Гимназистки Книга 1 Вятка

– Нарекаю тебя Лок, – выдала пафосно Наташа.

– Что за клок сей, – удивилась старуха.

– Не клок, а Лок, жил такой философ в семнадцатом веке Джон Локк, вот в честь него и назвала, – начала объяснять Наташа.

– Все у вас с выкрутасами, одно слово – аристократки, что в этом веке, что после, – покачала головой Эльга.

Мы возвращались домой, когда старуха продолжила нас учить.

– Общайтесь с фамильярами, со временем они начнут вашу речь разуметь и ответ дадут. А до тех пор наблюдайте. Фамильяр чует зло, и, если против вас кто намеревается на лихое, он вам подскажет. Ваших сродственников он тоже распознает, ведь призван охранять ваш род, а уж зов крови он завсегда определить сможет, – учила нас Эльга, по пути притаптывая пыльную траву.

– А если родственник затаил зло? – спросила я.

– Защитит, – обнадежила старуха.

– Постойте чуток, надо к трясине наведаться, – оглядевшись, позвала нас Эльга сделать небольшой крюк. В одном месте Хлыновка разлилась и заболотилась. Вот туда-то мы и направились.

– А-а-а, – закричала Таня, первая увидев гадюку. Мы отскочили следом.

– Вот вы то мне и требны, красавицы мои, – заулыбалась Эльга. Мы втроем поежились и переглянулись.

Она пробормотала какое-то заклинание, и гадюка свернулась калачиком, как будто заснула.

Достав из холщовой сумки стеклянный флакончик, открутив колпачок, ведьма нажала краем на ядовитые железы змеи и по стенке сосуда потекла жидкость. Потом она проделала такое еще с несколькими гадами, и мы снова вернулись на прежнюю тропу.

– Яд гадюки весьма ценен, настои на нем от боли в пояснице излечивают. Тот же Вострокнутов не прочь у меня эти настойки прикупить. Даром, что главврач губернской больницы, вот тебе и на, – хвасталась Эльга.

Мы вернулись из леса уставшие и голодные, Федька радостно махнул нам рукой.

– Чего суетишься, – спросила старуха.

– Семениха приходила за настойкой от кашля, яиц принесла да крынку молока, так я ей тот флакончик и отдал, что ты минувшим разом показывала, – сказал Федька.

– Славно. – похвалила старуха внука.

Ноги гудели до одури, мы без сил плюхнулись на лавку возле дома.

– Наталья Ильинична избрала себе фамильяра, надо бы ему какую плошку выстругать и мха туда кинуть, – попросила старуха внука.

– Спроворим, – кивнул Федька. И Эльга, как ни в чем не бывало зашла в дом и стала готовить ужин.

– Двужильная ведьма, может заговор какой от усталости знает? Надо бы спросить, а то мы с ног валимся, а она как девочка бегает, – посмотрела я в ее сторону.

– Это просто привычка, Света, – возразила Таня.

Солнышко робко задело линию горизонта, заливая небо палитрой огненных всполохов. Небо, заиграв всеми краски алого, золотого и сиреневого, намекнуло на окончание светового дня. Облака, омытые теплым светом, походили на пушистые островки, плавно скользящие по небу.

Мы любовались красотой заката, сил идти в дом не было.

– А раньше мы даже не замечали подобной красоты, – высказала Наташа.

– В телефонах все закаты и рассветы смотрели, – согласилась я.

Быстренько поужинали и пошли в свою светлицу, как ее гордо именовала старуха, учить новое заклинание для отвода глаз.

Глаза сами слипались под нудное бормотание заклинания.

– Вы как хотите, а я спать, – первой не выдержала Наташа.

***

Я проснулась от беспокойного Макса, он никак не мог улечься у меня в ногах и ползал по мне взад и вперед.

– Уймись, окаянный, – шуганула я его и заметила, что не сплю не я одна.

Танька сидела на кровати по-турецки и гладила Чарли.

– Чего не спишь, – поинтересовалась я у подруги.

– Бесит все, хочу обратно в двадцать первый век, к родным и близким.

– Не сможем мы вернуться к близким, нет их, и нас нет, наши прабабки сдохли в подвале гимназии, только от нас зависит, будет ли будущее у наших близких, – шепнула я, думать об этом совсем не хотелось.

– Тань, а что тебе больше всего не хватает в этом времени? – спросила я.

– Кондиционера для белья, не могу носить натуральную шерсть, колется, сука, всю себя расчесала уже, – пожаловалась Таня.

