Первые искры

Птицы с высоты могли бы увидеть общую картину слаженного труда. Одни таскали охапки сухой травы, складывая их в огромную, постоянно растущую кучу у края поляны. Другие стояли неподвижными силуэтами на скалах, всматриваясь в горизонт. В центре – трое готовили снаряжение для вылазки. Все племя работало как единый, сложный механизм, где каждая деталь была важна. Исчезло деление на сильных воинов и слабых собирателей. Была общая цель, общая работа и общая надежда.

Даже раненые, лежавшие в тени, были частью этого механизма. Те, кто мог сидеть, перебирали сухую траву, которую им приносили подростки, отбраковывая влажные стебли. Клык, чье плечо все еще было перевязано, учил одного из юнцов, как правильно держать дротик. Их стоны и боль никуда не делись, но теперь они были не звуками отчаяния, а фоном для общей, напряженной работы. Они были живым напоминанием о цене провала и о том, за что они борются.

Торк сидел в своей тени и наблюдал за этим. Он видел эту тихую, деловитую эффективность, эту осмысленную суету. И он понимал, что никогда не смог бы добиться такого. Его лидерство, основанное на реве и демонстрации силы, рождало страх и соревнование. Лидерство Зора, основанное на жестах и идеях, рождало сотрудничество. Эта мысль, простая и острая, как кремневый осколок, была самым болезненным из его открытий. Работающее, как часы, племя – живое доказательство того, что разум, рожденный из отчаяния, оказался сильнее самой могучей силы.

Глава 87: Ночь Диверсии

Тьма сгустилась, поглотив последние отсветы заката. Над скалами повис тонкий, острый серп луны, его призрачный свет едва пробивался сквозь ночную дымку, превращая знакомый мир в царство теней. В расщелине племя замерло в напряженном ожидании.

Зор поднял голову и посмотрел на луну. Она достигла заранее определенной точки над скалой. Он медленно обернулся к своей группе. Не было ни жеста, ни звука. Лишь долгий, тяжелый взгляд. Это был сигнал. Время пришло. Зор в последний раз проверил снаряжение своей маленькой группы. Тяжелые глиняные "огненные гнезда", набитые сухим трутом. Легкие, но прочные путы из лиан на поясе у Лии. Короткие дротики в руке у Грома. Все было готово.

Он подошел к Лие. Она только что отошла от своего спящего Малыша, которого оставила на попечение старой, беззубой самки. Лиа посмотрела на Зора, и в ее глазах, обычно полных тревоги, теперь не было страха. Лишь ледяная, почти пугающая материнская решимость. Они не обменивались жестами. Все уже было сказано за последние сутки. Зор коротко кивнул Грому и второму охотнику, который должен был прикрывать их отход. Четыре темные фигуры одна за другой бесшумно выскользнули из расщелины. Камера могла бы показать оставшееся племя – их лица, обращенные во тьму, тускло освещенные единственным костром. Каждый из них – от старика до подростка – в эту ночь был дозорным, вслушиваясь в каждый шорох, который несла ночь.

Они двинулись по ночной саванне. Лиа шла впереди, и тьма была ее стихией. Она не выбирала короткий путь, она выбирала тихий. Она вела их по песчаным ложбинам, где шаги были беззвучны, по участкам низкой травы, избегая каменистых россыпей и предательского хруста сухих веток. Их движение было не ходьбой, а почти танцем. Они пригибались, замирали, растворяясь в тени акаций, прислушиваясь к каждому звуку. Ночь была полна жизни – стрекот цикад, далекий ух совы, шорох змеи в траве, – но они научились отличать обычные шумы саванны от звуков настоящей опасности. Зор шел последним, постоянно останавливаясь и подбрасывая щепотку пыли, чтобы проверить ветер. Он дул ровно, сильно, прямо в сторону далеких холмов, за которыми скрывался враг. Условия были идеальными. Слишком идеальными. Зор чувствовал укол беспокойства. Он знал этот ветер. Он мог стихнуть в любой момент или сменить направление, и тогда их огненная стена превратилась бы в бесполезный костер или, что хуже, пошла бы в сторону, выдав их позицию. Его план был построен на знании, но держался на капризе природы. Он мог лишь надеяться, что его расчет окажется вернее слепой удачи.

Наконец они достигли цели. Перед ними расстилалась широкая полоса высокой, сухой, как кость, травы. Она тянулась огромным полукругом с наветренной стороны от долины, где обитали «Чужие». Отсюда они уже могли слышать далекий, приглушенный гул их лагеря и видеть слабые отсветы их огромного костра на низких облаках.

