Хроники Нордланда. Грязные ангелы

– Не бойся, я его почую. – Гор чувствовал даже лёгкую дрожь. – И далеко этот замок?

– Ты чего? Сады – его часть. За дверью он и начинается. А тебе зачем?

– Я любопытный.

– От любопытства кошка сдохла. Мне запрещено с вами говорить!

– Но ты говорила. И я могу на это пожаловаться. Ты Чуха, тебя никто даже слушать не станет.

– А я-то ему вкусняшек наложила! – Разозлилась и испугалась горбунья. – Пошёл вон!

– Я не скажу никому, если поговоришь со мной. Как ты выходишь?

– Вон оно что… – Протянула горбунья. – Оставь эти мысли, великан. Ты не выйдешь. Там стража, снаружи, они видят каждого, кто к двери подходит, и снаружи открывают. Понятно?

– Нет.

– Там окошко есть, чтобы смотреть, олух. Они в него смотрят, и если видят, кто подошёл, открывают. Там их трое, они тебя ещё раз рассмотрят, и тогда пропустят в замок. И все с мечами и дубинками. Как ты пройдёшь? Вот то-то и оно. Забудь. И иди давай, хватит.

– А ты как выходишь?

– Через вот эту дверь. – Она кивнула на дверь позади себя. – Но тут решётка; ни ты сквозь неё не пролезешь, ни я.

Гор задумчиво оглядел решётку, потряс даже: сидела крепко. Окошко, куда горбунья подавала ему еду, которую он складывал в корзину, было очень маленьким, даже Марта бы в него не пролезла. А вот Алиса… Гор прикусил губу, примеряясь. Алиса, может, и пролезла бы: она маленькая и мягкая…

– Ещё один вопрос. – Настаивал Гор. – А что, если я всё-таки выйду? Ну, если допустить просто.

– Тебе ещё из замка выбраться надо будет. А потом из города. Не выйдет, великан. – Она произнесла это почти сочувственно. – Забудь.

– Что такое город?

– Э-э-э… Ты вообще ничего не знаешь? А куда тогда собрался?!

– Никуда. Я просто спросил. – Гор повернулся и пошёл. В душе было гадко и пусто, но решимость его не поколебалась ни на йоту.

Занёс еду мальчишкам в Конюшню, велел им встать перед собой и осмотрел всех. Многие были в синяках и кровоподтёках, но доктор никому не требовался. Гор проследил, чтобы они разобрали еду поровну – он всегда следил за этим, помнил, что происходило, когда здесь жил он, и когда старшие и более сильные отнимали еду у младших, и те подыхали от голода, охотясь на крыс и даже на мокриц. Подождал, наблюдая за ними. Что было, то было: когда он стал вожаком, смертность на Конюшне сильно уменьшилась, мальчишки стали здоровее и спокойнее. Сам Хозяин не раз хвалил его за это.

Вернувшись в Приют, он застал Алису спящей, и присел рядом, чтобы полюбоваться ею, но, при первом же взгляде на её лицо, Гор похолодел от ужаса. Алиса… изменилась. Нет, она не стала менее красивой – наоборот. Но на её лицо легла какая-то страшная печать, которая и ужаснула Гора. Девушка сделалась бледной до того, что казалась почти прозрачной, из лица ушли все краски, кроме белой и голубоватой, даже губы, ещё вчера такие сочные и яркие, стали бледными, чуть розоватыми. От ресниц на щёки легли глубокие тени, от чего лицо её стало каким-то потусторонне-прекрасным, но Гор не мог восхищаться этой переменой. Его сердце сжалось от жалости и отчаяния. «У неё нет месяца! – Мелькнуло в голове. – У неё и недели-то нет!!!».

– Я не хочу есть. – Тихо сказала она, когда Гор разбудил её.

– Нужно немного поесть, солнышко. – Гор на руках отнёс её на свою лежанку. – Ты такая стала бледненькая, у меня сердце болит, на тебя глядя.

– Я очень вам мешаю? – Спросила она, страшась взглянуть ему в глаза. – Мне, наверное, лучше умереть, да?..

