скачать книгу бесплатно
– Пап, я тогда съезжу в магазин, а с тобой пока посидит Томас. Хорошо?
– Хорошо, дочь. Не переживай… за меня.
Девушка вышла из комнаты, а Томас придвинул ближе к кровати стул, на котором сидел вчера, и положил на колени портфель. Он открыл его и достал оттуда запакованный в подарочную бумагу с цветными кружочками квадратный предмет.
– Что это? – спросил Каспар, глядя на подарок.
– То, что я должен был тебе вручить еще вчера.
– А ты вчера приходил? – В слабом голосе отца девушки звучали нотки удивления.
– Ты не помнишь?
– Нет. Так что в этом… свертке?
– Это книга от нашего директора. Она просила передать, а я забыл ее.
Томас положил подарок на прикроватную тумбочку, услышав, что в коридоре хлопнула дверь. Видимо, Эрна уже ушла. Томас взглянул на Каспара.
– Рак прогрессирует слишком быстро?
– Да… Вчера я ослеп на левый глаз. Я не стал говорить… об этом дочери. Она еще не готова… отпускать меня. Томас… мне порой так больно, что даже морфин не помогает.
Томас поднялся и медленно прошелся к окну. Отодвинул полупрозрачную штору и пронаблюдал, как Эрна подходит на парковке к серебристой «Шкоде», садится в машину и уезжает. Он сосредоточенно о чем-то думал, косо улыбаясь, и провожал взглядом автомобиль, пока тот не скрылся за домом. Из-за спины мужчины послышался стон Каспара. Томас оглянулся, наблюдая, как искривилось лицо отца девушки, устремленное в потолок. Умирающий коллега выглядел жалко, его правая нога была слегка согнута, подушка приподнята так, что мужчина полусидел, страдая от невыносимой боли, сковавшей все его тело.
– Откроешь мне книгу? – сквозь боль спросил Каспар.
– Хочешь почитать ее?
– Боюсь, не смогу. Обезболивающее перестает действовать. Но мне интересно, что за книгу она мне купила.
Томас поправил штору и подошел к кровати. Он взял сверток и безжалостно разорвал его. Внутри лежала книга в твердом переплете – Жорж Санд «Консуэло».
Каспар посмотрел на нее.
– Фрау Мюллер никогда не могла запомнить… какие вкусовые предпочтения… у ее подчиненных, – пытаясь улыбнуться, проговорил он. – Ну, ничего. Подарю ее дочери. Она такое любит.
Томас скомкал упаковочную бумагу в круглый шарик, положив его на тумбочку вместе с толстой книгой, и осторожно сел на край кровати, недалеко от ног умирающего коллеги. Матрац под весом Томаса прогнулся, отчего отец Эрны снова скривился.
– Ты не мог бы чуть отсесть? Мне больно.
– О, извини. – Он приподнялся и отсел подальше. – Может, тебе сделать чаю?
– Нет, спасибо, Томми. Не нужно.
Настала тишина, но Томас поспешил развеять неловкое молчание:
– У тебя и правда очень красивая дочь, Каспар. Как же так вышло, что все это время ты так меня и не познакомил с ней?
– А что… ты уже глаз положил на мою Эрну?
– Ну, можно и так сказать. Она говорила, что ни с кем не встречалась уже два года. Не знаешь, почему?
– Был у нее один паренек. Она его очень любила. Они даже свадьбу планировали… но выяснилось, что Франк, так звали этого ублюдка… изменял ей. Разбил ей сердце… она до сих пор не может довериться мужчинам. И ко всему она у меня еще очень ранимая.
Каспар приподнял голову, чтобы лучше видеть лицо Томаса.
– Так что, если надумаешь… крутить с моей дочерью… будь осторожен. Если узнаю, что изменяешь… или обижаешь… из могилы поднимусь…
Бывший коллега рассмеялся, в то время как Каспар снова скривился и простонал.
– Очень болит?
Отец девушки кивнул.
Томас потянулся к портфелю на полу и достал оттуда какой-то пузырек с прозрачной жидкостью.
– Не могу больше смотреть, как ты мучаешься. Тебе бы сейчас проводить дни без боли, не думая о смерти, а не лежать вот так вот в кровати и ждать своего часа. Я тут прихватил с собой одно обезболивающее…
– Думаешь, оно способно полностью заглушить боль? – спросил Каспар.
– Я в этом уверен.
– Тогда коли.
– И ты даже не спросишь, что за препарат?
– Если ты в нем уверен, то коли. Мне хотя бы один день провести с дочкой, не корчась от боли.
Томас без лишних слов нашел в портфеле запакованный шприц, распечатал его, поставил иголку и проколол резиновую пробку флакона, предварительно убрав алюминиевую защиту. Несколько раз ударил пальцем по шприцу, чтобы вышел воздух, и наклонился к Каспару. Тот же отодвинул короткий рукав футболки, позволяя Томасу вколоть ему в тело непонятную жидкость. Резкое вхождение иглы – и препарат уже разливался по телу отца Эрны. Когда процедура закончилась, Томас нашел в сумке заранее приготовленный пакет, положил в него использованный шприц и вернул его и препарат в портфель.
