Мандала распада

Sumrak

Мандала распада

Ученик Доржо

Пролог.

Мандала пепла

(22 июля 2025 года. АЭС «Анатолия», Турция)

Воздух гудел, как монастырский гонг, разбивая время на осколки. Артём стоял на коленях, вцепившись пальцами в трещину бетонного пола – она расходилась лучами, повторяя узор мандалы. Над головой кружил пепел. Не тот, что остаётся после костра, а тяжёлый, металлический, словно земля выдыхала ржавчину. «Прах Будды», – абсурдно мелькнуло в голове. Но Будда не умирал в свинцовом костюме, облучая всё в радиусе трёх километров.

– Гринев! – Голос Олега вырвался из громкоговорителя, смешавшись с треском короткого замыкания. – Ну что, просчитал все варианты? Или твой дар – тоже иллюзия?

Артём попытался вдохнуть, но воздух врезался в лёгкие осколками. На запястье болтались чётки – 107 бусин. Последнюю он отдал мальчику в Стамбуле, который рисовал спираль мелом. «Ты странный», – сказал ребёнок. Теперь мел смешался с пеплом.

Вспышка 1: Бурятия, 1998.

Доржо бросает горсть риса в огонь. «Каждое зёрнышко – жизнь, которую ты пытаешься спасти. Но огонь всё равно заберёт их». Двенадцатилетний Артём не понимает, что учитель говорит о нём самом.

Вспышка 2: Чита, 2016.

Ольга протягивает ему папку с УЗИ. На снимке – размытое пятно, похожее на спираль. «Ты хочешь, чтобы я его убила?» Он молчит, потому что уже видит, как это пятно превратится в мальчика с мелком.

Вспышка 3: Санкт-Петербург, 2018.

Елена целует его в губы, а на стене за её спиной тень рисует петлю Мебиуса. «Ты веришь в карму? Тогда считай меня своим возмездием».

– Ты не изменил будущее, – Олег говорил ровно, как диктор, объявляющий расписание поездов. – Ты его создал.

Артём поднял голову. Пепел над реактором сложился в мандалу с восемью спицами – Колесо Сансары. В его секторах мелькали лица:

– Доржо, стирающий песочную мандалу в дацане.

– Ольга, рвущая фото, где они смеются у Байкала.

– Сын, дорисовывающий спираль до центра земли.

– Это не карма… – Артём встал, сдирая с ладоней кожу о бетон. – Это выбор.

Громкоговоритель взорвался искрами. Где-то внизу, в активной зоне, завыли тепловыделяющие сборки. Артём сорвал с шеи чётки и бросил их в эпицентр. 107 бусин рассыпались, как зёрна риса из прошлого.

– Сансара замкнулась, – прошептал он, глядя, как пепельная мандала поглощает дату на стене: 22.07.2025.

Последней вспышкой мелькнул мальчик. Он стирал мел с асфальта, но спираль не исчезала – лишь углублялась, пока не стала дырой.

Артём засмеялся. Смеялся, пока взрывная волна не вплела его в мандалу.

Где-то на окраине Стамбула мальчик лет девяти с лицом, как у Ольги, дорисовывал спираль углём. Она вела к центру земли. Туда, где спал реактор.

Том 1: Песок Сансары (1998–2018)

Раздел 1. Ученик Доржо

Глава 1. Байкальский ветер

(Бурятия, июнь 1998 года)

Ветер срывал с волн Байкала брызги, пахнущие рыбой и древним льдом. Артём прищурился, пытаясь поймать взглядом чайку, но птица растворилась в слепящем мареве. Вместо неё он увидел Лиду – сестра стояла по колено в воде, подол платья раздувался, как белый лотос.

– Ты же простудишься! – крикнул он, но Лида только засмеялась, пнув ладонью воду.

– А ты как монах! – она скорчила рожицу, сложив руки в подражание молитвенной мудре. – «Ом мани падме хум», да?

За спиной Артёма хрустнул гравий. Он обернулся – на склоне холма стоял незнакомец в бордовом хитоне. Солнце билось в металлический диск у него на груди – мандалу с восемью спицами.

– Ветер сегодня злой, – сказал незнакомец, подходя. Его голос напоминал шорох высушенных трав. – Он сдувает с Байкала слёзы Унзулы. Знаешь такую легенду?

Лида выбежала на берег, мокрые волосы липли к щекам:

– Это про ту деву, что превратилась в чайку?

