Якорь, крепость, наугольник

– Угу, – ответил Юлий.

«Уже скоро, очень скоро, – подумал Бенедикт, – я пожелаю ему попутного ветра и счастливого пути. Мы помолимся за него. И будь, что будет».

* * *

Врагу, если подступит к городу со стороны моря, вряд ли удастся быстро и без потерь захватить или разрушить мощную сторожевую башню – в ней содержится механизм для натягивания цепи, чтобы не допускать в гавань неприятельские суда. Враг легче решит свою задачу, подкупив кого-либо алчного или убедив кого-либо легковерного. Тем более, когда враг не чужеземец.

Использовал ли он золото, или коварство, или дружеские связи, но ещё до рассвета стоял на мостовой улицы Батифолиев – младший родной брат владетельного Виатора Герман. Он командовал пятью сотнями наёмников, прибывших с ним на «Фортуне» – грозной тридцатипушечной каракке – и двух военных галерах. Городские ворота открылись ему так же, как гавань.

По корабельным сходням наёмники выкатили что-то вроде плетёных сараев и, заслоняясь ими (хотя в нижнем городе почти не встретили сопротивления), поднялись к Гончарной улице и Школьной, и выше – к самым воротам цитадели.

Здесь в бою Герман потерял убитыми и ранеными сотню, наверное. Вполовину меньшие потери среди защитников крепости оказались гибельны для её гарнизона. В том году гарнизон насчитывал не более восьмидесяти солдат. Днём, когда из-за Кара-Кермена надвинулась гроза, Герман подступал к фамильному замку. В гуще сражения плечом к плечу с Германом два гиганта орудовали двуручными мечами.

Раненного арбалетной стрелой Бенедикта солдаты принесли в тот замковый покой, где он дольше всего мог бы оставаться, оберегаемый ими. Но его состояние не давало никакой надежды. Около постели собрались сын, жена, священник и врач, и домашние слуги. Своё место в бою под проливным дождём только что покинул Лев Агафангел.

Ему Бенедикт прерывисто сказал неузнаваемым – старческим – голосом:

– Подойди и слушай. Я хочу, чтобы ты увёл Юлия и госпожу Евгению, и Ариадну известным тебе подземным ходом. Времени у вас всего ничего. Возможно, да, возможно, Герман не станет вас преследовать. Он всё-таки брат мне. Ты послал за Ариадной?

– Да.

– И возьмите в казне, сколько унесёте. Поторопись. Я хочу верить, что вы ушли благополучно. Кир Фома примет вас, если доберётесь.

Не зная, как различить тут свой позор и свой долг, комендант сказал:

– Уже в цитадели Герман.

– Он будет владетелем… Смотри, сына я поручаю тебе.

Лев Агафангел подчинился. У дверей он поставил стражу – охранять последний час этого Виатора. Госпожу Евгению – у неё подкашивались ноги и темнело в глазах – увели под руки. Юлия увели силой. С умирающим оставались священник и врач, и охотничий пёс.

* * *

Утром следующего дня в осадном дворе цитадели случилась ссора и драка. Притом Герман заколол одного из своих ближних приспешников. Дело этим не кончилось. К вечеру он начал опасаться, что не совладает с мятежом и разбоем. В течение ночи – почти единовременно, как потом сопоставили свидетели, – появлялся в отдалённых кварталах и участвовал в расправах горожан над мародёрами и насильниками. Затем принял господ из городского Совета, цеховых старшин. Затем распорядился сколотить на площади помост и перекладину – повесить каких-либо злополучных мародёров или насильников. В полдень вышел к толпе народа.

Сказал:

– Завтра я предам достойному погребению тело Бенедикта. Я заказал триста заупокойных служб о спасении его души. Наследник и супруга моего брата покинули замок. Вместе с юнцом и женщиной потайным ходом бежал комендант крепости. Чего вы ждали от чужака и вчерашнего раба? Сколько он просидел на галерной скамье, прикованный за ногу? – Герман без натуги повысил голос. – С этого дня владетельным Виатором буду я. Я сохраню ваши права и привилегии. Я сокращу ваши подати в нашу казну. Я укреплю городские стены и умножу численность гарнизона. Я позабочусь о семьях, которые потерпели урон. Они получат сразу по десяти золотых дукатов.