Их движения были быстрыми и на удивление точными в почти полной темноте. Днем, во время сбора топлива, Зор под видом простого собирателя прошел вдоль этого участка. Он не просто смотрел. Он оставлял метки: там – особым образом сложенный пучок травы, здесь – царапина на приметном валуне, чуть дальше – сломанная ветка на колючем кусте. Теперь им не нужно было гадать. Они двигались от одной заранее подготовленной точки к другой, точно зная, где должны лежать их "огненные гнезда".

Они осторожно извлекли тяжелые "огненные гнезда" из своих плетеных сумок и начали расставлять их на расстоянии нескольких шагов друг от друга вдоль всей стены сухостоя. Они не пытались охватить всю линию. Зор выбрал три ключевые точки в центре дуги, где трава была самой густой и сухой, а ветер дул сильнее всего. Они установили три "гнезда" относительно близко друг к другу, создавая концентрированный очаг. Зор посмотрел на луну. Она почти достигла той точки на небе, о которой он говорил. Время пришло.

Он подал знак. Лиа и Гром замерли в тени ближайшего куста, готовые в любой момент бежать. Зор присел на корточки у первого "гнезда". Он заслонил огниво своим телом, чтобы случайная вспышка не была видна издалека. Его сердце колотилось в горле так громко, что, казалось, его стук слышен по всей саванне. Он чиркнул раз. Другой. Осколок кремня соскользнул. Наконец, яркая, горячая искра попала точно в центр пропитанного жиром трута. Появилась тонкая, едва заметная струйка дыма, а затем – маленький, робкий, голубоватый язычок пламени.

Он не бежит к следующему "гнезду". Он помогает этому огню разгореться, осторожно поддувая на него. Лиа и Гром делают то же самое со своими "гнездами". Их задача – не зажечь много, а зажечь надежно.

Когда все три очага уверенно занялись, они отступили. Сначала это были лишь три ярких костра посреди ночи. Но сильный ночной ветер… тут же нашел их. Он раздул пламя, соединил три очага в один бушующий центр, а затем погнал его вширь и вперед. Огонь побежал по верхушкам сухой травы, как хищник по спинам стада. Маленькие огоньки слились в единый, ревущий фронт. Стена травы вспыхнула с оглушительным, сухим треском, словно проснулся древний, голодный бог. Вспыхнула не просто огнем, а ревом. Оглушительный, сухой треск, словно ломались кости самой земли, ударил по ушам. Вслед за ним их накрыла волна сухого, обжигающего жара, который заставил их отшатнуться еще дальше. Едкий, удушливый дым ударил в ноздри, заставляя давиться сухим кашлем и невольно слезиться глазам.

Огромный огненный вал, высотой в несколько человеческих ростов, с ревом понесся по саванне. Но стихия была капризна. Внезапный порыв бокового ветра швырнул стену пламени на несколько шагов влево, заставив их в панике отскочить назад, когда огонь мгновенно пожрал куст, за которым они только что прятались. На мгновение Зору показалось, что они сами сейчас окажутся в ловушке, отрезанные от пути к отступлению. Его сердце ухнуло вниз. Но основной ветер тут же выровнял фронт огня и снова погнал его вперед, на лагерь «Чужих». Они были на волосок от гибели, и этот момент ледяного ужаса напомнил им, что они не повелевают огнем, а лишь отчаянно пытаются направить его ярость.

Из вражеского лагеря донеслись новые звуки. Сначала – удивленные, гортанные крики. Затем – нарастающий рев паники и животного ужаса. Они не понимали, что происходит. Для них это была слепая, сверхъестественная ярость природы, огненный дух саванны, обрушившийся на них из темноты по неведомой причине.

Зор, Лиа и Гром, уже отбежавшие на безопасное расстояние, остановились на вершине холма и смотрели на дело своих рук. В их глазах не было триумфа. Лишь благоговейный ужас перед той могучей, разрушительной силой, которую они посмели разбудить и направить. План приведен в исполнение. Теперь начиналась вторая, еще более опасная часть – шаг в самое сердце хаоса.