– Про ту, что пыталась остановить время. – Лама достал из складок одежды шелковый шарф и вытер Лиде лицо. – Садись, Артём. Дыши, как волна.

Артём не спрашивал, откуда незнакомец знает его имя. Камни под коленями казались теплыми, даже сквозь джинсы. Лама – он позже назовётся Доржо – положил ему на ладонь плоский камень с дырой посередине.

– Смотри в отверстие. Видишь, как дрожит воздух? Это не дрожь. Это время течёт между мирами.

Сквозь дыру в камне мир стал вязким, как смола. Артём вдруг почувствовал вкус бензина на языке. Перед глазами проплыли:

– Грузовик с треснувшим фартуком, кузов, затянутый брезентом. На брезенте – тень крыльев.

– Звон колокольчика, но не буддийского, а такого, что вешают на шею коровам.

– Лида, бегущая за обрывком ткани алого цвета. Её голос: «Артик, поймай!»

– Что ты видишь? – спросил Доржо, но Артём дернулся, выронив камень. Лида подняла его, приложила к глазам:

– Фи, ничего нет! Только лодка вон там.

– Лодка? – Артём вскочил. На горизонте действительно покачивалось рыбацкое судёнышко.

В юрте Доржо пахло дымом и сушёным тархуном. Лама разлил по пиалам солёный чай с молоком. Лида морщилась, но пила, а Артём смотрел на полку за его спиной. Среди статуэток бурханов стояла фотография: молодой Доржо в очках, на фоне реактора.

– Вы… физик? – вырвалось у Артёма.

– Был. Пока не понял, что атомы – те же мандалы. Взрываются, оставляя только песок.

Лида ткнула брата локтем:

– Спроси про грузовик!

– Какой грузовик? – Доржо поднял бровь.

Артём покраснел:

– Во время медитации…

– А, это. – Лама вытащил из жаровни уголёк, положил на Артёмову ладонь. – Больно?

– Нет.

– Потому что иллюзия. Грузовик – тоже.

По дороге домой Лида скакала по кочкам:

– А вдруг он колдун? Вот возьмёт и превратит нас в журавлей!

Артём молчал. В кармане лежал камень с дырой – Доржо разрешил оставить.

На повороте их обогнал грузовик. Тот самый – с треснувшим фартуком. Брезент на кузове колыхался, открывая краешек позолоченной статуи. Лида закричала:

– Смотри, Артик, Будда! Помаши ему!

Но Артём не махал. Он застыл, увидев в развевающемся брезенте форму крыльев – точь-в-точь как в видении.

Глава 2. Песок и время

(Бурятия, июль 1998 года)

Доржо разложил на полу дацана холщовый мешок, извлекая деревянные воронки и склянки с песком: охристым, кобальтовым, кроваво-красным. Лида тыкала пальцем в порошок:

– И всё? Просто сыпать, как в песочнице?

– Не сыпать, – поправил лама, – а отпускать. Каждая крупинка – миг, который нельзя удержать.

Он взял воронку, наполненную золотистым песком, и начал выводить спираль от центра будущей мандалы. Артём заметил, что руки Доржо дрожат, будто рисуют не по полу, а по воде.

– А если чихнуть? – фыркнула Лида. – Вся картинка разлетится!

– Так и должно быть, – ответил Доржо, не отрывая взгляда от узора. – Прекрасное не вечно. Вечно только небытие.

Когда очередь дошла до Артёма, Доржо вложил ему в ладонь воронку с чёрным песком.

– Дыши в такт волнам. Представь, что твоё дыхание – это ветер, несущий песок.

Первые крупинки посыпались рвано, образуя кляксы. Лида хихикала, катаясь по циновкам, но Артём внезапно ощутил странную тяжесть в пальцах. Песок будто тянуло вниз невидимым магнитом. Секунда – и узор стал идеальным: чёрные линии обтекали золотую спираль, как тени вокруг пламени.

– У тебя получается! – удивилась Лида. – Как будто ты это уже делал.

Артём молчал. Он чувствовал, куда упадёт следующая крупинка.

К полудню мандала расцвела: синие лепестки лотоса, алые свастики вечности, зелёные волны океана Сансары. Лида, наконец угомонившись, спала, прикорнув у двери.

– Почему у меня песок… медленнее? – выдохнул Артём, разглядывая свой чёрный узор. Рядом, на участке Доржо, песок струился, как вода.

Доржо замер, его пальцы непроизвольно сжали горсть песка. На секунду в его глазах отразились не волны Байкала, а свинцовые стены лаборатории, где когда-то трещал счётчик Гейгера.

