Выбор сердца

– Пошли, напоешь мне несколько раз, а я подберу на слух, – в глазах его плескалась слезная мольба, но тело выдавало радостное нетерпение.

– Это мелодия из оперы «Пер Гюнт» Эдварда Грига, «В пещере горного короля». – Ирина опустила девочку на землю. Та сделала книксен и, очаровательно улыбнувшись Милену, сказала:

– Папа говорит, просьбу нужно выражать с должным почтением.

Ирина засмеялась:

– Ну, выражай свою просьбу, согласно княжескому этикету.

Милен погрозил Эль пальцем и, преклонив колено с пиететом нараспев, затянул:

– Муза моя! – не отводя от Ирины взгляда, он зашарил по траве рукой и, сорвав подвернувшийся цветок, протянул его девушке, другую руку приложив к груди. – Позволь рабу твоему, Милену, сыну Петра обратиться к тебе с нижайшей просьбой, – с этими словами, паяц склонил голову и ждал, пока Ирина не ответила ему, едва сдерживая смешок:

– Позволяю, Милен сын Петра, говори!

– Спой мне, муза моя! Поделись песней из несметной сокровищницы твоих музыкальных знаний!

– Позер!

Милен резво соскочил с колен, и как ни в чем не бывало, продолжил:

– Вечером, как только Егор вернется в город, обещаю сыграть тебе одну очаровательную вещицу. Тебе понравиться, обещаю.

– Хорошо, пошли. Эль, хочешь послушать игру Милена? – девочка кивнула. – Только учти, неугомонный ты мой, – это тебе не простенькие детские песенки подбирать.

Только за последнюю неделю парень уговорил ее подобрать несколько детских песен, запомнившихся Ирине с детства, и народных застольных, которые Ирина не любила и никогда не пела, но слушала волей неволей, когда кто-нибудь из родственников или друзей родителей затягивал жалобную «Ой, рябина, рябина» или что-нибудь такое же, заунывное.

– Никогда не знаешь, какие знания будут востребованы, – подумала певунья, в седьмой раз запевая «Калинка-малинка, калинка моя». – А знала бы, запаслась берлушами на все семейно-застольные мероприятия. Сейчас бы не мучилась до хрипоты в горле.

Какой-нибудь современный хит поп музыки она спела бы с большим удовольствием. Но с трудом представляла, как Милен, подыгрывая себе на балалайке, поет для местной публики, состоявшей из отцов добропорядочных семейств или приезжих купцов, ее любимую «Нравиться мне, когда ты голая рядом ходишь, и непременно заводишь…»

– Даже не думай, – сказала она себе, когда Милен застукал ее напевавшую эту песню.

– Милен, ты оплачиваешь мне услуги отоларинголога. У меня голосовые связки слабые, – предупредила она парня, когда в первый раз согласилась напевать ему.

– Угу, – буркнул он, перебирая струны гитары и даже не подняв головы.

– Милен, ты сейчас же пойдешь и поцелуешь Агнию. – Ирина следила за выразительным лицом парня.

– Угу, – согласился он, все так же полностью поглощенный своим занятием. Ирина помахала рукой у него перед глазами:

– Ау-у, ты еще здесь?

– Хорошо, хорошо. Сейчас пойду и поцелую… Что? – Милен покрылся красными пятнами.

– А, так ты все-таки меня слышал? – засмеялась Ирина. – Я сказала, что ты оплачиваешь мне визит к доктору. У меня уже горло болит. А ты что подумал?

Милен смутился еще больше. Ирина давно заметила его интерес к Агаше. Но ей было непонятно, почему парень, привлекательной наружности и бойкий на язык, не делает никаких попыток привлечь внимание понравившейся ему девушки? Как она уже успела разобраться на своем примере, местные нравы и традиции позволяли общение и легкий флирт с девушками. Они вполне самостоятельно передвигались по городу без сопровождения «надсмотрщиц» и вступали в разговоры с молодыми и не женатыми, не боясь лишиться репутации «невинных дев». Не слышала Ирина и об инцидентах, при которых папашам приходилось под давлением определенных обстоятельств тащить сопротивляющегося жениха со счастливой невестой к алтарю. В родном мире Ирины в соответствующий исторический период строгие моральные устои, подкрепленные религией, не всегда сдерживали человеческие порывы. Здесь же даже при отсутствии видимых запретов и ограничений Ирина не наблюдала свободы нравов.