Внешне Герман очень похож на старшего брата, за исключением того, что во всех своих движениях ловок, как дикий кот, и имеет разные глаза: правый заметно светлее левого.

* * *

Дом на окраине Каменки мастер Северин приобрёл лет восемь или девять тому назад. Старинный дом в глубине узкого двора, двухэтажный, под черепичной крышей, каменный только внизу, а наверху саманный, с высокой лестницей и деревянным балконом на столбах. Почтенный возраст дома доказывают камни с затейливой резьбой, вставленные в ограду над воротами и калиткой.

По безлюдной пыльной улочке сюда подъехал всадник напыщенной военной внешности: в богатом лёгком доспехе и со шлемом, прицепленным к седлу. Постучал железком копья в калитку и, когда Лука отворил её, спросил, это ли дом мастера Северина, дома ли хозяин.

– Да, ваша милость, – пролепетал слуга и попятился.

Всадник велел открыть ворота, а спешиваться во дворе и не подумал. На балкон вышел мастер Северин, сухо поинтересовался:

– Что вам угодно?

– Его светлость господин владетельный Виатор желает видеть вас.

– Я нездоров.

– Вы на ногах, и лучше вам поехать сейчас же. Его светлость господин владетельный Виатор прислал за вами повозку.

Крытая двуколка остановилась за воротами. Лошадью правит человек, вооружённый и снаряжённый как солдат.

– Лука! – недовольным, но и не твёрдым тоном позвал мастер Северин уже из комнаты. – Подай мне кафтан и берет, и туфли.

Обыкновенно он предпочитал переправляться через залив на лодке, и редко, разве что зимой, проделывал путь из Каменки в город в объезд залива, верхом на муле. Весь последний месяц вовсе просидел дома, настороженно и недоверчиво прислушиваясь к городским новостям. Новости Лука приносил из таверны или из лавки.

На каменистой дороге повозка, конечно, оказалась тряской. Кустарники на холмах пестреют осенними листьями, холмы обдувает холодный ветер, в ложбинах припекает солнце. Мастер Северин почувствовал озноб и сердцебиение. Ни глубоким дыханием, ни ритмическими словами, которые привычно повторял про себя, не мог унять беспокойство. «Якорь, крепость, наугольник, циркуль, башня, цепь, корабль…» При переезде через Гремучую речку всё же выглянул наружу и отметил: мост надёжен – сила потока, колёса и подковы никакого вреда не причинили, хотя водовороты, разумеется, вымыли за опорами глубокие ямы.

Когда-то мост был деревянным, узким и опасным даже для пешеходов. По весне или после ливней речка сносила его в море. Наконец, выстроили каменный, по проекту мастера Маврикия. Не первого, но второго или третьего бурного разлива устои и опоры не выдержали. Отсюда хорошо видно, что от них осталось – ниже по течению.

Строительство нового моста городской Совет поручил молодому архитектору, как раз тогда вернувшемуся из длительного путешествия. Первым делом мастер Северин излазил береговые кручи и за несколько мелких монет нанял мальчишек – бросать в речку щепки и прутья. Понаблюдал, где плавучие предметы скапливаются4, сделал заметки в записной книжке, после чего приступил к расчётам и чертежам. Собственного дома он ещё не имел, жил в портовой гостинице, а позже – в гостином дворе (и тамошние свары и суета немало ему досаждали).

Десятый год над Гремучей речкой прочно стоит мост, построенный молодым архитектором. И десятый год мастер Маврикий избегает встреч и разговоров со своим бывшим учеником – мастером Северином.

В цитадель и замок из нижнего города быстрее дойти пешком переулками-проулками-лестницами. Повозка поднимается в гору проезжими улицами, странно тихими. Лавки на Торговой, вероятно, открыты. Но дети не бегут по Школьной, женщины не судачат у фонтана. Нищего Нирсы нет на месте!

Владетель принял архитектора не сразу, заставив подождать с полчаса. Тот, когда увидел – против света – будто бы знакомую фигуру, мгновенно радостно подумал: «Его светлость Бенедикт Виатор!» На столе увидел модель Базилики. И драгоценные механические часы – в их устройстве всегда, но только не сегодня, мечтал разобраться.

– Как ваше здоровье? – спросил Герман, поднимая от кипы бумаг свои неприятно разные глаза.