– Уран распадается, как и всё в этом мире, – голос ламы стал глухим, будто доносился из-под толщи бетона. – Но его песок… он вечен. Как сансара.

Артём хотел спросить, что такое уран, но Доржо уже разрушал мандалу ребром ладони. Песчаные горы смешались в серую массу.

– Зачем? – ахнул Артём.

– Чтобы научиться не цепляться. – Доржо собрал песок в мешок. – Но ты, кажется, уже утаил крупицу.

Мальчик покраснел: в кармане зажата щепотка чёрного песка.

На обратном пути Лида прыгала через трещины в земле:

– Скукотища! Целый день рисовать, чтобы всё разрушить.

– Это не просто рисунок, – пробормотал Артём, сжимая песок в кулаке. – Там был… голос.

– Какой?

– Как колокольчик. Тот, что на шее у коровы.

Лида вдруг остановилась, широко раскрыв глаза:

– Странно. Мне сегодня снилось, что я бегу за звенящей коровой. А ты её догоняешь с сеткой для бабочек.

Артём вздрогнул. Точно такой же сон он видел во время медитации.

Ночью, разжав ладонь, он обнаружил, что чёрный песок слипся в крошечную мандалу – точь-в-точь как разрушенная. Только в центре красовалась дыра, словно кто-то вынул единственную важную крупицу.

Глава 3. Зёрна кармы

(Бурятия, август 1998 года)

Доржо развел костёр в яме, выложенной камнями с озера. Артём заметил, что камни расставлены в форме мандалы, знакомой по прошлым урокам.

– Дар – не щит, а меч, – Доржо бросил зёрна в огонь, и Артём почувствовал, как учащается пульс.

– Он просыпается только в бою – от страха, ярости, боли. Адреналин – его топливо.

Лида вертела в руках горсть риса, бросая зёрна в огонь:

– Смотри, как трещат! Точно попкорн!

– Это не игра, – строго сказал Доржо. – Каждое зерно – жизнь, за которую ты держишься. Брось его – отпусти карму.

Доржо бросил горсть зёрен в огонь. Дым закрутился в спираль, и внезапно Артём почувствовал, как время замедлилось.

– Радиация – это ножницы, рвущие ткань времени, – голос Доржо прозвучал отдалённо, будто из прошлого. – Каждая частица урана колеблется между бытием и распадом. Твой дар – видеть эти колебания.

Он взял руку Артёма, насыпал в ладонь рис. Зёрна были холодными, словно ледяная крупа.

– Теперь твоя очередь. Но предупреждаю: огонь покажет то, что скрыто.

Первый рисовый колосок упал в огонь. Дым завился сизым кольцом, и Артём услышал:

– «Стой! Не беги!» – чей-то крик, треск тормозов.

Он потянулся к дыму, но Доржо схватил его за запястье:

– Не всматривайся. Это ловушка для тех, кто хочет спасти всех.

Артём вырвался, бросил горсть риса. Пламя взметнулось, осветив в дыму:

– Грузовик с погнутым крылом.

– Алый шарф Лиды, зацепившийся за кузов.

– Своё собственное лицо, искажённое ужасом.

Лида хохотала, кидая зёрна:

– Гори, гори, моя звезда!

– Хватит! – Доржо резко задул костёр, обернув пламя в клубок тлеющей ткани. Лида ахнула:

– Испортил всё веселье!

– Веселье? – Лама впервые повысил голос. – Ты играешь с пеплом предков!

Артём, всё ещё дрожа, поднял обгоревшее зёрнышко. На нём проступил узор – микроскопическая свастика.

– Почему вы остановили меня? Я же почти увидел…

– Увидел бы смерть. Свою или чужую – неважно. – Доржо разбросал камни ногой, разрушая мандалу. – Спасти всех можно, только став дровами. Ты готов сгореть?

Артём увидел сквозь дым:

Доржо в защитном костюме, бегущего через коридоры АЭС. На экране за его спиной – цифры, взлетающие до небес. Крики коллег: «Реактор рвётся!». Потом тишина. Тела под свинцовыми плитами. Жена и дочь, которые умерли от лучевой болезни, пока он пытался «исправить» утечку.

– Я думал, наука спасёт их, – прошептал Доржо, стирая пепел риса. – Но сансара не прощает игр с её узором.

Лида, напуганная, прижалась к брату. В её волосах пахло гарью.

