Правило первой влюбленности

Рен улыбнулся медленно и расслабленно. Его боль не рвалась наружу.

– Я могу задержаться. В конце концов, я твой должник.

– Мне кажется, я как минимум заслужила мороженое.

– Я только быстро переоденусь – не хочу быть в этом мокром костюме ни секунды дольше. У меня вроде были вещи в машине. – Он положил доску для сёрфинга в кузов грузовика, а затем сел в кабину, где натянул на себя рубашку без воротника и обмотал полотенце вокруг пояса. Рен дал мне знак отвернуться, чтобы он мог переодеться в относительной уединённости, которую ему давали полотенце и закрытая дверь машины. Закончив, он приблизился ко мне и легонько дёрнул меня за прядь волос. – Нам разве не стоит сначала поужинать?

Я схватила Рена за руку, готовясь тащить его, если он будет сопротивляться.

– Смотрите-ка, кто соблюдает правила. Спорим, что ты никогда не ел завтрак на ужин?

– Так правда делают или это влияние «Печенюх»?

Он ослабил хватку, чтобы наши пальцы могли переплестись, и мы шли, держась за руки, словно парочка на романтической прогулке. Это было так приятно, что я не могла его отпустить.

– Притворюсь, что этого не слышала. Но если будешь продолжать в том же духе, я расскажу Астрид, что ты ушёл со мной только из-за того, что она загнала тебя в угол, пытаясь позвать на свидание.

– Это ужасно грубо, Мо, – сказал Рен, поднимая наши переплетённые руки к своей груди, якобы обижаясь. – Я могу стать последователем религии завтрака на ужин. Или мороженого на ужин. Во что хочешь, в то и уверую.

– Какой джентльмен, – ответила я, зная, что ничего бы в нём не изменила.

Как и обещал, Рен купил мне мороженое. Я взяла себе солёную карамель, в то время как он выбрал один шарик кофейного с кусочками шоколада и один – горького шоколада. Получив наши рожки, мы решили отправиться на пляж.

– Хорошая идея с мороженым, – сказал Рен с набитым ртом. – Сначала ты спасаешь меня от потенциально чудовищного свидания, а затем делаешь ход конём и сразу приглашаешь на десерт. Ты просто полна сюрпризов.

– Стараюсь как могу, – ответила я, присев в реверансе. Я не могла не наслаждаться тем, как он мной восхищался.

Отломив кусок вафли, я зачерпнула мороженое, словно ложкой, и отправила в рот. Смесь солёной и сладкой карамели со сливочным рожком оказалась просто верхом блаженства, которое можно было испытать за один укус. Но Рен всё испортил, спросив:

– Так что произошло у тебя с Августом? Я думал, вы неразлучная парочка.

Мне удавалось увиливать от ответа на этот вопрос, делая вид, будто бы мне так грустно, что я даже говорить об этом не могу. Я надеялась выиграть себе немного времени, чтобы придумать правдоподобную отговорку, но теперь, когда меня спрашивал Рен, я выдала первое, что пришло в голову:

– Он мне изменил. – Я невольно вздрогнула от подобной лжи. Всё, что я до этого выдумывала про Августа, выставляло его исключительно в хорошем свете. А теперь я втоптала его имя в грязь. Лишь для того, чтобы выгородить себя и добиться жалости.

Я использовала личность Августа ради собственной выгоды, но теперь перешла черту и уже ничего не могла исправить.

Но Рену показалось, что моя реакция была связана с болью, которую Август мне предположительно причинил.

– Ну уж нет. Он придурок. Тебе не нужен такой парень, – улыбнулся он, и его окружило бирюзовое облако, словно моя боль принадлежала ему.

– Тогда какой нужен? – спросила я.

Намёк, намёк.

– Я последний, кого тебе стоит спрашивать о любви. У меня был шанс, и, видимо, я его упустил. – Он укусил ровно в том месте, где встречались два вкуса. Этот компромисс давался ему гораздо легче собственных отношений. – Ты и твоя мама много знаете о любви. То есть я понимаю, что ты можешь её буквально видеть, но у твоей мамы это ещё и профессия. Она же довольно успешна в сводничестве. По крайней мере, я читал об этом.

– Ты читал о нас?

– Вроде как. Не для того, чтобы обратиться к вам, не подумай. Просто все вокруг говорят, что вы специалисты, и мне захотелось понять, из-за чего весь сыр-бор.

