правде» было опубликовано «Обращение к гражданам Марийской советской социалистической республики». Президиум Верховного Совета Марийской ССР призвал население, политические и общественные силы «сохранять спокойствие и правопорядок, строго соблюдать трудовую дисциплину, воздерживаться от несанкционированных митингов и демонстраций, все усилия направить на нормальное функционирование всех предприятий, учреждений и организаций, мобилизовать все силы и имеющиеся резервы на завершение уборки урожая». В заключении выражалась надежда, что принятые руководством страны меры будут осуществляться при строгом соблюдении Конституции и законов СССР. За кого Президиум Верховного Совета МССР, за красных или за белых, из этого документа было совершенно непонятно.

На следующий день после подавления путча глава Верховного Совета получил всю полноту власти в республике. Марийский обком опечатали, на Посибеева, который, естественно, ГКЧП поддерживал, завели уголовное дело. Хорошо хоть в итоге не посадили в тюрьму. Его протеже повел себя как настоящий партийный функционер. В драке за место под солнцем нет места жалости. Победитель получает все, побежденный с позором покидает властную поляну.

До приезда в Йошкар-Олу Посибеев работал в Ленинграде секретарем обкома КПСС. В те края он тихонько и отбыл, когда уголовное дело на него в 1992 году закрыли. Вернулся в свой родной город Кингисепп.

О нем быстро забыли. Времени на эмоции не было. В стране произошел переворот. Власть взяли демократы. Первым президентом России был избран Борис Николаевич Ельцин.

На Зотина навалилось много работы. Под его руководством Верховный Совет принял историческое решение – о государственном суверенитете Марий Эл и о выборах в декабре 1991 года первого президента республики.

Выборы

Пока Зотин пробивался на вершину республиканской власти, в городе Волжске многое менялось. Впрочем, как и во всей стране. КПСС теряла свое влияние, все больший вес обретала исполнительная власть. С председателем Волжского горисполкома мне вскоре пришлось познакомиться поближе.

На выборах 1990 года в городской совет народных депутатов наша группа «Обновления» одержала скромную победу. Из ста сорока депутатских мест мы отвоевали двадцать восемь. Казалось бы, у нашей молодой группы появилась определенная политическая перспектива. Двадцать восемь депутатов – хорошая сила. Мы легко могли организовать в Волжском городском совете свою фракцию, но этого не произошло. Объединение людей, разных по возрасту, социальному положению, образованию и устремлениям, оказалось нежизнеспособным. После выборов на демократических позициях в нашей группе остались немногие. Остальные быстро согласились сотрудничать с городской властью. Председателю исполкома в городском совете были нужны люди, которые будут поддерживать его решения, а не голосовать против.

Как показала жизнь, многие стали членами группы «Обновление» не ради того, чтобы менять в городе жизнь к лучшему и бороться за демократические идеалы. Они преследовали карьерные цели.

Последнее заседание нашей группы прошло по моей инициативе. Мы собрались во дворе одного из многоэтажных домов рядом с электромеханическим заводом. Вопрос в повестке дня был один: что дальше. Да, мы выиграли выборы, стали депутатами. Во время предвыборных баталий горожанам было много чего обещано. Пришла пора определиться, как мы сможем выполнить свои обещания. Город у нас небольшой, почти все знают друг друга с детства. Пообещал – надо выполнять. А чтобы реально влиять на городские дела, нужен доступ к рычагам, к бюджету. Я предложил побороться за руководящие посты в горсовете и горисполкоме, но поддержки не получил.