Город. Между архитектурным проектом и информационной сетью

Вместо греческой традиции симметрии и замкнутого круга (порядок – космос, пропорциональность, гармония, тавтология, причины и следствия – Эдипов цикл), здесь изначально властвовала концепция линейного движения, линейного представления о существовании. Марширующие римские легионеры. В масштабах расширяющейся Римской империи человеческое перемещение и впрямь становилось безвозвратным. Размыкая греческий круг, римский принцип линейности стремится уравновесить свою безответственность по отношению к прошлому детальной разработкой будущего. Здесь человека судьбы сменяет человек проекта. Римлянин не возвращается, лучшее у него впереди. Результатом чего является либо «предсказание задним числом», либо социальный утопизм, либо идея вечной жизни, т. е. христианство. Так римский крест стал предтеча креста Спасителя. Здесь мироощущение оседлого грека, хранимого сферами и концентрическими кругами – космосом, полисом, номосом, алтарем, амфитеатром, стадионом, домашним очагом, кастрюлей, киликом – невозможно, ибо любой римлянин изначально номад без роду и племени. Изгнанный из полиса грек был обречен на блуждания как на проклятье. Детерминировать римлянина было невозможно. Ибо арматурой Рима была не столько архитектура, которая, организовывая пространство внутри города, обеспечивала терминологией, термами, очерчивающими локусы общественной жизни, сколько акви- и виадуки, канализации, дороги – коммуникационная система. В Риме инженеры и легионеры знали больше, чем философы. Сохраняя культивацию общественных мест (термы, стадионы, цирки), Рим затмевает ее прорезавшими тело Евразийского континента дорогами.

«Если греки при основании городов особенно удачно достигали цели в стремлении к красоте, неприступности, наличию гаваней и плодородию почвы, то римляне как раз заботились о том, на что греки не обращали внимания, – о постройке дорог, водопроводов, клоак, по которым нечистоты можно было спускать в Тибр» (Страбон. «География»). В 451 г. до н. э. появляется специальное законодательство по дорожному строительству «Таблицы Права», регламентировавшие ширину дорог на прямолинейных и криволинейных участках: грунтовые, гравийные дороги, деревянные гати в заболоченных местностях, шоссе, покрытые бетоном в несколько слоев или тесанными каменными плитами – такова иерархия римских дорог. Система дорог и была таблицей Римского права – этой конституирующей модели для государств Европы. За шесть веков древние римляне построили грандиозную империю дорог. Каждый император, цензор, военоначальник, прокуратор считал за честь сделать свой вклад в их совершенствование. В названиях важнейших дорог традиционно сохранились имена создателей; виа Аврелия, виа Клавдия, виа Фламиния. Любой город Римской империи приобретал значимость только будучи включенным в систему магистралей, по которым циркулировали богатства, знания, слава. Отсюда крылатое выражение «via est vita», «дорога есть жизнь». Завоевать для римлян и значило проложить в чужой местности свои пути, а именно, образцовую римскую дорогу: кладка из крупных камней, прямизна осей, доминирование в ландшафте. В горных районах римляне делали глубокие выемки или возводили подпорные стенки большой высоты только для того, чтобы сохранить прямолинейность дорог. Пусть придется прорубать тоннель, пусть уклоны порой будут слишком круты, лишь бы оставался непоколебимым «канон прямизны». Лишь в лавиноопасных местах и районах оползней римляне шли на то, чтобы изогнуть дорогу серпантином. Тогда на исследование будущего маршрута отправлялся особый отряд, наблюдавший и фиксировавший направление и силу ветров и лавин, количество осадков. В остальных случаях диалог с рельефом, геологическими особенностями местности, силой течения рек превращался в монолог Римской дороги. Из-за таких дорог римский колесный транспорт не имел вращающихся центральных осей, отчего колеса не могли поворачиваться, скользили, ломались… «Бесповоротная римская дорога» была мировоззрением римлян.