– И когда подействует? – спросил Каспар, закрывая место укола.
– Думаю, через полчаса. Возможно, даже раньше. Это новая разработка, как раз для такой сильной боли, как при раке. Наш новый препарат.
Бывший коллега снова сел на край кровати. Только вот лицо его застыло в странном оскале. Как будто он чему-то безумно радовался, но изо всех сил пытался сдержать несуразную улыбку. Он посмотрел на Каспара, на его болезненно тонкие руки, а затем сказал:
– Ты ведь делаешь ей больно.
– Кому?
– Ты расстраиваешь дочь. Она себе места найти не может. Не может радоваться. Не может вести привычную жизнь. Как давно ты в таком состоянии? Больше двух месяцев?
– Около того…
– И ты никогда не думал себя освободить?
– Ты… имеешь в виду… убить себя?
– Например, убить, – уверенно произнес бывший коллега.
Каспар приоткрыл рот и смотрел прямо в глаза Томаса.
– Конечно, меня посещали такие мысли…
– И почему не сделал?
– Это странный вопрос… Томас.
– Что же в нем такого странного? Обычный вопрос. Ты был бы готов умереть ради Эрны?
Каспар ничего не ответил, лишь вглядывался в коллегу, не понимая, к чему весь этот странный разговор. Томас встал с кровати и подошел к изголовью. Он опустился на корточки и тихим голосом обратился к умирающему:
– Согласись, Каспар. Ты слаб. Тебе осталось жить не больше двух месяцев. Да что уж там, раз тебя подводит память и ты ослеп на один глаз – тебе осталось несколько недель, ну максимум месяц. И все это время Эрна должна нянчиться с тобой. Должна ждать, когда ее отец наконец откинет ноги.
По телу Каспара пробежала дрожь. Он хотел поднять руку, чтобы схватить за горло Томаса и поставить этого тридцатипятилетнего выскочку на место, но осознал, что руки стали тяжелыми и непослушными.
– Что ты мне вколол?
– Как что? Обезболивающее, Каспар. Я спасаю тебя. Избавляю от страданий. Ты еще за это спасибо сказать мне должен. Ты скоро заснешь и больше не будешь чувствовать боли. Станешь свободным! Разве не этого ты хотел последнее время – освободиться от мучений?! А за то, что я так любезно тебе помог, воспользуюсь твоей дочерью. Я смогу осуществить все свои планы, и мне не придется ждать, когда ее папаша сдохнет!
– Томас! Что ты не… сешь? Мюллер бы… ла права, ты стра… нный, – язык Каспара стал заплетаться.
Его глаза быстро бегали в испуге. Если бы он мог только подняться, а не лежать здесь жалким бревном…
– А рассказать тебе, какие у меня планы на Эрну? Ох, твоя дочь стала героиней моих фантазий!
Томас поправил одеяло, укрыв им грудь Каспара, которая из-за быстрых и коротких вдохов билась в ритм сердцу. Отец девушки выглядел напуганным и совершенно не понимающим смысла происходящего, а Томасу это, судя по выражению лица, определённо доставляло удовольствие.
– Впрочем… зачем тебе знать, – сказал Томас после короткой паузы. – Ты умрешь в неведении.
– То… то… я…
Каспар больше не мог говорить внятно. Язык не слушался, как будто опух, глаза становились тяжелыми. Его подташнивало, голова кружилась, а конечности онемели, словно их и вовсе не было.
Отец девушки медленно моргал, пытаясь противостоять подступающему сну, но ничего не получалось. Боль отступила, мышцы расслабились, и он погрузился во мрак.
Глава 7
Берлин, июль 2018 года
– Ты ничего не забыла? – спросила мама.
Эрна оглядела палату, дотронулась рукой до черной сумки на плече и ответила:
– Нет, мне и забывать-то нечего.
Женщины вышли из палаты и направились к лестнице. Они, не торопясь, спустились на первый этаж, оказавшись в просторном холле. Возле лифта собралась небольшая толпа. Кто-то сидел на железных трехместных скамейках, опустив голову в телефон, кто-то медленно бродил по холлу. Эрна с Юлией, не обронив ни слова, вышли на улицу, где их уже ждало такси. Девушка открыла заднюю дверь и, прежде чем расположиться в салоне кремового мерседеса, обернулась и посмотрела на высокое здание бисквитного цвета.
