скачать книгу бесплатно
– А почему вы считаете, что я не понимала этого? – едва выговаривала слова обреченная. Некогда красиво очерченные губы ее распухли до такого предела, что просто непонятно было, как она умудряется совладать ими при попытке произнести что-либо членораздельное.
– Тогда что же вас возмущает?
– К своей гибели я шла совершенно осознанно. Убить вас вызвалась сама, и тоже вполне осознанно.
– То есть хотите сказать, что сами попросили направить вас в Маньчжурию, чтобы убить меня? – тяжело опустился на один из двух стоявших здесь стульев генерал.
– Представьте себе… Другое дело, что НКВД давно искал такого человека… Вот я и подвернулась.
Семенов устало, по-стариковски развел руками, давая понять, что в таком случае ничем не способен помочь ей. Даже не в состоянии посочувствовать.
– Хорошо, тогда как понимать ваше стремление? – вмешался в их диалог подполковник Имоти. – У вас были личные мотивы, заставлявшие прибегнуть к покушению на генерала Семенова?
– Это уже допрос?
– Чисто человеческий интерес. Я не следователь. Обычный японский офицер, сопровождающий господина командующего.
– Личные тоже, естественно…
Имоти выждал несколько секунд, надеясь, что Лукина продолжит свое признание, однако она сочла его исчерпывающим.
– Кто-то из вашей семьи погиб в бою с семеновцами: отец, муж, сын? Хотя простите… С сыном я поторопился.
– Вся моя семья была расстреляна карателями из дивизии генерала фон Тирбаха. Особая карательная дивизия семеновской армии – позвольте вам напомнить.
Имоти взглянул на генерала, словно он мог припомнить этот случай или же попытается отрицать его.
– Скажите, а энкавэдиста никого из вашей родни не расстреляли, не посадили, не сослали? – все с той же вселенской усталостью в голосе поинтересовался Семенов.
– Нет, – с вызовом ответила террористка.
– И никто из ваших близких, односельчан или горожан от них не пострадал? Что молчите, сударыня? Мне кажется, что по крайней мере миллион русских баб должен вооружиться и двинуться на Кремль, чтобы отомстить Сталину, Берии и всем прочим за те репрессии, которые они чинили и чинят против своего народа.
– Только они?
– Не скрою, грешен. И на мне крови немало. Только ведь не я затеял всю эту бойню в октябре семнадцатого, товарищ Лукина, видит Бог, не я. И тот, кто затевал ее, прекрасно понимал, что революция, а следовательно, и неминуемая в таких случаях гражданская война – дело кровавое, братоубийственное, а потому морально грязное, в соболях-алмазах… Попробуйте-ка возразить старому рубаке Семенову.
Террористка молчала, уронив голову на оголенную, увядшую грудь, призывную прелесть которой генерал успел заметить даже в короткие минуты их покушенческого свидания.
– Кто конкретно прислал вас сюда? – спросил Семенов, явно теряя интерес к этой даме. – И откуда: из Москвы, Читы?
Закрыв руками лицо, Лукина продолжала молчать.
– Заговорит, – пообещал Имоти. – Еще два-три часа сексуальной пытки, и она расскажет все. Предложил бы и вам, господин генерал, поразвлечься, но, боюсь, побрезгуете.
Семенов метнул на Имоти гневный взгляд: как этот полуазиат вообще мог позволить себе молвить такое, и решительно направился к двери.
– Пока не трогать, – по-японски бросил Имоти ожидавшему их за дверью лейтенанту. – Никого к ней не впускать. Она еще пригодится.
– Зачем вы приводили меня сюда, подполковник? – угрюмо спросил Семенов, когда они вновь сели в машину. – Только откровенно. Чтобы убедить, что Лукину подослала не ваша контрразведка?
Несколько минут Имоти ехал молча, и генералу даже показалось, что он попросту не расслышал его слов.
