Хроники Нордланда. Королева Мэг

– Так нельзя… – Мэг боролась изо всех сил, но безуспешно: она могла только на словах отрицать, тело же, покорное и дрожащее, млело от наслаждения. – Так нельзя…

– Но ты же меня любишь, не отрицай!

– Я не знаю… Наверное, люблю, я не знаю! Я никогда… Меня никто не касался так, пожалуйста… Дай мне время! – Они отстранились вновь. – Пожалуйста, дай мне время, дай мне прийти в себя, понять, что со мной! Мне кажется, я погибаю…

– Я не зверь, Мэг! – Карл ликовал. – Тебе только стоит сказать, и я покорюсь!

– Я же не сделала ничего дурного? – Жалобно спросила Мэг. – Я не ворую чужого жениха, не совершаю что-то…

– Я ничего Моргаузе не обещал и ничего у неё не просил. – Твёрдо сказал Карл. – Я даже не знал, что Скульд сватается к ней от моего имени! Вот пусть сам на ней и женится. А ты вообще не должна об этом думать, это не твоя забота! Я возьму все твои заботы себе, ангел мой, ты только люби меня и больше ничего!

– Я так… мне так страшно… но я так счастлива! – Призналась Мэг. – И ты единственный, кто так прикасался ко мне, и будешь единственный, до самой смерти.

– Не думай о смерти. – Засмеялся Карл. – Мы с тобой, как мои родители, будем любить друг друга долго-долго, пока не состаримся. Так мы с тобой договорились, да, Мэг?.. Завтра я приду сюда снова, и ты скажешь мне своё решение?

– Нет, не завтра. – Испугалась Мэг. – Завтра я не смогу. Через три дня.

– Зачем так долго?

– Так надо. – Мэг не смогла устоять от искушения, вновь позволить Карлу припасть к её губам. – Я буду думать о тебе… А если придёшь в церковь, то увидишь меня… А я – тебя. Только, умоляю, не подавай вида, что мы…

– Ладно. Я подожду… Если смогу. – Прощаясь, Карл всё не мог оторваться от Мэг и отпустить её; провожая её, он то и дело останавливался и вновь её целовал, так что пришли на задворки церкви они уже на рассвете. Опасаясь, что её увидят, Мэг наконец-то вырвалась и убежала, а Карл ещё бродил вокруг церкви, весь во власти счастливых грёз, ликования и тоски: три дня без Мэг!!! Карл не верил, что сможет вытерпеть столько. Восторгу его не было конца, так же, как тоске, любви и гордости. С помощью Оле, поджидавшего его в замке, Карл вернулся к себе, и там на Оле обрушились восторги влюблённого. Он так и не уснул; воображение и влюблённость внушали ему, что были какие-то особые взгляды, и вздохи, и какой-то иной смысл в словах… Карл не смел рассказать о том, что было слишком интимным, коснуться того, что принадлежало только ему и Мэг, и это было так непохоже на его прежнее хвастовство! Оле всё выслушал, резюмировал: «Она без ума от тебя, это ясно!», – и Карл возлюбил и его за эти слова.

После бессонной ночи, как это бывает только в юности, Карл не чувствовал себя ни вялым, ни сонным. До завтрака он успел появиться в церкви, где увидел Мэг, которая молилась вместе с Анной и Пегги, заметил, что девушка выглядит счастливой, и вознёсся на седьмое небо от счастья.

Во время завтрака королева всё время заговаривала с Моргаузой и пыталась вовлечь в разговор и Карла. Принц отвечал коротко, но не враждебно; со стороны казалось, что он просто смущён. Король и Моргауза так и думали, но Скульд то и дело бросал на племянника и на королеву задумчивые взгляды. Карл старался не касаться принцессы и не отвечал на её томные взгляды, и это больше не казалось Скульду капризом мальчишки. Тут всё было куда опаснее…

И это действительно, было опасно для планов Скульда, так как Карл, единственный в Элодисе, не признавал власти Скульда и не позволял собой командовать. Скульду приходилось использовать обходные пути и манипуляции, чтобы добиться своего; но это становилось всё сложнее делать, так как мальчишка был не глуп. Если Карл открыто восстанет против власти Скульда и скажет «Нет», сделать что-либо будет нельзя… Если, конечно, не поможет королева. А это будет возможно только в том случае, если не вмешается какая-нибудь неприятность в виде какой-нибудь девчонки, которую Карл вообразит своей возлюбленной. И Скульд понял, что нужно выяснить немедленно, не та ли дикарка Юна помеха его планам, а если не она, то кто?..