– Может у них физиология другая? – подумала она, перебрав все возможные причины такой похвальной сдержанности молодых людей. Неожиданно для себя вспомнив, как в последний раз к ней на автобусной остановке подкатил пьяный мужик с предложением «провести приятный вечерок», Ирину передернуло. – Мне что, таких предложений не хватает, раз я начала размышлять на эту тему? А Милен все-таки покраснел и смутился.

***

Вечером того же дня закончив работу, Ирина заглянула в обеденный зал, посмотреть, от чего стоит шум-гам? Ну, конечно же, песня, которая никого не оставляет равнодушными, и здесь нашла своих слушателей – незабвенная «Катюша».

Ирина поймала взгляд озорных глаз, и приветливо помахала их владельцу рукой. Он поднял обе руки вверх с просьбой тишины и когда зал затих, обратился к зрителям:

– Ханум, абыи, перед вами человек, который подарил вам удовольствие послушать песню «Катюша», – он протянул руку в сторону подруги и головы всех присутствующих повернулись к ней. Следующее свое выступление я посвящаю Ирине-ханум.

Девушка, выдав порцию улыбок и покивав головой, уселась на ближайшую свободную лавку. Милен взял в руки флейту и когда зазвучали первые ноты, кровь ударила девушке в голову и голова закружилась, а на глаза навернулись слезы. Она так и просидела все те несколько коротких минут, что звучала музыка, пытаясь прийти в себя и выровнять дыхание. Когда Милен, закончив выступление, подошел и сел напротив, она, так и не справившись с волнением, схватила его за руки и спросила:

– Откуда ты знаешь эту мелодию?

– Так ты ее уже слышала? – разочарованно сказал он. – А я-то хотел тебя удивить.

– Тебе это удалось. Так удалось, что меня чуть кондрашка не хватила. Так откуда ты знаешь «Шутку»? – повторила она мучивший ее вопрос.

– Э-э,… «Шутку»? Не знал, что она так называется, – Милен запнулся.

– «Музыкальная шутка». Написал ее Иоганн Себастьян Бах. Композитор, который жил в моем мире триста лет назад, – Почти по слогам сказала Ирина. – Милен, не тяни кота за хвост!

– Меня научил мой приятель, который учился в княжеской музыкальной школе. А там она стала известна благодаря матери правящего ныне князя. Она, кстати, и организовала эту школу, сама превосходный музыкант. Говорят, у нее очень богатый репертуар.

Теперь уже Милен завладел руками Ирины и с фанатичным блеском в глазах заговорил:

– Знаешь, я на многое согласен, чтобы учиться в этой школе: по несколько выступлений в день, чтобы денег заработать, отвар тишголова еще лет десять пить, чтобы ничто не отвлекало, пешком, если надо до Кондузла дойти. – Ирина хмыкнула.

– Ты не хмыкай, я серьезно говорю.

– Просто вспомнила одного парня, который тоже ради приобретения знаний пешком через всю страну в школу топал.

– Да? – заинтересованно спросил Милен. – Приняли?

– О да, он потом свою собственную академию возглавил, стал великим ученым. Прошло уже более двухсот лет, а люди все еще помнят его.

– Ну, не скажу, что я так уж жажду славы, – замялся Милен, – но научиться играть на клавикорде и гармонике – главная моя мечта, – уже уверенно закончил он.