Он с тяжёлым вздохом опустился на колени перед лежанкой, прижал её к себе.

– Я не могу свои мысли тебе в голову переложить, солнышко. – Произнёс спокойно. – Не получится. Не знаю, как тебе сказать, чтобы ты поняла и поверила: ты моё всё. Моё солнышко, мой воздух, вода моя, всё моё – это ты. Если меня к тебе бы пускали, к примеру, только после того, как палец мне на руке отрубят, я ходил бы к тебе, сколько хватит пальцев. Ну, что мне ещё тебе сказать?! Как мне тебя успокоить?!

– А теперь вы на меня злитесь! – Всхлипнула Алиса, вся сжимаясь.

– Не на тебя! Я злюсь на всё… всё, что происходит. На себя злюсь тоже, да.

– Мне очень страшно здесь. – Призналась Алиса.

– Да. – Кивнул Гор. – Я знаю.

– Вы… – Она робко взглянула на него, – вы… что-нибудь придумали?.. Долго нам ещё здесь быть?

– Есть пара идей. – Ответил Гор после долгой паузы, во время которой он кусал губы и смотрел прямо перед собой. – Но пока что… таксебешные какие-то идеи.

– Я сегодня слушала, и…

– Я тоже слушал. – Он прикрыл глаза. – Знаешь, раньше я всё это по-другому как-то воспринимал. Ну, нормально, что ли. А теперь… Аж камень холодный в животе. У нас на ферме, где я вырос, свиньи были. Они в хлеву жили, у них загон такой был, а на волю их не пускали. Лошадей, коров пускали, а свиней – нет. Мы с парнями – как те свиньи. Жрём, пьём и трахаемся. И даже на травку под солнышко нам нельзя. И противно, и жалко. И страшно. – Он открыл глаза, лицо его было суровым и взрослым. – Очень.

Алиса взяла его руку, тяжёлую, холодную и сухую, поцеловала, прижалась щекой:

– Вы придумайте что-нибудь, пожалуйста. – Попросила тоненьким детским голоском. – Мне тоже очень страшно… даже если я смогу это стерпеть, я умру… Я умру здесь, Гор, я не хочу… не хочу умирать так ужасно, не хочу!..

– Я… про тебя я почти придумал уже. – Гор опять привлёк её к себе. – Ты не бойся. Я теперь о себе думаю. Может… – Он хотел сказать, что можно будет ей пролезть к Марте, которая, может, спрячет её где-то в замке, если как-то её уговорить, и там Алиса, находясь в безопасности, подождёт, когда он станет стражником и тоже выйдет?.. Следовало как-то договориться с Мартой, и прежде, чем он всё устроит, Гор рассказывать Алисе свой план не рискнул. Слишком больно будет ей разочароваться, если у него ничего не получится. А чтобы её не искали, – думал Гор, – нужно будет как-то инсценировать её смерть. Лучше всего это сделать, когда в Садах Мечты не будет Клизмы, чтобы не предъявлять ему тело. Опять устроить показательный спектакль с её истерикой? Подговорить её и устроить так, чтобы она словно бы сбесилась и набросилась на него, а ему пришлось её ударить… Ну, здесь Гор больших проблем не видел. Вздохнул полной грудью, подумав, что почти решил эту проблему. Улыбнулся Алисе:

– Скоро я тебе расскажу свой план. Вот схожу на кухню, поговорю там с Мартой, и потом всё тебе расскажу, обещаю. А завтра я тебя к Доктору свожу. Ну, типа, чтобы он разрешил тебя… ну… ты понимаешь. – Алиса вся оцепенела и напряглась. – По фиг, что он там скажет, здесь я скажу, что тебя ещё пару дней надо поберечь. За эти дни мы что-нибудь придумаем и сделаем, это я тебе клык даю.