– Вы с подозрительностью относитесь к Сото, господин командующий. Мы ведь уже не скрываем, что она является нашим агентом, но вы должны понять, что командование Квантунской армии обеспокоено вашей безопасностью. В течение двух лет это уже четвертая попытка покушения на вас, разве не так?
– Что конкретно вы предлагаете?
– Сото. Мы предлагаем вам Сото. В качестве служанки, любовницы, личного секретаря, телохранителя. Она сгодится на все случаи жизни. Кому придет в голову, что эта маленькая хрупкая японка прекрасно подготовлена в разведывательно-диверсионной школе, владеет множеством приемов джиу-джитсу и прекрасно читает лица своих клиентов, то есть обладает даром предугадывания их мыслей и поступков?
– Так ведь можно же было сказать об этом попроще, в соболях-алмазах, а не подсовывать ее, как подстилку.
– Мы попроще не можем, господин командующий, – рассмеялся Имоти. Рассмеялся впервые за все то время, пока они знакомы. – Иначе развеяли бы легенду о нашем особом, японском коварстве.
– Вы правы, – обреченно вздохнул генерал. – Я уже должен был смириться со всем. В том числе и с коварством.
– Для начала влюбитесь в Сото. Не грешите против истины, это ведь совсем несложно.
– Весь ужас в том, что сей этап собственного «усмирения» я уже, кажется, прошел.
– Почему заявляете об этом столь неуверенно?
– Уже хотя бы потому, что слишком много здесь всего такого… неуверенного, – повертел рукой Семенов. – Мне подсовывают какую-то бабенку… Причем подсовывают нагло… И я должен проглатывать это молча… В конце концов, в соболях-алмазах!
– Когда вы собираетесь выразить какую-то очень важную мысль, господин командующий, вам не нужно тратить много слов, достаточно произнести это свое «в соболях-алмазах». И всему штабу бессмертной Квантунской императорской армии все станет ясно, – рассмеялся подполковник.
– А ведь бывают случаи, когда больше и сказать-то нечего. Кстати, до меня… Эта самая Сото… С кем она была?
– Ну, это уже откровенная ревность, господин генерал!
– И все же. Генерал Судзуки? Нет?
– Успокойтесь, нет.
– Ну хотя бы замужем?..
– Ее муж был истинным самураем. Служил на Филиппинах. Когда его попытались взять в плен, совершил обряд харакири.
– Ишь ты. А ее родители?
– Теперь у нее уже не осталось никого. Последняя из древнего самурайского рода.
– Ишь ты, в соболях-алмазах…
19
Лунное сияние потопно поглощало небольшую комнатку, отведенную Скорцени на вилле «Эмилия», растворяя в своих невидимых струях ночной мрак и наполняя все пространство едва осязаемыми призраками. Легкий пушистый туман поднимался над озером, словно дымок над колдовской чашей; прибрежные сосны порождали таинственные тени; томные голоса двух скорбящих сов, перекликающихся через неслышно клокочущую бездну, воспринимались как пение загробных птиц на яблонях у райских врат.
Скорцени понимал, почему князь Боргезе избрал это озеро и почему так привязан к этой местности, отдавая сырому кратеру Алессандры предпочтение перед теплыми лагунами морского побережья. Отто казалось, что здесь образовался свой, замкнутый, затерянный в горах мир, порождающий особую духовную ауру. Стоя на берегу этого озера, начинаешь абстрагироваться от всех земных чувств и привязанностей и ощущать себя посланником Вселенной. Или по крайней мере – человеком, поддерживающим связь с Высшими Силами, иными мирами.
В последние дни Скорцени предавался подобному мировосприятию все чаще и чаще, с большим упоением. На то были свои причины.
Перед отъездом сюда Скорцени встречался с Вернером фон Брауном, отцом «Фау», как его называли. Однако тема ракет, управляемых смертниками, довольно быстро оказалась исчерпанной. Причем исчерпал ее сам штурмбаннфюрер, неожиданно для конструктора спросивший его, в каком состоянии подготовка к запуску во Вселенную первых астронавтов.