В соответствии со строгой прямизной римских дорог осуществлялась планировка лагерей легионеров: на ровной местности, на перекрестке (под прямым углом) двух артерий cardo maximum и decumanus maximum находилась площадь, на которой помещалась палатка военоначальника и святилище. Виа Претория, устремленная к претории (палатке полководца), пересекалась с такой же несгибаемой виа Трансипалис (опорной дорогой внутрилагерной транспортной структуры). «Многие города Англии хранят в окончании своих имен воспоминание о своём происхождении от римского лагеря castra: Манчестер, Ланкастер, Уинстер и т. д.».

Пример города, образованного двумя пересекающимися линиями главных улиц, cardo maximus и decumanus maximus

Рим станет той матрицей, которая будет воспроизводить себя в Европе на протяжении тысячелетий. «Рим – вечный город». В юридических практиках, в гражданских и военных установлениях Рим обнаруживается как конституирующая модель. В планах геометрически регулярных городов, военных лагерей римского типа, прячется сеть. Рим отличался от Афин как морфология от геометрии. Латинское crux подразумевает движение в пункт, где происходит метаморфоз, непосредственное, а не созерцательное приобщение к истине, где переплетаются ведомое и неведомое, воображаемое и реальное.

Организация полиса предохранялась от хаоса двойной системой защиты – возведением порядка во вторую степень: сначала разграничение суши и воды, своих и чужих, бытия и небытия – т. е., удаление из хаотических флуктуаций – разметка границ города, выработка стиля поведения. И лишь на втором шаге открывается путь к многообразию его проявлений – обустраиваются места внутри полиса: ареопаг, агора, акрополь. Не случайно после Пелопонесских войн Перикл обращается к афинянам с речью: «Благополучие целого государства более выгодно для частных лиц, нежели благополучие отдельных граждан при упадке всего государства. Ведь если гражданин сам по себе благоденствует, тогда как государство рушится, то он гибнет вместе с государством». Действительно, афинская сборка была такова, что в ней можно было спастись самому, только спасая всех, а именно инстанцию вкуса, стиля, не пропускающего чужеродные элементы дальше отстойника. За полисом как топикой поведения на ареопаге и агоре стоял еще полис как стиль жизни афинянина, который и был той первой степенью порядка, удерживающей от вовлечения в непрерывность метаморфоз. Кризис полисной организации выражался не столько в экономических факторах, сколько в последовательном разрушении административных, культурных и культовых функциях старого города. Римская сборка лежит ниже этой первой степени упорядоченности стилем. Рим возник из смеси: неразличенность краев в пространственно временном континууме, общая размытость контуров не позволяла удерживать одну степень реальности, и виртуальный город сохранил в себе исходный заряд к бесконечным трансформациям. В отличие от Афинской Римская сборка возникала из эклектической неопределенности, а не из уже сложившегося порядка народа. Строительство дорог (от финансирования до непосредственной реализации) становится, во-первых, «общим делом» Рима, а во-вторых, способом покорения и познания мира. Греко-иудейская мудрость дошла до нас по дорогам Рима. Латынь на протяжении тысячелетий ассимилировала, приводя к себе как к общему знаменателю, всё иное в качестве недо-языков, недо-логосов.

Прямолинейность и бесповоротность Римской дороги коррелировала с изворотливостью и лавированием государственной политики. «Какой актер умирает», – были последние слова, произнесенные Нероном. Жизнь римлянина – хорошо разыгранный спектакль. Рим, заимствовавший греческую мифологию, разыгрывал роль «эллина», стремясь к ясности, он попал во тьму, реализовав своим существованием то, чего греки, впервые выделившие человека в его статуарном великолепии, так опасались, а именно, миф о Нарциссе, залюбовавшемся своим отражением и так и не смогшем отвести от него взгляд.