Гор сам не заметил, как, общаясь с Алисой даже то немногое время, что у них было, расширил свой словарный запас и стал говорить куда увереннее и лучше. Он в самом деле был очень умён и открыт всему новому, интересному и просто необычному; новые идеи и знания юноша схватывал на лету и даже развивал их в себе, обдумывая так и эдак. У него очень сильно развито было, как бы это сказать, рациональное ощущение мира, вещественного мира прежде всего; в детстве и отрочестве, сооружая придуманные им же самим поделки, он почти интуитивно чувствовал материал, с которым работал, его возможности и предел прочности. Почти то же самое он ощущал, общаясь с людьми, да и с не-людьми.

– Вы ведь сильно рискуете, да? – Спросила Алиса немного погодя, приласкавшись к нему. – Защищая меня?.. Сильно?

– Не думай об этом. – Усмехнулся он. – Ты моя жизнь… А смерти я не боюсь. Страшно, если убивать будут долго, вот это да, это страшно. Ты и не представляешь этого, а я-то видел. Я такое видел, солнышко моё, что после этого уже не знаешь, а есть ещё на свете что-нибудь страшнее?.. А главное – понимаешь, что предела нет человеческой злобе, и грязи их дна нет тоже. Я так людей презираю и ненавижу, что это слов нет, как сильно. На Клизму посмотришь, и уже не надо другого примера… Это мразь такая, что ищи там хоть сто лет, ни одного чистого угла не сыщешь в душонке его поганой.

Алиса содрогнулась. Она до сих пор не могла забыть насилия со стороны Доктора, боли и унижения, которые она при этом испытала! Жаль, что пауки не смогли его убить. Яда не хватило. Не раз по ночам Алиса, закрыв глаза, блуждала по окрестностям, отыскивая хоть кого-то, кто мог бы откликнуться на её зов… Но всё живое бежало от этого места. И сама Алиса чувствовала, как тают и слабеют её силы, как трудно ей становится с каждым днём звать и искать. И уверена была, что ещё немного – и она вообще не сможет никого позвать и вовсе умрёт.

– Но мы же с тобой к людям не пойдём, верно? – Гор прижался губами, а потом всем лицом к её волосам, заплетённым в толстую косу. – Я, когда совсем хреново, представляю наш с тобой дом, и как там красиво, и какая ты красивая, и знаешь, мне легче становится… Спой мне что-нибудь, а?.. Спой про то, как мы будем с тобой жить…

Так они и просидели всё оставшееся им время, утешая друг друга, лаская друг друга и мечтая, как сбегут и поселятся в лесу. Даже, увлёкшись, стали придумывать, какие у них будут комнаты, и что они поставят на стол, и как назовут свою корову… Гор настаивал, что корова им нужна обязательно; после мяса он больше всего на свете любил молочные продукты, любые, от молока до творога. Алиса коров помнила смутно – в последний раз она видела корову на ферме, будучи ещё пятилетней малышкой; ей помнилось, что они огромные, как горы, и всё время что-то жуют, но ради Гора была согласна на это чудовище. В целом, они очень спокойно и даже мило провели этот день; вечером Гор поужинал с Приютом, велел Эроту покормить Алису и дать ей «лекарство» – напиток из ягоды, вина и мёда. Ночью, едва дождавшись, пока его парни уснут, Гор прокрался к Алисе, и всю ночь провёл с нею, чуть слышно шепча ей в самое ухо, как любит её, какая она у него прекрасная, и как им будет хорошо, когда они сбегут… Эти слова, ласковые, нежные, немного пафосные, он частью подчерпнул у Марии и Трисс, частью у самой Алисы, частью придумал сам. Ему казалось, что эти слова – это своего рода противоядие от окружающих грязи и зла, что каждое слово добавляет света и тепла в их собственный золотой фонарик.

– Вы не бойтесь, миледи, я же с вами! – Вэл протянул руку заробевшей перед перелазом Анастасии. – Ну же! Я, если что, всегда вас поймаю!

– Я не боюсь. – За те двадцать минут, что они гуляли по городку, Анастасия подала голос первый раз. – Только вы отвернитесь.