– Ты научишься, – Ирина ободряюще похлопала его по руке. – Только когда передумаешь отказываться от славы, не забывай, публика, перед которой ты сейчас выступаешь, самая благодарная. И самое главное, с ней ты можешь оставаться самим собой. – Ирина видела недоумение в глазах парня. – Не понимаешь? Запомни, поймешь потом.

***

Ирину опять мучила бессонница. На этот раз не страхи мучили ее, а надежда боролась со здравомыслием. Разум, подготовленный фантастическими романами и фильмами, давно смирился с существованием другого мира. Осталось только определить, что это за мир: абсолютно независимый и самостоятельный или параллельный, альтернативный ее родному. Если второе, то существуют ли люди-двойники ее родного мира или сходство только в важных исторических событиях? Таких, например, как татаро-монгольское или польское нашествия. Хотя, как выяснила Ирина у всезнающей Ады, нашествий, как таковых не было, никаких военных действий, все произошло мирным путем. Рось потихоньку обживали восточные народы, привнося свои традиции, заполнив рынок своими товарами. Позже поляки с запада начали подобную тактику «нашествия». Пока пинок росские мужики не получили, необходимости грудью вставать на защиту Родины не было. А потом поздно стало: вот они оккупанты, твои соседи и родственники. Ирине трудно было сказать, хуже ли стало народам от потери своей индивидуальности и самобытности, но позаимствовали они друг у друга лучшее. Наверное, здесь действовал не военный закон «побеждает сильнейший», а экономический закон – рынок завоевывает товар лучшего качества. Так случилось и с нравами и традициями. Чем больше Ирина размышляла, тем больше убеждалась, что сходство минимальное. История, традиции, даже флора и фауна этого мира различны. Придя к таким выводам, девушка испытала облегчение. Значит, не существует Баха-двойника, и его музыкальное произведение попало сюда извне. Несколько секунд Ирина испытывала облегчение от того, что она не единственная иномирянка, пока до нее не дошло, что у нее нет доказательств того, что эти люди вернулись назад.

– Черт, черт, черт, – девушка стучала по кровати кулаком, пока Эль не заворочалась, и это остудило ее.

Глава 4

– Ханум, нам пожалуйста, двойные порции оладий каждому, молока и этим двум мальчишкам тишголов, – мужчина, чуть старше сорока лет, видимо, отец этих двух двадцатилетних «мальчишек» с разворотами плеч, как у дюжих кузнецов, улыбнулся Ирине. Она с улыбой кивнула в ответ и поспешила на кухню.

Что они все в этом тишголове находят? С утра как с ума сходят, подавай им тишголов, – ворчала Ирина, наполняя кружки отваром. Однажды попробовав его, она решила: «никогда больше». – Вот и Милен грозился десять лет пить эту дрянь, ради удовлетворения своих амбиций.

– Ада, объясни мне, наконец, что заставляет людей пить эту гадость? – спросила она, кивнув на десятилитровый кувшин отвара, который каждый вечер собственноручно готовил Дамдин из собственноручно же собранных различных трав.

Ада, раскрасневшаяся у плиты, глянула на нее, удивленно приподняв брови:

– Его пьют все молодые неженатые люди для снятия сексуального напряжения.

– Что? – Ирина поперхнулась молоком, и Аде пришлось оторваться от сковородок с оладьями, чтобы постучать ей по спине. – Верю, что ты не знала. А как же у вас молодые справляются с подобным напряжением?– спросила она заинтересованно.

В голове Ирины промелькнули несколько известных ей способов:

– Лучше тебе не знать.

– Ладно, неси заказ.

– Хорошо, но вечером поговорим.

Ада согласно кивнула.

– Этот мир не перестает подкидывать мне сюрприз за сюрпризом, – размышляла Ирина, замечая, как молодые люди, даже не поморщившись, пьют горький отвар.

Вечером девушка поднялась к Аде, забрать Эль и расспросить об удивившем ее местном обычае. Поразмыслив между делом, она поняла, что ничего шокирующего в этом нет. И если уж выбирать между сексом по телефону и мастурбацией, которыми грешат подростки, Ирина двумя руками за ежедневный прием горького тишголова.