– Может шампунь его заменит? Он смягчит шерстяную ткань, не кондиционер, конечно, но всяко лучше, – предложила я.

– Вот вам не спится, утром не можете эти ваши рецепты обсудить, старуха опять поднимет ни свет, ни заря, – зашевелилась Наташа.

– Ладно, давайте спать, завтра решим, с рецептами, – стала укладываться я.

Утром занялись ревизией своих сундуков, нашли брючный костюм для верховой езды: широкие брюки из ткани, пышную юбку, укороченную спереди и в цвет нее жакет.

– Да в лес в этом не походишь, только ворон насмешим, – выдала Таня, глядя на модную амазонку.

– Особенно без юбки, – хихикнула Наташа.

– Бархатное платье, шифоновое платье, накидка, шляпка с искусственными цветами, плюшевый жакет, две пышные твидовые юбки бордового и изумрудного цвета, куча рубашек, подъюбников, две однотонные белые блузки с пышными рукавами-фонариками, панталоны, – перебирала я свой сундук.

– И не одного лифчика, – возмутилась Таня.

– В это время грудь поддерживал корсет, – напомнила Наташа, доставая из сундука орудие пыток.

Наши гардеробы были примерно одинаковыми по фасонам, отличались только цветовой палитрой и наличием или точнее сказать, обилием кружев, у кого-то меньше, у кого-то больше.

***

– Что вы вчера ночью обсуждали? – спросила Наташа.

– Нам нужен рецепт шампуня, чтобы Таня могла носить шерстяные платья, да и мне, честно говоря, не комфортно его носить. Мы решили, что если платья стирать шампунем, а не мылом, то он будет действовать на шерсть как кондиционер, – сказала я.

– Я нашла в сундуке мыло лавандовое, не подойдет? – спросила Наташа, принюхиваясь к куску, обернутому в бумагу.

– Нет, мыло сейчас варят из топленого свиного сала и натриевого щелока, – сказала Таня, увлекавшаяся в свое время мыловарением. Правда, основные ингредиенты можно было заказать по интернет-магазину, а сейчас доступным был только базар.

Мы попросили у Федьки сито, для заливания золы кипятком и вымывания из нее таким образом щелока, парень только удивлялся нашей фантазии, но спорить не стал, и нашел нам все, требуемое по списку.

Старуха пожертвовала для нас шмат сала, который нам пришлось топить в русской печке. Непрерывно помешивая топленое сало и вливая в него щелок, мы варили первую пробную порцию мыла. У Наташки в сундуке нашлось розовое масло, видимо используемое ее предшественницей в качестве духов. Мы плеснули в наше варево немного этого драгоценного масла и поставили эту массу остывать. Форму для мыла нам сделал все тот-же безотказный Федька, а старуха молча наблюдала за нашими манипуляциями. Остывшее мыло нарезали на кусочки. Часть оставили себе, а часть велели старухе продать. Потому что нам нужны были средства на ингредиенты для приготовления шампуня.

– А что нам нужно для приготовления шампуня? – Наташе стало любопытно, сейчас такие знания были на вес золота.

– Для шампуня нужно жидкое кастильское мыло, – со знанием дела поведала нам Таня.

– Не тяни, говори, что нужно, – не выдержала я.

– Растительное масло, натриевый щелок и вода, ну еще пару капель эфирного масла, можно розового, а можно лавандового, – делилась премудростями бьюти-сферы Таня.

Выделенный щелок мы разбавили водой и начали нагревать, тихонечко влили туда подсолнечное масло, в оригинальном рецепте было оливковое, но Федька сказал, что оливкового на базаре не было. Пока масса не загустела мы еще раз добавили туда воды и влили лавандовое масло.

Радости нашей не было предела, когда мы увидели результат своей работы. Особенно когда испытали его на наших волосах.

После мытья головы мылом, кожа на макушке чесалась и осыпалась снежной россыпью перхоти. А сейчас волосы, заплетенные в косу, были словно шёлковые нити, аккуратно струящиеся и переливающиеся на свету.

Про платья и говорить не стоит, результат был на лицо, а точнее на коже, она не чесалась. А то ходили в этих платьях, как будто вечно аскезу соблюдали, получалось плохо, мы чесались, даже нижняя рубаха не спасала, ну мы еще ладно, терпели, а Танька мучилась сильнее всех, кожа у нее нежная, а точнее у ее предшественницы.