Может, мне только казалось, что Рен меня не замечал.

– И как, понял?

– Признаться честно, нет. По крайней мере, из того, что я читал. Но ты очень крутая, Мо. Почему мы раньше не проводили время вместе? – спросил он.

– Ты не нуждался в этом, – ответила я непринуждённо.

– Согласен, но ведь ещё были вечеринки и групповые проекты. Ты никогда не принимала в них участия. Только не говори, что это из-за того, что позволил тебе пойти ко дну, когда мы были детьми. Потому что я не думал, что ты настолько плохо плаваешь. – Он вытер рот рукавом, оставив мокрый след мороженого на ткани. Упрямый кусочек вафли прилип к уголку его губ, но через секунду Рен подхватил его языком.

Я улыбнулась ему, ведь даже если у меня были вопросы к его манерам, он всё равно казался идеальным.

– Я пыталась тебе сказать. – Я вытащила из кармана салфетку и протянула ему.

– Мне казалось, ты просто хотела, чтобы я был рядом.

– Если бы я знала, что это сработает, то, может, попробовала бы.

Рен помахал неиспользованной салфеткой прямо перед моим лицом, чтобы я посмотрела на него. Когда я повернула голову, с его лица вдруг пропал любой намёк на игривость.

– Нет, ты гораздо круче, когда ведёшь себя естественно и не притворяешься, чтобы завоевать внимание парня.

Вот только я делала именно это. Просто он об этом не знал.

И никогда не должен был узнать.

– Я не настолько крутая, – пробормотала я. Фактически я врала и говорила чистую правду одновременно.

– Ты себя недооцениваешь. Не знаю, почему мы не тусовались раньше, но я рад, что мы делаем это сейчас. Когда я с тобой, то забываю, что мне следует грустить.

Наверное, это был лучший комплимент, который мне когда-либо говорили. От его слов стало невероятно тепло, я будто таяла изнутри, и лишь чувство вины грозило испортить этот момент.

– Почему именно забываешь? Может, тебе уже совсем не грустно. Или ты близок к тому, чтобы перестать грустить.

Рен приподнял голову и внимательно на меня посмотрел.

– Как думаешь, у людей может быть больше одной родственной души?

– У моей мамы есть правила любви. Она говорит, что если следовать им, то получишь своё «долго и счастливо». Наверное, около семидесяти пяти процентов клиентов смеются, когда их просят придерживаться их. Но к концу они следуют им как божьим заповедям. – Я подняла руки, словно религиозная фанатичка, благодарящая Его за совершённое чудо.

Однако, стоило мне взглянуть на Рена, я почувствовала, как моя улыбка гаснет. Я собиралась снова разбить ему сердце. И это всё равно что видеть, как животное выскакивает прямо перед твоей машиной, и знать, что ты ничего не можешь сделать.

– Одно из маминых правил гласит, что любовь не разбивает сердце. Это значит, что за всю жизнь можно влюбляться в разных людей и, может, даже счастливо жить с ними, но родственная душа только одна. Остальные – просто влюблённости. Если повезёт, то ты встретишь свою единственную.

– Подожди. То есть Лана не была моей родственной душой, потому что она разбила мне сердце?

– Так сказала бы моя мама. Это не значит, что ты не любил Лану, – очевидно, ты испытывал и всё ещё испытываешь к ней чувства. Но, статистически, сколько людей встречают свою родственную душу в подростковом возрасте? Не спрашивай меня, точные цифры я не знаю. Просто понимаю, что такое случается редко. Это не невозможно, но бизнес моей мамы не процветал бы, если бы все оставались со своей первой любовью.

– Знаешь, пожалуй, нам хватит говорить о грустном. У меня мороженое и целая ночь впереди с умной и красивой девушкой, которая ещё не знает обо всех моих недостатках. Если так посмотреть, то моя жизнь даже ничего, – пожал плечами он, принимая свои грустные романтические перспективы как данность.

Я чокнулась с ним вафельным рожком, стараясь случайно не смешать вкусы нашего мороженого.

– Мне всегда нравилось это в тебе, – сказала я.

– Что?

– Твой оптимизм. Ты можешь найти хорошее в любой ситуации.

Рен посмотрел на меня, и в свете предзакатного солнца его черты лица смягчала розово-золотая аура.