Глава 88: Шёпот в Темноте

Огненный вал, исполнив свою задачу, унесся дальше в ночь, оставляя за собой черную, дымящуюся землю. Зор, Лиа и Гром стояли на вершине холма, и перед ними раскинулась сюрреалистическая, адская картина. С одной стороны саванна все еще полыхала, освещая горизонт зловещим, пульсирующим багрянцем. С другой – лагерь «Чужих», вырванный из темноты этим заревом, был погружен в полный хаос. Воздух дрожал от треска горящих деревьев на окраине долины, от рева обезумевших от страха врагов и от едкой, удушливой вони гари, которая першила в горле и заставляла слезиться глаза.

Зор сделал короткий, резкий жест. Пора.

Они начали спуск в долину. Но не с той стороны, где бушевал огонь, а с противоположной, неохраняемой, погруженной в глубокую, спасительную тень.

Их путь лежал по границе света и тьмы. Слева от них, за рекой мрака, полыхал ад, отбрасывая на скалы дикие, пляшущие тени. Справа была их союзница – ночь. Они передвигались короткими, быстрыми перебежками от одного большого валуна к другому, от одного колючего куста к следующему. Их движения, отточенные часами подготовки, были слаженны и почти беззвучны. Лиа, как ночной зверек, указывала путь, ее глаза, привыкшие к полумраку, видели каждую ямку, каждый предательский камень. Гром шел последним, его голова постоянно вращалась, уши ловили малейший подозрительный шорох. Зор был между ними – мозг операции, постоянно оценивающий меняющуюся обстановку.

Они видели силуэты «Чужих», мечущихся на фоне огня. Враги были полностью дезориентированы. Одни пытались тушить пламя, забивая его шкурами, другие просто бегали туда-сюда, издавая панические, гортанные крики. Все их внимание было приковано к огненной стене. Их тыл, их спина, была полностью открыта.

Наконец они достигли окраины лагеря. Это было самое опасное место. Они замерли, прячась за огромной кучей мусора – объедков, сломанных костей и гниющих остатков шкур, от которой несло невыносимой, тошнотворной вонью. В нескольких шагах от них, тяжело дыша, пробежал один из «Чужих». Его лицо в свете далекого пламени было искажено первобытным ужасом. Он не смотрел по сторонам, его единственной целью было убежать от огня. Он пронесся мимо, не заметив трех теней, которые на мгновение стали частью грязной, вонючей кучи. Они видели вблизи отвратительный беспорядок лагеря, небрежно брошенное оружие, куски недоеденного мяса, уже покрытые мухами. Все подтверждало их первые впечатления о дикости и беспечности врага.

Зор подал знак двигаться дальше, вглубь. Их логика была проста: пленника, как ценность или обузу, должны были держать где-то в центре, у главного костра, который сейчас был почти заброшен. Они скользили от тени одного неуклюжего заслона от ветра к другому – те были сделаны из кое-как набросанных друг на друга веток и старых, гниющих шкур.

Центр лагеря оказался на удивление пустым. Почти все «Чужие» сбежались к краю долины, чтобы бороться с огнем или просто в панике наблюдать за ним. Здесь, в сердце вражеского логова, царила жуткая, неестественная тишина, нарушаемая лишь далеким ревом и треском пламени. Они начали методично, шаг за шагом, осматривать темные углы, заглядывать за груды хлама. Сердце каждого стучало так громко, что, казалось, его стук должен был услышать весь мир. Где он? Что, если его здесь нет? Что, если его убили еще до пожара?

Зор жестом указал на группу шалашей у подножия скалы – логичное место. Но Лиа замерла. Она посмотрела в другую сторону, на самую темную, грязную и безнадежную часть лагеря – зловонную кучу мусора и гниющих шкур. Логика говорила, что там не может быть никого живого. Но что-то внутри, неясное и сильное, как тянущая боль, тянуло ее именно туда. Это было не знание, а чувство, слепой материнский инстинкт. Она коснулась руки Зора и указала в темноту. Он на мгновение заколебался, но во взгляде Лии была такая непреклонная уверенность, что он кивнул.

Она подползла вплотную и осторожно, кончиками пальцев, коснулась плеча неподвижной фигуры.

Силуэт судорожно вздрогнул и издал тихий, испуганный, похожий на писк стон. Он отпрянул, вжимаясь в стену, его глаза обезумели от ужаса. Он не видел в Лие спасительницу, он видел еще одну угрозу, еще одного мучителя, пришедшего из темноты.

Лиа замерла, убирая руку. Она не стала хватать его. Она медленно, очень медленно, поднесла ладонь к своему лицу и издала тихий, уникальный, щебечущий звук – тот самый, которым она подзывала своего Малыша. Звук, который Кай слышал тысячи раз с самого детства.