– Благодарю вас, хорошо, – опомнился и ответил мастер Северин. Сам себя досадливо поправил: – То есть, сносно, – и добавил, на всякий случай: – Доктор Нарсес, если он здесь, подтвердит, я страдаю возбуждением жёлчи.

– Но мы можем обсудить дела, по-моему, не терпящие отлагательства?

Мастер Северин промолчал. Герман кивнул. Он ещё сомневался, говорить ли этому собеседнику уважительное «вы» или покровительственное «ты», как принято у владетельных господ. Выбрал прохладно-вежливое обращение.

– Я считаю, нам непременно следует достроить Базилику. Я сам возглавлю Попечительский совет и прошу поскорее подготовить сметы. Если они окажутся разумны, даю слово, у вас ни в чём не будет недостатка. Как полагаете, когда можно открыть Базилику для народа?

– По большим праздникам уже в том году, наверное, потому что я рассчитывал возвести стены и своды к осени будущего года, – осторожно сказал мастер Северин. – Сейчас не знаю в точности, сколько месяцев, – не сказал «или лет», – займёт возведение куполов, для чего нужны ещё дуб, кирпич и листовое железо. Про облицовочные работы я и не говорю. Но, как я слышал, мои каменщики ушли из города, и плотники тоже ушли.

– Я приглашу не одну, а несколько артелей и каменщиков, и плотников, – пообещал Герман, – и вот зачем, хотя к этим работам и горожан привлечь собираюсь: я хочу укрепить городские стены на всём их протяжении, притом имея в виду новые способы осады и приступа.

От Германовой лёгкой усмешки мастера Северина передёрнуло.

– Что до строительства Базилики, – продолжал владетель, – мы назначим туда производителя работ по вашему усмотрению, чтобы вы не утруждали себя присутствием. Вам я предлагаю незамедлительно заняться фортификационными планами. Сегодня мои люди вместе с вами осмотрят стены и башни. И я прикажу проводить вас домой: времена смутные.

Тут можно бы ожидать, что Герман опять усмехнётся, но нет, он серьёзен.

– Благодарю вас, – сказал мастер Северин, не величая нового владетеля «светлостью», – я отлично доберусь сам.

– А кстати, почему вы живёте в Каменке, а не в городе?

Мастер Северин простодушно начал объяснять, что сначала в городе ему было дорого, потом, после морового поветрия, городские дома доставались почти даром, но он к своему привык…

Герман снял с указательного пальца, покрутил и снова надел странный перстень-печатку с награвированной головой верблюда. Тронул ушко настольного колокольчика.

Вечером, когда мастер Северин вернулся домой, слуга возился под лестницей с крупным весёлым щенком.

– Отнеси, откуда взял.

– Я, ваша милость, рассудил, пёс нам пригодится. Времена-то смутные!

– Говорю, отнеси обратно. И приготовь мне грелку. В самом деле, бок разболелся.

* * *

Кустарники стали прозрачны, не дают зверю укрыться. Герман Виатор и князь Тимир собрались на охоту.

Ещё Максим, отец Бенедикта и Германа, ездил охотиться с этим, то дружественным Виаторам, то враждебным князем. Бенедикт тоже ездил. Держал гончих псов на псарне и ловчих птиц в соколятне.

Князь Тимир везёт на охоту беркута-холзана. Свою знаменитую птицу он зовёт (по-своему) Царевной. О домочадцах, лошадях, соколах и ястребах он заботится куда меньше, чем о ней, несравненной, хотя научен, что человеку запрещено столь сильно привязываться к другому смертному, к неразумному – в особенности. Сыновей у князя Тимира нет.

Он везёт тяжёлую птицу на кожаном, подбитом войлоком рукаве; рукой опирается на приделанную к передней луке седла железную рогатку с деревянной перекладиной. На голове у Царевны клобучок из бараньей брюшины, украшенный султанчиком разноцветных перьев. Никто из охотников не имеет в одежде ничего алого и багряного, чтобы не привлечь взгляд азартной птицы, когда хозяин снимет клобучок с её глаз.

В свите Германа едет Валерий. Он выполнял поручение Тимона Номисмы – передать владетелю прошение о привилегиях для местных купцов. Герман принял документ и пригласил юношу поучаствовать в охоте. Тот не отказался, внял дядиному совету не своевольничать. Увидев беззаконного владетеля верхом на вороном Мицаре, возмутился мысленно: «Юлий ушёл пеший, как нищий странник!»