По дороге домой Артём нёс спящую Лиду на спине. Её дыхание обжигало шею, как отголосок костра.

– Почему он боится, что я увижу? – шептал он, глядя на звёзды. – Я же могу всё изменить…

В кармане звякнул камень с дыркой. Артём поднёс его к глазу, наведя на луну. В отверстии проплыло:

– Доржо, стоящий у реактора с фотоаппаратом.

– Олег (ещё молодой), берущий у него плёнку.

– Пламя, пожирающее рисовые поля.

Он опустил камень, но видение не исчезло – алый шарф Лиды мелькнул в кустах, будто зовя за собой.

Глава 4. Спираль судьбы

(Бурятия, сентябрь 1998 года)

Лида кружилась на краю дороги, её новый шарф – подарок Доржо – развевался, как крыло. Артём сидел на обочине, перебирая чётки.

– Артик, поймай! – Лида сорвала шарф и бросила в ветер. Алый шёлк зацепился за куст боярышника, и она побежала за ним, смеясь.

– Не беги к дороге! – крикнул Артём, но сестра уже мчалась, подпрыгивая через кочки.

Где-то вдали заурчал двигатель.

Сперва показалась тень – длинная и узкая, как чёрная змея. Потом из-за поворота вынырнул грузовик с треснувшим фартуком. Брезент на кузове трепетал, обнажая позолоченную руку статуи Будды.

– Лида! – Артём вскочил. Время замедлилось:

…зёрна риса из костра… голос Доржо: «Спасти всех – значит сжечь себя» …

Он рванул вперёд, но ноги будто увязли в смоле.

Лида наклонилась за шарфом. Грузовик заскрежетал тормозами.

Удар.

Тишина.

Артём упал на колени, не чувствуя камней. Шарф Лиды, теперь окровавленный, прибило ветром к его лицу.

Водитель выскочил из кабины, бормоча:

– Она выскочила, как заяц… клянусь, я не…

Но Артём не слышал. Он смотрел на грузовик: статуя Будды в кузове улыбалась, не тронутая хаосом.

Доржо пришёл с первыми воронами. Артём, всё ещё сжимающий шарф, закричал:

– Я же видел это! В дыму, в рисе, в камне! Почему ты не остановил?!

Лама поднял оброненную чётку. 107-я бусина была раздавлена колесом.

– Ты видел зёрна, Артём, но не урожай. Одно зерно – случай. Мешок – судьба.

Водитель грузовика упал на колени перед разбитой статуей Будды. Его пальцы впились в позолоченный обломок руки.

– Я же молился! – он тряс осколком, будто пытаясь встряхнуть небеса. – Вез её в дацан, как благословил лама!

Золотая пыль с руки статуи смешалась со слезами. Вера рассыпалась, как песок.

Ночью Артём пришёл к месту аварии. Фонарь выхватил из темноты:

– Осколки стекла, сверкающие, как кристаллы соли.

– Каплю крови на камне с дыркой – он так и не подарил его Лиде.

– След колеса, закрученный в спираль.

Он упал на землю, высыпав из кармана чёрный песок, который он оставил от своей первой мандалы. Ветер сразу же унёс крупинки, оставив только алый шарф, прижатый камнем.

Доржо нашёл его утром – мальчик чертил пальцем по пыли бесконечную спираль, в центре которой лежало раздавленное зерно.

Глава 5. Молитвенные флаги

(Бурятия, сентябрь 1998 года)

На холме у дацана трепетали сотни молитвенных флагов – синие, белые, красные, жёлтые, зелёные. Их шепот сливался с голосами монахов, читающих «Бардо Тхёдол». Артём стоял в стороне, сжимая в руке окровавленный шарф Лиды. Мать дернула его за рукав:

– Подойди к телу, сынок. Нужно попрощаться…

– Она не там! – вырвалось у Артёма. – Её душа не в этом… этом мешке с костями!

Доржо, возглавлявший обряд, обернулся. Его взгляд был тяжелее каменных ступ.

– Смерть – дверь, – сказал Доржо, указывая на флаги. – Эти ткани – не украшение. Они учат отпускать.

– Отпустить? – Артём засмеялся истерически. – Ты говорил, что всё можно изменить! Почему ты не изменил её смерть?

Лама протянул ему флаг с мантрой «Ом мани падме хум»:

– Повесь его для Лиды. Пусть ветер унесёт её страдания.

Артём швырнул флаг под ноги:

– Ветер уже унёс её. И мне плевать на ваши ритуалы!