– Боитесь, что я лодыжки ваши увижу? – Подмигнул ей Вэл. – Да ладно! Мы, на севере, на такие мелочи внимания не обращаем! Моя сестрёнка Софи, та вообще. Она даже Хеллехавнен пляшет, и ещё лучше меня!

– Я не знаю, что такое этот хеле…

– Хеллехавнен – это мужской танец такой. Давайте руку, я не смотрю. – Вэл обаятельно улыбнулся Анастасии, и девушка покраснела и опустила глаза. Осторожно прихватив подол своего унылого одеяния, она аккуратно перебралась по специальной лесенке через ограду – такие ограды были здесь повсюду, от коров и овец, которые иначе забредали на городские улицы и площади и активно и старательно «минировали» их. Девушка быстро одёрнула юбку, и тут Вэл весело подмигнул ей:

– Я видел, я видел!.. – И рассмеялся, и Анастасия, вспыхнув от неожиданности, вдруг поняла, что он просто подшучивает, и сама вдруг прыснула, почувствовав себя с этим юношей так легко и просто! Ей никогда в жизни, ни с кем, так хорошо и просто не было! Даже с матерью, которую она любила просто болезненно-сильно, и до сих пор не отмерла после её смерти. Остаток времени, что прошёл до возвращения Кенки, молодые люди бродили по городку, маленькому, деревянному, уютному, чистенькому, полному звона капели, оживлённому и весёлому в этот солнечный и тёплый мартовский день. Даже то, что Анастасия очень много читала, а Вэл не читал вообще, как и его отец, и его братья, им не мешало чувствовать себя настоящими друзьями. Вэл изначально готов был найти Анастасию, дочь обожаемого кумира, бесподобной и милой, а девушка впервые в своей жизни чувствовала себя свободно и легко, а главное – «пора пришла», она влюбилась. При полном отсутствии не то, что привлекательных молодых людей, а вообще молодых людей, был ли у неё шанс?.. Ей было семнадцать лет! Кенка, вернувшийся в Лосиный Угол, неожиданно для себя самого обнаружил, что его дочь, во-первых, уже не унылая маленькая девчонка, а во-вторых, весьма и весьма привлекательная особа! После прогулки с молодым Эльдебринком девушка разрумянилась, глаза сияли, губы улыбались… «Надо выдавать её замуж. – Подумал Кенка. – Пора уж! Девчонка-то ничего себе, есть, что предложить женихам… Тем же Эльдебринкам, к примеру… Или Конраду Лефтеру?.. Он недавно овдовел…».

Или Хлорингу?.. – Кенка фыркнул, подумав в первый момент, что идея, конечно, абсурдная. А потом, уже отправившись в сопровождении слуг и Вэла в Сандвикен, задумался. А почему, собственно, абсурдная?..

Утром Гор, искупавшись в бассейне, заявил, что идёт в Девичник, показать их Чуху Доктору.

– Чё её показывать? – Арес алчно уставился на Алису. – Бледная и тихенькая, но с виду здоровая…Оттрахаем её все по разу, не умрёт!

– Пусть Клизма скажет, что не умрёт. – Холодно сказал Гор. – Только после этого я вам её дам!

– А кто её вскрывал? ТЫ?

– Хэ.

– Че-его?! – Поразился Арес, и к нему присоединились все остальные. – Да ну на фиг! Ему же Чухи на фиг не нужны!

– Он наследника хочет. Оттрахал её, она не понесла. Он её на оргию отдал, а она хлипкая оказалась, не покатило. Они с Доктором как раз решали, что с ней делать, вот я и… выпросил её для вас. Он же отказался вам новую отдавать, предложил из старых.

– Фу-у! – Скривился Локи. – Да они уже не живые! Они даже не пищат, когда им сиськи выкручиваешь!

Алиса задрожала, он заметил и заржал:

– Смотри, смотри, испугалась!!! Ох, и поразвлекаемся мы с ней!

– Заткнись. – Огрызнулся Гор, грубо хватая Алису за локоть. – Извращенец…

– А чё?! – С вызовом возразил Локи. – Гостям и Хэ можно, а нам нельзя?!