– А я всегда считал тебя очень притягательной. Ты же можешь поладить с любым в мгновение ока. Даже с посетителями. Вот почему мне так нравится ходить к вам в «Мальчишки-печенюшки». Не спорю, там потрясающая еда, но именно ты заставляешь меня чувствовать себя так, словно моё появление – это лучшая часть твоего дня. Конечно, я понимаю, что дело в обыкновенной вежливости, а не во мне…

– Дело в тебе, – выпалила я. Может, на меня повлияли мягкие волны, плескавшиеся о берег, красота закатного неба, которое разлило розовые и золотые краски до самого горизонта, или то, как он смотрел на меня. Возможно, причина, почему я решила признаться, даже не была важна. Главное – призналась.

– Нет. Я видел, как ты общаешься с остальными посетителями. Ты такая со всеми. – Однако он усмехнулся, будто моё признание произвело на него больший эффект, чем он мог вынести. – Я и пытаюсь сказать, что ты относишься ко всем одинаково, но всё равно кажется, что ты видишь душу каждого. А затем ты латаешь наши трещины своим «сиянием Мо», чтобы мы могли чувствовать себя лучше до конца дня.

– Если кто-то и сияет, то точно не из-за меня. Это я могу тебе гарантировать.

– Почему ты так решила? – настаивал он.

– Просто поверь. Я хорошо разбираюсь в людях.

– Раз так, то о чём я сейчас думаю? – Рен закрыл глаза, словно это могло помешать мне прочитать его мысли.

Я не ответила сразу – сначала лизнула своё солёно-карамельное мороженое. Сверху оно уже подтаяло, но внутри всё ещё было достаточно холодным, чтобы не начать стекать прямо по вафельному рожку.

– Ты думаешь, что сейчас не слишком тепло для мороженого, особенно после захода солнца, но молчишь, потому что ты мой должник, а ещё потому, что ранее ты уже согласился, что это хорошая идея.

Рен вновь внимательно посмотрел на меня и слегка улыбнулся.

– Это… Близко к истине, – сказал он, указывая на меня недоеденным рожком.

– Теперь ты мне веришь?

– Нет. Знаешь почему? – Закончив с первым шариком, он откусил от того, что был с горьким шоколадом, и тут же глубоко вдохнул, чтобы не почувствовать «заморозку мозга». – Несмотря на холод и мороженое, у меня тепло на душе, потому что ты рядом. Может, ты не видишь моё сияние, но оно есть. Благодаря тебе.

Когда я взглянула на него, вокруг мерцало слабое розово-золотое сияние. Это была не любовь. Ещё нет. Но могла стать ею, если дать время и раздуть пламя.

– Должна сказать, ты соответствуешь всем ожиданиям, – сказала я.

– Тебе стоит их повысить. Судя по недавним комментариям, я могу быть лучше.

– Да ладно. Ты же идеален. Куда ещё лучше?

– Попытка не пытка.

Его сияние усилилось, ярко вспыхнув на несколько секунд, прежде чем потускнело до едва заметного в вечернем полумраке розового. Лишь несколько бирюзовых пятнышек портили эту картину.

И я не могла не задаться вопросом, говорил ли он просто о самосовершенствовании или на его уме был кто-то, ради кого Рен был готов стараться. Неужели после всех лет моей неразделённой любви у меня наконец появился шанс с Реном Кано?

Я всего лишь должна была убедить его в том, что ему это тоже было нужно.

Глава 7

Правило любви № 29:

Настоящая любовь не будет просить вас стать тем, кем вы не являетесь.

Очередь начиналась аж за углом. По субботам в «Печенюшках» всегда был ажиотаж, но весенние каникулы – это нечто особенное. Местные, которые никогда не заходили в кафе в туристический сезон, стояли снаружи, щурясь от солнца в попытке хоть что-то разглядеть через окна.

– Мы теперь устраиваем приватное шоу у каждого столика? – спросила Джемма, толкнув меня бедром, когда проходила мимо.

– А у нас есть шанс разорвать эти платья? – Я потянула ткань, и она тут же вернулась на место, сохраняя моё целомудрие в целости и сохранности. – Будь спереди пуговицы, то было бы проще.

Джемма притворилась, что расстёгивает несколько пуговок, и покачала головой:

– Лучше застёжка-липучка. С пуговицами будет похоже на медленный стриптиз, а не на мгновенный срыв одежды, как в «Супер-Майке»[7]. С такой очередью у нас нет на это времени.

– Интересный способ получить чаевые.

– Придётся работать по старинке. Учитывая количество людей, мы как-нибудь справимся. – Её взгляд задержался на Грире Латиморе, который стоял третьим в очереди.