Карл об этом вовсе не думал. Его мучило другое: ему было жаль Моргаузу. Любовь, переполнившая его до краёв, делала принца добрым ко всем вокруг, в том числе и к принцессе Моргаузе. Она не виновата, думал Карл, что её сделали игрушкой чужих интриг; поэтому вёл себя с принцессой гораздо приветливее, чем до сих пор. Моргауза торжествовала, и даже королева почувствовала надежду… Хотя видела, как старательно он не флиртовал с нею. Карл просто не хотел её обижать. В конце концов, если бы не Мэг, он, наверное, женился бы на принцессе, раз это так важно для королевства! Но в неполные девятнадцать лет нет ничего важнее любви, и Карлу казалось почётным, даже величественным принять ради любимой любые страдания… Тем более, что баловень семьи и судьбы, цены страданиям он не знал вовсе. Влюблённость сыпала перед ним жемчуг и розы, и дарила крылья за плечами… И ради этого ощущения, ради этого чувства полёта, Карл был готов на всё.

Умчавшись из трапезной, Карл смотрел со стены замка на Гранствилл, залитый полуденным солнцем, звоном кузниц и дымом. Город лежал перед ним, прекрасный, как шкатулка с драгоценностями… Надо ли говорить, какую драгоценность Карл имел в виду! Сердце его стало огромным и вместило всё, видимое и невидимое; никогда ещё он так остро не чувствовал, так полно не жил, как в эти часы! И никогда так не ощущал красоту видимого мира, как сейчас, когда высматривал в городе церковь, в которой сейчас находилась Мэг…

Оле позвал его, и следующие полтора часа они с криками гонялись друг за другом по двору и лестницам, сражаясь то с длинными шестами, то с секирами, то на топорах, то на мечах. В разгар шуточного сражения на низкой внутренней стене, отделявшей чистый двор от хозяйственных построек, появилась Моргауза с полной чашкой лесной клубники. Заинтересовавшись поединком, она устроилась на парапете, похожая со стороны на гибкого и мягкого зверя – горностая или ласку. Обоим молодым людям она показалась очень красивой. Чёрная толстая коса изящной змеёй спускалась по плечу как раз в ложбинку между грудей, белая кожа была прозрачной и нежной, как воск, нежные мохнатые тени пролегли под огромными глазами… С её появлением поединок стал настоящим: они не могли не рисоваться перед прекрасной женщиной. Карл, заметив, что и Оле рисуется перед принцессой, против воли ощутил ревность и потерял всякую осторожность. Несколько минут они дрались всерьёз, и это не могло не кончиться так, как кончилось: более гибкий и быстрый, Карл ударил по запястью Оле, защищённому клёпаной кожей, и сильным ударом распорол ему куртку и кожу на груди, до самой ключицы. Оле выронил меч, отступая и глядя на свою грудь и не веря своим глазам. Карл, сам потрясённый тем, что сделал, быстро взглянул на Моргаузу: та стояла, оставив чашку; на тонких пальчиках её был клубничный сок – как кровь, в глазах – торжество. Ей нравилось, что они подрались, она была возбуждена видом крови; тонкие ноздри дрожали с видом жадным, даже хищным. Карл посмотрел на Оле. Тот отнял от раны руку, всю в крови, поднял глаза на Карла. В его взгляде были страх, недоумение, обида… Карл быстрым движением дёрнул ворот куртки и сам себе ножом порезал грудь – как у Оле, до самой ключицы. Оле вскрикнул, а Карл, прижав к ране ладонь, сжал этой ладонью руку Оле.

3.

