скачать книгу бесплатно
– Н-нет, – я пожал плечами, хотя в последние два месяца у меня трижды случались сильнейшие, до темноты в глазах, мигрени. Я списывал это на свои хождения без шапки в мороз.
– Значит, это не за горами, – продолжал Вовка. – Ужасные боли, но, слава богу, кратковременные. Самая продолжительная у меня была семь минут. Это случилось как раз во время построения на плацу. Я чуть в обморок не упал – настолько сильно меня скрутило. Такое ощущение, что у меня из головы росло дерево и ветвями ломало череп. Хорошо, что друзья меня подхватили, а то бы я точно грохнулся. Поэтому, когда у тебя начнётся что-то подобное, скажи мне, я помогу.
– Хорошо, – согласился я. В то, что головные боли могут указывать на какую-то особенность происхождения, я, конечно, не поверил.
– Второй симптом – мелкие пророчества, как я их называю. Когда ты сначала за несколько секунд, потом за несколько минут, а потом и часов знаешь, что именно случится. Поначалу меня это забавляло, но потом умение крепло, и я начал использовать это в своих целях. Играл в карты на деньги. Я в точности знал, какая карта кому придёт, поэтому повышал ставки или вовремя выходил из игры.
Со мной такого точно не случалось. Разве что я пару раз угадывал, какой билет мне достанется на экзаменах.
– Это так ты научился читать мысли? – спросил я, и мне показалось, что брови брата дрогнули. Он явно не ожидал такого вопроса.
– Нет, это умение я освоил недавно, – смущённо признался он. – И не всегда ещё получается.
– То есть ты можешь влезть в голову к любому человеку?
– Теоретически – да, но делаю это очень редко. То, о чём думают люди, между нами говоря, или скучно, или довольно мерзко.
– А ко мне зачем влез?
– Хотел знать, не обидел ли тебя. Больше не буду так делать, обещаю.
– Ладно.
Разговор расклеился. Эти неловкости в общении меня тяготили. Я боялся, что за восемь лет мы стали настолько чужими, что нам уже никогда не избавиться от долгих пауз и мучительного подбора темы для разговора.
– Если хочешь, можешь принять душ, – Вовка взялся мыть посуду.
Душ был прекрасным способом избежать неловкости, поэтому я воспользовался этим спасением.
Дневник
Я ворочался уже больше часа. Мне не спалось на новом месте. Не хватало привычной возни в комнате, а звуки, доносящиеся из соседних квартир, будоражили. Где-то плакал младенец, на улице то и дело срабатывала сигнализация у чьей-то машины, а в промежутках между её воем лаяла собака. Я ворочался с боку на бок, отбиваясь от мыслей про детдом. Я ненавидел его восемь лет, и вот сейчас, отдалившись на несколько сотен километров, я ощущал тоску по нему. Хватились ли меня? Если да, то кто первым заметил моё отсутствие? Какие версии возникли у директора? Думает ли он, что меня похитили, или уверен, что я сам дал дёру?
Время перевалило за час ночи, а у меня сна не было ни в одном глазу. В детдоме от бессонницы помогал кусочек хлеба, припрятанный с ужина. В первый год сиротства я вообще плохо спал, но сжевав хлеб, я ощущал во рту его кисловато-мучной привкус, напоминавший мне деревню и бабушку, чувствовал, как на меня нисходит покой, и только после этого погружался в сон. Сейчас я тоже решил немного перекусить, чтобы снять состояние тревожности. Например, выпить кофе. Этот напиток действовал на меня не так, как на остальных людей. Даже после маленькой чашечки меня клонило в такой сон, с которым я едва мог бороться. Правда, я не знал, есть ли у Вовки кофе.
Проходя мимо комнаты брата, я заглянул в неё через приоткрытую дверь. Я не знал, спит ли он, но мне очень хотелось, чтобы не спал: я отчаянно нуждался в компании в свою первую ночь в незнакомой обстановке.
Вовка стоял, глядя в окно, в той же напряжённой позе, как тогда, у леса, когда я переодевался в джипе. Только сейчас от лица Вовки на стекло падал розоватый свет, будто брат держал в зубах фонарик. Я замер, вглядываясь в его силуэт, пытаясь понять, что с ним происходит.
