Хроники Нордланда. Цветы зла

– Как ты ей понравилась! – Заулыбалась Таис. – Наша Мура очень придирчиво к людям относится. Ну, вот здесь ты будешь жить, пока за тобой не приедут. На втором этаже твоя комнатка, я там прибралась. Продукты будет приносить послушница, готовить… готовить ты умеешь?

– Нет.

– Тогда и готовить будет она. Ты не переживай! Ты будешь придворной дамой, зачем тебе кухня?

– Я не ем мяса, и яиц тоже.

– Умница. – Улыбнулась Таис. – Мы здесь часто постимся, рада, что наши посты тебе будут не в тягость. Ты читаешь?

– Да. На латыни, по-французски и по-нордски.

– В монастырской библиотеке много книг. Я подберу книги по закону Божию, которые тебе надо прочесть, и в первую очередь, святого Августина и Золотую Легенду. Обязательно прочти Апостола, особенно послания Павла, это лучшее, что может дать христианская мысль и христианское учение. – Она постояла, глядя на Алису, которая взяла на руки кошку, поглаживая её. Кошка извивалась от удовольствия, жмурилась, оглушительно мурлыкала, от избытка чувств прикусывала пальчики Алисы, в общем, всячески показывала, как ей нравится.

– Ты такая милая! – Произнесла Таис с чувством. – Обустраивайся, дорогая, я провожу сеньора Марчелло. Мужчинам здесь долго находиться нельзя.

– Спасибо вам. – Алиса протянула руку итальянцу, и тот галантно поцеловал её. – Мне было очень приятно ехать сюда с вами! Вы не передадите Гэбриэлу записочку от меня? – Получив согласие, она торопливо набросала несколько строк, отдала белый треугольничек письма Марчелло, и, когда они вышли, оставив её в новом доме, прильнула к окну. Марчелло что-то серьёзно говорил Таис, та кивала, шагая с ним рядом. Алиса проводила их взглядом, вернулась в комнату, огляделась. Здесь было просто, но чистенько и уютно. Алиса раскрыла створки окна, впустив в комнату ароматы сада и пчёл, которые садились на её пальчики, щекоча их. Улыбнулась и радостно, и печально: мир такой прекрасный! Столько хорошего, простого и доброго вокруг! А она столько лет прожила вдали от всего этого, и была обречена на гибель без всякой своей вины перед кем либо, просто потому, что так захотелось кому-то… Содрогнулась, вспомнив Сады Мечты, прошептала:

– Спасибо, Гэбриэл… Спасибо!!!

– Я не понимаю. – Епископ сильно побледнел, переменившись в лице, но изо всех сил сохранял достоинство. – Вы меня с кем-то путаете!

– Голос, фигура, манеры, шрам на руке – нет, не путаю. – Возразил Гэбриэл, с нескрываемым презрением глядя на него. – Я столько слушал твой словесный понос, что и хотел бы забыть, да не удастся.

Гарет мгновенно понял брата, и его охватило бешенство.

– Где Иво? – С угрозой спросил Гэбриэл.

– Я не знаю.

– А если мы сами его найдем?

– Вы не посмеете! – У епископа побелели даже губы.

– Я не посмею?! – Взвился Гарет. – Я?! – Выхватил меч, глаза его горели бешеным красным огнём. – Ты не понял?! Ты ещё не понял?!! Ты не видел нашего сходства?! Ты не знал о беде моего отца?! Ты предавался разврату с его сыном – и жрал и пил в его доме, и смеялся нам в лицо!

Епископ в ужасе рухнул на колени: таким страшным стало лицо Гарета с нечеловеческими глазами, таким хриплым и жутким сделался голос. Молодой человек, которого он видел спокойным, насмешливым и, казалось, занятым более женщинами и своими драгоценностями, чем чем-то ещё, в один миг превратился в совершенно иное существо, абсолютно иную личность.