Моргауза была потрясена. Карл нравился ей всё больше и больше; порой у неё мурашки бежали по телу и наливались горячей тяжестью бёдра: когда он ударил по щиту там, в лесу; когда он порезал себе грудь, пролив кровь двоюродного брата… Когда она вспоминала это, принцессу начинала бить дрожь. Она сгорала от страсти. Карл был нужен ей прямо сейчас; она хотела его и готова была выть и ползти по постели от желания, как кошка. Перевернувшись на спину и подтянув к животу колени, Моргауза смотрела в темноту сухими глазами, и видела Карла: его гладкие щёки, его капризный рот, ключицы и кожу на груди… Ей хотелось дотронуться до него, прижаться, всё горело внутри. Рядом спала кормилица, в коридоре у двери – её телохранители. Если бы не это, девушка давно сама бы пошла к Карлу. Почему не назначают свадьбу, почему Карл ни разу не встретился с нею наедине и не поговорил?! «Я умру до свадьбы!» – Томилась она, поднималась, смачивала холодной водой тело, и мокрая её грудь блестела в лунном свете, когда она смотрела из окна на редкие огоньки замка и Гранствилла, бездумно поглаживая саму себя. Кроме сладостных грёз о грехе были у Моргаузы ещё какие-то смутные грёзы: о сражениях ради неё, смерти, крови, вид которой принцессу и пугал, и возбуждал, о мести и жертвах… Она была из тех женщин, которые стравливают мужчин между собой, как диких зверей, и находят в этом высшую радость и полноту бытия.

4.

Скульд в этот момент говорил с королевой. Стоило Скульду прямо спросить её, как она тут же во всём призналась: она боялась деверя. Рассказав ему о неизвестной девушке, королева призналась:

– Я не знаю, что делать, дядя. Мне кажется, что сын не слышал ничего из того, что я говорила. Не знаю, почему он медлит, но мне очень тревожно. Королю всё хуже, он не признаётся, но я–то вижу… Что мне делать? Ты же знаешь, что силой с Карлом не сладить. Может, надо было всё-таки приготовить его перед сватовством?..

– Об этом не было и речи. – Досадливо поморщился Скульд. – На такую удачу, как брак с лебединой кровью, я и рассчитывать не мог… Нам просто очень повезло. Нужно было ловить момент. Ты же понимаешь, ты не глупа.

– Да, я понимаю. Но Карл… Может, выяснить, кто эта девушка, и дать ей денег? И отправить обратно в Ирландию?

– Ни в коем случае. – Уверенно возразил Скульд. – Ты только представь себе, что Карл узнает об этом?

– Нет!!! – Ужаснулась Зура, перекрестившись.

– И я об этом. Мы вообще не будем напрямую пересекаться с этой девушкой, кто бы она ни была. Мы дадим денег Анне. Она желает основать женский монастырь? Ради Бога. Отдадим ей старую маслодавильню на острове Торхевнен – это достаточно далеко от этой… девицы. А взамен Анна вынудит эту девушку отвергнуть Карла. Я уверен, что Анна найдёт рычаги давления и убедит девчонку. А нам не придётся с ним ссориться. Ты можешь даже сделать вид, что поддерживаешь его…

– А если она в самом деле его любит и откажется оставить его?

– Если правильно повести дело, она ещё гордиться будет, что оставила его.

– Я вот думаю… – Рискнула королева, – а если… вдруг мы рушим счастье Карла? Не можем ли мы рискнуть? Я люблю сына, и мне не безразлична его судьба!

– Подобные сетования имели бы место, если бы мы подсовывали принцу вместо юной и красивой девушки отвратительную стерву. Но никто не станет отрицать, что Моргауза – самая прекрасная девушка, какой только может пожелать мужчина. И потомство от неё будет отличное, можешь мне поверить. А Карл – ты же его знаешь. Его увлечение – каприз, желание доказать нам свою самостоятельность.

– Похоже на то, – кивнула Зура, – Карл именно такой. Так что же делать?

– С утра поговори с ним. Я возьму на себя Анну, а ты поговори с ним. Узнай, как зовут эту девушку, остальное уже моя забота. И ты права: не говори королю. Постараемся уберечь его от переживаний. Нельзя нам и ссориться с королём Колем, когда наше положение такое шаткое. Перед нами Одноглазый, а за спиной – орды дикарей… Нам только ирландцев не хватало! Да и не гоже обижать Моргаузу. Отослав девочку обратно в Ирландию, мы опозорим её и разобьём её жизнь.

