скачать книгу бесплатно
– Пойдем, проверять будем! Есть у меня, афэ, – проговорил Али и начал раздеваться.
Под его черкеской оказалась древняя кольчуга тончайшей работы. Ольга, было вошедшая в горницу, выскочила обратно от этого зрелища раздевающегося при ней чужого мужчины.
Али в одной нательной рубахе вышел к крыльцу и приладил на сноп соломы свою кольчугу. За его спиной стояли Кравченко, Биля и Яков, который еще не до конца проснулся и иногда потирал рукой глаза. Чуть поодаль держалась Ольга, скрестив руки на груди.
На плече у кольчуги был виден недавний разрыв от револьверной пули Били. Он был заделан кольцами новой грубоватой работы.
– Не жаль кольчугу-то? – спросил Биля.
– Не жаль, хотя этот афэ двести лет в моем роду. А эта шашка работы знаменитого Айдемира, – ответил Али.
Он взял клинок из рук Били, оставил ему ножны, подошел к кольчуге, потом сделал от нее шаг назад. Черкес прикрыл глаза, выровнял дыхание, завел левую руку за спину и ударил так быстро, что человеческому глазу было почти невозможно уловить это движение. На кольчуге развалилась полоса прорубленных колец.
Биля и Кравченко оценили этот удар, но не подали вида.
Али подошел к Биле, взял шашку за клинок у рукояти, передал ее ему и почтительно произнёс:
– Я прошу твоей дружбы!
Биля обернулся к жене.
– Оля, неси молоко.
В небольшую крынку с молоком упала серебряная монета. Али взял посудину огромной ладонью, выпил из нее половину и передал Биле. Тот допил молоко до конца, выложил на ладонь монету, бережно обтер ее о рукав и положил в карман.
Яков и Кравченко, стоявшие сейчас рядом с Билей, воспринимали происходящее по-разному. Яков – восторженно, а Кравченко – весьма и весьма скептически.
– Пусть не ржавеет наше братство, как это серебро! – произнес Биля слова кунацкой клятвы.
Али прошел в горницу, снял со стены свои вещи, вынес их во двор, передал хозяину дома бурку и заявил:
– Брат мой будет всегда доволен Али!
Уже сидя в седле, черкес бережно вложил в кобуру револьвер.
Пистолет, вынутый из нее, он протянул Якову и сказал:
– Возьми, юный хеджрет!
Сын посмотрел на отца, тот кивнул.
Парень с радостью взял оружие и заявил:
– Нечем мне отдариться, дядя Али.
– Дядю нашел! – пробурчал Кравченко.
– Много еще возьмешь добычи воин, сможешь дарить! – с улыбкой проговорил черкес.
В открытые ворота на рысях въехал Чиж. К его коню был привязан второй, в узде, отделанной серебром, с дорогим оружием в седельных сумках.
– Здравствуйте, станичники! – сказал он, соскочил на землю и отвязал от луки своего седла повод второго коня. – Вот возьми, отдай отцу Маликат. Конь ничуть не хуже того. Оружие все цело. Пусть крови не ищет. Девке скажи, кланяюсь ей, – проговорил Чиж и передал повод Али.
– Хорошо, – сказал тот, обернулся и привязал повод к луке своего седла.
Закончив с этим, черкес выпрямился, поклонился еще раз Биле и Ольге.
– Да даст тебе Аллах все, чего ждёшь! Сын ваш да будет невредим!
Али было тронул коня, но Биля остановил его вопросом:
– А скажи нам, мил человек, с чего же ты так хорошо по-русски говоришь?
– Я аталык, – ответил Али, дал повод коню и выехал со двора.
– Что он сказал? – спросил Яков.
– Он атылык, приёмыш – откликнулся Кравченко. – Такой обычай у них, детей до седьмого года в приемные семьи отдавать. Нашим тоже, казакам. Знать бы еще, к кому он попал.
– Может, и узнаем, – сказал Биля.
– Да ты этого кунака больше и не увидишь. Он револьвер схватил и айда! По кому он теперь ещё палить из него станет? Азия одна…
– Значит, и у его отца были кунаки среди наших.
Али степенно удалялся и тихо пел какую-то песню. В это время вдали показался верховой, несущийся галопом. Черкес завидел его и тут же пустил коня рысью. Пластуны заметили этот маневр и переглянулись.
Биля приложил ладонь к глазам и посмотрел в сторону всадника, который летел к хутору.
– Это Петр Прасолов, – сказал он.
– Догнать басурманина? – спросил Кравченко.
Биля отрицательно покачал головой.
Через минуту всадник осадил коня на дворе у Били.
– Здорово дневали, станичники! Яков Григорьевич, война с туркой объявлена! Велено собираться всем не в очередь по куреням.
Лицо Якова расцвело радостью.
– А ты что засиял? Обратно в училище собирайся. Рано тебе воевать, – осадил его отец.
– Честь имею, побегу дале! На Машкин хутор дорога-то как, просохла? – спросил Прасолов.
– Можешь. Бери только поближе к паланку.
Петр сорвался с места и выскочил за ворота.