– Вы думали, отец калека, а я никто?! – Гарет ткнул меч под кадык епископу так, что тот весь вытянулся, боясь сглотнуть, глаза вытаращились от ужаса. – Вы серьёзно думали, что вам всё сойдёт с рук?!! – Это он почти прошипел, но так было ещё страшнее, чем когда он кричал. – Я вырос!!! Я Хлоринг!!! Вы издевались над моим братом, наслаждались этим, и смеялись над нами – так, выродок вонючий?!!

– Нет! – Прохрипел епископ. – Клянусь Богом…

– Заткнись! – Дёрнулся Гарет. – Не марай Его имя своим поганым языком, грязный содомит! Поганый извращенец! – Он сплюнул, и епископ сломался. Он был совестливым грешником, и презрение Гарета добило его. Гарет убрал руку с мечом, и епископ низко нагнул голову, не в силах вынести взгляды братьев, одинаково брезгливые.

– Ты мне о грехе рассказывал каждый раз. – Скривился Гэбриэл, который гораздо лучше владел собой и говорил холодно и спокойно. – Мне вот интересно, дрочить под сутаной, говоря о грехе, это само по себе грех или нет? Я бы послушал мнение знающих людей на этот счёт! Может, у людей на площади спросить? А?

– Где Иво? – Повторил Гарет. – Ведь я прикажу обыскать твой дом, Олаф, и весь город сбежится сюда. И я назову причину, по которой я это делаю, небом клянусь, назову!

– Я покажу. – Прошептал епископ. – Но слуга… – Они совершенно забыли про слугу епископа, который стоял и смотрел на них полными ужаса глазами. Гарет удобнее перехватил в руке меч, и слуга рухнул на колени:

– Ваша светлость… Пощады! Умоляю… Я ни одной душе… У меня старики на руках, отец и… мать… Я ни слова!

– Он лжёт! – Простонал епископ. – Он из Найнпорта!

Гарет взмахнул мечом, и вопль слуги оборвался жутким всхлипом. Он тяжко завалился на бок, агонизируя, и Гэбриэл потемнел лицом, глядя на него. Брат перерезал ему горло до самых шейных позвонков, кровь потоком лилась из пореза и рта. Гарет тут же отвернулся, а Гэбриэл не мог отвести глаз – ему было жутко, но при том нельзя было не смотреть. В памяти всплыли убитые им Локи и стражники, затошнило.

– Младший! – Окрик брата привёл его в себя. – Пошли.

Епископ привёл их в подвал, где внутри винной бочки оказался вход в ещё один подвал, тёплый и сухой, но совершенно тёмный. Там, жмурясь на свет, к ним повернули лица Иво и знакомый Гэбриэлу рыжеволосый парнишка. Последний сразу же зашёлся в мучительном сухом кашле, а Иво шарахнулся к стене, сжимая в руках обломок доски.

– Да брось ты! – Воскликнул Гэбриэл, с радостным облегчением. – Ну же, Иво, это же я, глаза разуй!

– Гэбриэл? – Спросил Иво, усиленно моргая. – Гэбриэл… ты?!!

Они оба были голые, и Гэбриэл набросил на Иво свой камзол, крепко обнял. Тот сначала оцепенел, а потом расплакался.

– Всё хорошо. – Привычно взлохматив его белые волосы, уговаривал его Гэбриэл. – Всё хорошо!

– Он пытался заставить меня, – вздрагивая, указал на епископа Иво, – трахать этого мальчишку перед ним! Сегодня ночью приходил… Обещал, что не отправит меня обратно в Редстоун, если я соглашусь…

– Ложь! – Попытался возмутиться епископ, но Гэбриэл только взглянул, с нескрываемым презрением, и тот сник.

– Пацана кровью рвёт. – Сказал Иво. – Он говорит, у него всё горит внутри.

– Он не болен! – Воскликнул епископ. – Просто простыл! Господь не допустит…

Никто ничего не сказал.