– Сохрани Господь! – Испугалась королева. – Бедное дитя не заслужило того!

– Ей, как и королю, вовсе не нужно говорить ничего об этом… пустяке.

Рано утром, когда Карл вновь помчался под благовидным предлогом повидать Мэг, Скульд послал за Анной. После недолгой прелюдии по поводу планов основания монастыря, Скульд, убедившись, что Анна именно такая, как он и думал, приступил к делу.

Анна отлично держала удар. Она не подала виду, какой ад творится в её душе, вежливо выслушивая Скульда. А в самом деле там было черно, как в могиле. До этого момента Анна искренне верила, что принц увлечён ею, и невозможно высказать, какие приятные и сладостные грёзы бередили её душу! Она успела заметить, что принц уже не раз появился, как бы невзначай, вблизи от церкви, и была убеждена, что это ради неё… А оказалось – нет. Мгновенно Анна поняла всё. Ничего не ради неё здесь был принц! Он волочился за этой девчонкой, а её, Анну, использовал для отвода глаз. Усугубляя боль от разочарования, Анна решила, что принц и Мэг выставили её идиоткой, и наверняка здорово посмеялись над старой дурой. Не думала же она, что они вообще о ней не думали! Да и что бы это изменило?!

Но держалась Анна, как и было сказано, великолепно. Она слегка нахмурилась, услышав, что юному принцу приглянулась одна из её девушек, сказала, что ничего ещё об этом не знает, но, конечно же, сделает всё, от неё зависящее, чтобы вернуть девушку на путь истинный.

– Это искушение; принцем сейчас руководит не сердце, а Лукавый, смутивший его ум. Я знаю свой долг, вы можете на меня положиться.

Пообещав землю на острове и всяческое содействие, Скульд отпустил Анну со щедрым пожертвованием. Он не стал даже больше об этом думать – дело не казалось ему важным.

А королева, вызвав до завтрака к себе сына, заговорила с ним ласково и доверительно:

– Ты не передумал насчёт Моргаузы, сынок?

– Нет. – Настороженно глядя на мать, от чего ей на миг стало больно, ответил Карл.

– Что же это за девушка, расскажи мне о ней? – Она нежно перебирала его густые коричневые волосы.

– Зачем, мать? – По-прежнему настороженно спросил Карл. – Чтобы вы что-нибудь ей сделали?

– Что ты говоришь! – Воскликнула королева. – Я хочу тебе счастья! Я не заставлю тебя жениться насильно, хоть Моргауза мне и нравится. Твоё счастье мне важнее! Что бы ни сделал и не думал твой дядя, я на твоей стороне. – Она вновь привлекла сына к себе, и Карл поцеловал её руку с нескрываемым облегчением, одновременно старательно прикрывая от любящего взгляда матери рану на ключице.

– Расскажи мне о ней! – Вновь попросила королева. – Какая она?

– У неё волосы коричневые и гладкие, как шёлк, – увлечённо заговорил Карл – он никогда не заикался, разговаривая с матерью. – А волосы синие-синие, как небо осенью. Взгляд её такую радость рождает в сердце, что я сказать не могу, это такие глаза, мама… Они меня и ранят, и лечат, и всё в один миг. Я не могу рассказать, что со мной происходит, знаю только, что она и я – это одно, только она – это моя лучшая часть. Она чистая, откровенная, честная. Только такую женщину я могу любить, и только с такой женщиной я могу быть счастлив!

– А она? – Сдерживая слёзы, спросила королева.

– Она?.. Она обещала дать мне ответ, завтра, поздно вечером. Но я уверен, что она согласна! Я видел её глаза, я знаю, что она счастлива, и уверен, что это из-за меня. Боже, самое трудное – это сдерживаться и не подходить к ней до этого! Но я обещал ей, и хочу быть достойным её.