Мальчик на мгновение замер. Его дикий, животный страх столкнулся с чем-то глубоким, смутно знакомым. Звук пробился сквозь пелену ужаса, но лицо, которое он видел, все еще было лицом врага, пришедшего из темноты. Он не перестал дрожать, его глаза продолжали метаться по сторонам, ища путь к бегству. Он не доверял. Память о жестокости была сильнее памяти о нежности.

Лиа не двигалась. Она повторила звук еще раз, тише, мягче. Она не протягивала рук, не пыталась приблизиться. Она просто сидела и смотрела на него с той безграничной, терпеливой тревогой, которую он видел в ее глазах тысячи раз, когда падал или болел. И именно этот взгляд, а не звук, в конце концов пробился к нему. Он увидел не угрозу. Он увидел дом.

И тогда, сквозь пелену ужаса, пришло узнавание. Он медленно повернул голову. В полумраке, освещенном лишь далеким адским заревом, Лиа увидела два огромных, все еще полных страха, но уже осмысленных глаза и знакомые, хоть и исхудавшие и перепачканные, черты.

Они нашли его. Но самая трудная часть – выбраться отсюда живыми – еще только начиналась.

Глава 89: В Логове Врага

Узнавание, пробившееся сквозь пелену ужаса, не принесло Каю облегчения. Оно лишь сменило один страх на другой. Он смотрел на знакомое лицо Лии, на темные фигуры Зора и Грома за ее спиной, и его истощенное тело била неудержимая дрожь. Он попытался что-то сказать, позвать, но из его пересохшего горла вырвался лишь тихий, хриплый, похожий на предсмертный хрип кашель.

Лиа тут же приложила палец к своим губам, ее жест был резким и повелительным. Она быстро, но бережно осмотрела его. Кожа да кости, покрытые слоем грязи, запекшейся крови и свежими ссадинами. Его руки были стянуты за спиной грубыми, неровными путами из плохо обработанных сухожилий, которые не столько держали, сколько впивались в его худые запястья, превратив их в кровоточащие язвы. Он дрожал не от ночного холода, а от глубокого, внутреннего озноба – от шока и крайнего истощения. Зор и Гром беззвучно подползли ближе. Одного взгляда Зору было достаточно, чтобы понять: Кай не сможет бежать. Он едва ли сможет идти.

Началась быстрая, тихая, отточенная до автоматизма операция. Гром, не теряя ни секунды, достал из-за пояса не просто осколок, а свой лучший, самый острый кремневый нож – маленький, но с лезвием, отточенным до бритвенной остроты. Он не стал рубить. Прижав палец к натянутым путам из сухожилий, чтобы создать напряжение, он начал делать быстрые, пилящие движения. Сухие, жесткие волокна поддавались с трудом, с неприятным, скрежещущим звуком. Это заняло несколько драгоценных, бесконечных мгновений, прежде чем путы с сухим треском лопнули. Лиа тут же взяла освобожденные, безвольные руки мальчика, ее прикосновение было не только поддержкой, но и безмолвным приказом не издавать ни звука. Зор в это время, как хищник в засаде, контролировал обстановку, его взгляд сканировал тени вокруг. Далекие крики «Чужих» становились громче и злее. В них уже не было одной лишь паники. Появились нотки ярости и растерянности – они, похоже, начинали понимать, что огонь не был случайностью. Время утекало, как кровь из раны.

– Поднимай, – прошептал жест Зора.

Они попытались поставить Кая на ноги. Но как только его вес переместился на ступни, ноги подкосились, словно были сделаны не из костей, а из мокрой травы. Он беззвучно осел бы на землю, если бы Зор и Гром не подхватили его под руки. Долгие дни плена, голод и постоянный страх выпили из его мышц всю силу. Он не мог идти сам.

Им пришлось практически волочить его за собой. Их скорость резко упала. Но хаос был их союзником. "Чужие" не действовали сообща. Они были толпой, а не племенем. Одни, обезумев от страха, просто бежали прочь от огня, не глядя по сторонам. Другие, более агрессивные, сбивались в небольшие группы и с яростными криками бросались на пламя, пытаясь забить его шкурами, создавая еще больше суматохи. Их вожак ревел в центре, пытаясь навести порядок, но его никто не слушал. Каждый спасал себя сам.