Глава четвёртая Золотая башня

Епископ был так подавлен и расстроен, что даже не попытался спорить, когда Гарет сказал, что ему придётся поехать в Хефлинуэлл, попросил лишь, чтобы ему позволили ехать словно бы по своей воле, не подозревая, насколько самого Гарета устраивает такой вариант. Тот прекрасно отдавал себе отчёт в том, что не имеет никакого права обращаться так с епископом, тот был неподсуден светскому суду, и его делом в любом случае должны были заниматься власти церковные. Как только в Элиоте узнают, что он натворил, как сюда явится посол от кардинала, и у герцога возникнут серьёзные проблемы. Единственным выходом было – надавить на епископа так, чтобы тот сам во всём сознался и покаялся, раньше, чем из Элиота прискачет посыльный. Когда кардинал узнает, что епископ Олаф – содомит и посещает сомнительные притоны, он сам поспешит замять это дело. Если он, конечно, не в курсе… Но даже если и так, перед лицом огласки он тем более не посмеет поднимать шум.

Гэбриэла пока что подобные вещи не волновали даже в самой малой степени. Он притащил Иво к себе, и тот, очумев от неожиданности и роскоши места, в котором очутился, замер на пороге, оглядываясь в благоговейном ужасе: такого он не видел даже краем глаза! Он ведь даже в покоях Хозяина никогда не был! Роскошные гобелены, ковры и шкуры медведей и рысей на полу, камин с изразцами, венецианские стёкла с витражами, зеркала, люстры, светильники, канделябры, изысканная мебель, вазы… Гэбриэл тем временем заглянул в комнаты своего оруженосца, осмотрел там всё – не так роскошно, но тоже весьма недурно, – позвал Иво:

– Ну, чего встал столбом? Иди сюда!

– Гэбриэл… Простите – милорд…

– Эй, даже не вздумай! – Испугался Гэбриэл. – Этих «простите» и «милордов» всяких, понял?! Мы друзья! Иди, смотри – это твои комнаты, и их у тебя… – Он заглянул во все углы, – …две. Постель меньше моей, повезло! Но тоже с хренью этой, как её… а, неважно. – Он имел в виду балдахин. – Вся эта «уйня, – он обвёл рукой обстановку, – твоя, ты будешь здесь жить, чтобы всё время быть у меня под рукой. Ты мой оруженосец, или, как Гари говорит, армигер, тебе полагается одежда с моими гербами, и всё такое. Понял?

Иво покачал головой, влюблённо глядя на Гэбриэла.

– Я говорил, говорил, что ты рассуждаешь, и ведёшь себя, как рыцарь! Я был прав… Но, Гэри, Алиса…

– Алиса в монастыре, мы её не знаем и никогда не видели! Её скоро привезут, как бы впервые, понял? Я с нею как бы только что познакомлюсь, влюблюсь и сделаю предложение, всё по чести, ясно?

– Да. – Кивнул Иво, немного сбитый с толку.

– Жрать хочешь?

– Да! – Оживился Иво.

– Посмотри одежду в своих сундуках, там что-нибудь есть подходящее, а потом к тебе портной придёт. Помоешься в бане, а я прикажу на стол накрыть. И… это. Бабу хочешь?

Иво покраснел.

– А здесь что… есть?..

– Не как в Садах, – ухмыльнулся Гэбриэл, – обычные, но если хочешь, я отправлю тебе спинку потереть.

– Хочу. – Признался Иво. Даже щёки покраснели.

– Иди. – Гэбриэл открыл дверь бани, объяснил Иво, что и как. Выглянул на лестницу. В комнате внизу сидели двое слуг, играли в нарды. Гэбриэл, спросив, где брат, спустился к нему. Сказал, смущаясь:

– Мне бы это, стол накрыть, для Иво, и… Ты говорил, что если мне захочется, то я могу служанку… Ну… это.

– Не успела Рыжик за порог, а ты в разнос?! – Шутливо ужаснулся Гарет, и Гэбриэл покраснел:

– Это не мне.

– Ладно-ладно. – Гарет позвал слугу.

– Пошли Ким и Ингу накрыть стол на двоих для моего брата и его армигера. – Повернулся к брату. – Видишь? Это просто. Я так полагаю, нужны будут портной, сапожник и цирюльник? Да не красней ты, как красна девица, честное слово! Это твой дом и твои слуги. Мне не трудно покомандовать за двоих, но учись и сам это делать! А то ощущение такое, словно ты здесь гость. Да что там! Гости командуют смелее, чем ты! Давай!

