Светлый путь домой

– Э-а! Эй!

«Вот и всё», – уже подумал мальчик, чувствуя, как вода уже затекала в нос и не оставляла никаких шансов сделать вдох. Он видел ярко-голубое небо и ослепительный блеск волн от солнца. Мысли стали путаться от страха, от обиды, что впереди могло бы быть столько интересного, а он уже не увидит ничего.

– Последнее, что я вижу. Не хочу, мама, мама!

В этот момент теплые руки схватили его подмышки и сзади подняли его из воды. Мамин голос был спокойный и очень ласковый.

– Антош, я с тобой.

Мальчик хотел сказать маме, что она так вовремя появилась, но начал кашлять, вода была везде – в носу, в ушах, в горле. Мамин голос говорил в затылок, успокаивал и вселял веру, что всё будет хорошо.

– Сынок, покашляй, я держу тебя. Не отпущу, не бойся. Не делай глубокого вдоха, давай понемногу и по чаще. Так, спокойно, не бойся ничего, малыш. Всё? Дышать можешь?

– Да.

– Теперь ложись на спину, и как мы учились в бассейне – раскинь руки и ноги, как звездочка. Отдыхай. Спокойно дыши и набирайся сил.

Мальчик приходил в себя. Унимал дрожь в руках и ногах, щурясь от солнышка. Чайки летали над ними и смеялись от радости. Мама поддерживала его за спину и затылок, смотрела на сына и улыбалась. Только сейчас Антон увидел, что она в платье, и в ушах висели массивные серёжки в восточном стиле.

– Мама, у тебя наряд, не подходящий для купания.

– Не успела переодеться, сынок. У меня не было времени. Ты давай не расслабляйся, пловец. Переворачивайся давай, плывём дальше. Сейчас до дома уже ближе, так что греби туда.

Антон со страхом сделал несколько движений, убедился, что движется уверенно, и поплыл. Мама тоже не отставала и, не отрываясь, наблюдала за ним. Её волосы рассыпались, повторяя движение волн, а платье делало её похожей на русалку. Доплыв до пустого плавучего дома, они забрались на него и легли без сил наподобие пирса. Погладив по мокрым волосам сына и сжав его руку, Женя присела и поцеловала Антона в щеку.

– Вот мы и встретились, Антош.

– Как ты узнала, мам? Как нашла меня?

Женя провела рукой по спине сына, убирая сверкающие капельки, и грустно улыбнулась.

– Сынок, плыви назад. Я посмотрю отсюда и, если что, помогу.

– А ты? Давай прямо сейчас, когда доплывём, пойдём в наше кафе?

– Я поплыву, только когда увижу, что ты на берегу. Ничего не бойся, сынок!

Антон перед прыжком еще раз оглянулся, помахал ей рукой. На берегу его встречали друзья, одобрительно похлопывающие по плечу и задающие вопросы. Мальчик отмахивался от них и смотрел в даль, пытаясь разглядеть что-то вдали.

– Куда она пропала?

Не увидев никого, он взял телефон и увидел несколько звонков от мамы и совсем недавние от папы. Набрав отца, он долго ждал ответа и, не дождавшись, побежал домой. Открыл дверь хмурый отец. Он молча смотрел на сына и нервно топтался на одном месте.

– Папа, ты не поверишь! Я сегодня чуть не утонул! Мама появилась в самый подходящий момент, вытащила меня, представляешь? Мы посидели на плавучем доме, поболтали… Только потом ушла, не сказав ни слова. Она тебе не звонила?

– Сынок, она не могла оказаться с тобой. Держись. Её не стало четыре часа назад, почти около деревни, авария.

У Антона подкосились ноги, и он сполз по стенке. Только сейчас он вспомнил, что мама очень боялась воды и совсем не умела плавать.

Конфуз

Татьяна возвращалась домой, немного сгорбившись и схватившись за живот. Весь вечер просидела у Алевтины, соседки, чесали шерсть для пряжи и попутно перекусывали пирогами с творогом. Когда Татьяна скрючилась от приступа боли, соседка всполошилась.