Ада и Эль сидели на полу, обложенные кусочками пестрых тряпочек и клубками разноцветных шерстяных ниток.

– Над чем колдуете? – весело спросила Ирина.

– Мы куклу шьем. Вот, смотри, это голова, – Эль сунула девушке в руку белый тряпичный мячик.

– Присоединяйся, – позвала Ада, освобождая место от лоскутов. Ирина опустилась на пол рядом с ними.

– Для кого шьете? – спросила она Эль.

– Эту – для меня, другую для Милы, – Мила была подружкой Эль, дочерью Агвана, который когда то привез их к Дамдину. – А третью, – Эль понизила голос и наклонилась к Ирине, – для Адиного малыша. Ты знаешь, что скоро у нее будет малыш?

Ирина с улыбкой кивнула, погладив Эль по голове: «Какой все же славный ребенок, пока не капризничает».

– Ада, ты обещала меня просветить по поводу тишголова. – напомнила она Аде.

– Я уже поняла, что традиции твоей страны несколько отличаются от наших, поэтому начну с них. Нашей молодежи позволяется многое, но вступление в половые отношения до брака не приветствуется. Причем не осуждается строго, просто считается важным получить законное здоровое потомство.

Ничего нового в этом Ирина не услышала, вспомнила стойкое выражение, встречавшееся ей в классической литературе: «родила законного наследника, а потом бросилась во все тяжкие…».

– Для нас семья, род – главные приоритеты. – Не во всех, конечно, семьях придерживаются этой традиции. Но в благородных титулованных обязательно следят за чистотой крови, как и во всех состоятельных и уважаемых мастеровых и купеческих семьях, которые могут проследить свой род более чем на три поколения.

Вот и разгадка поведения Милена по отношению к Агнии, – подумала Ирина. А вслух сказала:

– Мне это нравится. В моей стране блюсти честь мужчины предоставили слабому полу. У вас все по-честному, ответственность разделена пополам.

– Расскажи? – попросила Ада.

– Да и рассказывать то особо нечего. – Ирина решила, что лучше не просвещать Аду о свободе нравов, царившую в ее время, а рассказать о временах домостроя. – Женщины до замужества не имеют права не только на сексуальные контакты, боже упаси, но даже находиться в обществе неженатого мужчины без сопровождения. Потеря девственности до брака грозит девушке позором и чаще всего ссылкой в глухомань или даже отречением от нее всей семьи. Все это происходит, правда, если семье не удается скрыть следы позора от общественности, или поспешно выдав дочь замуж за совратителя, или любого другого, кто пойдет на это ради денег, титула или преследуя еще какие-нибудь свои цели. Мужчины, в свою очередь могут вести свободный образ жизни, который им позволяет их общественное положение и деньги, и количество сексуальных партнерш не влияет на их честное имя, так же как внебрачные дети и пересуды в обществе об их похождениях, – на одном дыхании выдала Ирина.

– Но это же несправедливо, – возмутилась Ада.

– А где ты видела справедливость в этом мире? Я тебе рассказала, как обстояли дела с этим сто лет назад, сейчас все гораздо проще. А тогда девушки служили товаром, средством заключать выгодные союзы, их начинали отдавать замуж в двенадцать лет. Знаешь, я поначалу в более молодом возрасте тоже возмущалась. Сейчас считаю, что нельзя относить женщин к жертвам, мужчин к негодяям. Представь, молоденькую девушку лет четырнадцати – пятнадцати отдают за «старика» лет тридцати пяти. Ее удел сидеть дома и рожать детей. Из развлечений только редкие или не очень вечеринки, общение с подругами по несчастью. Она – явная жертва. А как это выглядит со стороны жениха? Ему достается молоденькая неопытная девчушка в кровать, с недоразвитым умишком, которая его боится и терпит, искренне любить вряд ли будет. Так ведь он еще должен обеспечивать ее средствами к достойному существованию, чтобы она достойно выглядела в глазах своих приятельниц и общества в целом. Ну, и кто тут счастлив?