– А…

– Служанка?.. Просто отправь её потереть спинку твоему армигеру, да и всё. Эти две – девчонки доступные, я сам ими порой пользуюсь… Ким такое умеет! Даже в рот… хм. Только смотри, младший, среди служанок есть и вполне приличные девчонки, их не трогай. Лучше спроси меня, если какая приглянется. Идёт?

Гэбриэл кивнул, сам не свой от смущения, поднялся к себе. Через пару минут вошли две девушки, молоденькие, и обе прехорошенькие: одна рыжая, как огонь, светлее Алисы, с голубыми бесстыжими глазами, пышненькая, с соблазнительной грудью, распиравшей корсаж, веснушчатая, как птичье яичко; вторая тоненькая, черноволосая и кареглазая, с узкими бёдрами и небольшой грудью, как раз во вкусе Иво.

– Как звать? – Чуть грубовато от смущения спросил Гэбриэл. Они присели:

– Ким. – Сказала рыженькая, поиграв ямочками и двусмысленно поправляя платье на груди.

– Инга. – Сверкнула карими глазами черненькая.

– Инга… Иди в баню, помоги моему оруженосцу, он там… не знает ничего. Ким, накрой стол на двоих. Мой армигер – Фанна, он не ест мясное, жирное, молоко и яйца, только овощи, грибы, рыбу и фрукты. Посмотри там… Что есть вкусного. И запомни это на будущее… Всё. – Он стеснялся, и поэтому возникали неловкие паузы. Ему показалось, что девушки насмехаются над ним, когда они переглянулись, и Инга фыркнула, ставя на стол блюдо с апельсинами. Виляя узкими бёдрами, прошла в баню, на ходу развязывая косынку. Ким хихикнула и скрылась за дверью…

Инга вошла, и застыла, увидев оруженосца. Она никак не ожидала, что это будет высокий, великолепно сложенный полукровка с белыми волнистыми волосами и синими, как васильки, глазами, вдобавок, великолепно… оснащённый. Она лишилась дара речи, не сводя очарованного взгляда с этого самого оснащения. Иво был приятно удивлён, что девушка в его вкусе: тоненькая, как подросток, – и это тут же сказалось на объекте внимания Инги. Чего Иво совершенно лишился в Садах Мечты, так это стыдливости и страха перед наготой. Он лишь прикрыл ладонью предателя, спросил:

– Тебя Гэбриэл прислал?

– Да, сударь… – Инга сглотнула. – Вам помощь нужна, он сказал. Я, наверное, сначала разденусь, а то намочу… одежду. – Не отводя очарованного взгляда от того, что почти не скрывала ладонь, она медленно начала снимать с себя корсаж, юбку… Иво задышал чаще. Он и не подозревал, как усиливает возбуждение процесс избавления от одежды! К тому же, Инга так откровенно смотрела ему в пах, то и дело облизывая пухлые губы, что ладонь его не могла уже скрыть абсолютно ничего. Тело Инги оказалось смуглым, точёным, как фигурка из кости, грудки высокие, маленькие, но круглые, с крохотными сосками. Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но Иво перебил её:

– Повернись. – Сказал хрипло. – И нагнись.

Не было их так долго, что даже Гэбриэлу надоело ждать. Пришли уже и скромно ждали в стороне портной и сапожник; Ким накрыла на стол и сунула горячее на каминную полку, маясь у стола. Наконец, из бани вышла, словно пьяная, Инга, чуть взъерошенная, с пьяными, шальными глазами, хихикнула, увидев их, покачнулась и пошла, пытаясь поправить растрёпанные волосы. За ней вышел Иво, совершенно нормальный, разве что глаза такие же пьяные, в шерстяных штанах со шнуровкой, сапогах оленьей кожи и вамсе с гербом Гэбриэла, сел за стол. Слуги смотрели на него с уважением – ни один из них не смог бы столько времени ублажать женщину и отпустить её в таком состоянии, но довольную! Даже Ким теперь стреляла глазками не в Гэбриэла, а в него, пытаясь всячески привлечь его внимание. Через несколько минут всё женское население замка знало, что у нового армигера сногсшибательное копьё, а работать им он может просто невероятно, сколько и как!