Для того чтобы как-то координировать свои непрестанно множащиеся части, Рим должен был превратиться из urbs в orbs. Рим существовал между этими полюсами: urbs и orbs, городом и вселенной, возможно благодаря дороге. Империя – это сеть. Архитектурное пространство города, выстроенная, закрытая, разграниченная среда уходит дорогами в ландшафт. Для того, чтобы заставить вращаться метрополию вокруг своей орбиты, Рим должен был стать orbs – изгибом, вогнутостью щита, колесом фортуны, глазной впадиной. Иначе говоря, необходимо было согнуть сеть отношений, образовав вогнутость, впадину, заставить коммунальную сеть видеть. Именно Рим сделал принцип видения конституирующей моделью для всей Европейской культуры: знания (наблюдение), власти (надзор), желания (подсматривание).

Афины раскинулись вокруг выпуклости холма, на котором размещался Акрополь, призывавший внимать власти как голосу/логосу свыше. Здесь сущее выстраивалось по степени восхождения в логосе. «Рим – город на семи холмах» строился как сеть наблюдательных пунктов и укреплений. Иначе говоря, если греческий polis был лабиринтом уха, слушающего голос свыше, то Римский orbs – принципом зрения как такового – того, что зрит. Рим – империя глаза, который видит вперёд, вдаль, в перспективу, устремляясь в мифическую точку, которую нельзя вообразить без переноса за границу видимого, где Рим уходит из Рима, воплощаясь в Константинополе, Москве (да какая европейская столица не пыталась отстроить себя Римом?), рискуя иссякнуть в экспансии. Если Acropolis слышит и созерцает своё ограниченное и выстроенное статуарное тело, то форум Романум зрит, пытаясь схватить границы, определившие его, и слепнет, бессильный увидеть их. Ибо границы Рима полагались не как контур ограничения или терминологическая сетка определённых идеальностей, но как множащиеся различия в различие – морфологические переходы, перетекания в себе, на которые была наброшена маска геометрии.

Афинская хартия стала судьбой Европы лишь на уровне недосягаемого идеала, к которому стремились, подлинной же судьбой, крестом Европейских городов стал Рим – сеть флуктуирующих форм. Поэтому любой шаг на пути становления геометрического телоса то и дело вовлекал в виртуальное движение все фрагменты и сегменты какого-то другого телоса, ему предшествующего, его пронизывающего и его преодолевающего.

Становление города – мировой империи

Пытаясь понять, каким образом римской державе удалось политически объединить весь мир Средиземноморья, мы должны учесть следующие факторы: 1) Из ряда вон выходящее превращение Рима из маленького неизвестного города на границе между землей этрусков и территорией, колонизированной греками, в Империю мира. 2) Стратегии колонизации покоренных земель, а именно, продление собственной инфраструктуры на территории захваченных стран – строительство улиц, мостов, акведуков, укрепленных валов, а также основание новых городов под эгидой Римской империи. 3) Децентрация политических функций в позднюю фазу империи связано с формированием региональных столиц, как, например, Трир.

Рим возник в лоне Этрусской культуры, которая зародилась в IX веке до н.э. и простиралась от Поэбны до Компаньи в VII – VI веках. В Этрурии существовало большое количество городов-государств, которые имели аристократическое управление и объединялись в союз под священновластием бога Вальтумана. Римляне заимствовали у этрусков ритуал основания города. Он состоял из следующих элементов: inaguratio – вопрошание божества перед основанием города; limitatio – провешивание внешних границ города; consacratio – жертвенное освящение места новоорганизованного города. Однако, форма этрусских городов не сравнима с геометрически регулярным типом римских.

На окраине этрусской территории возник Рим, сначала маленький военный лагерь, который однако быстро рос и скоро стал господствовать над всем Средиземноморьем. Столицей Рим стал не на основании осознанного решения, а естественно разрастаясь в результате постоянной экспансии. После того как было достигнуто единство всей империи, Каракалла в 212 году сделал все население империи подданными римской страны. Город Рим – urbs, и orbs – территория Римской империи стали соответствовать друг другу. Мировая империя была гигантским городом дорог.