Именно в этих коридорах паники, между мечущимися группами врагов, Зор и вел свой маленький отряд, используя мгновения, когда внимание всех было отвлечено.

Они пересекали небольшую поляну, освещенную далеким заревом. В этот момент несколько «Чужих», оставив бесполезную борьбу с огнем, возможно, в поисках воды или просто в панике, возвращались к главному костру. Возможно, их вожак, придя в себя от первого шока, послал их за оружием или проверить, все ли в порядке. Группа Зора рухнула в глубокую тень, отбрасываемую огромным валуном. Враги прошли всего в нескольких шагах от них. Они неслись быстро, не глядя по сторонам.

Но один из них, самый крупный, вдруг остановился. Он замер, как охотничий пес, и медленно повернул свою тяжелую голову, принюхиваясь. Его взгляд скользнул по тени, где затаились беглецы. Лиа почувствовала, как ее сердце перестало биться. Она видела его пустые, лишенные мысли глаза, которые, казалось, смотрят прямо на нее. Но в этот момент со стороны пожарища донесся новый, яростный рев, и «Чужой», словно очнувшись, отвлекся и поспешил к своим. Опасность на мгновение миновала, оставив после себя ледяной пот на спинах.

Зор понял, что медлить больше нельзя. Еще одна такая случайность – и им конец. Он принял решение. Он встретился взглядом с Громом.

Не было времени на сложные планы. Зор быстро указал на Кая, затем на выход, его жест был резким и однозначным: «Берем и уходим. Сейчас же».

Но в этот момент со стороны пожарища донеслись новые, яростные крики – крики не паники, а гнева. Их обнаружили. Гром посмотрел на медленно ковыляющую группу, на огни погони, которые начали собираться на холме. Он не колебался. Он ткнул себя пальцем в грудь, а затем резко указал в сторону, в каменистые россыпи, в противоположную от их пути отступления. Его взгляд говорил яснее любых слов: «Я отведу их».

Зор на секунду замер. Потерять Грома было невыносимо. Но он видел, что другого выхода нет. Это был их единственный шанс. Он коротко, с болью, которая свела ему челюсти, кивнул. «Да».

Гром кивнул, осторожно передал свою сторону Кая Лие и, взяв в руку короткий дротик, бесшумно растворился в тенях, уходя в другом направлении. Он стал приманкой, готовой отвлечь на себя погоню, если она начнется.

Зор и Лиа, теперь вдвоем, почти несли Кая между собой. Они больше не прятались. Они быстро, насколько это было возможно, спотыкаясь в темноте, двигались к спасительной границе лагеря.

Они переваливаются через последнюю грязную кучу мусора и погружаются в глубокую, спасительную ночь саванны. Они вырвались. Но за их спинами раздались новые, яростные крики – крики не паники, а гнева.

В центре вражеского лагеря один из «Чужих», возможно, посланный вожаком проверить пленника, добежал до грязного закутка за кучей шкур. Он замер, вглядываясь в пустоту. Место, где должен был лежать Кай, было пустым. На земле, в пыли, валялись перерезанные путы из сухожилий – ровный срез от острого кремня был очевиден. Это не был побег. Это было вторжение. Осознание ударило его, как удар копьем. Он запрокинул голову и издал пронзительный, яростный крик – крик не страха перед огнем, а бешенства от обнаруженной пропажи. Этот звук, как сигнал, прорезал общий шум. Другие «Чужие» услышали его и поняли. Их обманули. Их обокрали. Их унизили.

Глава 90: Побег

Как только они покинули освещенный заревом круг вражеского лагеря, тьма саванны сомкнулась вокруг них. Но она не принесла облегчения. Зор и Лиа почти бежали, спотыкаясь о невидимые корни и камни, таща между собой обмякшее, почти бесчувственное тело Кая. Каждый шаг давался с неимоверным трудом. Мышцы горели от напряжения, в легких не хватало воздуха. За их спинами яростные крики в лагере «Чужих» быстро сменялись с панических на гневные и организованные. Они слышали пронзительный, властный рев их вожака, который, наконец, сумел собрать вокруг себя отряд. Погоня началась.