– Мне надо отлучиться, но я боюсь оставлять тебя, – тихо произнёс Вовка, и голос его показался мне необычно глубоким и низким.
– Мне не пять лет.
– Именно поэтому ты можешь сбежать.
Отсвет на окне погас, и Вовка медленно обернулся.
– Не могу уснуть на новом месте, – признался я.
– Это моя вина, прости. Я разведывал обстановку, и это взбудоражило тебя.
– У тебя есть кофе?
– Есть. Но если тебе не спится, можешь пойти со мной на охоту…
От этого предложения внутри меня что-то дрогнуло, и я ощутил явный раскол. Одна часть меня затрепетала в радостном предвкушении, другая замерла от страха.
– На кого ты будешь охотиться? – поинтересовался я.
– Увидишь.
Я колебался. Конечно, охота, как и любое другое общее дело, могла помочь нам с братом сблизиться, но в этот раз страх победил любопытство.
– Нет, Вов, я не пойду.
– Как скажешь, – он пожал плечами. – Я вернусь быстро.
– Мне придётся освежевать тушку и приготовить её завтра на обед? – пошутил я, и брат, к моему удовольствию, рассмеялся.
– Хоть это и прозвучит глупо, но ты лучше не выходи из квартиры, – он хлопнул меня по плечу, быстро обулся, накинул куртку и стремительно вышел за дверь.
Я прижался к ней ухом, слушая, как удаляются шаги по лестнице. Я для верности подождал ещё минут пять, а потом бросился в комнату брата: меня распирало от любопытства, даже руки подрагивали. Я включил свет и огляделся. Моё внимание сразу привлёк пластиковый книжный шкаф – с обшарпанными углами и отошедшей кое-где обивкой. Верхние две трети занимали прогнувшиеся под тяжестью книг полки. Я бегло прошёлся взглядом по корешкам книг.
Складывалось впечатление, что библиотеку собирали несколько разных человек. Здесь была и классика (я заметил Жюля Верна, Бальзака, Гофмана, Купера), их разбавляли представители мистической литературы – По и Лавкрафт. Кроме того, я насчитал штук десять романов в стиле фэнтези, столько же детективов Чейза, учебник по физике Фейнмана, самоучитель по кунг-фу, энциклопедию огнестрельного оружия, эзотерические книги, несколько потрёпанных журналов «Юный техник» восьмидесятых годов и, что меня привело в искреннее недоумение, три толстых сборника сказок народов мира.
Исследовав полки, я присел на корточки и распахнул дверцы шкафа, занимающего нижнюю треть. От увиденного у меня быстрее забилось сердце: тут располагалась целая кладовая настоящих сокровищ, о которых мечтает каждый мальчишка.
Первое, что я заприметил, – меч в ножнах. Пока я не взял его в руки, я был уверен, что это муляж или игрушка. Но стоило мне приподнять его над коробками, на которых он лежал, я сразу понял, что имею дело с настоящим боевым оружием. Я аккуратно достал его, вынул из ножен. Сталь отразила свет лампы, и я буквально всем своим существом ощутил опасность данного предмета. Затаив дыхание я рассматривал его несколько минут.
Меч был скромный и изысканный одновременно: обычная чёрная рукоять с простым навершием, украшенным витиеватой буквой В. Позже я узнал, что брат ставит этот вензель на все свои изделия – как клеймо мастера. Перекрестье оружия было прямым, но имело на концах мыски, направленные в сторону лезвия. В центре гарды красовался узор – сплетение металлических нитей, напоминавшее морду дракона. Такие же нити, переплетённые в форме гибких тел с массивными головами, расходились от середины перекрестья к мыскам. Гарду с клинком скрепляла выпуклая и продолговатая капля, словно бы стекающая с лезвия к рукояти.
Сам клинок заслуживал отдельного описания. В верхней части его полотна с каждой стороны имелось по выступу. Мне почему-то представилось, что они выполняют роль стопперов и не дают клинку проникнуть глубоко в тело. От этих мысков начинался дол, а сталь вокруг него была украшена узорами из тёмного серебра. Приглядевшись, я понял, что это не просто узор, а какие-то письмена, может, даже заклинания, написанные на не известном мне языке.