Широкоскулое мясистое лицо фон Брауна покрылось легкой испариной. Он отодвинул от себя папку с какими-то бумагами и нервно пошарил волосатыми пальцами по заваленному чертежами столу, словно пытался нащупать пистолет.
– Вы задали этот вопрос как официальное лицо? – наконец нажал он на спусковой крючок своего раздражения.
– Пока нет. Но у меня есть предчувствие, что и этим фюрер тоже поручит заниматься мне. Слишком велик его интерес к общению с магелланами Вселенной, нашими Учителями из иных миров.
Браун недоверчиво взглянул на Скорцени и подергал себя пальцами за щеку – как делал всегда, когда пытался потеребить свою увядшую сообразительность.
– Что ж, если учесть, что заниматься пилотируемыми ракетами и торпедами поручили именно вам… – поделился своими догадками-сомнениями, – то почему бы не предположить и то, о чем вы только что упомянули?
– Тем более, что предположить нечто подобное не так уж трудно.
– И все же я не могу доверять вам какие-либо сведения до тех пор, пока вы не будете иметь право получать их официальным путем.
– Секреты ракетостроения, господин конструктор, даются вам значительно легче, чем канцелярские формулировки, – успокоил его Скорцени. – Сейчас этот вопрос интересует меня лишь в общих чертах, в принципе. Коль я уж занимаюсь пилотируемыми ракетами, отправляя своих камикадзе прямо к Господу…
– Если в общих, то такая подготовка ведется.
– Значит, мои сведения верны.
Лицо фон Брауна принадлежало человеку, лет на десять старше своего владельца. Все, кому приходилось встречаться с конструктором, поражались несоответствию возраста этого технического гения и его лица. Вот и сейчас он смотрел на Скорцени взглядом умудренного жизнью старца, давно забывшего, как следует объяснять молодым обычные житейские истины.
– Было бы странно, если бы фюрер не пытался связаться с Высшими Посвященными Вселенной не только путем медиумической связи, но и через космическое посольство. Конечно же, такие работы ведутся. Причем довольно успешно, – заученно постучал фон Браун костяшками пальцев по столу.
– То есть вы верите, что, кроме Бога, там, на небесах, существует еще некто? Который знает о нашем существовании и внимательно следит за всем тем, что происходит в нашем мире?
– И даже навязывает свое видение мира, – все с той же вселенской усталостью в голосе подхватил Вернер фон Браун. – Как, впрочем, и свою волю.
– Значит, вы верите во все это?
– Вот что вас интересует в первую очередь? – отлегло от сердца конструктора. – Я бы выразился точнее: меня, всех нас, конструкторов, создателей ракет просто-таки вынуждают верить в нашу странную связь и нашу зависимость от космоса.
– Вынуждают?
– Не гестапо, естественно. Высшие Силы. Мы показались бы слишком безразличными ко Вселенной, если бы не стремились познать ее.
– Но желают ли эти силы нашего визита в космос? Что, если в их планы не входит принимать каких-либо гостей с Земли?
Фон Браун запрокинул голову и, прикрыв глаза, несколько минут тягостно молчал, словно молился или испрашивал у Высших Сил совета: отвечать ему на этот вопрос шефа диверсантов или не стоит? И если отвечать, то в каком духе?
– Будь у них такое желание, нам не пришлось бы изобретать то космическое колесо, которое они давно изобрели. Взяли да подарили бы нам свои идеи и свою технологию. Как видите, облагодетельствовать нас таким снисхождением они не спешат.
– У них могут быть веские причины.
– Можете не сомневаться, веские.
Скорцени закурил – он курил крайне редко и лишь тогда, когда нужно было сосредоточиться, – и какое-то время молча рассматривал бумаги на столе главного конструктора.
– Ясно, что их должна настораживать агрессивность землян, наша склонность к войнам. Вопрос в том, владеете ли вы такой информацией или же основываетесь только на предположениях.