– Неужто творог испортился? Вчера же только делала, не должен был прокиснуть так быстро… Зря не вытащила на улицу, дома оставила, отравила тебя!

– Не голоси, не в твороге дело. Давно уже маюсь с животом. Только когда лягу, отпускает.

Татьяна, преодолевая боль, натягивала валенки и куталась в шаль.

– А что к доктору не сходишь? Может, пропишет тебе снадобье.

– Да куда уж мне по докторам таскаться! Времени нет, внук скоро приедет на каникулы. В нашем возрасте, если что-то болит, уже радость, значит, жива-живёхонька.

– Какой такой возраст? Полтинник недавно справила! Еще скакать да скакать!

– Три года назад. Ладно, пошла я, дед там у меня не кормленный, еще, небось, и дровишек не подкинет, колотун в доме устроит.

Осторожно шагала, слушала хруст снега под валенками и боялась сделать резкое движение. Уже с конца осени тревожит боль, не постоянная, но часто напоминающая о себе: иногда резкая, пульсирующая, а иногда ноющая, на весь день. Пила травки, те, что знала, пересмотрела свой стол, старалась поменьше есть, да и аппетиту сильно не было. Сегодня особенно скрутило, Еле дошла до дому, брякнулась на крыльцо, прилегла, задев пустое ведро ногой. На грохот выскочил муж, Колька.

– Тань, ты чего тут развалилась? Пьяная, что ли?

– Дурак. Живот скрутило так, что сил нету.

– Так иди в нужник, чего тут маяться?

– Если бы только нужник мне дело поправил, Коленька! Кажись, помираю я. Уже с ноября жизнь мою по капельке забирает хворь непонятная. То сбоку больно, то силушки мои враз все пропадают.

– У тебя, наверное, пиндесит. У Василия было такое – как скрутило, чуть кони не двинул! Ладно хоть, до района быстро довезли, вырезали ему червя какого-то, не знаю точно. Утром к нашему фельдшеру сходим, я телегу запрягу с утра, вожжи только проверю.

– Шут с тобой, давай. До приезда внука хочется молодцом ходить.

Местный доктор встретил пожилую пару без особой радости, приехала дочь с молодым зятем, и нужно было идти скорее домой встречать дорогих гостей.

– Знобит? Кровью не ходите? Нет? Вот и славненько! Никитишна, ты уж не девочка, чего капризничаешь? В наши годыу всех чего-то болит. Ромашку завари да тяжести брось таскать, всё пройдет.

Когда ехали домой, Татьяна ворчала на мужа.

– Оконфузил меня! Теперь будут по деревне болтать, мол, под старость лет решила от работы отлынивать, болячки себе придумывать. Тьфуты! Зачем послушала тебя, старого выдумщика. Чай не городские – чуть чихнуть, сразу бежать к доктору.

Дома, выпив чаю, немного полежав, почувствовала себя лучше. Встала, стряхнула половики, намыла пол с железной щеткой, приготовила ужин и вышла в сарай собирать яйца. Уже с два десятка накопилось, для Мишутки, внучка, будет жарить блинчики да пироги печь с яблоками сушеными. Сама-то уже не ест сладости да мучное, хотя очень хочется, лишние килограммы появились. Они не заботят её, да и не была никогда стройной, как осинка. Но слышала, что у грузных людей страдает сердце, вот и забеспокоилась, когда платья стали тесноваты.

Старики ждали внука, как соловей лета. Маленький хохотун, озорник и непоседа радовал их душу, напоминал молодость и делал их дни наполненными радостью и счастьем. Особенно зимойтак тоскливо по вечерам, так тихо, аж ушам больно. На улице темно, хоть глаз выколи. Даже кот не слезает с печи.