– Гости их за деньги уделывают, а ты забесплатно хочешь, придурок!

– Да, хочу! А чё?! Мы для Хэ тоже не хилые деньги приносим! А эти твари только для того и устроены, чтобы получать от них всё удовольствие, какое они могут дать! И стоят копейки…

– Это ты-то деньги приносишь? – Скривился Гор. – Сколько ты стоишь, у»бок! Эрот в три раза больше! И кстати, Длинная дороже, чем ты, так что сильно-то не вы»бывайся!

Арес заржал:

– Дешевле Чухи!! Это что-то!! Локи, ты чмо!!

– Заткнись! – Заорал Локи, покраснев густо и мгновенно, как всегда бывает с рыжими. Он, как и все остальные, болезненно и остро ощущал присутствие Алисы, и то, что его унизили при ней, задело его очень больно. Алиса мгновенно завладела всеми его мыслями, как только он её увидел; но, в отличие от Гора, он ненавидел её так же сильно, как хотел. У Локи не было той внутренней силы, той душевной стойкости, что была у Гора, Сады Мечты жестоко изуродовали его. Алиса пробуждала в тех, кто видел её и общался с нею, все лучшие, но и все худшие качества. Локи был очень впечатлительным и от природы не очень стойким мальчиком; у него было богатое воображение, и он был, мягко говоря, не очень храбр. Страх перед болью заставил его причинять боль другим – это переводило его из разряда жертв в разряд палачей, а палачом быть оказалось не так страшно. Появление Алисы как-то само собой оформило его в законченного подонка, и реагировал он именно, как подонок. К Алисе он чувствовал вожделение, жажду обладания и нешуточную ревность. Так же, как Гору, ему невыносимо было думать, что она достанется другим, и он в первую же минуту решил уничтожить её. Локи чувствовал, что нет ни единого шанса понравиться ей или вызвать в ней симпатию, и за это он ненавидел её особенно сильно. Гор пасёт её, но это не страшно… Локи умел ждать.

Гор ушёл с Алисой, предоставив Приюту выяснять, кто дороже и кто чмо… И свернул к колодцу, почувствовав, что она вся трясётся.

– Мне страшно! – Простонала Алиса, прижимаясь к нему. – Мне так страшно, что я, наверное, умру! И мне так стыдно, и так противно… так противно! А вам я не противна?..

– Ты?! – Поразился Гор. – Почему?!

– После всего… – Прошептала Алиса. – После всего… Мне так стыдно… так мерзко…

– Что я могу сказать? – Горько спросил Гор. – Это мне стыдно, а ты ни в чём не виновата. Это я не могу ничего для тебя сделать…Только просить: потерпи, солнышко. Немного потерпи. Я к Хэ пойду, проситься в Семью. Я всё, что он скажет, сделаю. Всё, что захочет… Только бы вытащить тебя отсюда. Потерпи! И не плачь, пожалуйста! Я сам готов заплакать. Я с ума схожу. Сейчас ещё Доктора вытерпеть… Только бы он лапать тебя не начал, иначе я убью Клизму эту поганую…

– А почему, – Спросила Алиса совершенно неожиданно для него. – Почему все говорят о вас и о Длинной? Вы по-прежнему ходите к ней?!

– Ну… Я делаю вид, что она мне очень нравится.

– Делаете вид? – Насторожилась Алиса. – Или она вам в самом деле нравится?

– Алиса, в самом деле! – Возмутился Гор, но так неискренне и поспешно, что она задышала чаще, в глазах замерцали золотые огонёчки.

– Вам она нравится! – Воскликнула она. – Так значит, вы к ней всё время ходите?!

– Я хожу туда, куда обязан ходить! – Воскликнул Гор, вставая и поднимая её. – Пошли!

– Нет! – Крикнула Алиса, и голос её как-то странно завибрировал. – Пока вы не скажете, что у вас с этой Длинной, никуда я не пойду!

– Хочешь знать? – Рассердился Гор. – Я избиваю её, насилую и измываюсь над ней! А после меня это делают парни, стражники, Доктор и гости!!!