Ни Иво, ни тем более Гэбриэл, в эти минуты о популярности Иво и её последствиях не думали совершенно. Им нужно было поговорить о стольком, столько обсудить; Гэбриэлу столько надо было показать Иво, стольким похвастаться!

– Ты ешь, – счастливый, как ребёнок, он торопился угостить Иво всем самым лучшим. Именно в эти моменты его новое положение и богатство доставляли ему самое большое удовольствие – когда он мог поделиться этим с другом. Отослав слуг, Гэбриэл то и дело подсовывал Иво самые лакомые кусочки:

– Апельсин попробуй! Знаешь, как здорово?.. Салат, тоже шикарно… – Пока Иво не взмолился:

– Гэри, я лопну! Честно, обожрался я! Нет, ну, правда, я больше не могу. Апельсинов только ещё хочу, здоровские! – Он откинулся в кресле. – Я думал, у Нэша и Марты здорово, но тут… Слушай, вот здорово, а? И как ты сюда попал?

Гэбриэл начал рассказ. Иво реагировал, как он и ждал: переживал, сострадал и радовался благополучному исходу. Гэбриэл был счастлив. Приключения Иво и Алисы он знал со слов последней, не хватало только рассказа Иво про то, как он очутился в плену у епископа. Когда Гэбриэла пришли звать на ужин к его высочеству, они и половины не успели обсудить.

– В общем, – поднялся Гэбриэл, – я к отцу, а ты тут будь, как дома. Это ведь и есть теперь наш дом! Твои комнаты ты знаешь, там делай, что хочешь. И это… Про Алису – ни слова. Мы её не знаем пока! Да?

– Конечно. – Кивнул Иво. – Не волнуйся ты!

Гэбриэл ушёл. Иво достался на растерзание портному и сапожнику; потом, оставшись один, прошёл к себе. Выглянул в окно, посидел на постели, щупая перину и покрывала, подпрыгнул и повалился навзничь с восторженным воплем:

– Йя-ху!!!

Лучиано и светловолосая девушка играли на лютне и на флейте; слуги обносили стол, за которым ужинали принц и его сыновья, винами и фруктами. Его высочеству подавал блюда и наливал вино Тиберий, братьям – другие слуги, как и Тиберий, имеющие титул не ниже баронета. В промежутке между столами вовсю старались шуты: горбун Холкин, карлица Шмыга и хромой Шнюк, над проделками которых порой смеялись Тиберий и его высочество. Гэбриэлу вид такого уродства смешным не казался, он едва сдерживал себя – так ему было жаль этих людей, и он старался не смотреть в их сторону. Молочный поросёнок с гречневой кашей постепенно превращался в скелет молочного поросёнка, уменьшался пирог с кроличьими языками, потом пошли в ход копчёные угри и раки. Принц Элодисский уже давно не ужинал так – и аппетита не было, и желания. Ел у себя, без всяких церемоний… Сейчас он первым заговорил о пире в честь Гэбриэла, который должен был состояться через две недели – чтобы успели приехать гости.

– Отличная мысль, отец! – Обрадовался Гарет. – Сколько в Хефлинуэлле не было большого торжества? Уже лет пятнадцать!

– Драйверу обязательно пошли приглашение. – Сказал принц. – Я напишу ему письмо, предложу забыть все наши недоразумения и в знак примирения встретиться в Гранствилле, на пиру. И постарайся сделать так, Гари, чтобы он получил его, будучи в Элиоте, в присутствии королевы.

– Он откажется. – Сказал Гарет.

– И тем нанесёт мне оскорбление. Если же рискнёт согласиться, живым отсюда он не уедет.

– Да, отец.

– А почему он нас так ненавидит? – Спросил Гэбриэл.