Время беспощадно наступало на пятки, углубляло их морщинки, добавляло седых волос, сковывало движения. Как бы не хорохорились Татьяна и Николай, вынуждены были признать: старость ужене то что не за горами, она уже пришла. С каждым днем всё труднее вставать по утрам, раскачиваться, входить в колею, ночью же, наоборот, никак не уснуть. Мысли приходят разные, и грустные, и веселые, не дают успокоиться. А бывает и ноги ноют, что приходится вставать, мазать сиреневой настойкой.

– Таня, а помнишь, ты пряталась от меня в бане, когда гулять тебя звал? Ждала другого жениха, богатого, с двумя лошадьми, дом большой у него был, пятистенка.

Татьяна смеялась, задумчиво смотрела в окно, вспоминая себя девушкой.

– Ууу, ты какой злопамятный! Но своего добился-таки, караулил меня под кустами, уговорил, негодник! Помню, Коленька, помню, как вчера это было. Вот кажется, еще в прошлом году платье свадебное свое подшивала – глазами хлоп, а уже внук в школу пошел.

Николай заулыбался, с гордостью поднял голову: «Да уж, я такой – своего не упущу

– А Мишутка-то наш уже через неделю приедет, будем резвиться с ним, по дому бегать. Я ему горку залью. Жаль, дочка наша не останется, всё дела у неё, работа.

– Куда деваться, жизнь сейчас такая у молодых – не будешь крутиться, не проживешь. Не на твою же получку им зариться. Еще пару лет тебе поработать, и на пенсию уйдешь. Хватит уже жилы рвать. Пора о покое подумать. Будет нам с тобой.

Татьяна несколько дней радовалась, боль не беспокоила её – правду сказал доктор, нечего из мухи слона делать, поболит да перестанет. Правда, всё же просила мужа натаскать воду в баню и дом и занести пару охапок дров, чтобы, пока он был на работе, не напрягаться и не вызвать новый приступ боли. Завтра ждали дочку с внуком, хотелось встретить их как подобает, а не с кислой мордой, словно щавеля наелась.

Тесто получилось на славу – пышное, нежное, и на ватрушки хватит, и на хлеб, чтобы Мила, дочка, краюху как в детстве погрызла, себя почувствовала дома маленькой, хотя бы на один день. Накрутила фарш, достала из погреба огурчиков да варенье двух видов с малиной, клубникой, специально берегла, от мужа прятала – любительзараз баночку умять.

– Вроде всё готово, пойду полы в бане намою и веники занесу новые, березовые. Ох, напарим сегодня Мишутку! Барсик! Ну-ка слезь со стула! Ишь ты, паразит! Фарш удумал стащить! Не по твою душу крутила!

В бане было уже жарко, дед не пожалел дров. Татьяна усмехнулась.

– Смотри-ка, как себе топим – два полена кинет, и мерзни потом, пока моешься, а как дочери Милке да внуку, так можно по-человечески затопить, на славу! Надо будет Алевтину позвать, чего такой хорошей бане пропадать.

В парилке её немного разморило, живот предательски начал давать о себе знать. Голова пошла кругом, и она вышла на улицу подышать морозным воздухом.

– Вот зараза, не вовремя как. Опять приступ.

Коленки дрожали, и зашумело в ушах. Сосед, увидев Татьяну у бани в одном халате, решил подшутить.

– Никитишна, чего баню подпираешь? Не свалиться чай! Или ты меня завлекаешь так?

Женщина хотела было съязвить, но резкая боль пронзила её, она стала хватать воздух ртом и сползать по стенке. Скорая помощь увезла Татьяну в районный поселок.

***

Николай с дочерью и внуком приехали в больницу через несколько часов, кое-как найдя попутный транспорт. Стоя в приемной, толком даже не обняв дочь и внука, онрастерянно ждал вестей. Вышел врач и свалил на него кучу информации, которой он не мог воспринять, и слышал только отдельные слова.

Ребенок. Мальчик. Ранний срок.

Из всего потока он уловил только важное для себя: Татьяна жива и чувствует себя хорошо.