Алиса аж задохнулась… И Гор беспрепятственно потащил её за собой.

Гарету пришлось проявить изобретательность, чтобы, минуя дельту Фьяллара, избежать посещения Элиота и королевы. В Ашфилде «Единорог» встал на якорь, чтобы набрать свежей воды и оранжерейной зелени, и через бухту Гарет, не отрываясь, смотрел на далёкий Найнпорт. Когда-то, до войны Драконов, здесь было королевство Дуэ Сааре, со столицей в Найнпорте, и тогда это был прекрасный город, блистающий и славный, соперник Лисса. Драконы сожгли его почти полностью, уничтожив и дворцы, и леса вокруг, и почти всех жителей. Король Дуэ Сааре тоже погиб, не оставив наследников и преемников. Драконы налетали с моря, неся смерть и огонь, и спасения от них не было… Теперь на здешних пустошах паслись овцы и коровы, как и пятьсот лет назад – ничего не изменилось. А Найнпорт, когда-то великолепный и славный, превратился в провинциальный портовый город, не самый лучший даже по южным меркам. Вокруг него и других южных городов витали дурные слухи, крестьяне и горожане были угрюмы и казались запуганными. Гарет пытался узнать в Ашфилде что-нибудь о местных проблемах, но ему никто ничего не хотел говорить; бургомистр отделывался общими словами, люди попроще вообще молчали. Гарет подозревал, что Драйвер правит этой землёй из рук вон плохо. Тиберий возражал, что отчёты с юга всегда хорошие, и налоги в королевскую казну, и десятину герцогу барон платит исправно. Жалоб от его людей не поступает, и пытаться сейчас что-то предпринимать против него – это напомнить всему Острову об их вражде и дать повод обвинить Хлорингов в предвзятости. Мол, они третируют верного вассала из мести за прошлое, которое давно забыто и быльём поросло. Гарет не боялся обвинений в предвзятости; но пока что он был в полном подчинении у отца, которого любил и безгранично уважал.