– На то есть две причины. – Принц Элодисский пригубил вино. – Первая – Гармбург. Драйвер – потомок Оле Отважного, молочного брата и сподвижника Карла Второго. В благодарность за дружбу Карл подарил ему и его потомкам город Гармбург и окрестные земли, одни из самых лучших на Острове. Долгое время Драйверы были одними из самых преданных вассалов Хлорингов. Но во времена Генриха Великого у Драйвера была красавица-дочь, Мерилин, в которую Генрих влюбился, еще не будучи ни королём, ни даже принцем. Влюбился, сделал ей предложение и получил согласие. Но в момент свадьбы открылось, что Мерилин, оказывается, дарила свою благосклонность до свадьбы очень многим мужчинам, в том числе и старшему брату Генриха. Генрих отрёкся от невесты, Мерилин и её семья были опозорены. Драйвер этого Хлорингам не простил, и присоединился к герцогу Белых Скал, Райдегурду, восставшему против Хлорингов. Восстание было подавлено, Генрих стал королём. Герцогство Белых Скал исчезло; мужчины старше четырнадцати лет из восставших семей были казнены, женщины сосланы в монастыри на севере. Так получилось, что и из Райдегурдов, и из Драйверов уцелели только мальчики… Их правнуки – и были Рональд Райдегурд и Теодор Драйвер. Райдегурд был хозяином Старого Торхвилла, родового гнезда их проклятого рода. Тридцать лет назад… Нет, однако, – герцог вновь пригубил вино, – уже тридцать пять лет назад! – мы ворвались в его замок, так как его подданные, крестьяне, горожане и даже мелкие рыцари, жаловались королеве, будто Райдегурд колдун и чернокнижник, что похищает детей и девиц, и творит с ними жуткие вещи… Мы – это ваша мама, Тис Ол Таэр, ваш дядя, Аскольд Эльдебринк, Лайнел, граф Фьёсангервена, русинские князья из Хорсвилла, Пригорска и Сарыни, и я со своими людьми. Мне было тогда, как вам сейчас, да… Молодой болван. В замке Райдегурда и в самом деле творились жуткие вещи. Кругом человеческие кости, клетки с обезображенными трупами и ещё живыми, но безнадёжно покалеченными детьми, и лужи, целые… ручьи гниющей крови! Райдегурд оказался настоящим колдуном: он метал в нас шары огня, молнии и насылал живых мертвецов. Это была славная и страшная битва! Если бы не эльфы с их волшебством, не русины, которые бились, как дьяволы, и не боялись этих оживших трупов, нам бы не справиться… Но мы одолели его, захватили живьём, повесили за ноги в его собственной лаборатории, облили всё каменным маслом и сожгли.

Гэбриэл слушал, затаив дыхание. Принц вновь приложился к вину, помолчал.