Грир заходил к нам несколько раз. Всегда в компании друзей. И всегда в смену Джеммы. Может, это всего лишь совпадение, но эти двое столько раз отворачивались и краснели, если сталкивались взглядами, что моя сватовская чуйка не могла не сработать. Джемма, конечно, не признавалась, что ей кто-то нравится, и между ними ещё не было любовного сияния. Но если подождать ещё немного, эти переглядки могли вылиться в нечто большее.

Как только мы расставили все тарелки и налили напитки, то снова собрались около стойки.

– Как думаешь, они все здесь ради моего проекта?

Мой пост собрал несколько сотен лайков всего за пару часов, а в Портри слухи распространялись быстрее пожара, так что я бы не удивилась, если бы эта очередь была ко мне.

– Ты правда веришь, что столько людей хотят эмоционально пережить своё расставание, чтобы ты могла их сфоткать? – спросила Джемма, скептически подняв брови.

– Эй, я вообще-то очень хорошо фоткаю, спасибо большое.

Она достала кофейную гущу из фильтра для кофе и поставила готовиться новую порцию. Когда подруга повернулась ко мне, выражение её лица значительно смягчилось.

– Это не был укол в сторону твоего таланта фотографа. Просто людям с разбитым сердцем нужен кто-то, кто мог бы их пожалеть. А их сюда позвала дочка местной свахи. У них определённо будут нереалистичные ожидания.

– Чёрт, я об этом не подумала.

Оглядев толпу, я заметила Рена с двумя друзьями. Он пришёл. Я не могла не надеяться, что он здесь, чтобы принять участие в проекте и позволить мне сфотографировать его. Может, если бы мы остались наедине, то он бы понял, что нам обоим стоило двигаться дальше.

Я сама ощущала, что начинаю с чистого листа. Мои отношения с Августом занимали так много места в моей жизни, что теперь, когда их не стало, мне казалось, что я потеряла часть себя. Это не имело никакого смысла, ведь я была обеими сторонами в нашей истории. Если так подумать, мне, наоборот, следовало ощущать себя более полноценной, раз больше не приходилось делиться на «отдающего» и «принимающего». Но если мозг понимал тонкости этой ситуации, то сердце находилось на грани истерики из-за того, что я лишилась человека, чьим единственным предназначением было заставить меня чувствовать себя любимой. Даже если я его выдумала.

Поэтому, может совсем чуть-чуть, мне нравилась идея того, что эти люди пришли ко мне за помощью.

Похлопав по плечу посетителя за стойкой, я попросила одолжить мне стул. Как только он с него встал, я забралась на сиденье и покачнулась, когда стул прогнулся под моим весом. Мужчина вытянул руки, чтобы поддержать меня, если я вдруг начну падать.

– Можно минуточку внимания? – Мой голос мгновенно прервал звуки болтовни и шипения масла на сковородке. Всё кафе смотрело прямо на меня. – Спасибо. Просто нужно определить, кто здесь ради завтрака, а кто – ради информации о моём проекте. Поднимите руку вверх, если вы здесь ради меня.

– Что, если я пришёл и за тем, и за другим? – выкрикнул кто-то.

– Даже лучше! Но сначала поднимите руку, а я приму ваш заказ сразу после того, как объясню задумку проекта и раздам бланки для регистрации.

Две трети присутствующих отреагировали. Должно быть, кто-то открыл дверь и передал мои слова собравшейся толпе, потому что снаружи я тоже заметила несколько поднятых рук. Вероятно, большинство отсеется, когда поймёт, что за это не будет денежного вознаграждения, но явка уже была выше, чем я ожидала. Если хотя бы несколько человек согласится мне помочь, у меня уже будет достаточно кандидатов, чтобы пополнить портфолио до конца весенних каникул. Рен помахал, пытаясь привлечь моё внимание. К счастью, это означало, что он не заметил, как я держала его в поле зрения и украдкой поглядывала всё это время, чтобы убедиться, что он не сбежит. А ещё я заметила тех, кто пришёл только ради еды, поэтому спрыгнула со стула.

– Джемма, займёшься моими столиками, пока меня нет? Это займёт минут пять, максимум десять.

– Я сильно удивлюсь, если уложишься в час, – сказала она, взяв в одну руку кофейник и стопку меню – в другую. Используя меню в качестве оружия, она ткнула меня в бок. – Но про десять минут запомню. А ещё ты разделишь со мной чаевые. Так что разберись с теми, кого не надо кормить, побыстрее, хорошо?