– Слава богу! Думал всё, кирдык Никитишне. Хотела меня одного оставить!

Дочь Мила ошарашенно смотрела на отца, растерялась. Какое-то время не могла найти слов. Взглянув на врача, поняла, что он не шутит, присела рядом с отцом.

– Поздравляю, молодой папаша! Вот вы с мамой шпионы! До последнего молчали. Не ожидала я, конечно, от вас.

Вот тут до Николая дошло, что произошло.

– Как так? А? Милка? Мы же не знали! Вот так конфуз! Вот так оказия!

Миша до этого сидел уставший от дороги, тихо и спокойно, вдруг оживился и стал выяснять, что за родственник у него вдруг появился.

– Дедушка, а это мой дядя родился? Мам, а так бывает? Такой маленький? Я не понимаю!

– Чего только не бывает, Мишань! Твой дедушка пока сам ничего не понимает.

***

Миле пришлось взять отпуск. Татьяну с сыном перевели в детское отделение, понаблюдать за здоровьем необычных пациентов. Николай пару дней молчал, сидел дома, стыдился выходить на улицу, слышать шуточки в свой адрес, а одним утром распахнул двери своего дома, вышел из двора, накинув фуфайку, гордо подняв голову. Первому же встречному соседу пожал руку и на ухмылкуулыбнулся в ответ, искренне и по-доброму.

– Да, вот так вот, Василий. А то вы всё любите говорить: старый дед, старый дед! А я вон какой старый!

– Молодец, Колька, всем нос утер, что ни говори! Как назвали-то сына?

– Богдан! Богом данный.

Доча

Наталья осталась одна с двумя дочерьми. Муж сбежал, когда младшей Катюшке было всего два годика. Собирая свои вещи, с обиженным лицом старался во всем обвинить плачущую жену.

– Сил моих нет! Как ни приду – крик стоит такой, хоть святых выноси! Чего орет эта девчонка днями и ночами? Никакого покою нет. Уезжаю на север, денег вышлю, как устроюсь.

Все прекрасно знали, что это Жанка, бухгалтерша колхозная, мужика взбаламутила – мозги запудрила, ходила перед ним в платье, похожем на комбинацию, задом крутила, за собой позвала на заработки, тот и рванул. Он бы и к черту на кулички побежал за ней, так его окрутила.

Наталья умом-то понимала, что Катюша не при чем, да и как обвинить ребенка несмышленого, что муж к другой ушел? Но сердце как с цепи сорвалось – всю злость, всю обидуна дочку младшую обрушила. Девочка вечно ходила в мокрых штанах, за котом корм подбирала, калоши лизала – никому дела до неё не было. Мать смотрела на грязную, худую и вечно сопливую дочь, тихо ненавидела за загубленную молодость, с отвращением вытирала ей нос старым носовым платком.

Одна отрада была у Натальи – старшенькая, Олеся. Девочка родилась в самое счастливое время для женщины – муж не отходил ни на шаг, берег, любил. Имя отец давал дочери в честь своей любви к Наташеньке – познакомились они в лесу, когда по грибы ходили вместе с родителями.

– Лес, лесок, Олесенька, пусть она будет напоминать нам о нашей первой встрече!

Девочка с самого рождения начала улыбаться, хорошо кушать и долго спать по ночам. Молодые родители высыпались, всё успевали и совсем не ожидали, что родившаяся через год Катюша устроит им такой разнос. От маминого молока отказалась сразу, ни одну ночь не спала и кричала так, что соседи иногда заходили посмотреть, что делают с ребенком. Мужа Натальи хватило на полтора года.

Жанка из бухгалтерии, одинокая женщина, сразу заприметила мужика, что спит в одном ботинке и мрачнеет день ото дня. Всего за пару месяцев охмурила его и увезла за собой на север.

Катюша любила сестру, ходила за ней хвостиком, пропускала мимо ушей колкости и раздражение. Мать иной раз одергивала младшую дочь, ругала.