Я осторожно прикоснулся к острию, и на коже тут же выступила кровь: заточен меч был, как хирургический скальпель. Сунув порезанный палец в рот, я убрал оружие и продолжил поиски.
На этот раз мой взгляд упал на не менее притягательный, но столь же опасный предмет – пистолет. Это был девятимиллиметровый «Стечкин». В оружии я разбирался слабо, но когда мне было двенадцать, в наш детдом привезли гуманитарную помощь, собранную по всему району, – одежду, игрушки, книги, предметы гигиены. В этих книгах помимо сказок, замшелых советских романов и букварей я отыскал энциклопедию Александра Жука «Револьверы и пистолеты ХХ века» и проглотил её за три вечера. К сожалению, больше возможности пополнить свои знания у меня не было, но те, что имелись, позволяли мне по достоинству оценить оружие брата. Помня, как наказал меня за любопытство меч, я с ещё большей осторожностью вынул «Стечкин» и сжал его рукоятку. Увесистый и холодный, он рождал страшное чувство неотвратимости смерти. Мне ужасно хотелось выстрелить. И не просто в пустоту ради звука и отдачи, а по мишени – по движущейся мишени. Хотелось увидеть, как поразит её пуля. Хотелось насладиться своей властью над чужой жизнью. Эти ощущения испугали меня, и я поспешил убрать оружие на место, чтобы перейти к менее воинственным вещам.
Возвращая «Стечкина» в шкаф, я заприметил рядом с ним пухлый блокнот, у которого вместо переплёта были три толстых кольца. Я открыл его и понял, что нашёл то, что искал.
Первые страницы были посвящены расследованию смерти Вовкиного отца. Сюда брат записывал вопросы, возникающие в ходе расследования, ответы на них фигурантов дела, различные собственные версии и факты. Одна из страниц сверху донизу была исписана фамилиями и телефонами сослуживцев Сергея Ермоленко, напротив которых стояли различные пометки. Например, «уволен», «на пенсии», «бизнесмен». Меня больше всего заинтересовала пометка «жесть!!!» возле фамилии старшего лейтенанта Здоряги. Расследование смерти инспектора ГАИ плавно перетекло в дело об автокатастрофе, в которой погибли мой отец и мама. Я запоем читал эту запись, надеясь отыскать в ней указания на то, что мама жива. Однако Вовка писал про какие-то знаки, про ухудшение психического состояния Сергея Тартанова, про несостыковки в версии следствия.
Стоит отдать брату должное: он проделал трудоёмкую и кропотливую работу. Он не только не ленился встречаться и разговаривать с каждым, кто мог пролить хоть какой-то свет на произошедшее, но и подробно всё описывал. Такое ощущение, что он носил с собой диктофон, а потом расшифровывал запись, делая пометки о том, как говорил человек, с какой интонацией и как себя вёл во время разговора. Я всё ждал, когда же он сведёт воедино все возникшие у него и его собеседников версии и, как в детективе, напишет, кто убийца, но Вовку что-то отвлекло от развязки. Среди записей о расследовании стали появляться заметки, явно выделяющиеся из общей канвы. «Встретиться с Горынычем» – было написано чёрной пастой, а рядом синей и печатными буквами приписано: «5 т.р. втор.» Видимо, Горыныч обещал оказать какую-то услугу за пять тысяч рублей, которые надо было принести во вторник. На следующей странице я опять увидел такую же запись: «Горыныч воскр. за будкой». Ещё через лист – «Шу тел. у Горыныча» и приписано зелёной пастой: «Одеться!!!»
Теперь я уже читал о расследовании вполглаза: меня больше волновали эти хаотичные пометки. Только из них одних можно было составить вполне себе детективную историю.
«Шу. Ключи, деньги, брасл. Суб. 22:40»
«Двуглавый в городе»
«Заточка для охоты. От Горыныча пятн.»
«Двуглавый свил гнездо»
«Срочно найти Шу!!!»
«Элебет. Два дня»
«Камни на лечение Кота»
«Охота с Шу сред. Заклинание!»