– Пока лишь на предположениях. Но при этом задумываемся: а что есть наши предположения? Кем они навеяны? Кстати, господин штурмбаннфюрер, лично вы не согласились бы стать первым германским астронавтом? Как-никак «первый диверсант рейха», человек без страха… Все остальное доскажет Геббельс и его неувядаемая «Фелькишер беобахтер». Но совершенно ясно, что и в этом случае ваше имя произвело бы впечатление. Вас не удивляет мое предложение?
– Следует ли начинать знакомство с Учителями Вселенной с засылки к ним диверсанта? Там могут не так истолковать мое прибытие, – улыбнулся Скорцени. – Но если окажется, что более достойной кандидатуры вам все же не подыскать… Обсудим, дьявол меня расстреляй.
В последние дни этот разговор с генеральным фаустником рейха вспоминался Скорцени все чаще и чаще. Война подходила к завершению, а завершиться она могла лишь поражением Германии. Но поражение – тот исход, который для него, Скорцени, воспринимался как безысходность. Так, может быть, размышлял он, лучший способ пережить поражение в этом мире – отречься от него, найдя свою гибель где-нибудь во Вселенной, выполняя последнюю волю, последнее задание фюрера?
В небольшой книжице, которую в бюро Брауна ему вручили за час до встречи с шефом, говорилось, что должны пройти годы, возможно десятки лет, прежде чем астронавты достигнут планеты, заселенной разумными существами. Но есть надежда, что, едва преодолев земное притяжение, пилоты окажутся под попечительством Учителей Космоса, которые, расчувствовавшись по поводу научно-технических достижений рейха, наконец-то соизволят вступить в открытый контакт с его представителями – о чем давно и тайно мечтает фюрер.
Лимонный овал луны медленно погружался в чашу озера, округляясь в ней, словно головка масла в молочном ковше.
Иногда Скорцени казалось, что он слышит, как под серебристым шатром ночи звучит органная мелодия поднебесья. Плененный ею, штурмбаннфюрер вдруг отчетливо увидел, как от борта крейсера отходит катер со смертником и, минуя небольшой островок, устремляется к силуэту вражеского судна.
Катер стремительно удалялся, но по каким-то неизвестным законам Скорцени продолжал видеть его, а иногда даже улавливал сосредоточенный облик камикадзе – лицо-маску, окаймленную фосфорическим нимбом.
«Мы все посланы кем-то на смерть, дьявол меня расстреляй, – возродился где-то в морской дали его, Скорцени, собственный голос. – Все мы „люди-торпеды“, запущенные однажды холодной рукой Творца. Другое дело, что у каждого из нас свой срок и своя цель. Вот только не каждому дано определять их по жребию, как это выпало вам, унтер-офицер Райс. Не каждому это дано… избирать свой час и свою цель по жребию. За большинство из нас этот жребий тянут где-то там, в космосе».
20
– С кем это вы там воркуете, мой штурмбаннфюрер? – тихий, вкрадчивый голос Лилии Фройнштаг малиново прозвенел за спиной у Скорцени, и штурмбаннфюрер ощутил у себя на затылке пленительный запах духов и сладостную теплоту женского тела.
– Разве? Мне-то казалось, что я молчу, как римская статуя.
– Не обольщайтесь, я слышала ваш голос.
– Мне тоже показалось, что слышал его.
Фройнштаг остановилась рядом со Скорцени и взглянула на темнеющую внизу чашу озера.
– Я и не догадывалась, что из вашего окна может открываться такой фантастический пейзаж, – едва слышно молвила она, потершись щекой о предплечье мужчины.
– Я тоже.
– Признаюсь, что открыла дверь и несколько минут наблюдала за вами. К счастью, вы не услышали скрипа двери и не почувствовали моего присутствия. Но голос ваш я слышала, собственно, какие-то отдельные, несвязные слова, будто бредили.
– Подтвердив это, Фройнштаг, вы заставили меня подумать, что это со мной говорила душа Райса.
– Кого?
– Унтер-офицера, смертника.
– Ах, смертника. Этот Райс – ваш однополчанин по дивизии «Рейх»?
– Нет.
– И давно погиб этот человек?