Но выяснить правду было жизненно важно, и потому Гарет, как всегда, прибег к помощи своего приятеля Марчелло. Марчелло, не смотря на итальянские имя и фамилию, был евреем-выкрестом, которого в Европе Гарет практически вырвал из рук инквизиции. Смена религии была формальной – и только Гарет знал истину и нисколько по этому поводу не волновался, хоть и был добрым католиком. На Острове вообще довольно терпимо относились к евреям, здесь были другие враги и злодеи, а Гарет успел полюбить своего спутника, который отвечал ему взаимностью – сначала вынужденный скрываться под защитой странного иностранного вельможи, а потом – и искренне, от всего сердца, так как узнал и тоже полюбил его. Гарет был, не смотря на ветреность и внешнее легкомыслие, человеком – хоть это слово и не очень подходило в данном случае, – глубоким, бесстрашным, честным и благородным. Все эти качества, свойственные и самому итальянцу, врачу, авантюристу, бродяге и учёному, нашли живой отклик в его горячем сердце, и он посвятил молодому Хлорингу свои меч и жизнь от всего сердца, став для него другом, соратником, телохранителем, личным врачом и всем на свете ещё. В Ашфилде он взял некоторую сумму денег и отправился к местным соотечественникам, для сбора информации. Гарет остался на корабле. Было тепло и свежо, пригревало мартовское солнышко, кричали чайки, поскрипывало дерево… Шумел большой порт. Ашфилдский порт был больше, чем Найнпортский, хоть сам Ашфилд был городком поменьше и попроще, чем баронский сосед. По местной легенде, когда-то он был подарен Арне Гуннару, легендарному Стражу, тогдашним герцогом Элодисским, Бьярне Хлорингом, отцом Генриха Великого, как своему внебрачному сыну от озёрной феи. Так или не так, но город любил эту легенду и постоянно подчёркивал свою принадлежность местному божеству – здесь повсюду были изображения золотого ястреба и белого волка, горожане даже особый герб себе изобрели уже двести лет назад. Гарет, потягивая вино, смотрел на город, уютно и очень живописно расположившийся по уступам мелового холма, невысокого, как все местные скалы и холмы, золотисто-рыжеватого. Ему хорошо видны были и ратуша, и замок, куда его уже приглашали отцы города, явившиеся с положенным визитом к нему на корабль. Гарет отказался, сославшись на кратковременность визита, задал горожанам обычные вопросы, и получил крайне обтекаемые ответы: мол, всё прекрасно, всё хорошо, все их проблемы решает барон Драйвер, пожаловаться им не на что. Гарет в это не верил. В Гранствилле к нему тянулись просители и жалобщики с утра до вечера, и если бы не вездесущий Альберт Ван Хармен, который сам разбирался с девятью десятыми их них, Гарет утонул бы в этом море сутяжничества, жалоб, попрошайничества и доносов. Здесь же – о, чудо! – даже доносить никто ни на кого не рвался… А ведь Гарет был местным графом, Драйвер был всего лишь его вассалом. Что, никто не хотел пожаловаться даже на него?! Гарет не верил в это. Он ненавидел Драйвера лютой ненавистью, хоть никогда и не видел. Драйвер оскорблял его отца, оскорблял мать, так, что его высочеству пришлось даже вызвать его на поединок чести, а главное – Гарет был уверен, что мать и брата похитил он. Его высочество тоже был в этом уверен и не раз обыскивал со своими людьми замок Драйвера, его люди много лет следили за замком, и если бы мальчика привезли туда, это сразу же стало бы известно. Драйвер постоянно жаловался всем и везде на то, что его подозревают и обвиняют безвинно, всего лишь из мстительных чувств и личной неприязни, делают из него монстра, тогда как он давно просил прощения за вырвавшиеся в гневе слова, давно раскаялся и является преданным вассалом, искренне уважает, даже боготворит его высочество и страдает безмерно от его предвзятости. В дело вмешивались и королева, и даже кардинал. Принц Элодисский был вынужден формально отказаться от своих обвинений и оставить Драйвера в покое, тем более, что никаких доказательств того, что он и вправду причастен к той истории, не было найдено, а эльфы, нашедшие в лесу поляну, на которой кипел последний бой эскорта Лары Ол Таэр, и озеро, где были обнаружены трупы её эльфийской и человеческой охраны, нашли и следы рыжего тролля – страшной твари, которых, как считалось, перебили ещё Генрих Великий и Арне Гуннар. Эти твари были нечувствительны к эльфийской магии, страшны и безжалостны, и их участие в нападении в какой-то мере объясняло поражение луа. И отсутствие ребёнка – его тролли могли сожрать без остатка, с костями, как ни страшно это звучало, или утащить с собой. Рыжего тролля эльфы, по слухам, искали по всему Острову до сих пор, но он как в воду канул… или в болота Далвегана. Теперь принц Элодисский считал, что, возможно, и в самом деле погорячился и заподозрил Драйвера зря, а ноги всей этой страшной истории росли вовсе не из Редстоуна, а из Клойстергема. Далвеганцы тоже были давними врагами Хлорингов, это нельзя было не учитывать. И только Гарет продолжал считать именно Драйвера виновным в том, что у него нет матери и брат неведомо, где. Иррационально, инстинктивно, но уверенность его была абсолютной и яростной. Он считал Драйвера подонком и грязной мелочной тварью, и не мог поверить в то, что тот правил, не вызывая в подданных ни страха, ни недовольства. Этого просто не могло быть!

А значит, – думал Гарет, мрачно глядя в сторону Найнпорта, в такую ясную погоду отчётливо видного на другой стороне Ашфилдской бухты, – здесь всё ещё хуже, чем могло бы показаться. Либо Драйвер запугал местных, либо они заодно – но вот в чём?.. А может, и то, и другое. Одних запугал, другие заодно с ним, и разумеется, против Хлорингов. Так что Междуречье – это только одна из проблем, и как знать, не самая ли малая?..