«Убить бона, кот. ранил Кота»
«Двуглавый на месте»
Я понимал, что Шу, Горыныч и Кот – это друзья Вовки. Было так же очевидно, что двуглавый (кстати, это слово брат всегда писал со строчной буквы) – это какой-то авторитетный и уважаемый парень. Правда, ни о ком, кроме него, брат не сообщал личных подробностей. Все перемещения этого авторитета удостаивались отдельной записи, а вот о том, что какой-то бон ранил Кота и тому требуется лечение, я узнал между прочим, мимоходом. Ну и соответственно, камни, которые надо было достать брату – это драгоценности для взятки врачу. Наверное, чтобы тот не сообщал о раненом в полицию.
К слову сказать, когда на страницах дневника стала закручиваться история с Шу, Котом и двуглавым, брат перестал писать о расследовании, так и не вынеся заключительный вердикт. Теперь дневник состоял из схем с описанием странных существ, целые абзацы текста были написаны какими-то иероглифами. Я бегло просматривал их, отыскивая заметки про таинственных друзей брата, пока не наткнулся на три слова. Они были написаны крупными печатными буквами, каждый элемент из которых был несколько раз обведён ручкой, поэтому не заметить данное послание было невозможно. К сожалению, никакой смысловой нагрузки эта фраза не несла, просто набор букв.
Знаки на теле
Проснулся я от того, что кто-то тронул меня за ногу. Я открыл глаза и увидел Вовку, который укрывал меня пледом. Сам я лежал на полу, рядом валялся открытый дневник. Я не помнил, как это случилось, но сейчас осознал, что отрубился во время чтения, и брат застал меня за моим шпионским занятием. Мне стало ужасно стыдно. Я сел, лихорадочно придумывая оправдание.
– Извини, я старался не разбудить тебя, – вздохнул Вовка.
– Слушай, я… мне ужасно неудобно, что я…
– Не оправдывайся. Все моё – твоё. Конечно, кроме этого, – брат задрал левый рукав и продемонстрировал свой браслет. – Можешь читать и смотреть всё, до чего сумеешь добраться. Тем более этот дневник я писал для тебя.
Я не знал, что сказать. Брат протянул мне руку, помог встать, а потом поднял с пола блокнот.
– Я сам виноват. Надо было сразу отдать его тебе. Только предупредить о ловушках.
– Каких ловушках?
– Заклинаниях. Дневник мог попасть в чужие руки, поэтому я расположил на его страницах заклинания-ловушки. Они написаны крупным шрифтом и бросаются в глаза, как только перевернёшь страницу. Человеческий глаз так устроен: невольно улавливает то, что выделяется из общей массы. Ты и уснул потому, что прочитал заклинание сна. Люди от этого заклинания спят до тех пор, пока их не разбудят. Хороший способ ловить воров.
Я смутился ещё больше, и Вовка понял, что его слова вызвали не тот эффект, на который он рассчитывал, и поспешил исправиться:
– У меня раньше оно на стене было написано напротив двери. И ещё одна скрытая ловушка была в этой комнате. Растяжка, как на минном поле. Вор заходит, задевает её ногой, но ничего не взрывается, конечно. Просто сзади него с шорохом разворачивается плакат, на котором написано то же заклинание. Вор невольно оборачивается на звук, читает слова и засыпает на месте. Но я убрал всё перед твоим приездом.
– Хитро придумано, – я кивнул на блокнот.
– Там есть ещё заклинание забывчивости: человек забывает всё, что было с момента точки отсчёта. Есть и заклинание гипноза. Прочитав его, человек начинает выполнять всё, что написано далее.
– Смотрю, ты неплохо подстраховался.
– Если бы ещё эти страховки работали на сто процентов, – Вовка подбросил тетрадь на руке и положил её на стол. – Человек может пролистнуть страницу с заклинанием, может защититься от него тайным знаком. Дневник может попасть в руки существа, на которого не действует заклятье. Поэтому я важные вещи писал на других языках. Есть надежда, что читающий ими не владеет.
– Я точно не владею.
– Я тебе расскажу, что там написано. Если ты захочешь это знать.
– Для начала расскажи, кто такие Горыныч, Шу и двуглавый.