Проезжими улицами охотники направляются к восточным воротам города.

А мастер Маврикий этим утром решил, будто невзначай, взглянуть, как над Базиликой возводится подсобная кровля, чтобы уберечь кладку от дождя и снега и установить лебёдки для подъёма строительного камня. Уступая дорогу конному поезду, мастер Маврикий вынужденно посторонился, прижался спиной к дощатой калитке в глубокой нише.

Тут же, на своём месте, на углу Гончарной улицы и безымянного переулка, опять сидит Нирса (кутается в такую рвань, что на него зябко смотреть). Он произнёс монотонно:

– Господам улыбнётся удача.

Едва ли кто-либо из всадников его услышал, но в пыль, мимо чашки, упали два-три денария. Нищий проворно накрыл монетки ладонями, пока не раскатились. Мастер Маврикий притопнул на него, плюнул вслед охотникам, чего те, к счастью, не заметили.

За городом, за сосновой рощей, среди пёстрых осенних кустарников охотники спустили со своры гончих. Князь Тимир спустил с мизинца левой руки ремень, чтобы высвободить ловчей птице ноги от пут, сдвинул нарядный клобучок с её головы, гикнул и ладонью застучал в притороченный к седлу маленький барабан. Птица, привычная к собакам, взмыла ввысь, полетела за ними и, как только они выгнали лису на открытое место, снизилась кругами, сложила крылья и бросилась на спину гонимой жертве.

Князь Тимир лихо примчался, спешился рядом, ударил лису кистенём по носу, забрал свирепеющую Царевну, усмиряя её словами и угощением – кусочком лисьего парного мяса.

По мере того как охота становилась удачной, непримиримое настроение Валерия выветривалось. Он воодушевлялся.

* * *

Герман не тратил много времени на развлечения. Вникал во все городские дела и заботы, желая городу благоденствия, а себе заслуженных почестей. В будущем, не слишком отдалённом, хотел увидеть на площади перед зданием Совета конную статую паладина – первого владетельного Виатора – Юлия Одинокого. Статуя должна быть поставлена при нём, Германе, и желательно, чтобы именно с ним имела сходство.

Хронику Модеста Книжника, как она и была, в одном переплёте с прадедовским молитвенником, он распорядился переплести заново и положил на видное место – на столе, что «на звериных лапах».

Над главной башней замка – то же, что и прежде, знамя. И тот же герб над въездными воротами – якорь и крепость на белом поле щита с девизом: «Я здесь!».

Родовой герб Виаторов известен с тех пор, как Юлий Одинокий по воле случая (чужая война и морская буря) прибился к нашим берегам, избавил город от кровопролитного междоусобия, защитил от вражеской угрозы, укрепил старые стены и на вершине холма выстроил замок.

Между прочим, корабль легендарного паладина в Хронике именуется «Фортуной». Вероятно, это была старинная галера с бронзовым тараном и одной железной пушкой на носу. Сколько «Фортун» ещё ходит по морям, и сколько их лежит на дне?

Герман нашёл Хронику не среди вещей брата, а в комнатах коменданта. Остальные книги и тетради – стихи и ноты, травники, рыцарские романы – полистав, бросил. Что они принадлежали Ариадне, его теперь не трогало. Сам удивился, насколько не трогало.

В те давние три года, когда Бенедикт пропадал без вести, Герман скрытно ждал: объявится старший брат или наследником сделается он, Герман. От того или иного исхода зависело – брать в жёны Ариадну или сватать другую невесту, подобающую владетельному господину.

Отец Ариадны – учёный и вольнодумец – подвергся изгнанию из своей страны. Изгнанника принял Максим Виатор, подарил имение в Цикадах. Закон предписывал дочери изгнанника, если до четырнадцати лет не выйдет замуж или не поступит в монастырь, последовать за отцом, что она и выбрала. Отправляясь в дальнюю дорогу, не успела узнать: отец «на краю света» умер. Юной девице не пристало жить затворницей в захолустье. По милости Виатора она нашла приют среди его домочадцев.