– Чего ты таскаешься за ней? Дай ей погулять спокойно! Бестолочь. Олесь, не нужно ей потакать, не бери с собой, всех подружек распугаешь.

И тут происходило странное – Олеся, только что тайком пнув Катю и нагрубив ей некрасивыми словами, перед мамой вдруг становилась соловьем.

– Мамуленька, ну что же я сестренку свою любимую буду обижать? Не переживай, я её не оставлю.

– Дал бог мне награду за страдания, девочка моя ненаглядная! Что стоишь, Катька, иди сестру обними, горе луковое.

Соседи при виде Олеси расплывались в улыбке, останавливались, чтобы поздороваться, а местные бабульки только не молились на неё. Катя, открыв рот, смотрела на представление, когда сестер угощали засохшим печеньем, купленным еще при царе. Олеся благодарила их, чуть не целовала, со слезами на глазах утверждала, что это самое её любимое лакомство и она уже год мечтает его поесть, потом со вкусом откусывает и жуёт, словно райское наслаждение. Когда «угощатели» исчезают из виду, плюет на пол и выкидывает на помойку. Катя с хмурым видом брала заплесневелое печенье, складывала в карман, а дома отдавала курам.

– А зачем ты так изворачиваешься, Олесь? Зачем хвалишь? Надо правду говорить.

– Да кому твоя правда нужна? Вот сейчас ушли они и меня обсуждают, какая милая девочка. А ты для них как угрюмая и недовольная.

– И? Мне-то что от их похвалы – ни жарко ни холодно.

– Дура ты. Ничего не понимаешь. Вот ты мамке перечишь вечно, она злится и всё самое лучшее мне дает: наряды, вкусное тайком подсовывает. А всё почему? Я ей говорю только то, что нравится, не спорю никогда, вот и результат.

– Она меня не любит просто. Считает, что я папку спугнула криком своим да видом болезненным.

– Ага. А то, что папуленька – кобель, это тоже ты виновата? Эх ты, дурища.

В год, когда девочкам исполнилось пятнадцать и шестнадцать лет, от отца первый раз пришли деньги. Сумма была немалая, и Наталья решила купить домик в районном поселке – там и техникум имеется, и работа есть. Можно будет устроиться хотя бы продавщицей, а не уборщицей в школе за мизерную плату. Девочки после школы поступят учиться либо на швею, либо на пекаря и будут приносить домой копеечку.

Катя, в ответ на мамины мечты, ответила, что хочет стать медсестрой и жить в городе, в общежитии. Мать, услышав такое от дочери, вспылила.

– Кому ты там сдалась, с умишком своим да видом неказистым? Это, как говорится, свиным рылом в калашный ряд. Ох, так и знала, что не выйдет из тебя нормального человека.

Олеся подскочила к матери, обняла её и ласково залепетала:

– Мамочка, не переживай, я же с тобой останусь! Отучусь на швею, как ты хочешь, и устроюсь на фабрику. Замуж тут выйду, рядом с тобой жить будем. Пусть куда хочет едет Катька, нам и вдвоем хорошо!

Наталья заплакала:

– Доча моя любимая. Радость моя единственная! Как хорошо, что ты есть у меня. А ты, Катька, уйди с глаз долой, сил смотреть на тебя нету! Предательская душонка, вся в отца!

Катя, уже привыкшая с детства, что мать шпыняет её, не хочет видеть, вышла во двор, захватив кусок хлеба со стола. Потрепала собаку по голове и села на крыльцо.

– Малыш, уеду я скоро. Поступлю на медицинский, буду жить одна. А вечерами стану подрабатывать. Никогда сюда больше не приеду. Вот так. Все будут рады.

Малыш, виляя хвостом, радостно соглашался с хозяйкой, выпрашивал кусочек хлеба.

– А Олеськада, выйдет замуж быстро. Красивая, её любят. Она любую ситуацию повернет так, как ей нужно… Не то что я, страхолюдина.