– О! – Вовка расплылся в улыбке. – К Горынычу мы с тобой поедем на следующей неделе. С Шу ты познакомишься в апреле: раньше просто нет смысла везти тебя. Насчёт двуглавого не знаю. Пока он не изъявил желания встречаться с тобой, и поэтому я вряд ли имею право рассказывать тебе о нём.
– Понятно. Ты поохотился?
– По мне не видно?
Я окинул брата взглядом. Выглядел он посвежевшим.
– Если у тебя есть какие-то вопросы по записям – задавай, – Вовка сел на свою кровать.
– Ты не закончил расследование.
– Закончил, просто не стал писать его результаты. Во-первых, потому, что сам долго не мог принять это. Во-вторых, глаза на произошедшее мне раскрыл Горыныч, и я много времени потратил на то, чтобы опровергнуть его теорию. Но получилось, что я её доказал. В-третьих, результаты показались мне очень личными, и если бы дневник попал в чужие руки, это могло бы сыграть против меня. Ну и в-четвёртых, к тому времени я набрал столько новой и порой противоречивой информации, что она требовала немедленной систематизации. Это показалось мне наиболее важным, и я бросил описывать расследование.
– Так чем всё закончилось в итоге?
– Самоубийством. Во время перестрелки у моего отца случился выброс адреналина, и внутренние барьеры не выдержали. Сослуживцы рассказывали, что он просто взял и вышел из укрытия, как ребёнок, которому надоела игра. Думаю, он в этот момент просто отчаянно хотел, чтобы всё закончилось. И всё закончилось.
Я молчал, опустив глаза. Какие-то реплики вертелись у меня в голове – возражение и сочувствие, но я не произнёс ни звука. Я вдруг отчётливо представил, что именно чувствовал Сергей Ермоленко в тот момент, когда шагнул под пули. Это чувство показалось мне знакомым, хотя я никогда не ощущал явного желания покончить с собой. Но именно это внезапное понимание поступков незнакомого мне человека и удержало меня от дальнейших расспросов. Просто я почувствовал: Вовка прав.
Его, наверное, удивила моя покладистость, потому что он прервал молчание:
– С твоим отцом было так же. Я не знаю, что сыграло роль капли, переполнившей чашу, но он…
– Слушай, разве можно легковой машиной пробить ограждение моста? – перебил я брата.
– В том месте – да. Мост был старый, железо проржавело. И если бы удар пришёлся по касательной, то есть если бы твой отец врезался в заграждение по ходу движения, возможно, они с мамой остались бы живы. Но он вырулил на встречку и протаранил ограду почти влобовую.
От сказанного мне стало дурно. Конечно, я в общих чертах знал причину гибели родителей, но новые детали добавили ей некоторой фатальности.
Видя, какое тяжёлое впечатление на меня произвёл рассказ, Вовка погладил меня по плечу и бодро произнёс:
– Ты так и не выпил кофе. Хочешь, я сделаю?
– Тогда уж полноценный завтрак! – слабо улыбнулся я.
– Будет исполнено! – Вовка двинулся на кухню, но я удержал его за руку:
– Доверь это профессионалу.
Скажу честно, к приготовлению завтрака я приступал с тяжёлым сердцем. Меня не покидало давящее чувство, рождённое паникой и неясным страхом. Что же такого ужасного происходило в нашей семье, что свело с ума наших отцов? Ведь и Сергей Ермоленко, и Сергей Тартанов были парнями с крепкой психикой. Тем не менее не выдержали оба. Может быть, им угрожали? Может, их планомерно сводили с ума? Но кто? Мама? Или сторонники той организации, от которой она скрывалась? И если эти люди добрались до самой беглянки, то зачем тогда было убивать её мужей первыми? Может, всё не так, как пытается показать Вовка? Может, мама не сбегала ниоткуда, а продолжала работу. Просто мужья – первый быстро, а второй через длительное время – раскрывали её. И тогда она их просто устраняла. Например, давала какой-нибудь яд или наркотик, который расшатывал психику человека. И у того не оставалось выхода – только покончить с собой, чтобы прекратить это мучение.
Такие мысли одолевали меня, когда я начал готовить завтрак. Но постепенно тревога испарилась, словно работа вытеснила всё то, что не имело никакого отношения к кулинарному искусству. И скоро я уже забыл о своих страшных домыслах, полностью погрузившись в процесс.