***

Мы потихоньку вливались в нашу новую жизнь, с солнышком вставали, с зорькой ложились, занимались садом, изучали травы и настойки, наши тетрадки полнились разными заговорами и заклинаниями, письменность освоили быстро, Федька пару раз водил нас на базар на Ямской площади: посмотрели, поторговались, порадовались новым эфирным маслам.

Двадцать четвертого мая случился день памяти Кирилла и Мефодия, мы старательно пели Символ Веры, почти попадая в такт с прихожанами и правильно крестились. После трехчасовой праздничной службы, когда ноги уже совсем не держали нас, мы уселись в фаэтон и блаженно их вытянули. Федька повез нас на главную площадь города. Базар на Хлыновской площади не шел ни в какое сравнение с Ямским. На базаре гуляли и торговали много мужиков и солдат, были здесь и женщины, девицы и дети. Слышался гомон продавцов и покупателей, ругань грузчиков, стук колес телег, конское ржание и собачий лай. Торговали одеждой, разной мелочью и товаром из заграницы – механическими поделками.

Старуха выдала нам по три рубля, невиданная щедрость. Хотя мы и предполагали, что на прокорм наши родственники отсыпали ей от щедрот своих, особо она нас не баловала, хотя, конечно и впроголодь не держала.

На шумном рынке, среди торговых рядов, произошло событие, которое обсуждали весь день. Ванька Кабан, знатный местный плут, решил поживиться и потянулся к кошельку бабки Прасковьи. К несчастью для него, хитро спрятанный кошелек вдруг выпал, когда Прасковья испугалась и громко воскликнула. Казалось, кошелек сам решил покинуть бабкину подмышку и спрятался в складках её юбки. Но Ванька, не привыкший сдаваться, нагло сунул руку туда, где он волею судьбы оказался. Бабка Прасковья, почувствовав его руку на своих телесах, завопила как сирена пожарная. Тут как тут оказался пристав, который схватил плута за руку.

– Да, в двадцать первом веке такого не увидишь, – тихонько шепнула Наташа.

– Цирк, да и только, – резюмировала Таня.

Мы еще немного посмеялись и пошли дальше знакомиться с местным маркетингом.

С тех пор Ванька Кабан стал местной легендой, а бабка Прасковья ещё долго рассказывала, как её юбка чуть не стала местом преступления.

***

На следующий день мы строчили в своих тетрадях очередную абракадабу.

Произнеся ее, старуха махнула рукой, и мы на нашем столе увидели блюдо с яблоками, а через минуту оно исчезло. Просто растаяло в воздухе.

– Эльга, ты и гипнозом владеешь? – удивились мы.

– Сие чары иллюзии, учите заклинание, а не препирайтесь, – ответила она.

– Завтра испытаешь его на соседке, только осторожно, не попадитесь, – дала мне задание старуха.

Далее следовало заклинание исцеления для заживления ран и остановки кровотечения. Время за учебой бежало быстро, заканчивался май.

Глава 3 Татьяна

– Поздравляем с днем рожденья, – крикнули мы хором, заходящей на кухню Таньке.

– А что, сегодня первое июня? – задумалась она, поправляя подол незатейливого льняного платья, отрезного по линии талии, с длинными рукавами и с повязанным поверх темным передником. Белокурые волосы наша голубоглазая красавица носила в стиле “а ля Тимошенко”, хотя этой прической в этом времени грешили многие барышни, и мы с Наташкой не были исключением. Наши наряды так и лежали в сундуках, одевать в такую жару бархатные тяжеленные платья с огромными рукавами – фонариками мы не рискнули, да и куда их носить на Кикиморской, Феоклиста что ли очаровывать? Тончайший шифон, который мы предпочитали в двадцать первом веке носить налегке, здесь не прокатит. Эта ткань как раз была в моде, даже императрица Мария Федоровна любила платья из шифона. Но под него нужно надевать еще тонну подъюбников, чтобы ничего не просвечивало и держало пышную форму у юбки. А еще эти жуткие корсеты, заставляющие завидовать крестьянкам. Вот уж кто мог себе позволить не носить это орудие пыток.

– Первое, первое, – подтвердила старуха, – Ишь, раскричались.

– У Тани сегодня день рожденья, – пояснила я.

– Не именины чай, стоило так шуметь, – возразила старуха.

День рожденья аристократы, конечно, отмечали, но по сравнению с именинами, это было более скромное празднество, с чаепитием и сладостями.

– Готовься, сродственники твои ныне могут пожаловать, – предупредила старуха, почесав подбородок.

– Ты обещала рассказать про мою семью, – испугалась Татьяна, что нагрянут нежданные гости.

– Ну, слушай: прапрапрадед твой Григорий Ильич Лепехин – был муж славный из дворян. Его изыскания внесли знатный вклад в претворение науки в нашей губернии.

Внук его Павел Ильич Лепехин был образован в Императорской Академии наук в Санкт-Петербурге. Не брезговал участвовать в странствиях по России, изучая травы и зверей разных, а сын его Григорий Павлович Лепехин – твой отец, ныне врачеванием промышляет в нашем городе.

В учебные годы свои в Петербурге Григорий повстречал твою матушку Музу Бауэр. Отец ея Карл Бауэр переехал в Россию из германского города Тюбингена, он по сей поры обучает юных неслухов медицине в Имперской Академии в Петербурге.

– То есть я Татьяна Григорьевна Лепехина, и мне сегодня исполнилось девятнадцать лет, в этом году закончила Вятскую женскую гимназию. Я все правильно запомнила? – уточняла для себя Таня.

Эльга кивнула.

– А братья или сестры у меня есть? – спросила Таня

– Был у тебя брат старший, да помер он, – вспомнила старуха.

Таня взгрустнула, как странно пересекаются и повторяются судьбы, ведь и в ее настоящем времени она тоже потеряла старшего брата, почему так. Судьба?

– А кто ж знает, Господу сверху виднее, кому жить, а кому помереть, – развела руками Эльга.

– Ты православная? – спросила я.

– В храм захаживаю, – уклончиво ответила старуха.

– Раз захаживаешь, значит – захажанка, а не прихожанка, – резюмировала я.

– Разум свой при себе придержи, – зыркнула на меня старуха.

День близился к обеду, мы вышли в сад, яблони уже отцвели, травы и овощи, которые мы сеяли в начале мая, взошли и радовали глаз. Мы втроем пошли в сарай, перебрать высохшие травы. Запах дурманил. Федька что-то мастерил из дерева, строгая его рубанком. Парень нам улыбнулся, и продолжил работу усердно сопя.

– Похоже, не бедствует наша ведьма, – выразила я свое мнение.

– Я тоже так думаю, и инструмент у парня справный, и рубаха добрая, – заметила именинница.

– Ух ты, мы уже привыкаем к местному диалекту, – высказалась Наташа.

– Ага. – согласилась я.

К дому подкатила шикарная карета, совсем не такая, как фаэтон, на котором нас вез Федька.

– Федька, иди сюда, – позвали мы.

– Чаво вам, барышни, – вышел парень, вытирая со лба пот рукавом.

– Кто это приехал? – показали мы парню на карету.

– Так знамо кто, матушка Татьяны Григорьевны, а с ней главный дохтор пожаловали, – выдал парень и вернулся обратно.

– Федь, тебе квасу принести? – спросила я. В колодце в бадье с холодной водой старуха хранила молоко и квас.

– Негоже, вам, барышня, мне прислуживать, – потупился парень.

– Я и не прислуживаю, – отозвалась я и пошла за квасом, сама попью, и парню налью ковшик, мне не трудно.

– Эльга, где моя дочь, – крикнула Муза Карловна с порога.

Старуха вышла встречать гостей.

– В саду с другими барышнями гуляет, – ответила Эльга, открывая калитку.

– То есть как, гуляет, – не поверил доктор и вбежал в сад, посмотреть на оживших девиц.

Пока доктор приходил в себя, глядя на вполне себе здоровых барышень, имеющих на щечках розовый румянец, в сад зашли Муза Карловна и Эльга.

– Wie fühlst du dich, meine Liebe? (Как ты себя чувствуешь, любовь моя?), – обратилась к Татьяне ухоженная, стройная дама, средних лет.

Таня молча смотрела то на Эльгу, то на мать, не зная, что ей делать. Сердце колотилось так, что готово было выпрыгнуть. Что если эта женщина поймет, что она не ее дочь.

– Не ведает она языки заморские, – выдала Эльга.

– То есть как не ведает, – удивилась Муза Карловна.

– Так долго в беспамятстве была, что потеряла часть памяти, – объясняла старуха.

– И что, никак нельзя эту память вернуть? – снова поинтересовалась Муза, обращаясь скорее к доктору, чем к Эльге.

– Может возвернется память ея, а может и нет, – сказала Эльга.

– Татьяна, собирай вещи, мы едем домой, – приказала Муза Карловна.

– Успокойся, барыня, рано ея еще домой, не восстановилась она целиком, вы же на лето согласие давали, – напомнила Эльга об уговоре.

– Ты что себе позволяешь, ведьма старая? – взвизгнула Муза Карловна и строго посмотрела на дочь.

– За вещами Семена пришлю, – встала в позу она и потащила Таню за локоть к карете.

– Увезешь ее, обратно не приму, – бросила Эльга вдогонку и зашла в дом, громко хлопнув дверью.

Доктор Вострокнутов помог обеим дамам сесть в карету, и сам забрался следом.

– Александр Иванович, голубчик, вы ведь присмотрите за Танечкиным здоровьем, – с надеждой в голосе спросила Муза Карловна.

– Конечно, иначе и быть не может, – заверил доктор.

– Вы понимаете, мы полковнику Вайсу обещали Танечку за его сына Марка отдать, юноша приехал после окончания университета, готов жениться, а невесты нет, такой пассаж, – жаловалась Муза Карловна.

– Таня слушала их разговор, и ее охватывал ужас. Спазм сковал горло, она не могла произнести не слова, образ доктора, сидевшего напротив, поплыл перед глазами, сознание померкло, и она провалилась в темноту.

– Таня, – вскрикнула Муза Карловна и умоляюще посмотрела на доктора, придерживая голову дочери, безвольно болтающуюся из стороны в сторону.

– В больницу, – крикнул тот кучеру, и карета начала разворачиваться.

***

Очнулась Таня от запаха нюхательной соли. Она полулежала на диване в ординаторской губернской больницы с расстегнутыми на груди пуговицами платья. Из образовавшегося выреза скромно выглядывала нижняя рубаха. Обвела глазами комнату со шкафами и уставилась в беленый потолок, на котором тускло горела лампочка. А ведь я сама подумала о том, что не хочу расчленять трупы, а хочу выйти замуж, что пожелала, то и получила, надо быть скромнее с желаниями.

– Татьяна Григорьевна, вы меня слышите? – спросил ее врач.

Она кивнула.

– Таня, ты что, не можешь ответить? – взорвалась Муза Карловна.

Таня молча перевела на нее непонимающий взгляд.

– Господи, Александр Иванович, что с ней, – взмолилась Муза Карловна.

– Похоже, вы поторопились забрать ее у травницы, – возразил эскулап.

– И вы туда же, – картинно закатила глаза Муза Карловна.

– Татьяна, откройте рот пошире, – он заглянул в открытый зев. – Похоже у нее спазм голосовых связок.

– Да что же это такое, что же нам делать, мы же не можем представить Вайсу немую невесту.

– Вас только это беспокоит? – покачал головой врач. – Подумайте о здоровье дочери, она только на ноги встала, вы ведь видели ее состояние, почти при смерти была. Поговорите с Вайсами, объясните ситуацию. И верните Татьяну к Эльге. Я думаю, она быстрее справится с ее недугом.

– Поехали домой, – позвала дочь Муза Карловна.

***

Дом Лепехиных.

– Гришенька, мы вернулись, – поспешила Муза Карловна в гостиную с Татьяной под руку. Таня тем временем оглядывала комнату.

– Тарас вели кухарке накрывать на стол, – бросила она слуге.

– Я так перенервничала, так проголодалась, – жаловалась Муза Карловна мужу.

– Танечка, ты себя хорошо чувствуешь? – спросил Григорий Павлович.

Она молча посмотрела на него, а потом перевела взгляд на окно и стала разглядывать улицу.

– Что с ней, – спросил Григорий Павлович.

– Александр Иванович говорит, что это спазм голосовых связок, – поделилась насущным Муза Карловна.

В гостиную прошли слуги с подносами и стали накрывать на стол.

– У Танечки сегодня день рождения, и такое горе приключилось, а что мы будем говорить Вайсам, – сетовала Муза Карловна.

Дальше обед проходил в молчании, Тане не лез кусок в горло, она немного попила чая и встала из-за стола.

– Дашка, отведи барышню в покои, пусть отдыхает, – позвала Муза Карловна служанку.

Даша сноровисто начала разоблачать барышню ко сну.

– Татьяна Григорьевна, да что же это делается, как вы такое допустили. Кто ж на вас это платье крестьянское надел? – без умолку трещала Дашка.

– Я ж сама вам в дорогу сундук собирала, самые модные и красивые платья сложила, а вы в льняном ходите, – продолжила Дашка.

Таня наконец-то осталась одна и шумно выдохнула. Что на нее такое нашло, приступ паники, такой, что свело горло, и она не смогла издать ни звука.

***

Следующее утро началось с визитов. Хотя, сложно назвать утром полдень. Таня, привыкшая у Эльги вставать с петухами, привела в шок свою служанку.

– Да где это видано, чтобы благородные барышни сами одевались, – стонала Дашка, заглянувшая узнать, почивает ли ее подопечная.

Подопечная, оказывается, вскочила с кровати ни свет, ни заря, и давай бродить по дому. Куда надо, и не надо нос совать.

Варвара, ведь не единственная, любопытная дама на всем белом свете.

– Татьяна Григорьевна, вы, когда завтракать изволите? Может вам еду в комнату принести? – спросила сердобольная кухарка, знавшая, что с молодой барышней приключилось несчастье.

Таня согласно кивнула и ушла в свою комнату. Дашка проворно расставляла чай с ароматными пирожками на блюдцах на маленьком столике с подноса кухарки. И Танюша принялась чаевничать. Вчера она не смогла поужинать и сейчас в животе утробно урчало.

***

– Зачем ты ее сюда приволок, – кричали за дверью. Затем послышался звонкий лай.

В комнату вбежала Дашка: – Барышня, там Семен вещи ваши от травницы привез и пса маленького, Эльга сказала, что он ваш, это правда?

Таня кивнула. Это сейчас был самый доступный метод общения для нее. По крайне мере она могла так выразить свое согласие или отказ для окружающих.

– А матушка ваша злится, что он псину в дом тащит, сказала, что ей место во дворе.

Татьяна не выдержала и выбежала из комнаты, Чарли бросился к ней. Она подхватила любимого пса, прижала к сердцу, как самое дорогое. Чарли благодарно лизнул ее щеку.

– Что ты делаешь, отпусти его сейчас же, – возмутилась Муза Карловна.

– Оставь ее, Муза, девочка первый раз за все это время улыбнулась, я думаю, у нее нервный срыв был, и если Эльга позволила ей взять пса, значит, это поможет Танюше восстановить здоровье, – настоял Григорий Павлович. – Только где она взяла породистого щенка, деревенские таких не держат.

– Ты ведь помнишь, как они с Марком в детстве крестьянских псов подкармливали, – улыбнулся далекому счастью Григорий Павлович.

– Гришенька, это было в детстве, а сейчас она девица на выданье, она не может так себя вести, – возмущалась Муза Карловна.

– Не спорь, – настоял на своем Григорий Павлович.

– Гришенька, ты куда собираешься? – заметила Муза, как муж взял свой кофр.

– Меня больные ждут, – возразил муж.

– Твоим главным пациентом должна стать дочь, – настаивала Муза Карловна.

Доктор Лепехин строго посмотрел на жену, а затем развернулся и поехал в больницу, а дочку оставил на попечение взвинченный мамаши.

– Дашка, принеси мне капель от нервов, – крикнула хозяйка, пытаясь успокоиться.

***

– Барыня, гости пожаловали, – объявил Тарас, исполняющий в доме Лепехиных обязанности дворецкого.

Следом за Тарасом в гостиную прошел полковник Штефан Вайс и его сын, русоволосый, зеленоглазый юноша, примерно тридцати лет отроду на первый взгляд.

– Тарас, пригласи Татьяну Григорьевну, – приказала Муза Карловна.

Таня зашла в гостиную, сделала молча книксен, подсмотрела его у Дашки, и как положено высокородной барышне, чинно уселась в кресло.

– Доброе утро, Татьяна Григорьевна, Муза Карловна, – обратился к дамам улыбающийся Марк. Полковник манерно кивнул.

– Рад видеть вас в полном здравии, – перевел взгляд на предмет своих воздыханий Марк. Таня ему нравилась еще с детства, и он сумел уговорить отца, посвататься к Лепехиным.

– В том то и дело, уважаемый полковник, Танюша пока не совсем здорова. Доктор Вострокнутов говорит, что у нее спазм голосовых связок. Она пока не может говорить из-за всех этих нервных потрясений, – обратилась к старшему Вайсу Муза Карловна.

– Молчаливая жена – дар богов, – хохотнул полковник.

– Что ты этим хочешь сказать, папа, – надулся Марк, и со стороны стал напоминать обиженную барышню.

– Только, о том, как тебе повезло, – продолжил улыбаться полковник.

– Так какие прогнозы дает доктор Вострокнутов по поводу здоровья вашей дочери? – посмотрел тот на Музу Карловну.