– Не волнуйся. Они сбегут раньше, чем на нас хлынет волна студентов.

Большинство туристов приезжало в город только ближе к полудню, когда начиналось заселение в съёмные дома. Нам стоило больше беспокоиться о завтрашнем дне. И о каждом в течение следующих нескольких недель, пока к нам на весенние каникулы будут съезжаться люди со всей страны. Это очень походило на летний сезон.

Если я не смогу улучшить портфолио настолько, чтобы попасть на летнюю программу Кинси, то застряну здесь, протирая столы. Возможно, до конца жизни.

Я взяла канцелярский планшет, который позаимствовала из «Поиска судьбы». Бланки регистрации уже лежали под металлическим зажимом, и я приступила к делу. Ко мне даже пришли записаться девочки на класс младше, у которых, видимо, не было занятий. Три столика спустя я наконец дошла до Рена. Он сиял бирюзовым, а не розово-золотым. Очевидно, боль от разбитого сердца стала только сильнее. Цвет был насыщенным, как у грозовой тучи. Его охватывало буйство эмоций, и я почти ждала, что сквозь эту тьму вот-вот полетят молнии, освещая всё на своём пути.

– Спасибо, что пришёл, – сказала я.

– Видимо, у меня сегодня много конкурентов. – Он улыбнулся мне, и бирюзовое сияние немного отступило.

Конкуренция была только за моё время, но точно не за сердце. Оно могло принадлежать Рену целиком и полностью, если бы он этого захотел.

– Не так уж их и много. – Я показала ему кучу бланков в качестве доказательства. – Но было бы здорово, если бы ты принял участие в моём проекте. Я хочу сделать фотографии людей с разбитым сердцем, чтобы противопоставить их портретам людей, которые влюблены. Это покажет, как любовь или разбитое сердце могут изменить человека.

– То есть ты просто хочешь нас сфотографировать? – озадаченно спросил Эванс, переключая моё внимание с Рена на ещё двух людей за столиком. Эванс выглядел как стереотипный сёрфер. Длинные светлые волосы. Распахнутая рубашка с коротким рукавом, застёгнутая лишь на половину пуговиц, чтобы, если что, доказать, что он не нарушает нормы приличия в ресторане. Песок после утреннего заплыва, прилипший к его ногам и шлёпанцам.

– Всё немного сложнее. Во время съёмки я буду задавать личные вопросы о ваших отношениях, которые выявят ваши настоящие эмоции.

Не всем захочется заново переживать боль от разрыва или делиться со мной подробностями отношений, но именно это мне было нужно, чтобы добавить в свой проект нечто уникальное. Нечто, что могло меня выделить.

– А если нам такое не нравится?

– Тогда скажите: «Нет, спасибо», и можете идти, – сказала я, улыбаясь ещё шире, чтобы показать, что не обижусь, если кто-то не захочет участвовать.

Рен потёр шею, заново всё обдумывая.

– Можем ли мы ожидать от тебя конфиденциальности насчёт того, что будем рассказывать? – спросил он.

– Конечно. В «Поиске судьбы» моя мама подписывает документы о неразглашении, если её клиенты беспокоятся о подобном. Но мне нужны только фотографии. Всё, что вы расскажете, останется строго между нами. Сами истории не будут частью проекта – только их воплощение в разбитых сердцах.

– Что ты будешь делать с фотографиями? Кто их увидит? – крикнул кто-то за соседним столиком.

Я повернулась на голос, не понимая, кто задал вопрос. Встретившись взглядом с несколькими людьми, я снова посмотрела на Рена. Мне нужно было много желающих, и если бы я смогла уговорить его, то остальные подтянулись бы сами.

– Я хочу участвовать в одной летней программе, и эти снимки пойдут в моё портфолио. Их увидит моя кураторша миссис Клемент и приёмная комиссия Кинси. Ещё, наверное, моя мама и Джемма, потому что они знают обо всём, что я делаю. На этом всё. Если вы захотите копию своей фотографии, я могу вам её напечатать, но остальные её не увидят. Я также не собираюсь их продавать.

– Какой будет гонорар? – спросил Эванс.

– Это на добровольных началах. – Рен хлопнул его по руке. – Что-то, что мы делаем для Мо, потому что она крутая и просит помощи, понимаешь?