Королева, в душе которой шла мучительная борьба, едва не воскликнула: «Поговори с ней прямо сейчас, пока не поздно, и будь что будет!» – но, потянувшись к сыну, наконец заметила, как он ни скрывал, рану, вокруг которой уже успела покраснеть и опухнуть кожа, и испуганно ахнула:

– Что это?! Это же не в бою!

– Дрался на мечах с Олле. – Досадливо отмахнулся Карл.

– С Олле?.. Он посмел пролить королевскую кровь?!

– Это случайность, мама. На самом-то деле это я его ранил…

– А это что?!

– А это… Я, сам.

– Ты выгораживаешь его! Опять, как и в детстве! Но теперь это ему с рук не сойдёт…

– Мама, это сделал я сам! – Вскочил Карл. – И Олле за это ничего не будет! Я не позволю, потому, что вина моя! Я сам ранил его, и испугался, что он обидится на меня…

– Он?! – Зура тоже встала. – Он посмел бы затаить зло на своего принца?!

– Мама, мне не это нужно! Он мой друг, а не слуга! В конце-то концов, он ведь мой двоюродный брат, и я сам его ранил! Ты же знаешь, я его люблю…

– Да, знаю. – Слегка успокоилась королева. – Пусть лекарь посмотрит твою рану!

– Он уже смотрел. Это пустяк, царапина. – Карл поцеловал мать в щёку. – К завтраку звонят, мама.

– Подожду, – Зура уже овладела собой. – Обещай мне одну вещь!

– Что угодно, мама!

– Не говори ничего королю и Моргаузе, пока не получишь ответ твоей девушки.

– Но, мама! – Смутился и вновь насторожился Карл. – К чему это? Ведь я всё равно всё решил!

– Мне так будет спокойнее. Я понимаю, ты всё для себя решил, но я волнуюсь за твоего отца. Мне не по себе. Пообещай мне, сынок, успокой меня! Для тебя это ничто не значит, а мне будет легче…

– Хорошо. – Карл хмурился, но пообещал, полагая, что никакого вреда, в самом деле, от этого не будет. – Как хочешь… Хоть смысла и не вижу.

5.

Мэг вставала рано, по привычке почти всех людей того времени, и сразу начинала обычные свои дела: выпускала птицу, наливала воду животным в выдолбленную колоду, доила коз. Все эти дни она пребывала где-то в раю: двигалась и действовала на автопилоте, а сама грезила о том, что было, и ещё сладостнее – о том, что будет. Да, она нарушит обет… Но Карл ведь прав: она слишком молода для пострига, и не могла знать своё сердце, принимая его! И сколько она сможет сделать хорошего и правильного, став королевой, подумать только! Она будет помогать Карлу, как делают это все христианские государыни, примером своим, благотворительностью, пожертвованиями, конечно же, и помилованиями… Мэг, уносясь в мечтах уже бог весть, как далеко, убеждала диких людей, о которых говорили отец Марк и матушка Анна, добровольно принять христианство и покинуть лес и идолов… И всё это ради Карла, потому, что он затмил в её сердце всё и всех. Он не только сорвал первый поцелуй с её губ, он разбудил её сердце, душу и тело, до этого пребывавшие в девственном покое и неведении. Она просыпалась девочкой, а ложилась спать девушкой, и столько всего произошло за эти часы, что Мэг казалось, будто прошли годы, и она уже никогда не будет прежней… Она отдала себя Карлу сразу и вся, целиком, и пути назад для неё не было. Она не поверила бы и не захотела такого пути, не приняла бы его, её любовь была абсолютной и в чём-то роковой. Она была из тех цельных, чистых и простых натур, которые всё воспринимают буквально и для которых разочарование так страшно, и так трудно, порой невозможно принять и пережить.