«Надеюсь, ко мне вернется память и не придется снова здесь появляться…» С этими мыслями она уселась в салон. Мама девушки тем временем уже успела обойти машину и разместиться на другой стороне сиденья. Она четко произнесла адрес и оперлась о спинку кресла, бросив в сторону дочери искрящийся радостью взгляд. Водитель, поворачивающий ключ зажигания, был длинноволосым брюнетом. Эрна подняла взгляд на зеркало заднего вида и увидела в нем отражение карих глаз таксиста, излучающие спокойствие и добродушие. На мгновение мир погрузился во мрак, и в зеркале девушка уже видела свои переполненные страхом глаза и вспышку яркого света. Холод разлился по телу… а вокруг снова все стало прежним. С замирающим сердцем, девушка следила, как мужчина выдавил в пол педаль сцепления, переключил передачу и машина выехала из владений больницы, направляясь по нужному адресу.
«Что это было? Короткое воспоминание?»
Разум Эрны воспроизвел фотографию девушки из новостей. Ее лицо никак не могло выйти из головы. Постоянно всплывало в памяти, назойливо крутясь, как балерина из музыкальной шкатулки. И почему она считала, что знает Амалию? Эрна отвела взгляд от окна.
– Мам.
– Что? – обернулась та.
– А ты, случайно, не знаешь девушку по имени Амалия Вейсе?
Мама сморщила лоб:
– Н-нет. А кто это?
– Да я сама не знаю. Видела вчера в новостях. Ее лицо мне показалось очень знакомым. Как будто я раньше знала ее.
– Хм… Я не помню девушку с таким именем. Да и мы же с тобой не общались…
– Это я уже поняла, – протянула дочь.
Ничего больше не сказав, она повернулась к окну. Как обычно, в вечернее время берлинские дороги были забиты. Такси медленно продвигалось в пробке. Пассажирки сидели молча и наблюдали за городом. Эрна как будто прилипла к стеклу. По тротуару передвигались прохожие разных национальностей, сливающиеся в единую массу. Такси остановилось на светофоре, и девушка заметила на пешеходной части необычного мужчину. Одетый в черный фрак, с высокой тростью в руках и цилиндром на голове, он притягивал к себе внимание. Глаза незнакомца скрывались за маленькими круглыми очками. Эрна провожала его взглядом, пока автомобиль не начал медленно набирать скорость.
Неожиданно ехавший по правой стороне минивэн подрезал такси, но их водителю удалось избежать аварии. От резкого торможения женщины чуть не ударились о передние сиденья. Таксист обругал нарушителя и несколько раз нажал на гудок, от звука которого у девушки перехватило дыхание. Она выглянула, чтобы посмотреть на виновника несостоявшегося происшествия, но минивэн уже успел отдалиться от такси.
Эрну бросило в холодный пот, сердце забилось быстрее. Она отчетливо вспомнила, как в нее врезался похожий автомобиль, как ее несколько раз перевернуло и выбросило с проезжей части. Девушка откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. В ее голове продолжали всплывать отрывки аварии.
– С тобой все хорошо? – обратилась к ней мама, нежно дотрагиваясь холодной рукой до колена девушки.
Эрна открыла глаза и повернулась к маме, не поднимая головы.
– Да, все хорошо. Просто дурно стало…
– Тебя укачивает?
– Нет… нет…
– А… хорошо. Потому что в детстве у нас с этим были постоянные проблемы.
– Ну да. Меня всегда укачивало, особенно если ехала на заднем сиденье, – ответила девушка.
– Да-а, – убрав руку с колена дочери, протянула мама. – В дальние поездки приходилось покупать таблетки против укачивания. Потом, правда, ты переросла. Но я подумала, может, после аварии что-то изменилось.
– Нет, просто голова разболелась.
Почему-то Эрне не хотелось делиться с ней нахлынувшими воспоминаниями. Девушка оглядела мать с ног до головы, задержав взгляд на поседевших волосах, аккуратно уложенных и зафиксированных, скорее всего, лаком. Каре безусловно ей шло. Дочь, не произнеся ни слова, отвернулась и уставилась на чистое летнее небо. Она чувствовала неприязнь к матери, особенно после трагедии, случившейся два года назад. Эрна не могла больше врать сама себе, она винила маму в происшедшем. Если бы та была тогда рядом – ничего бы не случилось. Однако мать никогда не интересовалась личной жизнью дочери, ни когда та выросла, ни в детстве. Эрне не доставало материнской любви и внимания. Она хотела быть понятой – а ее не слышали или учили жизни. Хотела свободы – а ее контролировали. Хотела сопереживаний – а получала только навязывание чужих ценностей. Видимо, мать считала, что все это и есть исполнение родительского долга.
Оставив мысли о матери и вспомнив смерть отца, Эрна еле сдержала слезы, которые моментально выступили и тут же подкатили комом к горлу. Возможно, отец был единственным близким для нее человеком. Девушка до сих пор помнила его смерть так ярко, как будто это случилось только вчера. Она помнила, как тяжело переживала его утрату и как неожиданно печально закончился тот день, который навсегда разделил ее жизнь на до и после. Единственное, чего не могла сейчас понять Эрна: почему, имея маму, возможно, друзей, которых она пока еще не помнит, и мужа, она чувствовала себя одинокой?