Он побежал вниз по склону, давясь слезами. Внезапно время замедлилось:

…скрип дерева… треск верёвки… тень, падающая на землю…

Артём поднял голову. Высоченный флагшток с синими флагами качнулся, словно под ударом невидимого топора. У его подножия монах поправлял алтарные чаши.

– Не двигайся! – закричал Артём. Но монах не слышал.

Артём рванул вперёд, сбив монаха с ног. Флагшток рухнул, пронзив землю в сантиметре от его головы. Синие флаги захлопали, как пойманные птицы.

– Ты… ты как узнал? – монах задыхался, вытирая кровь с разбитой губы.

Доржо подошёл, глядя на Артёма с ледяной ясностью:

– Дар – не благословение. Это груз, который раздавит тебя, если будешь тащить в одиночку.

– Ты думаешь, случайно флаг упал сегодня? – Доржо впился ногтями в плечо Артёма. – 22 июля 1986-го я стоял у разрушенного реактора. Сансара – не время, это спираль. Ты повторишь мой путь.

– Представь пространство как ткань, – Доржо развешивал флаги, и ветер выстукивал ритм мантры. – Радиация – игла, которая рвёт её нити. Каждый распад атома создаёт микроскопическую чёрную дыру. Твой дар – видеть эти разрывы.

Он бросил щепотку чёрного песка в воздух. Зёрна зависли, словне время остановилось:

– Вблизи радиоактивных материалов часы идут иначе. Для тебя минута может стать вечностью… или наоборот.

Вечером Артём пришёл к месту падения флагштока. Вместо флагов теперь торчал обломок, похожий на клык. Он насыпал на ладонь чёрный песок из своей первой мандалы – тот самый, что замедлял время.

Песок струился неестественно медленно, образуя в воздухе:

– Дату «22.07.2025».

– Своё лицо, покрытое трещинами, как фарфоровая кукла.

– Руку Лиды, держащую алый шарф за горизонтом.

Он сжал песок в кулаке, но сквозь пальцы просочился дым – точь-в-точь как от ритуального костра.

Когда Доржо позвал его, Артём уже брел к реке, роняя по пути зёрна риса из кармана – одно за другим, будто отсчитывая секунды до следующей катастрофы.

Глава 6. Урок гнева

(Бурятия, октябрь 1998 года)

Доржо разбил глиняную чашку ударом посоха. Осколки, как осколки времени, разлетелись по полу дацана.

– Ты думаешь, спасение монаха – победа? – его голос резал, как лезвие. – Ты разорвал нить, даже не зная узла!

Артём, прижавшись к стене с манускриптами, крикнул:

– Я спас жизнь! А ты учил, что каждая бусина чёток – шанс на…

– Шанс осознать, а не изменить! – Доржо впервые коснулся его – схватил за плечо, оставив синяк в форме мандалы. – Ты играешь с ветром, но буря придёт за тобой. Не я, так карма сломает тебя.

Артём нёсся сквозь лиственницы, цепляясь за стволы, будто за ручки дверей в иные миры. Ветер свистел в ушах: «Ли-и-ида!» – то ли эхо, то ли голос сестры. Он упал у ручья, где они когда-то ловили головастиков, и достал камень с дыркой. Через отверстие увидел:

– Дацан, объятый пламенем.

– Доржо, рисующего песком мандалу в огне.

– Себя, стоящего над пеплом с лицом, покрытым трещинами, как фарфор.

«Нет!» – он швырнул камень в воду, но тот, ударившись о валун, отскочил обратно в руку.

В полночь Артём вернулся к месту ДТП. В кармане – щепотка чёрного песка. Он насыпал его на асфальт, создав мини-мандалу, и прошептал:

– Покажи её. Верни её.

Песок закрутился, образуя спираль. В центре возник силуэт Лиды. Она смеялась, протягивая алый шарф. Артём потянулся, но едва пальцы коснулись образа, песок вспыхнул синим пламенем. Вместо сестры перед ним догорало зёрнышко риса.

– Обман! – он разметал пепел ногами. – Я видел её!

Костер из сухих веток осветил его лицо, исцарапанное ветками. Артём бросил в огонь чётки Доржо – 107-я бусина уже была раздавлена.

– Верни её! – крикнул он в пламя. – Или возьми меня вместо неё!

В дыму возникла тень. Не Лида. Даже не Доржо. Это был он сам, но старший – с седыми висками и шрамом в форме спирали на шее.

– Ты станешь мной, – сказал двойник. – Если не остановишься.