Через два дня сестры собирались с девочками в лес за ягодами. Долго планировали, кто что возьмет с собой, выбирали путь, по которому они отправятся в маленькое путешествие. Папа одной подруги обещал их отвезти и забрать.

Катя представляла, как они сядут под березкой, разложат покрывало, будут пить чай из термоса, по-секретничают с девчонками и вернутся домой с полными корзинами ягод. Мама будет довольна, похвалит их и испечет их любимый пирог из земляники. Вечером пришел сосед и, смущаясь, начал разговор.

– Наталья, отпусти ко мне девочек завтра? Жду гостей – сын с женой едут, внуки. Хочу их порадовать, а дома женской руки не хватает. Как покинула меня Маруся, жена моя, так и пропал уют в доме. Мне прибраться помочь, по-женски, да сготовить угощение праздничное.

Олеся, не дав никому возможности ответить, расплылась в улыбке и зачирикала, как воробушек.

– Конечно же, Николай Василич, придем, поможем! Ваша невестка будет плакать от счастья!

Катя удивленно посмотрела на сестру.

– Ты чего, мы же за ягодами собрались!

– Ой, Катюша, не будем же мы из-за ерунды соседа обижать, в следующий раз пойдем.

– Ерунда? Да девчонки нас ждать не будут, уйдут! А мы так мечтали, сама же вчера говорила!

Сосед неловко топтался, собирался уйти.

– Ну нет, так нет, сам управлюсь как смогу.

Наталья всполошилась, преградила дорогу соседу.

– Да что ты, Коля! Вечно у нас Катя что-то ляпнет! Придет как миленькая! Ты нас столько выручал.

Катя в слезах побежала в чулан. Обычно легко сдерживала обиду, никогда не плакала, а тут сорвалась. Целый месяц ждала эту поездку, а мама так легко наступила на её желание и мечту. Олеся на цыпочках подошла к ней и присела на мешок с мукой.

– Дура ты, Катька.

– Сама дура! Кто тебя за язык тянул? Если бы ты сказала правду, тебя мама поддержала бы!

– Да неужели ты так и не поняла, что люди не хотят слышать правду? Сегодня придумали бы вечером причину и не пошли бы к этому старому лентяю. А ты мать нашу не знаешь, что ли? Ей главное перед соседями показаться хорошенькой, да свою задницу прикрыть.

Катя не могла поверить своим ушам. Олеся как-то нехорошо улыбнулась и положила руку на плечо сестры.

– Скоро всё изменится, вот увидишь.

Вечером Наталья не могла найти себе места-любимая дочь не пришла с прогулки. Она обошла всех её подруг, сходила в клуб-нет Олеси. Всю ночь не спали, смотрели в окна, выходили на улицу в надежде, что девочка загулялась с парнем каким и сейчас боится зайти домой. Катя уснула только под утро и проснулась от крика матери.

– Обокрали! Катя, вставай! Деньги пропали, все, что накопили и на дом отложили, и кольцо обручальное, и серьги мамины! Господи, что же это за напасть?!

То, что это сделала Олеся, она отказывалась признавать.

Олеся ненавидела мать. Ей стоило огромных усилий притворяться, изображать любовь. Обнимая её, с отвращением думала свои мысли. «Какая же ты глупая женщина! Даже мужик сбежал от тебя! Сама живешь в нищете и дочерям своим такой судьбы желаешь! Думает, наш удел, как она сама, только в навозе копаться да коровам хвосты крутить. Фигушки!»

Когда пришли от папаши деньги, идея сбежать пришла сразу же. Осталось только найти кого-то, кто увезет её в город, а там она уже освоится. Увидев в клубе приезжего, взрослого парня, сразу обратила на него внимание. Разузнала, что это племянник Василисы, Андрей из города, приехал на две недели. «Боже мой, до чего же страшненький и прыщавый! Но это только мне на руку-такого мигом уговорю».

Ей хватило недели, чтобы влюбить в себя городского. За два дня до отъезда он уже не представлял своей жизни без красивой и милой Олесеньки.