Овидий говорит об этой ситуации: «Другие народы определяли страну жестко проведенными границами. Границы города Рима и мира совпадают». (Fasten II 683—684). При Августе Рим расширил свои границы и был воспет Вергилием, Горацием, Овидием. К тому же в ходе истории он приобрел значение религиозного центра, в котором восседает Папа. И сегодня Рим имеет двойное значение. Остатки античной столицы определили дальнейший облик и атмосферу города, но культурный миф пережил Рим.

С самого начала своей карьеры в качестве города завоевателей Рим был городом городов и будущей империей-коллекцией или империей-собранием необычайного по тем временам количества маленьких областей. Если доминантами жизни греческого города были acropolis (укрепленный центр) и agora (площадь собраний), то доминантами Рима становятся Капитолий и Форум. Храмы, термы, гимназии и театры были заимствованы из греческой модели, с которой римляне могли познакомиться, контактируя с этрусками и греческими городами юга Италии. Но римляне переносят театры из округи в центр города и значительно расширяют репертуар открытых публичных строений, они возводят цирки для состязаний колесниц, амфитеатры для гладиаторских боев, термы, триумфальные арки, памятные колонны.

Эта модель города пронизывает всю Римскую империю. Восточная часть уже была застроена городами и едва ли нуждалась в основании новых, но от Северной Африки до Британии в важнейших местах торговли, движения и военных действий воспроизводилась модель римского города. Каждый новый город стремился построить такие символы римского образа жизни как термы, амфитеатры и форумы. Римский форум – уникальное место судопроизводства, театрального действа и административного управления одновременно. Здесь закон, театр и власть меняются масками друг с другом. И здесь формируется жизнь римлян от патрициев до плебеев.

Империя дорог, сгенерированная операцией Ctrl Past

Im-perium – нечто разделенное, Рим является уникальным многочастным телом. Везде, где оно растет, это невероятное тело повторяется. Империя говорит о несводимом многообразии. Ромула нельзя собрать из отдельных членов. Необходимо понять дух этого города, понять образ основания Рима. Согласно мифу у начала Рима стояла толпа, turba, беспорядок, а в ее центре – отцы, которые шли с членами царского тела. У Тита Ливия толпа напоминает атомный дождь Лукреция. Это роение дало ядро формы, сгущение атомов вокруг неких точек.

Легенда Сервиуса Тулиуса повествует о «городе на семи холмах», разделенном на четыре части, а именно: Сувурванус (вокруг холма Коэлиус), Эксквилинус (вокруг холмов Эксквилин, Оллиус и Циспиус), Коллинус (вокруг холмов Виминаль и Квириналь) и Палатинус (вокруг Палатина). Долина, лежащая между четырьмя частями была осушена посредствам канализационной системы, так называемой Клоаки Максима. Здесь был возведен Форум Романум. За пределами этой части города находился Капитолийский холм, который получил название Акрополя. В 329 году до н. э. между Палатином и Авентином был построен Циркус Максимус, и несколькими годами позже, в 312, Клаудиус построил первый акведук, который обеспечил город водой.

Вплоть до II века Рим был «открытым городом», то есть постоянно рос, менялся, не имея необходимости возводить городских стен для защиты от вмешательства. Четырнадцать округов, основанных Августом, оставались схемой городского управления, но его внешние границы постоянно менялись. Уже в тысяче шагов от зданий городской окраины располагалась таможня.25 Характер этой границы был чисто условный. Экстравертный характер Рима устремлял его вовне себя, вслед за убегающими в ландшафт дорогами. Именно создание сети дорог империи, а не обустройство мест внутри города стало структурообразующим для Рима. Дороги служили, прежде всего, для передвижения войск, а также были важны для торговли и управления во вновь присоединенных провинциях.

В своем «Путешествии в Италию» Гете называет эту гигантскую сеть дорог, мостов и акведуков второй, поставленной на службу цивилизации природой. Действительно, эти конструкции были соизмеримы с элементами природного ландшафта по величине, простоте и постоянному повторению лежащих в их основе структур. В 302 году, используя методы и знания греков, в Риме было начато строительство первой улицы и первого аквидука Via Appias и Aqua Appias.