Зор, тяжело дыша, на мгновение оглянулся. Сердце ухнуло вниз. На вершине холма, у края покинутого лагеря, один за другим вспыхнули огни. «Чужие» схватили горящие головни из своего костра и, как стая огненных демонов, начали прочесывать местность, спускаясь в долину. Пляшущие огни, словно глаза хищников, рыскали по земле, двигаясь по их следу. Преследователей было много, и они, свободные от ноши, были быстры. Зор понял с ужасающей ясностью: с Каем им не уйти. Их найдут в считанные минуты. Их хитрый план рухнет в самом конце, и они погибнут здесь, в нескольких полетах копья от спасения. Они были обречены.

В тот самый момент, когда надежда почти иссякла, из тени ближайшей акации беззвучно возникла третья фигура. Гром. Он не ушел далеко. Он следовал за ними, как тень, оценивая ситуацию. Он видел огни погони, видел, как медленно и неуклюже движется их маленькая группа. Он посмотрел на Зора, и в его глазах, привыкших смотреть в лицо смерти, не было страха. Лишь холодный, трезвый расчет.

Он не произнес ни звука. Одним быстрым движением он указал на себя. Затем – в сторону, в каменистые россыпи, в противоположную от их пути отступления. После этого он поднял с земли камень размером с кулак и с силой метнул его в заросли терновника вдалеке. Раздался громкий, трескучий шум. Его жест, его действие – это был целый план, родившийся в одно мгновение: "Я уведу их. Вы – бегите".

Зор на секунду заколебался. Потерять еще одного воина, самого быстрого и умного из охотников, было невыносимо. Но он видел, что другого выхода нет. Это был их единственный шанс. Он коротко, с болью, которая свела ему челюсти, кивнул.

Гром не стал ждать. Он набрал в грудь воздуха и издал громкий, вызывающий, полный боли крик – крик раненого, но не сломленного зверя. Огни на склоне тут же замерли, а затем, как один, изменили направление и устремились на звук. Погоня клюнула на приманку. Начинался смертельный танец.

Он не просто убегал. Он вел их. Его главной задачей было не столько сражаться, сколько выжить и отвлечь. Он не подставлялся под удары, а использовал каждую уловку, чтобы избежать их. Тем не менее, несколько раз он был на грани. Один раз, спасаясь от летящего копья, он рухнул на камни, и острый край глубоко распорол ему мышцу на бедре. В другой раз, продираясь сквозь терновник, он оставил на колючках клочья шерсти и кожи. Его тело превращалось в сеть из множества болезненных, но не смертельных ран, каждая из которых отнимала силы и замедляла его.

Позже, когда он уже начал выдыхаться, погоня снова настигла его в узкой лощине, заполненной остатками дыма от пожара. Он почти ничего не видел. Зная, что враги будут метать камни вслепую в любую движущуюся тень, он не побежал через центр. Он прижался к шершавой поверхности скалы, став на мгновение ее частью, и лишь когда услышал глухой удар камня о землю в нескольких шагах впереди, сделал отчаянный рывок. Он вырвался из лощины, тяжело дыша, его легкие горели от дыма и напряжения. Он понимал, что ведет смертельный танец, где каждый следующий шаг может стать последним. Но каждый его шаг, купленный опытом и инстинктом, давал драгоценное время тем, кто был у него за спиной.

Пока Гром вел за собой смерть, Зор и Лиа использовали драгоценные мгновения. Но нести Кая было нечеловечески тяжело. Сначала Зор взвалил его на спину, но через несколько сотен шагов его ноги подкосились, и он рухнул на колени, тяжело дыша. Лиа помогла ему подняться. Тогда они попробовали тащить ослабевшего мальчика вдвоем, но это было слишком медленно. Зор снова взвалил его на спину, используя кусок лианы как примитивную перевязь, чтобы хоть как-то распределить вес. Это была не героическая пробежка, а отчаянная, мучительная череда рывков, падений и коротких, судорожных передышек.

Они достигли знакомых холмов, когда силы были уже на исходе. Расщелина была совсем близко. Но Зор, сделав еще несколько шагов, снова упал, на этот раз окончательно. Он не мог больше идти. Лиа, сама едва стоявшая на ногах, попыталась его поднять, но тщетно. Они были на пределе. Именно это физическое бессилие, а не только тактический расчет, заставило их искать немедленное укрытие. Они нашли небольшую, скрытую от посторонних глаз ложбину, всего в нескольких сотнях шагов от дома. Там, прижавшись друг к другу для тепла и опустив обессиленного Кая на землю между собой, они замерли в тягостном ожидании рассвета. Они были так близко к дому, но все еще во враждебной тьме, вслушиваясь в каждый шорох и молясь, чтобы ночь поскорее закончилась.