– У нас тоже приняты ранние браки. Причина в том, что отвар тишголова можно принимать ограниченное время, желательно до двадцати трех лет. Дальнейший прием грозит развитием бесплодия и у мужчин и у женщин.

– Ой, – Ирина встревожено посмотрела на Аду. – Милен сказал, что ради музыкальной школы, готов еще десять лет отвар пить.

– Да кто ж ему позволит? – Ада беспечно махнула рукой. – Если только он сам себе его варить будет.

– Ада, княгиня, которая организовала эту школу, какая она? – осторожно спросила Ирина.

– Она превосходный музыкант и музыка ее страсть. Поэтому она и школу открыла, чтобы воспитать музыкантов, достойных играть в ее оркестре. В школу принимают только действительно одаренных музыкальным талантом детей, независимо от их социального статуса.

– Она родом с Польши?

– Нет, откуда-то издалека. Поэтому и имена у наших князей иностранные: нынешнего князя зовут Себастьян, его сестру зовут Светлана. Княгине нравится иногда шокировать придворных своими манерами, мыслями, поведением, – Ада прыснула, – иногда одеждой. – Князь все ей с рук спускал, потому что любил. Вообще, нашим князьям везло, все они заключали браки по любви. Династические браки обошли их стороной, и детей своих они не принуждали к бракам по расчету, поэтому, наверное, и правления их были успешными для всех. Что не могу сказать про нашего нынешнего князя.

– А что так? – полюбопытствовала Ирина.

Ада вдруг стушевалась:

– Да нет, для княжества он не меньше своего деда и отца хорошего делает. Ну, а какой он человек, нам должно быть все равно, не правда ли? – Ирина согласно кивнула, не желая еще больше смущать Аду. Видимо, у них не принято плохо отзываться о своих правителях.

Глава 5

– Ирин, ты готова? – одновременно со стуком в дверь послышался голос Ады.

– Почти готова. Входи, – крикнула Ирина в ответ.

Войдя в комнату, Ада увидела подругу, сидящую на кровати с поджатыми под себя ногами. Вокруг нее в беспорядке лежали вещи, вытряхнутые из рюкзака, брошенного тут же среди вещей. Рядом примостилась Эль, рассматривая какие-то картинки.

– Нашла? – спросила Ада. Ирина кивнула и протянула ей темно-красную книжицу. Девушка, присев на лавку, сначала внимательно изучила корочку паспорта. Погладив и пощупав золотое тиснение на обложке и, напоследок зачем-то его понюхав, открыла страницу с фотографией. Удивленно приподняв брови, перевела взгляд на Ирину:

– Никогда не видела портреты, выполненные настолько качественно. Ваш художник родился с кисточками вместо пальцев?

– Это называется фотография, ее не рисуют, а делают специальным прибором.

Ада еще несколько минут рассматривала паспорт, то и дело, возвращаясь к первой странице.

– Каждый житель вашей страны имеет такой документ? – спросила она. Ирина утвердительно кивнула. – Как, должно быть, это облегчает работу жандармерии, – вздохнула Ада. Ирина хмыкнула:

– Почему тебя волнуют проблемы жандармерии? В первую очередь, это облегчает жизнь владельца паспорта.

– Да, конечно, – поспешила согласиться Ада.

– Как считаешь, бургомистра устроит такое удостоверение личности?

– Другого-то все равно нет, – резонно заметила девушка.

Эль, до сих пор молча рассматривающая картинки, подергала Ирину за рукав платья и спросила:

– Это твои дети?

– Нет, крестники. Сыновья моей хорошей подруги, – девушка взяла фото из рук Эль. – Лица на фотографиях были такими счастливыми, и сейчас вызвали у нее радость с толикой грусти. Накануне поездки на дачу она забрала отпечатанные фото из ателье и захватила их с собой, чтобы показать Славке и мальчишкам. Эти картинки – единственное доказательство реальности ее прошлой жизни, – с грустью подумала она, глядя на хохочущие лица мальчишек.