Ширина дорог была около четырех-шести метров. В областях, где нет естественных препятствий они должны были быть абсолютно прямыми по всей длине, как тянется, например, шестьдесят километров по прямой Via Appia вдоль Понтийского оврага. В гористых областях для того, чтобы обеспечить прямизну и ровность дорог возвышения стесывали и сбивали. Примером тому может служить Шпачита между Пацуоли и Каруа, на которой Via Flaminia пересекает Аппенины. В Террачине был сбит отрезок более чем в сорок километров для того, чтобы Via Appia могла пройти долее между Акрополем и морем. В другой ее части близ озера Авернана на протяжении девятисот метров были вырыты тоннели со световыми люками.

Для переправы через ручьи и реки строили многочисленные мосты, деревянные и каменные, многие из которых функционируют по сей день (как, например, пять мостов Рима Pont Milvio, Pont Elgo, Pont Sisto и два других моста к Тибрскому обрыву). Эти мосты не широки – семь-восемь метров, но достигают длины до восьмисот метров, как мост Мерида в Испании.

Со времен Августа на римских дорогах поддерживалась постоянная почтовая служба (curcus publias), которая опиралась на систему почтовых станций. Между двумя большими, удаленными на расстояние одного дня пути почтовыми станциями (mansiones), в которых можно было переночевать, находилось шесть-семь маленьких станций (mutationes), которые служили для перемены лошадей. Посылки и срочные письма доставляли курьеры (speculatores), приватные письма – пешие курьеры (tabellari).

Там где Рим не мог расширить свои владения за счет прокладывания дорог, он укреплял линии обороны (limes), ширина которых от границы до границы была различна. Важнейшую составную часть limes образовывали улицы, идущие вдоль границы, для которых вырубались лесные просеки, осушались болота. Эти дороги должны были в первую очередь обеспечить продвижение войск. Там, где реки не образовывали естественной границы, сооружали рвы (fossatum) и земляные или каменные валы (vallum). Около границы воздвигались различные виды военных лагерей: castra – полевой лагерь, castella – маленький оборонительный лагерь для гарнизона, burgi и turres – укрепленные оборонительные пункты, oppida – укрепленные города в тылу.

Важнейшая линия обороны, limes, проходила на севере Римской империи. Возведенная Тиберием Германская линия обороны по ту сторону Рейна состояла в основном только из укрепленных связанных друг с другом улиц вдоль открытой границы. Германская линия обороны насчитывала пятьсот километров, а limes между Англией и Шотландией – сто десять километров. Обе представляли собой искусственное продолжение естественных границ, которыми являлись реки. Здесь находит свое подтверждение тезис аналогии столицы и империи: империя точно так же как город-столица была пронизана сетью улиц и ограничена стеной укреплений и обладала той же инфраструктурой, но лишь в большем масштабе.

Прямолинейный ход улиц города Рима и дорог империи Рим послужили исходной формой для регулярного разделения колонизируемых новых земель между поселенцами. Основой для этого деления послужила прямоугольная сеть улиц. Эта сеть состояла все из тех же пересекающихся под прямым углом decumani и cardо, которые легли некогда в основу возникшего на периферии этрусской цивилизации, военного лагеря Рим.

Деление колонизируемых земель на парцеллы (parzella), составлявшие около пятидесяти гектар, проводилось образованными специалистами (agrimensori gramatici). Для определения прямого угла они использовали специальный аппарат «groma». Согласно текстам, эта наука была перенята от этрусских авгуров, которые определяли таким образом стороны света. Однако по расположению римских парцелл стороны света было определить нельзя. Римляне переняли чисто утилитарную сторону этой техники разметки улиц под прямым углом.

Граница limites служила одновременно меткой границы между двумя парцеллами и в качестве публичной улицы. Так возникла гигантская сеть улиц империи, не имеющая аналогов в античном мире. Эта плотная сеть улиц сквозь всю империю сделала возможным интенсивное расширение хозяйственной, экономической и политической систем Рима. Эти проложенные римлянами границы между отдельными парцеллами оставили неизгладимый след в ландшафте. И по сей день на территории Франции и Южной Германии можно проследить следы этой циклопической шахматной доски бывших римских парцелл.