Но и Карл был такой же. Он не признавал ни полутонов, ни компромиссов в дружбе и любви, и самое страшное, что могло бы с ним случиться – это предательство тех, кого он любил. Он полюбил Мэг точно так же, без оглядки, и готов был в самом деле на любые жертвы ради неё и своей любви. И Мэг это чувствовала всем сердцем. Она была так счастлива, что даже немножко жутко было, но радостно до дрожи. Вот она избавляет его от бешенства, и они правят мудро и правильно, и скоро уже другие короли признают Карла и Элодис великим королевством… А потом у них появляется сын. Дальше появления ребёнка Мэг не заходила: фантазии не хватало, и всё начиналось по новой, ещё увлекательнее и прекраснее. О Моргаузе она и не думала, словно её вовсе не было, и в каком-то смысле так оно и было: Вселенная вращалась вокруг них с Карлом, и все остальные были просто мелкой звёздной пылью, фоном их счастливой любви.

Что матушка Анна запретит ей нарушить обет, Мэг побаивалась, но была готова к буре. Ей даже хотелось, чтобы Карл увидел, как Мэг тверда и на что готова ради него! Но девушка не подозревала, что её тайна уже раскрыта, когда Анна звала её к себе. Был скоромный день, и настоятельница поймала курицу для вечерней трапезы. Когда Мэг подошла к ней, Анна как раз ловким и точным ударом топора отсекла курице голову и подняла за лапы содрогающуюся тушку, давая стечь крови. Мэг опустила голову: кровь густым алым ручьём извивалась в изумрудной траве, которой был покрыт двор, и бродившие вокруг куры и цыплята исподтишка склёвывали алые капли.

– Возьми. – Анна отдала курицу девушке, стёрла мелкие капельки куриной крови с розовой щеки. – Ощиплешь и выпотрошишь. А после службы мне надо с тобой серьёзно поговорить.

Говорила она сухо, как-то неприязненно, и Мэг ощутила смутную тревогу. Никакой вины, кроме одной, она на себе не чувствовала; перемена в настоятельнице её испугала. Это была единственная семья Мэг, единственные близкие люди, каких она знала, и если пока что всё, что связано с Карлом, было мечтой, то монастырь и Анна с Пегги были реальностью и надёжным тылом. Девушка побаивалась, конечно, реакции настоятельницы, но никак не ждала, что встретит такую враждебность, почти ненависть. Она же не понимала, что это была просто женская ревность, разочарование и боль от собственной глупости! Да и кто мог такое заподозрить?! Возможно, это был тонкий расчёт Анны: заставить Мэг бояться, сомневаться и мучиться… А может, просто месть. Анна не думала о мести сознательно, она была христианка, но вся её душа была одержима этой местью, тем более страшной, что неосознанной. Анна убеждала себя, что возмущена не любовью Карла, не тем, что Карл воспользовался ею, чтобы посмеяться над ней, нет! Она его простила, и верила в это. А возмущена она тем, что в такой миг, в такой ситуации, Мэг предала её, зарождающийся монастырь, самое христианство в этой дикой стране, ради похоти. Да, именно похоти! Анна именно так говорила мысленно, и именно так собиралась говорить с Мэг. Не было грязи, которую не готова была вылить она на голову ничего не подозревающей девушке! Мэг ещё не понимала, что происходит, но уже боялась и переживала. На вечернюю службу девушка шла уже сильно взвинченная и расстроенная; но не идти было нельзя, её уже ждали. Слух о пении Мэг уже распространился по Гранствиллу и даже по округе, и к службе собрался народ и с Белой Горки, и со Старого Места, и из Омок, даже из Брыля и Овражков. Некоторые шли с утра, чтобы попасть в церковь. Такого аншлага отец Марк и не чаял дождаться! В ожидании люди глазели на цветной витраж с голубем, икону Божьей Матери и вышивки, которыми королева и её сестра Эве, мать Олле, украсили храм. Отец Марк, сильно волнуясь, сказал проповедь, надеясь, что хоть кто-то здесь, придя из любопытства, что-то услышит и останется. В полном составе пришла и королевская семья, вместе с принцессой. Вообще, прихожан храма прибавилось довольно значительно благодаря и ирландцам, и даже маврам – они оба тоже были христианами… И в церкви было почти тесно.