– Братан, тебе нужно чаще куда-то выбираться. Без обид, Мо.

Слишком поздно, я уже восприняла это на свой счёт. Радость от того, что Рен назвал меня крутой, тут же угасла после напоминания Эванса, что я всего лишь официантка. Всего лишь та, с кем они ходят в одну школу. Но не та, ради кого можно что-то сделать, если в этом не было выгоды. Я щёлкала ручкой, чтобы сдержаться и не съязвить что-нибудь в ответ.

– Я никого не заставляю соглашаться на участие прямо сейчас. Или вообще. Всё в порядке.

– Нет, я хочу помочь. – Рен взял бланк и записался на начало следующей недели. – Эвансу, может, страшно признавать, что у него есть чувства, а уж тем более проявлять их, но это не значит, что у всех так.

– Слушай, я запишусь, если ты этого хочешь. – Эванс уже потянулся к листку, но я забрала бланк раньше, чем он дотянулся.

– Ценю жест, но не похоже, что тебе разбили сердце, – сказала я, пряча лист под остальными бумагами. – А вот в то, что ты голоден, я вполне верю. Давайте я приму у вас заказы, и мы закончим с этим, пока Джемма меня не прикончила.

Эванс ответил, что хочет съесть, совершенно не смущённый моей незаинтересованностью в нём. Держа меню так, чтобы скрыть лицо, Рен бросил на меня взгляд, в котором ясно читалось, насколько ему стыдно за своего невоспитанного друга. Мы обменялись улыбками, и в сердце вернулась надежда. Может, Рен ещё не был готов забыть о чувствах к Лане, но я могла подождать.

Закончив с ними, я подошла к последним столикам, где записала ещё двух человек. Затем мне пришлось снова включить «режим официантки», и я так забегалась, обслуживая посетителей, что сначала даже не услышала, как кто-то зовёт меня по имени.

– Имоджен.

Когда я наконец поняла, кто это, мир замер.

Парень передо мной ненастоящий. Не здесь. Не сейчас. Я моргнула, пытаясь прогнать наваждение.

Он снова произнёс моё имя. Моё полное имя. Потому что он совсем не знал меня и того, что все звали меня Мо.

Август Тейт. Мой фальшивый парень, точнее, мой фальшивый бывший стоял в метре около меня, и вместо четырёхсот километров нас разделяла только стойка.

– Ты не можешь быть здесь, – сказала я. Никто, кроме Джеммы, не знал, как он выглядит, но несложно было догадаться, кто мог меня так сильно напугать. Ему следовало уйти раньше, чем кто-нибудь понял, кто он такой. И что мы на самом деле никогда не встречались.

– Почему? Тут сказано, что любой желающий может прийти. – Август засунул руки в карманы, спокойный и расслабленный. Как будто его вообще не заботило, что он в любую секунду мог разрушить мою жизнь.

Посетители, которые находились ближе всего, забыли о завтраке и смотрели только на нас в ожидании предстоящей драмы. Я схватила Августа за запястье, мысленно умоляя, чтобы он понял. Чтобы он ушёл раньше, чем всё станет только хуже.

Джемма на другом конце зала поймала мой взгляд и кивнула своему отцу.

– Мо?

Мозг совершенно отключился. Я не могла понять, на что она намекала. Она хотела, чтобы я вела себя нормально? Или предлагала использовать отца в качестве вышибалы, чтобы вывести Августа? Я покачала головой, сама не понимая, на что отвечала.

– Август, – начала я, но внезапно запнулась. Я столько раз произносила его имя за последний год, что оно стало таким же привычным для меня, как имя Джеммы. Но называть его так в лицо было как-то неправильно. Как будто моя ложь начала менять реальность. – Бывшим нельзя. Мне казалось, это понятно по названию встречи.

– Нет, название подразумевает, что участвовать могут все, кому разбили сердце. Поскольку я вписываюсь в эту категорию, ты не можешь меня прогнать. – Он самодовольно улыбнулся.

Боже, эта острая челюсть и пухлые губы. Он выглядел даже лучше, чем я его помнила.

– Но можем заключить сделку: я уйду, если расскажешь, почему порвала со мной.

Раз он спросил, значит, он всё-таки не был Настоящим Августом, иначе он бы уже знал ответ от Джеммы. Но у меня не было времени переживать насчёт этого. Август передо мной во плоти представлял бóльшую опасность, чем кто-то в интернете, притворяющийся им.