– Там был Теодор. – Сказал, кивнув каким-то своим мыслям. – Сидел в клетке, голый, и ел сырую крысу, как зверь. Аскольд и князья настаивали, что следует сжечь и его… Оставить в клетке, пусть горит. Но я, молодой, глупый, ринулся на его защиту, как лев. Мол, он жертва, а что рычит и скалится, так не его это вина, над ним издевались, его мучили! Он жался к моим ногам и рычал, как пёс, на остальных. Его тщательно проверили на то, не колдун ли он, как его господин и мучитель… Оказалось, в нём нет ни капли колдовства. Я заботился о нём, хоть, честно скажу, он вызывал во мне отвращение, до тошноты. Но именно поэтому мне и жаль его было, я понимал, что остальные относятся к нему ещё хуже. Он даже… – принц поморщился, – предлагал мне… себя. Так мы узнали, что Райдегурд был ещё и содомитом. Теодор был очень красив, потому тот и не убивал его, держал для… нет, слишком мерзко. Я вернул ему один из городов, принадлежавших его матери, Найнпорт, и старый замок, Редстоун. Золото и все не сгоревшее имущество Райдегурда я тоже отдал ему. Он очень долго делал вид, что благодарен мне, клялся, что будет верен мне до самой смерти, говорил, что всё, связанное с Райдегурдом, для него ненавистно. Много времени гостил у меня в Хефлинуэлле. Я страшно тяготился им, он мне был… неприятен. Но я по-прежнему его жалел, и потом, такая рабская преданность, которую он демонстрировал мне, требовала, как я думал, какой-то благодарности с моей стороны. Странно, но я, спасший ему его поганую жизнь, тот, в чьём доме и за чей счёт он жил, скоро уже ощущал, что это я обязан ему чем-то. Думаю, всё это, вместе взятое – первая причина его ненависти ко мне. Родовая обида на Хлорингов, унижение, которое он сам на себя принял, но которое ненавидел… Думаю, он знал, что я презираю его. Вторая причина – это ваша мама. Когда-то она гостила в Гранствилле, у своей родни, узнала о моей болезни – я был болезненным ребёнком, часто простужался, постоянно чувствовал себя слабым, большую часть своего времени проводил в кресле, укутанный, – и пришла в Хефлинуэлл, чтобы помочь мне. Она меня вылечила, а я – я влюбился в неё. – Он мечтательно улыбнулся. – Как это у Данте… И шло такое от неё сиянье… Я даже не могу сказать, что это была любовь – это было такое чувство, что и сейчас, вспоминая те минуты, я чувствую, как сердце моё замирает. Ничего прекраснее я не могу себе и представить!.. Когда мы сражались с Райдегурдом, я увидел её во второй раз, и тогда уже понял, что люблю её всем сердцем и никогда не полюблю никакой другой женщины. Но тогда же её увидел и Драйвер. Он сразу же понял, что я погиб. И начал преследовать её. Она была эльфийка, знатного рода, королевского рода Ол Таэр; она смеялась над ним. Как-то публично она заявила ему, что уж лучше она согрешит сразу с козлом, нежели с ним. Она сразу поняла, кто он, и в отличие от меня не скрывала своего отвращения.

У Гэбриэла закружилась голова, он вцепился в край стола, низко нагнув голову. Кровь зашумела в ушах, он почти не слышал, как отец рассказывает о своих отношениях с прекрасной эльфийкой.

– Она согласилась выйти за меня. – Мечтательно и печально, глядя в свои воспоминания, говорил принц. – Я почти не надеялся на это, и вдруг она приехала, из Лисса, одна, и сказала, что согласна. Это был самый прекрасный день в моей жизни… Прекраснее него был лишь день, когда вы родились. Целых два мальчика! Два сына сразу!!! Драйвер был в таком бешенстве, что впервые показал всё, что было в его грязной душе. Он высказал мне и ей всё, что скопилось в его поганом сердце, обвинил меня в том, что я презираю и унижаю его, а Лару… О, этого я повторять не буду. Я тут же вызвал его на бой, и победил. И опять не добил. Как я жалею, что не ударил его!!! – Он покачал головой, рука задрожала, голос сорвался. – Он валялся у моих ног, и рыдал, и грыз землю… Мне стоило только ударить, один удар!!! Но я… плюнул, сказал: «Живи, дерьмо», и ушёл. Я ушёл!!! Я считал себя гордым, великодушным и благородным. Если б я знал, что моё благородство принесёт моей любимой и моему мальчику!.. Если б я только мог знать… Я прирезал бы его без тени сожаления, наплевав на всякие законы рыцарства и чести, только бы спасти вас… Но что теперь об этом?.. Думаю, Гэри, ты теперь знаешь его причины. Может, были и ещё, но я думаю, вполне хватило бы и этих. Вполне.

– Что ж. – Сказал Гэбриэл. – Я тоже сидел в клетке. И тоже жрал крыс. – Гарет быстро глянул на него, предостерегающе. – Он, я думаю, отомстил. Странно, что он не убил меня.

– К нему в замок трижды приезжали мои люди и люди королевы. Он ухмылялся и показывал свой замок, каждый уголок… Искали и маги, но ничего не нашли.

– Нас тогда там и не было. – Пояснил Гэбриэл. – Я рос до тринадцати лет на ферме где-то очень далеко – меня везли в Редстоун много дней, наверное, целую неделю.

– Я думал, что он где-то тебя прячет. – Задумчиво произнёс принц. – Мои шпионы много лет не спускали с него глаз. Если бы тебя привезли прямо в замок, это стало бы мне мгновенно известно.