Те же пересекающиеся под прямым углом decumanus и cardо, составляли основу и каждого нового города Римской империи. Точка пересечения осей этих улиц играла роль центральной площади колонии. Прямоугольное расположение частей города и самих городов относительно друг друга стала концептуальной системой, легшей в основу римских городов. Везде, где Рим – город и империя растет, его невероятное тело повторяется. Рим является уникальным многочастным телом, каждая новая часть которого может быть образована копированием любой предыдущей. Таков образ основания Рима, который мы попытались понять в этом разделе. Даже если рядом возникал новый город, главные улицы уже существовавшего города decumani и cardо – переходили в главные улицы нового, пронизывая систему городов и соединяя их в единый город-империю. Улицы города и дороги страны в Риме – одно. Городские центры на пересечении decumanus и cardо становились узлами в гигантской сети дорог империи.

Среди городов, в основе которых лежит римский образец разметки улиц – Турин, Верона, Лондон, Лион, Париж, Вена, Кельн. Все они хранят след своего прошлого – крестообразную печать Римской империи.

Рим говорит нам о том, как место становится вселенной. Рим хотел вместить в себя вселенную. Даже в смерти он пережил себя. Из руин его городов, его храмов, театров, виадуков, каменных дорог восстало нечто еще: язык, непосредственно латынь, а позднее все романские языки, более того, до сих пор все латинские и греческие тексты утверждают европейскую культуру; но, что еще важнее, римское гражданское, уголовное и конституционное законодательство легло в основу европейского права. Рим действительно стал причиной рождения Европы, а значит и всей западной культуры, которая сама ныне осуществила экспансию на весь земной шар. Рим умер, да здравствует Рим! Центр обрушился и памятники превратились в великолепные руины, но ярчайшие нематериальные формы сохранились: язык, тексты, своды законов. Рим шел к универсальному из центра и провалился, но он достиг глобального из своей периферии. Но здесь уже начинается история становления городов Средневековой Европы.

Homo sociale

На первый взгляд, появление империи должно способствовать гигантскому расширению публичного пространства и увеличению его значимости. Как будто к такому же выводу может подтолкнуть нас и небезызвестная предсмертная реплика Нерона: «Какой актер умирает!». В самом деле, жизнь римлянина – это жизнь, экспонированная в социуме. Она существует постольку, поскольку ее видят, слышат, говорят о ней, поскольку она производит эффекты восхищения, испуга, отвращения. Это чисто римское искусство экспонирования поверхностных эффектов, пронизывающее все миро-устройство от паттернов социального поведения до традиции градостроения и архитектуры.

Чудовищная асимметрия между внешним и внутренним привела к тому, что на закате Римской империи появляется дискурс, обращенный к сфере частного, к внутреннему миру человека. Именно в недрах Римской империи зародился христианский тип самосознания. Этические сочинения стоиков стали прообразом христианской проповеди. Нельзя сказать, чтобы в Древней Греции сочинения этического характера отсутствовали. Однако и рассуждения Аристотеля в «Никомаховой Этике», и рассуждения Платона в «Алквиаде I»26 не апеллируют к внутреннему миру человека, а строятся в основном на выяснении того, что же такое верный этос – нрав, обычай полиса. Именно следование этосу полиса и хорошее образование должно сделать из адептов этических наставлений (а ими являются Александр Македонский и потомок Перикла Алквиад) истинных правителей-философов и оградить их, а значит и полис от всяческих житейских невзгод. Речь здесь идет о подготовке политического субъекта, ответственного за судьбу полиса. Фигурирующее здесь понятие заботы о себе (epimeleia melte), очень важное для всей античной философии в целом, не сводится к заботе о собственном теле и внутреннем душевном равновесии. Речь идет не о формировании приватной личности, а о становлении политического и этического индивидуума, ответственного за судьбу полиса.