Сыновья владетеля наперебой оказывали ей знаки внимания. Бенедикт катал на лодке, Герман обучал верховой езде. Оба переплывали залив от одной сторожевой башни до другой и обратно, бахвалясь перед девицей и брат перед братом. Показательно фехтовали друг с другом. Играли с умной (конечно, красивой) девицей в шахматы. Слушали, как она музицирует. Она вела себя чинно, иногда неожиданно проявляла резкость характера, ещё реже и неожиданней – весёлость.

Старшего сына Максим Виатор послал во главе небольшого войска в поход для содействия Киру Фоме – родственнику и союзнику. Поход не удался, войско разгромлено, Бенедикт попал в плен. Получив известие, владетельный Виатор захлопотал о выкупе, но получил новое: корабль с пленниками перехвачен пиратами и уведён куда-то в гнездо злодейства.

Максим Виатор с изумлением, страхом, а всё-таки и с надеждой, наблюдал, как быстро и сметливо младший сын постигает искусство править (невеликим) фамильным владением. Пожилой удручённый владетель болел. Медик – доктор Нарсес – умел избавлять его от страданий, но вылечить не мог.

Бенедикт возвратился домой ещё при жизни отца. И не один – привёл где-то как-то собранный и вооружённый отряд беглых галерников, бродячих фехтовальщиков, оставшихся не у дел наёмных солдат. Всем им обещал службу в гарнизоне крепости и обещание, как только стал владетелем, исполнил. Не без труда убедил городской Совет комендантом крепости назначить Льва Агафангела, с которым поднимал бунт на галере и бежал из рабства. Бенедикт имел в виду и то, что обязан этому сильному, честному человеку жизнью и свободой, и то, что этот сильный и честный человек, несомненно, мастер меча, тем же ему обязан.

Герман покинул город на купеческом корабле. Нет, не с Тимоном Номисмой.

Номисма любит поговаривать: «В нашем городе тысяча лестниц, а купцов три тысячи». Преувеличение, но – как посмотреть? Все что-нибудь покупают и продают – рыбаки и виноградари, оружейники и колбасники, лодочники и водовозы, даже псари и писари. А лестницы – кто их считал?

Предаваясь головокружительным авантюрам, Герман не прекращал сношений с некоторыми земляками. Вскоре до него дошла новость, что брат женился на девице из именитой и состоятельной семьи (но не из Марсалиев или Никтополионов). И новость вторая: Бенедикт устроил брак Льва Агафангела и Ариадны. Это Германа дразнило и язвило – недолго. А город и замок всё снился и снился ему, почти каждую ночь.

Циничные советники наставляют: кто приобретёт власть завоеванием, чтобы её удержать, должен искоренить род прежнего правителя. Задумывая завоевание, Герман гнал прочь мысли о том, как быть с братом и племянником: будь, что будет. Брата не убивал, похоронил в семейном склепе. Племянник, если ушёл благополучно, наверное, на пути к дальнему дальнему родственнику – Киру Фоме.

Герман понимает: как бы он ни старался заслужить признание у людей простых и знатных, его власть в любой день может и пошатнуться, и рухнуть. Он понимает: большинству горожан безразлично, какой Виатор владеет замком. Лишь бы не ссорился с городским Советом, не мешал трудиться и торговать, внимал жалобам и прошениям, не душил поборами, притом обеспечивал городу надёжную защиту.

Что о владетельных Виаторах говорят в народе? История паладина с годами превратилась в красивую легенду. Говорят, паладин был и храбр, и справедлив, и, когда нужно, великодушен. Опять же за давностью лет, превозносят щедрость и милосердие Вивиана Любимца. Восхищаются Отчаянным Виатором, сожалеют о его ранней гибели. И Бонифация Непутёвого за лёгкий нрав поминают добрым словом.

Хроника умалчивает о Непутёвом, доведена лишь до Германова прадеда. Тот ничем не прославился, тихо и мирно прожил. Его младший брат и был книжником, хронистом. Герману смехотворно вообразить себя на месте этого младшего брата.

Да, надо поставить конную статую на площади перед зданием Совета.

Герман кругом обошёл шахматный стол в том светлом просторном зале, где по воскресеньям у Льва и Ариадны собиралось общество для игры и беседы. Расставил фигурки: шах, визирь, слоны, всадники, башни, пехотинцы. Белые против чёрных, чёрные против белых – в боевом порядке. Помнил правила, но не надеялся, что сумеет играть и выигрывать. В последние годы чаще играл в кости. И в этом ему невероятно везло.