Наконец, настал момент, кого все ждали: запела Мэг. При этом девушка совершенно преображалась, и то, что видел по большей части только Карл, начинали вдруг видеть все: одухотворённость Мэг, её нежность и хрупкую красоту. Глаза её сияли в полумраке, словно две синие звёздочки; так бывает, когда они сияют во влажном густеющем вечернем сумраке поздней весной. В этот день Мэг пела, как никогда. Присутствие Карла её радовало и мучило, волновало и вдохновляло; её пугало, что здесь семья Карла, которая, наверное, скоро узнает об их тайне, и как-то они её примут?.. Но она уже решилась, и в голосе её звучало ликование. Карл даже не замечал, как следят за ним мать и Скульд – он вообще ничего не замечал; летая где-то вслед за переливами волшебного голоса, где-то в иных мирах, принц чувствовал дрожь и счастье, переполнявшие его до краёв. Он видел, что Мэг любит его, верил, что она говорит «да», и не мог дождаться, когда услышит это от неё воочию. Боже, как он был счастлив! Всей душой, со всем безумием восемнадцати лет, со всей страстью горячего и безрассудного сердца, он полюбил Мэг; и что бы ни произошло после, как бы ни страдала она, в том числе и по его вине, как бы не поворачивалась его судьба, принц продолжал любить её с прежней силой. Чуткая душа Карла в мгновения экстаза угадала грядущую боль, но это не вызвало в нём ни страха, ни сомнений. Стальной стержень его натуры, гордость и высокомерие никогда не позволили бы ему поддаться суеверным страхам.

Скульд мрачно кусал губы, глядя на Мэг. Вот не было печали! Лучше, чем кто либо, лучше даже, чем королева, Скульд понимал Карла, и вполне осознавал, до чего опасна для Карла Мэг. Он даже думал, что проще всего, наверное, просто уничтожить эту девочку, при чём как можно скорее, пока не произошло что-то непоправимое… И обещал себе, что если не удастся вариант с Анной, он так и сделает. И в любом случае, её нужно убирать из Гранствилла, и как можно дальше и скорее!

Примерно с такой же, а может, и большей жестокостью смотрела на Мэг Анна. Чары Карла действовали на неё со страшной и роковой силой. До чего он был красив, молод и соблазнителен, с ума сойти! С каким тоскливым и бессильным любованием она заглядывалась на него, понимая тщетность своих мечтаний и глупость своих надежд! И как же ненавидела Мэг, юную, свежую, желанную!!! Даже смерть Мэг, наверное, не утолила бы эту ненависть! Встретив взгляд Скульда, Анна чуть заметно кивнула ему, и Скульд вновь перевёл взгляд на Мэг. Удачно используя слабости и чувства окружающих, сам Скульд презирал их абсолютно. Голый прагматизм и политика – вот, чем много лет жил Скульд Хлоринг; однажды сложив к подножию трона своего любимого брата свой меч и свою душу, поклявшись вернуть Хлорингам свои права и королевство, Скульд жил этой клятвой. Никто, в том и числе и он сам, не помнил, когда интриги и манипуляция людьми превратились в самоцель, то, без чего уже не мыслил свою жизнь дядя короля. И в любом случае, в планы Скульда не вписывалась Мэг. Зато золото, родство и природное коварство Моргаузы вписывались в его планы идеально, и на всё остальное Скульду было плевать. Он давно забыл, что такое страсть, что такое любовь и прочая чушь, и искренне считал, что это безответственность, потакание своим капризам и праздные фантазии. И более всего подвержен был всеми этими недостатками внучатый племянник! Карла трудно было понять и ещё труднее контролировать; он был из тех, кто в один миг опрокидывает расчёты и рушит планы; на которого ставить в крупной игре было рискованно. Эмоции и неосознанные порывы бродили в нём, как дрожжи в молодом вине, грозя взрывом от любого неосторожного движения. Скульд мало видел в жизни людей, способных так, как Карл, забывать обо всём и бросаться в бой или страсть с истинно берсеркским бешенством, забывая о риске. В нём не срабатывал инстинкт осторожности, благодаря которому с людьми легко было иметь дело. Карл был опасен и непредсказуем, как стихии, но другого не было. Принц был единственным прямым потомком Хлориди на этом Острове, и его следовало беречь… Хотя бы до тех пор, как не подрастёт сын Моргаузы и не станет гарантом сохранения рода и трона!