– А над чем они смеются? – не отставала любопытная малышка.

– Я фотографировала на дне рождения Славы, их мамы. Вадим, папа этих двух славных мальчишек переоделся рыцарем. Вот он, на другой фотографии. – Ирина развернула фото веером и вытащила нужную. – Смотри, на нем камзол, накидка, на голове шлем, а на поясе – меч, почти настоящий. Семка с Борькой были оруженосцами рыцаря, а сама Слава – прекрасной дамой, ради которой мужчины весь день совершали разные подвиги. Мальчишкам игра очень нравилась.

– У моего папы тоже есть меч и шлем, – сказала Эль. Ирина и Ада со значением переглянулись.

– Твой папа стражник? – спросила Ада.

Эль поджала губки и важно ответила:

– Да, он отдает приказы стражникам.

– Ситуацию эта новость не проясняет, – задумчиво сказала Ада. – Она может означать, что он был полицмейстером или, как и в нашей первоначальной версии, нанял стражу для сопровождения в пути и поэтому отдавал ей приказы. Эль, солнышко, твой папа каждый день носит шлем и меч?

– Не-ет. Никогда, – девочка энергично затрясла головой, ее косички весело запрыгали по плечам.

– Н-да, безнадежно, – огорчилась Ада.

Ирина молчала, бесцельно перебирая в руках фотографии.

– Можно посмотреть? – спросила Ада.

Тотчас же получив всю пачку и едва бросив взгляд на первую фотографию, восторженно ахнула:

– Какая красота! Они гораздо лучше, чем в твоем паспорте: ярче, четче, красочнее. Это твои родственники?

Ирина пересела на лавку и с удовольствием принялась объяснять: кто есть кто. Ада уже выразила восторг всеми известными ей восклицаниями, когда на очередной фотографии увидела подругу в купальнике и рядом с ней мужчину с голым торсом, что заставило ее ненадолго потерять дар речи.

Да, фото откровенное, если оценивать его с точки зрения местных норм морали, – подумала Ирина.

– Это я на пляже со своим другом. Посмотри, здесь есть еще такие же, но на заднем фоне видны другие отдыхающие и море.

В дверь постучали, и Ада не успела прокомментировать увиденное. Она сунула фотографии Ирине в руки и, шепнув:

– Убери с глаз, – пошла открывать дверь.

– Ханум, – на пороге появилась Агния. – Дамдин-абый ждет вас внизу. Девушки дружно охнули: Ирина в сопровождении Дамдина уже давно должна была быть на пути к ратуше.

Несколько дней назад она обратилась к Дамдину с просьбой помочь ей с удочерением Эль. Весь последний месяц ее терзали мучительные чувства: жалость к ребенку, тосковавшему по родным, особенно вечерами, к которой порой примешивалась жалость к самой себе, и, главное, крепнущие день ото дня привязанность и невыразимая нежность к этому ребенку. Впервые задумавшись об удочерении, она вдруг поняла, что мечта последних нескольких лет ее жизни близка к осуществлению. Наступил момент осознания, почему она здесь. Эль – это дар мироздания на ее мольбы о ребенке. Она оказалась в этом мире, потому что ее место рядом с этой девочкой.

Аделина очень деликатно советовала Ирине не торопиться, но для Ирины это было все равно, что поставить жизнь на паузу в ожидании счастья и бездействовать: ждать, что таинственный незнакомец, постучится в твою дверь и скажет: Меня ждешь?

Слава наоборот, предлагала действовать. Ирине некстати вспомнился последний разговор с подругой о вдовце с ребенком. Вдовец в данном конкретном случае был бы досадной помехой, даже угрозой Ирининому внезапному материнству. Упрекнув себя в равнодушии к судьбе незнакомого человека, являющегося отцом ее будущей дочери, решила заняться самобичеванием позже, а сейчас при поддержке Дамдина ходатайствовать у бургомистра об удочерении. Когда решение было принято не только сердцем, но и осознанно, в душе воцарилась необыкновенная гармония, состояние, которое люди называют счастьем.