* * *

Уже декабрь. Утро. Лука, разбив ледок, вытянул из колодца полное ведро, расплескал. Вода смыла иней с замшелого каменного бортика. Инеем обросли и ветки шелковицы.

– Скоро ли? – спросил с балкона мастер Северин.

– Сейчас будет готово.

Лука скрылся под лестницей, загремел обиходной утварью.

Мастер Северин скрестил на груди руки, чтобы не допустить под халат стужу, однако не спешил возвращаться в комнаты. Неясное солнце поднимается над городским холмом. В морозной дымке город на той стороне залива кажется то ли искусственным, то ли природным лабиринтом. Или сном, или фантазией.

Окна в комнатах у мастера Северина застеклены зеленоватыми пузырчатыми стёклышками, и то – лишь наверху, нижними створками служат деревянные ставни. Поэтому в холода их приходится днём держать закрытыми.

При свете сальных свечей слуга бреет хозяина, затем передвигает к столу ореховое, с высокой прямой спинкой кресло, подаёт на оловянной тарелке хлеб, сыр, колбасу, маслины. Затевает разговор:

– Вот вы, ваша милость, бываете в крепости, ведёте беседы с господами…

Мастер Северин хмыкнул.

– Так правду ли говорят, что, – Лука из осторожности не упомянул быстро присвоенное Герману простолюдинами грубое прозвище (Пройдоха), а назвал вторым, тому втайне лестным, – что Беззаконный Виатор застал его светлость в живых, выпроводил всех, кто с ним был, и насмехался до последней минутки?

– Подумай сам, откуда мне знать такое?

Лука не то чтобы близко к сердцу принял перемену власти в замке, но интересовался, что за птица новый владетель и чего от него ожидать.

– И я слышал, – сказал он погодя, – что Беззаконный Виатор сразу отрядил солдат в погоню. Так они догнали господина коменданта у Тамариски и учинили расправу. А сына его светлости до смерти замучили, говорят, уже в крепости.

– Ты бы делал своё дело, мне недосуг слухи перетолковывать. Но я слышал, что Лев Агафангел привёл всех, кого покойный владетель ему доверил, и кто сам ему доверился, в Ак-Кермен. Князь Тархан дал им лошадей и всё необходимое, и они поехали дальше. Морем им было бы ближе, наверное.

После завтрака мастер Северин расставил на столе шандалы со свечами и принялся чертить планы и профили. Он надумал окружить некоторые башни бастеями5 для лучшей обороны крепостного рва, стены укрепить контрфорсами, причём от одного контрфорса к другому перекинуть арки, ниши заполнить саманным кирпичом. Ров – выкопать поглубже, а выброшенную вследствие этой работы землю одеть камнем: ещё одна преграда неприятелю. Недостающий камень – взять, разобрав бесполезные участки древней стены. Кроме того, нужны насыпи для подъёма пушек. И надо условиться о рабочей и тягловой силе для извоза земли и камня тёсаного и бутового.

Зябко. Попросил слугу подтопить печку. Лука заметил в пламени саламандру. Как был перед печкой на корточках, подобрался к мастеру Северину, потянул его за полу халата, сделал несколько указательных жестов.

– Я никого не вижу, – тихо сказал мастер Северин.

– Да вот она, вьётся. Маленькая, ещё детка. Бывают крупнее, я в прошлый раз показывал.

– Ничего не поделаешь, честное слово, я их не вижу.

Посыльный привёз из города письмо, скреплённое красной восковой печатью (на оттиске не герб, а верблюжья голова). «От Германа Виатора мастеру Северину привет. Вы ведь не откажетесь сегодня отобедать со мной и побеседовать. Посылаю за Вами повозку, удобную для недальней поездки в такую погоду».

Сегодня любая поездка мастеру Северину нежелательна, но ответить отказом на «приглашение» было бы безрассудно.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Аспр – серебряная монета. Один золотой дукат примерно равен сорока аспрам или нескольким сотням денариев.

2

Алькор – неяркая звезда в созвездии Большой Медведицы вблизи более яркого Мицара (второй звезды от конца «ручки большого ковша»). Алькор – испытание зоркости. По некоторым представлениям, Мицар и Алькор – Конь и Всадник.