– Андрей, ты уедешь и забудешь меня. А мамка силой заставит выйти замуж за местного. Прощай, любимый. Ты такой мужественный, красивый и умный, я никогда таких не встречала.

Андрей, обалдевший от её слов, совсем потерял голову, любовь придала ему смелости, решительности.

– Олесь, а поехали со мной? Мама у меня мировая, будет рада, что я нашел себе девушку. Потом поженимся с тобой?

– Это было бы невероятным счастьем! Просто я тебя очень полюбила. Уедем тайком, не говори своей тетке. А как приедем, я напишу письмо матери.

Несовершеннолетняя девочка, оказавшись в городе, сообщила матери, что жить в глухой деревне не собирается, теперь будет учиться в городе, наказала её не искать, посоветовала и вовсе забыть о её существовании, иначе наложит на себя руки…

***

Наталья страдала. Как узнала, в чем дело, слегла и не вставала даже поесть. Поднялась температура, она бредила, звала дочь.

– Олеся, как же так? Я умираю, не хочу больше ничего! Предатели!

Катя смотрела за ней как за маленькой- кормила бульоном с ложечки, давала лекарство, гладила по голове, когда женщина, казалось, сходила с ума, кидала в младшую дочь вещи и гнала от себя.

– Мама, не плачь, я с тобой.

Катя, помимо заботы о матери, взвалила на себя хозяйство и огород. Уже больше двух недель встречала и доила корову, кормила и убирала за скотиной, поливала огород, лечила Наталью, что отказывалась вставать, есть и постоянно впадала в забытье.

Этим вечером надвигалась непогода. Катя, закрыв корову, взяла ведро, подошла к ней. Сверкнула молния, неожиданный сильный раскат грома напугал корову- она резко дернулась в бок, поскользнулась и всем весом упала на Катю.

Гром разбудил Наталью. Она наконец-то проснулась от долгого и тяжелого сна. Что-то заставило её подскочить на кровати и бежать. В какую сторону – она еще не поняла, но чувствовала, что очень нужна сейчас своей дочке. Прямо в ночнушке сунула ноги в первые попавшиеся калоши и, не обращая внимания на слабость, выскочила под сильный дождь.

Оглянувшись по сторонам, пыталась понять, в какой стороне, подалась в сторону хлева. Выломав дверь, запертую изнутри на засов, она увидела Катюшу. Девочка лежала в коровнике, в грязи, не подавая признаков жизни. Рука была неестественно вывернута, а из закрытых глаз маленьким ручейком бежали слезы.

Наталья упала коленями на доски, наклонилась к дочери и прислушалась. Шум в ушах мешал понять, бьётся сердце или нет. Ей вдруг стало очень больно и страшно: она загубила дочь. Нет, не сейчас. Сейчас просто бог наказал её и забрал самое дорогое, чтобы она мучилась до конца дней своих.

Она загубила Катюшу еще много лет назад, когда впервые отвернулась от неё, маленькой и беззащитной. Когда впервые ударила её просто так, за то, что не вовремя попалась на глаза. Когда кричала на неё и унижала, чтобы просто сделать больно своему ребенку. Она и сейчас как ребёнок, в пятнадцать лет ростом с ноготок и весит как пушинка. А взрослая глупая женщина взвалила на эту крошку столько горя. Наталья плакала навзрыд, проклиная себя и свою никчёмную жизнь.

– Мама…

Слабый голосок Кати поднял Наталью, дал ей силы поднять дочь и на руках отнести до соседей. Уже по пути в больницу гладила дочь по мокрым волосам, целовала и просила прощения.

– Доча, прости меня! Всю жизнь буду это говорить. Знаю, что нет мне прощения. Всё тебе восполню, самое красивое платье купим, лучшего жениха найдем, доброго, заботливого, никому больше тебя в обиду не дам. Только знаю наперёд, не простишь ты меня. Глупая корова, будь бы она не ладна.