Артём швырнул в костёр камень с дыркой. Взрыв искр ослепил его.

Он бил кулаком в стену дацана, пока костяшки не окровавились. Ничего. В ушах звенел голос Доржо: «Дар будил только адреналин – как спичка, что зажигается от трения».

Утром Доржо нашёл его спящим у порога дацана. В руке Артём сжимал пепел, смешанный с чёрным песком.

– Проснись, – лама вылил на него кувшин ледяной воды. – Ты видел?

– Видел, что стану тобой, – прошептал Артём.

– Хуже. Ты станешь тем, кто ломает мандалы, чтобы собрать их заново. – Доржо разжал его кулак, стряхнув пепел в ритуальную чашу. – Иди. Твой путь больше не мой.

Когда Артём уходил, ветер донёс до него обрывок молитвы – то ли Доржо, то ли его будущего „я“: „Ом мани падме хум… Ом мани…“ – но шестёрка слогов рассыпалась, как бусины с порванных чёток.

Глава 7. Побег

(Бурятия, ноябрь 1998 года)

Артём стоял перед школьным костром, куда бросил учебники. Пламя пожирало формулы и даты, превращая их в пепел с запахом горелой бумаги. Учительница кричала что-то о «потраченном будущем», но её голос сливался с треском горящих страниц. Он повернулся и пошёл прочь, даже не заметив, как огонь перекинулся на сухую траву. Ветер понёс дым в сторону дацана, будто маня Доржо.

Тайга встретила его хрустом льда под ногами и воем ветра в кронах кедров. Артём шёл без цели, пока не споткнулся о корягу, похожую на скрюченную руку. В кармане жгло – камень с дыркой, будто уголь. Сквозь отверстие он увидел:

– Лиду, сидящую на ветке сосны. Её ноги качались, не касаясь земли.

– Свой силуэт, бредущий по кругу, как пленник мандалы.

– Доржо, читающего молитву над пустой постелью.

«Я не вернусь», – прошептал Артём, но тайга ответила эхом: «Не-не-не…»

На третий день блужданий он нашёл замёрзший ручей. У ручья он наткнулся на молельный камень с выбитой свастикой. Рядом валялись обглоданные волками рёбра оленя.

– Жизнь кормит смерть, даже здесь, – прошептал он, вспоминая, как Доржо сжигал рисовые зёрна.

Лёд треснул под его весом, обнажив воду чёрную, как нефть. Артём зачерпнул горсть, но вместо отражения увидел Лиду.

– Ты не виноват, – сказала она, а её голос звенел, как лёд. – Грузовик, камень, рис.… это не ты выбрал.

– Тогда кто?! – закричал он, и образ задрожал.

– Тот, кто рисует мандалы из наших жизней. – Лида указала на его карман. – Спроси у камня.

Он вытащил камень, но сквозь дырку увидел только своё лицо – измождённое, с глазами, как у волка.

Артём, бродя по тайге, увидел в просвете между деревьями грузовик с брезентом. На брезенте колыхались тени, словно крылья гигантской птицы. Внезапно вспомнился голос Доржо:

– Однажды птица спросила у камня: «Почему ты не летишь?». Камень ответил: «Мои крылья – это память. Они тяжелее неба».

Грузовик исчез, но в ушах Артёма зазвучал звон колокольчика с шеи Лидиной коровы. Он понял: это не транспорт, а вестник. Он везёт не груз, а невыплаканные слёзы.

Доржо нашёл его у слияния двух рек. Артём сидел на камне, бросая щепки в водоворот, где сталкивались течения.

– Карма – не цепь, – сказал лама, указывая на реку. – Это река. Ты можешь плыть по течению или выбрать берег. Даже утонуть.

– А если берега – иллюзия? – Артём показал на противоположный склон, где между деревьями мелькнул алый шарф.

– Тогда создай свой берег. – Доржо бросил в воду горсть риса. Зёрна поплыли, образуя спираль. – Но знай: каждый выбор – тоже зерно. Рано или поздно взойдёт.

Перед уходом Артём заглянул в полынью. На дне, подо льдом, лежала статуя Будды с грузовика – та самая, что улыбалась в день смерти Лиды. Её лицо было его лицом.

– Ты видел? – обернулся он к Доржо, но лама исчез. На снегу остались лишь следы, ведущие в обе стороны реки.

Артём пошёл против течения, не зная, что через двадцать семь лет эта же река вынесет к его ногам чётки с гравировкой „22.07.2025“.