Приемная бургомистра города Турова имела только одно несущественное отличие от приемной градоначальника любого из российских городов – отсутствие компьютера на столе его секретаря. Едва переступив порог приемной под высокомерным взглядом этого посредника между ничтожными просителями и ИМ, девушка почувствовала свою незначительность и ничтожность проблемы, с которой явилась в это уважаемое учреждение. Не вполне сознавая, чем это может ей помочь, она спряталась за широкой спиной Дамдина, который в отличие от нее не испытывал никакого дискомфорта от пронзительного взгляда мужчины за конторкой. Ирина вообще с трудом представляла себе ситуацию, в которой ее работодатель мог бы потерять невозмутимость и самообладание.

Растянув губы в некое подобие улыбки, секретарь указал на стулья у стены, а сам скрылся за дверью кабинета. Ирина присела на предложенный стул и, пытаясь подавить подступивший мандраж, закрыла глаза, и начала повторять подходящую к случаю аффирмацию: "Ситуация разрешится приемлемым для меня способом". Для пущей убедительности решила повторить ее в трех лицах: "Я, Ирина, разрешаю ситуацию приемлемым для меня способом. Ты, Ирина, разрешаешь ситуацию приемлемым для тебя способом. Ирина разрешает ситуацию приемлемым для нее способом". Не открывая глаз, прислушалась к себе, надеясь почувствовать спокойствие и умиротворение, но ощутила только растущее раздражение на себя за эти неподдающиеся контролю чувства, на секретаря, а заодно и на мужчину за дверью. Трудно убедить себя в том, что собственная жизнь зависит от твоих желаний, ума и настойчивости, когда любая незначительная мелочь способна повлиять на ход событий. Ирина представила себе бургомистра: пожилого тучного коротышку, с блестящей лысиной и с красным от одышки лицом. Он ежеминутно промакивает потный лоб платком и поглядывает на часы, висящие на толстой золотой цепочке на поясе в ожидании окончания приема посетителя. Он устал и не выспался из-за проблем с пищеварением. Его кухарка, будь она неладна, приготовила вчера на ужин вкуснейшие тефтели в мятном томатном соусе, попробовать которые он не смог себе отказать, хотя с первой же ложкой почувствовал привкус мяты. А ведь эта зловредная женщина прекрасно осведомлена, что больному желудку бургомистра противопоказаны как томаты, так и мята! Перед закрытыми глазами Ирины предстала та самая кухарка: высокая дородная женщина, полная достоинства, одного взгляда на которую достаточно, чтобы понять: она готовит пищу не для какого-то ремесленника, а для самого хозяина города. Только вот торговца, у которого она в данный момент пытается выторговать мясо на те самые тефтели, совершенно не волнует, что своим отнюдь не джентльменским поведением, он оскорбляет эту достойную женщину в ее лучших, почти благородных чувствах. Продолжая мысленный диалог с торговцем, вслух, в виду своего высокого положения она не может себе позволить подходящие случаю тон и слова, кухарка приступает к готовке злополучных тефтелей. А что же торговец, этот молодой тридцатилетний мужчина? Может ли он оставаться джентльменом после недельного воздержания, к которому вынуждает обожаемая им молодая жена, от ласки перешедшая к шантажу: купить ей те "прелестные дамские туфельки из гроденапля", которые по карману разве что жене бургомистра, а не торговцу мясом. А вот и жена мясника, юная кокетка, желание которой непременно обладать туфельками, может роковым образом повлиять на материнское счастье Ирины. Ее образ Ирина только начала рисовать в своем воображении, как почувствовала легкое прикосновение к плечу. Открыв глаза и очнувшись от своей фантазии, увидела ободряющую улыбку Дамдина: