скачать книгу бесплатно
Он свернул на Черноморский бульвар и облегченно вздохнул. Почему-то здесь не оказалось рекламы, зато деревьев и других зеленых насаждений было в избытке. Анатолий даже позавидовал местным жителям, от которых его отделяло всего несколько сот метров. Но ведь смогли они обустроить свою жизнь так, чтобы беспардонные вторжения придатков-щупальцев общества потребления не проникали в этот мир!
Сивцов дошел до пиццерии со скромной вывеской над дверью, еще раз взглянул на часы – оказалось, что у него в запасе еще десять минут. Он перешел дорогу и оказался на широкой аллее, обсаженной несколькими рядами деревьев. Прямо перед ним раскинулась детская площадка – целый городок из ярких конструкций. Анатолий сел на скамейку рядом с этим чудом – у себя во дворе он ничего подобного не видел. Тот, кто придумал эти строения, был настоящим творцом. Для детей конструкции становились поездами, самолетами, автомобилями, кораблями, а еще горками, шведскими стенками, лесенками и турниками. Ни на секунду не прекращалось, на первый взгляд, беспорядочное движение малышей, в котором, однако, все было точно отлажено неуемной детской фантазией.
Мысли о детях, как он считал, запоздалые, не раз посещали его в последние годы. Иногда они просто кричали: как ты смог прожить пятьдесят с лишним лет и остаться в одиночестве?! Анатолий искал себе самые разные оправдания: напряженная работа, якобы несовместимая с семейной жизнью, несоответствие претенденток на роль супруги и матери его детей его взглядам и даже, как он хотел себя убедить, непривлекательная внешность, что, конечно же, было неправдой. Его нельзя было назвать великаном, но и карликом – тоже. Прожив более чем полвека, Сивцов сохранил густую шевелюру, в которой блестело совсем немного седых волосков. У него были живые глаза и вызывающая доверие улыбка. А что еще надо для мужчины его возраста?
Он не заметил, как рядом с ним на скамейку сел примерно такого же возраста, как он, человек, но с почти полным отсутствием шевелюры.
– Вам плохо? – спросил он у Сивцова и добавил, – Анатолий Михайлович?
Следователь встрепенулся, услышав свое имя-отчество в нерабочей обстановке, но сразу же сообразил, с кем имеет дело.
– Нет, все нормально, просто засмотрелся на детишек, – сказал он и так же, как собеседник, добавил: – Всеволод Андреевич!
Они оба засмеялись от столь странного диалога, после чего Лагутин непринужденно заметил:
– Да, здесь какое-то волшебное место, будто молодеешь! Наверное, ребятня делится энергией.
– Вы сорвали эту мысль у меня с языка, – отозвался Сивцов. – И, честно говоря, даже уходить отсюда не хочется! Вы голодны?
– Нет-нет-нет, – будто опасаясь, что одному его слову не поверят, разразился триадой собеседник. – У нас сегодня был прекрасный фуршет, я не удержался и отлично закусил.
– Тогда предлагаю остаться здесь, – обрадовался следователь, у которого совершенно не было аппетита.
– Согласен! – подхватил Всеволод Андреевич и пошутил: – Думаю, пицца на нас не разозлится!
– Ну что ж, тогда начнем, – уже совершенно серьезным тоном произнес Анатолий Михайлович. – У меня есть кое-какие догадки относительно той истории, но хотелось бы услышать от вас, непосредственного участника событий, для чего понадобилась вся эта мистификация с Лениным, да еще и с Иисусом Христом?
– Прежде всего, хочу подчеркнуть, и об этом я уже говорил по телефону, что история не закончена, – неторопливо, картавя и растягивая слова, начал говорить Лагутин. – На мистификации с моим, увы, участием были заработаны огромные деньги. Я думаю, сотни миллиардов долларов, а может быть, и гораздо больше. Всю эту операцию возглавляли двенадцать человек. Это не проходимцы, а вполне адекватные люди, более того, – звезды, светила в разных областях науки, экономики, культуры. И цель их – вовсе не обогащение, а – не смейтесь, пожалуйста, – спасение человечества. Точнее, той его части, которая не согласна идти по воистину самоубийственному пути, на него толкают негласные правила игры, разработанные заговорщиками другого толка.
Он сделал паузу и спросил:
– Я понятно выражаюсь?
Сивцов кивнул головой, но не ограничился простым подтверждением, а попробовал разложить все по полочкам.
– Вы хотите сказать, что теория заговора вовсе не вымысел разгоряченных фантазеров, а реальность? – предположил он.
– Совершенно верно, – подхватил Всеволод Андреевич. – По поводу оппонентов моих бывших опекунов ничего сказать не могу. Хотя можно допустить, что речь идет либо о масонах, либо о членах так называемого Бильдербергского клуба, либо о тех воротилах бизнеса, которые, так или иначе, владеют Федеральной резервной системой США и крупнейшими банками мира.
– Их поединок может стать смертельным для человечества? – задал прямой и самый существенный вопрос Сивцов.
– Боюсь, что это так. Поэтому, даже несмотря на определенную симпатию к моим апостолам, – Лагутин употребил именно это слово, – я и потревожил вас. Уверен, что эти люди обязательно установят контакт с вами и постараются перетянуть на свою сторону. И тогда можно попробовать переубедить их в том, что достижение поставленных целей не принесет человечеству счастья.
– А разве планы другого клана заговорщиков не опасны? – спросил следователь.
– Скажу вам честно, я много размышлял на тему будущего, – отозвался собеседник. Могу вкратце изложить свои мысли.
– Очень интересно, – сказал Сивцов. – Я готов их выслушать. Тем более, от настоящего, профессионального философа.
– Самый главный вывод, который я сделал, – начал Всеволод Андреевич, – гласит: значительная часть человечества уже сейчас лишняя, она не нужна. И чем интенсивнее станет развиваться техника, тем меньше будет требоваться людей для обслуживания системы жизнеобеспечения обитателей планеты. Но возникает вопрос: а зачем тогда нужны все эти миллиарды человеческих индивидуумов, проводящих жизнь в праздности? Он неизбежен еще и потому, что на поддержание существования всей этой массы тратятся огромные ресурсы, чаще всего не возобновляемые. И какой же выход? – спросил философ, впрочем, не рассчитывая на то, что собеседник поспешит ответить.
И когда убедился в том, что Сивцов и не думает прерывать его монолог, продолжил:
– С их точки зрения, следовало бы проредить человеческую «грядку», как это делают с всходами морковки.
Сивцов про себя положительно оценил это сравнение, подумав, что у бывшего Ленина наверняка есть дача с делянками самых разных культур.
– И что же? – спросил он. – Это уже началось?
– Да, но делается постепенно, чтобы не вызвать подозрений, – сказал Всеволод Андреевич. – Вы заметили, что содержание многих фильмов, книг, телепередач, разных текстов в Интернете стало, мягко говоря, туповатым? Вы же иногда смотрите фильмы?
Он дождался кивка головой собеседника и продолжил:
– Вам как следователю должно быть непонятно, почему, убегая от преследования, герои фильмов никогда не закрывают за собой дверей? Не иначе, как они хотят помочь противникам найти себя. Но это же глупость! И, что странно, с течением времени все меньше людей реагирует на такие и многие другие несуразности. В средствах массовой информации вообще перестали приводить какие-либо доказательства навязываемой читателям и зрителям точки зрения. И оказалось, что глупость публики, ее неспособность что-либо анализировать достигла такой степени, что она с удовольствием верит всему тому, чем ее потчуют.
– Отупевшим стадом проще управлять? – забегая вперед, спросил Сивцов.
– Его проще вести на убой! – жестко произнес Лагутин и продолжил с все возрастающим пафосом, более уместным на трибуне во время митинга или университетской кафедре при чтении лекции: – Мы видим прямое уничтожение населения с помощью наркотиков, часть которых во многих странах уже легализирована. Мы наблюдаем появление все новых видов вирусов. Пока они играют роль пробных шаров, чтобы приучить человечество к мысли, что оно может оказаться незащищенным перед лицом микроскопических «терминаторов». Мы отмечаем настойчивую пропаганду нетрадиционных браков, в которых по определению не может быть детей, а это рано или поздно приведет к сокращению популяции людей во всем мире. Способов достичь этой поистине дьявольской цели становится все больше. Одно из последних – склонение подростков к суициду, что сейчас набирает все большие обороты в социальных сетях. Хотя в арсенале «косцов смерти» остаются и старые, как мир, средства, такие как война и геноцид. Все это мы прекрасно видим на примере Ближнего Востока, где уже погибли миллионы людей. А те, которые стали беженцами и «приглашены» в Европу, рано или поздно будут «утилизированы» теми способами, о которых я говорил выше. Для этого их и оторвали от родной земли, традиций, которые могли бы противостоять сатанинскому прореживанию.
Следователь с восхищением выслушал монолог философа и уже не пытался прервать его. После довольно длительной паузы он сказал:
– Всеволод Андреевич, ваш анализ – просто блестящий. И все же я пока не знаю, что лучше – постепенное «выкашивание» людских масс или спровоцированный противостоянием двух сил взрыв, способный уничтожить все человечество?
6.
На следующий день Анатолий Михайлович вышел на работу. После реорганизации Генеральной прокуратуры было само собой разумеющимся, что он «автоматом» будет переведен в Следственный комитет: как-никак Сивцов был одним из ведущих и наиболее успешных сыщиков. Он не слыл карьеристом, и это облегчило задачу «верхов» нового органа, которым, как и везде, прежде всего, нужно было поставить на руководящие должности преданных им сотрудников. Все шло по цепочке: вышестоящий начальник подыскивал себе подчиненных, облеченных меньшей властью, те – своих «вассалов» и так до самого низу.
Анатолий, отличавшийся независимостью взглядов и, с точки зрения приверженцев иерархического стиля управления, неприемлемой чертой – дерзостью, проявлявшейся в спорах с начальством, не подходил на роль руководителя. Да он и сам бы отказался, предложи ему начальство более или менее высокую должность. Поэтому он с облегчением и даже радостью расписался под приказом, назначавшим его старшим следователем по особо важным делам при самом главном шефе. Так звучала его должность и раньше – в Генеральной прокуратуре, только босс именовался иначе. Так что в работе Сивцова практически ничего не изменилось – все самые сложные и запутанные дела оказывались в его полном распоряжении.
По-иному сложилась судьба его друга Юрия Куркова, который, не без настойчивых увещеваний супруги, остался в прокуратуре и даже получил за верность родной конторе небольшой отдел.
Ленивый летний зной, которому добавляли жару легкие дуновения горячего ветерка, – казалось, что это колышущиеся веники деревьев гонят пар, – видимо, утомил и злоумышленников всех мастей. Никаких срочных заданий, ориентировок, указаний и поручений, с которых обычно начинался день, не появлялось.
В кабинете было настоящее пекло, но Сивцов, хоть и обливался потом, кондиционер не включал: уже был научен горьким опытом. Сев за компьютер, он решил обобщить информацию, полученную от Лагутина. Как всегда, стал составлять таблицу, которая заняла почти весь экран. В ней евангельскому апостолу соответствовал его «потомок» из настоящего времени: Иоанну – Иван Иванович, Матфею – Матвей Павлович, Варфоломею – Валерий Владимирович. Двое Иаковых, по Евангелию – Заведеев и Алфеев – значились как Яков Захарович и Якуб Алексеевич. Насколько было возможно, указывалась профессия, а также отличительные черты апостола.
«Интересная компания, – подумал Анатолий. – Не факт, что их имена настоящие. Вполне возможно, что они уже не Иваны и Федоры, а Джоны и Теодоры. Да и по имеющимся отличительным признакам найти их нереально. Впрочем, какой смысл в таких поисках?»
Он не успел углубиться в этот вопрос – позвонили из приемной.
– Анатолий Михайлович, здравствуйте! – раздался хорошо поставленный голос секретарши, будто она окончила курсы дикторов. – Вас вызывает председатель.
В отличие от прежнего шефа, имевшего громогласный бас и привычку обращаться к подчиненным на «ты», новый руководитель никогда не фамильярничал, говорил мягко, но от этого его слова приобретали особую весомость и убедительность, будто было само собой разумеющимся, что его собеседники разделяют такую же точку зрения. Тепло поздоровавшись с Сивцовым, председатель внимательно оценил его взглядом и сказал:
– Плохо выглядите, коллега! Я понимаю, что болезнь – вещь непредсказуемая, но здоровье надо поберечь!
– Да это пустяки, Иван Александрович, банальная простуда, – отозвался следователь. – Не подружился еще с кондиционером.
– Я думаю, дело не только в простуде, – произнес председатель. – Я доволен вашей работой, вы настоящий профессионал. Но в отпуске не были ни разу с момента основания комитета. Это неправильно, Анатолий Михайлович. Помните, как говаривал Дзержинский: у чекиста должна быть холодная голова, горячее сердце и чистые руки. А я, пусть простит он меня за дерзость, добавлю: и крепкое здоровье! Иначе нам не справиться с нашей сложной работой. Не примите за насилие, но я издаю приказ о вашем отпуске с завтрашнего дня. Тем более что пока никаких серьезных дел нет. Возражения не принимаются! Да, кстати, у нас есть горящая путевка в сочинский санаторий. Поезжайте, наберитесь сил и новых впечатлений.
Сивцов отметил про себя, что во взгляде шефа была какая-то хитринка.
«Наверное, – подумал он, – весь сыр-бор разгорелся как раз из-за этой путевки, от которой кто-то из начальства вынужден был отказаться, и теперь ее требовалось пристроить».
«Ну, уж нет», – мысленно возразил он, а вслух сказал:
– Иван Александрович, увольте! На отпуск вынужден согласиться, а ехать в сочинскую парилку, извините, отказываюсь. Я плохо переношу жару, мне лучше прохлада. Если уж отдыхать, то в Сибири.
Произнеся это, он вспомнил одноклассника, который сразу после школы рванул покорять необъятные просторы за Уральским хребтом, да так и остался там. Долгие годы Анатолий ничего о нем не слышал, и только пару лет назад обнаружил приятеля в социальной сети. Они стали переписываться, беседовать по скайпу, и общение было приятным для обоих друзей. Генка Валков стал выдающимся нейрохирургом, хотя и в масштабах небольшого областного города. Он, не жалея красок, расписывал красоты нетронутой сибирской природы, слал сиреневые фотографии цветущего багульника, оранжевые – с морями жарков, красные и желтые – с буйством маков и, наконец, синие – с пятнами мохнатых цветков – ургуек, как он их называл. На каждом сеансе связи Генка зазывал приятеля в этот удивительный край, не забыв упомянуть свое лесное «поместье» – бревенчатое зимовье, затерявшееся в пучине таежного океана.
– Конечно, вам виднее, где провести отпуск, – несколько разочарованно произнес председатель, возвращая Сивцова в душную московскую действительность. Услышав отказ подчиненного от санаторной путевки, он все же не стал менять решения об отпуске. – Сибирь так Сибирь. Главное, чтобы вы, Анатолий Михайлович, вернулись бодрым и готовым к новым свершениям.
На этом разговор был закончен. Через пару часов Анатолий подписал приказ, а вечером сообщил Генке Валкову о том, что принимает его предложение окунуться, как пелось в песне, в зеленое море тайги.
7.
После рождения сына Мария Ильинична долго колебалась, не зная, какое ему дать отчество. По негласной традиции все незаконнорожденные дети в ее семье значились в метриках Ильичами или Ильиничнами. Но в этот раз мама новорожденного всей душой восставала против его «незаконности»: ребенок, по ее глубокому убеждению, был зачат в любви и согласии. Другое дело, что жизнь перемешала все карты, и младенец остался без отца. Подспудно она чувствовала и свою вину, но, решившись однажды не коверкать судьбу партнера в их мимолетном союзе, не отступала от этой линии и в дальнейшем. Почти сразу же после приезда из Москвы в родную Казань Мария Ильинична сменила номер мобильного телефона и, не рассчитывая ни на какую другую помощь, кроме матери, стала готовиться к рождению малыша.
Долгие и порой тяжелые раздумья все же привели к единственно правильному, на ее взгляд, решению: отступив от обычая, дать мальчику отчество настоящего отца. Так было получено Свидетельство о рождении Ульянова Владимира Анатольевича, в котором, однако, графа «отец» осталась незаполненной – данные родителя «мужеска пола» заменил длинный прочерк.
Растить младенца было на удивление легко: улыбчивый и спокойный мальчик будто предугадывал, чего хотят от него домашние: если спать, то он послушно закрывал глазки и предавался сну, если кушать, то и здесь не было никаких проблем – ел ребенок с аппетитом, никогда не выплевывал пищу и не плакал во время кормления.
Мария Ильинична вернулась на работу уже спустя полгода после рождения ребенка. Ее мать и дочь были настолько заботливыми няньками, что никто больше малышу и не требовался. Бабушка взяла на себя бытовую сторону воспитания, а старшая сестра всерьез взялась за его развитие.
Удивительная вещь получилась с играми. Мальчику еще не было года, когда Полина, учившаяся тогда в третьем классе, решила устроить для него «школу», где сама выступала в роли учительницы. Вовочка оказался очень благодарным и способным учеником. Он с удовольствием перебирал карточки с буквами, раскладывал их, и иногда у него – скорее всего, это было совершенно случайно – получались целые слова: крест, гора, дом, бог. Может быть, эти игры помогли мальчику рано заговорить: первое осмысленное слово – «знать» – он произнес в восемь месяцев, а к полутора годам паренек уже шпарил целыми предложениями. Полина относила эти успехи к результатам своих занятий, она сделала их постоянными, и братишка в два года с ее легкой руки уже начинал читать «Букварь». Правда, писать буквы у малыша еще не получалось: маленькая ручонка неуверенно держала карандаш, и даже палочки, которые нужно было вывести по заданию сестры, получались у него похожими на змейки.
Жизнь в этой семье двигалась своим чередом, и Мария Ильинична уже строила планы на отпуск, который она хотела провести с детьми. Они запрыгали от восторга, когда она сказала, что они одиннадцать дней будут путешествовать по Волге, увидят много интересных городов и даже столицу России – Москву.
Дети начали основательно готовиться к круизу – это слово им понравилось больше, чем «путешествие». Было в нем что-то от рокота волн, свиста ветра и крика чаек. Выросшие на Волге, они отлично знали, какой прекрасной бывает эта великая река летом. Они померили прошлогодние пляжные костюмы, и почти все пришлось забраковать: за ростом детей одежда никогда не могла угнаться. Полина своим ровным круглым почерком написала целый список того, что нужно взять с собой на теплоход. Она проследила, чтобы мама положила этот важный листочек в сумку и при случае купила все, что было указано.
До отъезда оставалось чуть больше недели: ее Мария Ильинична хотела посвятить сборам, заблаговременно взяв отпуск. В последний день работы, в пятницу, она решила заехать в крупный торговый центр и купить все необходимое. Предполагалось, что туда же приедут на метро бабушка с внуками – всего-то один перегон от станции до станции.
8.
Вовочка, затеявший после обеда игру в солдатики, вдруг смел все стоящие перед ним фигурки и стал быстро-быстро произносить подряд одно слово: «Нет-нет-нет-нет!» Полина, посмотрев на брата, закричала:
– Бабушка! Что-то с Вовой! Иди, посмотри! Он, наверное, заболел!
И в самом деле, лицо мальчика покраснело, он, тяжело дыша, продолжал выкрикивать свое «нет». Бабушка прикоснулась губами к его лбу, заохала и попросила Полину отнести ребенка в спальню и положить на кровать.
Справившись вдвоем с этим делом, они присели на краешек матраса и стали уговаривать мальчика успокоиться.
– Вовочка, все хорошо, не волнуйся! – спокойно и размеренно произнесла бабушка.
Ребенок посмотрел на нее, потом на Полину помутневшими глазами и сказал:
– Нельзя! Будет несчастье!
– Что нельзя, Вова? – спросила сестра.
– Ехать нельзя, плохо! – каким-то отрешенным голосом отозвался брат.
– Успокойся, милый! – ласково проговорила бабушка. – Не поедем. Постарайся уснуть. Давай, я тебе песенку спою.
Она придвинулась ближе к внуку и, покачивая его, затянула древнюю колыбельную про курочку-сестрицу и братца-петушка, который, нарушив запрет, пошел кататься на коньках на речку, провалился под лед, и его еле спасли.
Володя еще несколько раз попытался что-то сказать про маму, но, обессиленный, сдался и уснул.
– Полинушка, – обратилась бабушка к внучке, – ты посиди с ним. Я уже одна, наверное, поеду к маме, куда с ним?! Заодно и лекарства куплю.
Полина, которой не раз приходилось оставаться с братом, возражать не стала, хотя ей очень хотелось самой выбрать в магазине себе обновки. Она только сказала бабушке:
– Бабуля, я маме говорила, но, может, она забыла. Мне так хочется раздельный купальник и чтоб был красного цвета.
– Хорошо, купим! – обнадежила пожилая женщина и стала собираться. До встречи с дочерью оставалось еще достаточно времени, можно было не торопиться, но она решила перед этим заглянуть в аптеку на первом этаже торгового центра.
9.
Объятия встретившей Анатолия Сибири оказались не менее жаркими, чем кольцо потных рук Москвы при прощании. Городок, будто дайвер, нырнувший когда-то в котловину между сопками, да так и оставшийся там, был окутан знойной дымкой. Одна из возвышенностей с выжженной солнцем бурой травой напоминала голову лысого человека, который в полном соответствии с современными реалиями, без тени смущения, демонстрировал ее окружающим. В противоположной стороне поднималась более рослая сопка, бросающая вызов своей визави не только крупными размерами, но и темно-зеленой шевелюрой из сплошного соснового леса.
За день Сивцов с приятелем объехали на машине весь город, время от времени останавливаясь у немногочисленных местных достопримечательностей. Больше всего ему приглянулись два старинных деревянных здания – церкви, в которой венчались сосланные в этой край декабристы, и почты, напоминавшей сказочный теремок. Если бы не пролезающая во все щели вездесущая реклама, то Анатолий мог подумать, что он попал в прошлое – эдак на четыре десятилетия назад. Правда, фасады заполонивших город пятиэтажек были изрядно обшарпаны, чего не наблюдалось в те далекие времена. На некоторых были даже проломлены свесы крыш, будто они долгое время находились в осаде.
«Какой же неприятель так обошелся с городом? – подумал Сивцов и сам же дал себе ответ. – Свой внутренний враг, ненасытные в жадности местные царьки».
Генка, почувствовав разочарование приятеля, поспешил исправить ситуацию:
– В городе делать нам нечего. Завтра полетим в тайгу.
– Полетим? – удивился Анатолий.
– А по-другому в зимовье не доберемся, только вертолетом, – ответил Валков.
– Это что же, туда рейс организован? – иронично поинтересовался следователь.
– Толик, не будь наивным, – засмеялся друг. – Ты же понимаешь, я здесь не последний человек, да и ты – важная персона. А у нас все просто: нужна «вертушка» – дадут. Я все припасы подготовил, они на аэродроме. Утром полетим. Полтора часа – и мы на месте. Только учти: я даже приемник брать не буду, чтобы не нарушать нашего единения с природой! А через пару недель, ну, может, немного больше, как получится у авиаторов, нас заберут. На крайний случай есть рация.
Анатолий не стал возражать, собственно, ради того, чтобы вырваться из цепких объятий цивилизации, которая стала его раздражать, он и приехал в этот глухой край.
Утром следующего дня они уже были в воздухе, вокруг колыхались волны бескрайнего таежного океана.
10.
Приближаясь к пятиэтажной громаде торгового центра, Мария Ильинична пожалела, что приехала сюда именно в этот день. Любые выражения типа «людской поток», «бурлящая масса», «непроходимая толпа» вполне можно было применить к той прорве народа, которая стремилась попасть к прилавкам многочисленных магазинов, сосредоточенных в этом бетонном, облицованном блестящими плитками здании.
Она уже знала о болезненном состоянии сына – об этом сообщила по телефону мать, предложив встретиться у аптеки. Сюда и пробиралась Мария Ильинична, надеясь побыстрее справиться с покупками и поехать к Вове. Неожиданно она почувствовала, как сползает с плеча ремешок сумки. Он, по-змеиному извиваясь, устремился вниз, лишившись груза, который еще недавно цепко держал. Голову прожгла догадка: «Сумку обрезали!».
Мария Ильинична обернулась и почти сразу обнаружила воровку: невысокого роста женщина, такая же, как и она, блондинка торопилась к выходу. Денег в сумке было немного, но там находилась банковская карточка с перечисленными отпускными и зарплатой, паспорт и путевки на круиз по Волге, которые она забрала только сегодня. От бессилия закружилась голова. Мария посмотрела вокруг себя, но нигде не обнаружили присутствия полицейских. Она бросилась вдогонку за воровкой, однако притискиваться через толпу, двигаясь против течения, было непросто. Какое-то время она видела впереди себя золотистую голову грабительницы, но потом на ее пути оказались высокие мужчины, заслонившие цель ее преследования.
И в тот момент, когда Мария Ильинична потеряла из виду воровку, спереди и сзади раздались взрывы. Они будто смяли ее голову, превратив тонкий блин, и это было последнее, что почувствовала маленькая женщина. Она не видела, как одна за другой рушились колонны, как махина конструкций верхнего этажа устремилась вниз, увлекая за собой людей, и, проломив пол, обрушилась на машины, стоявшие ровными рядами на подземной парковке. Проломы зияли спереди и сзади от того места, где лежала на небольшом островке под единственной уцелевшей колонной Мария Ильинична Ульянова.