– Была у меня думка новый цветничок разбить. А сеять теперя как без меня будут? Это одно горе, а не сев, ежели без хозяйского глазу, – со вздохом проговорил Кравченко.
– Жениться тебе надо, Коля. По-нашему делу без хозяйки нельзя. Все на ней.
– Знаешь ведь, Григорий, что мне жениться не можно, – сурово ответил Кравченко, отвернулся и пошел в сторону коновязи.
Чиж и Биля с сочувствием посмотрели ему вслед, а лицо Ольги дрогнуло от внутренней боли.
Биля ударил кулаком по столу так, что вздрогнул телескоп, стоявший на полке в шкафу.
– А я сказал в Екатеринодар, в училище!
– Воля ваша, батя, а только я оттуда утеку!
– Я с тебя шкуру спущу! Собирайся, чтоб завтра поутру я тебя тут не видел! Мать! Собирай этого Анику-воина! – крикнул Биля в открытую дверь.
– Утеку я!
– Слова отцовского ослушаешься?!
– Нет такой власти, чтобы пластуну помешать встать за Россию!
– Врага бить теперь тоже с умом надо! Если хочешь истинно России послужить, то науки учи военные. Нынче все боевое дело переворачивается! Не последняя это сшибка, на твой век будет. И хватит разговоры разговаривать!
На другой день Яков, снаряженный по-дорожному, понуро стоял около своего коня. Две больших седельных сумки были перекинуты через его круп. Из чехла выглядывала винтовка. Яков был опоясан шашкой, за спиной у него в полотняном чехле находился пистолет, подаренный Али.
Ольга надела сыну на шею образок Евстафия Плакиды на витой серебряной цепочке. На ее глаза навернулись слезы.
– Полноте, мамаша! Не на войну я.
У своего коня, тоже снаряженного в долгий путь, стоял и Биля.
Он обнял жену и сказал.
– Будет тебе, мать. На тебя дом остается. Доля казачки такая, мужей, братов да сынов с войны ждать.
– Разве только казачки? Она бабья, русская. Храни вас Христос! – ответила Ольга, перекрестила сначала мужа, потом сына и крепко поцеловала их в губы.
Биля и Яков давно уже ехали рядом по дороге, а она все ещё стояла одна посреди двора.
У большой дорожной развилки всадники остановились.
– Здесь мне – направо, а тебе – налево, – сказал отец.
В ответ на это сын ничего не сказал.
– Ну и молчи, коли охота, – заявил Биля и направил коня направо по большой дороге.
Если бы Яков видел лицо отца и вообще был бы способен понимать его чувства, то понял бы, что не так хотел бы тот проститься с ним.
4
Дувр, Англия
На небольшой лужайке среди розовых кустов скрещивались сабли. Девушка в юбке с высокой талией, в корсете, нагруднике и фехтовальной маске теснила джентльмена, державшегося напротив нее. На дорожке среди роз показалась мать Генри Ньюкомба. Это была высокая, рыхлая женщина с лицом, покрытым глубокими морщинами, но еще сохранявшим следы былой привлекательности.
Девушка сделала мастерский выпад, и кончик ее сабли ударил джентльмена в грудь.
– Туше! – торжествующе прокричала она и сдернула маску.
Это была Кэтрин.
Ее противник тоже снял маску, под которой скрывались длинные седые висячие усы. Это был мистер Крэш, учитель фехтования и преданный камердинер мисс Кортни.
Кэтрин увидела гостью и весело заговорила с ней:
– Здравствуйте, миссис Ньюкомб! Очень рада вас видеть! Подождите, пожалуйста, меня в гостиной, я сейчас! Мистер Крэш, кажется, я победила!
– Скоро мне будет нечему учить вас, мисс Кортни! Вы хоть сейчас можете отправляться в Крым, – склонив голову, с улыбкой ответил ей Крэш.
– Нет. Я туда не собираюсь!
В амбразуре окна заливались в клетке канарейки.
Миссис Ньюкомб сидела за столиком рядом с камином и рассматривала иллюстрированные издания. На рисунке, помещенном в одном из них, бравые британские солдаты в красных мундирах штыками загоняли в тайгу толстого медведя с короной на голове. На другой картинке кровожадные русские варвары целились в доблестных английских моряков, подплывающих к берегу с белым флагом.
В гостиную вошла Кэтрин, взяла с подоконника птичий корм и бросила его в клетку.
– Эти русские – настоящие дикари! – возмущенно проговорила миссис Ньюкомб. – Стрелять в парламентера, это ни на что не похоже! Кстати, где находится эта Одесса? Эти московиты совсем потеряли совесть. Впрочем, ее никогда у них и не было! Разве можно сравнить русских дикарей и этих удивительных, симпатичных турок с их богатой и древней культурой!
– Миссис Ньюкомб, эта война нужна нам. Газетчики хорошо делают свое дело. Однако по поводу турок, я, пожалуй, не в таком восторге. Мне не нравятся гаремы.
– Мисс Кортни, разве можно в приличном обществе произносить такие слова? Хорошо, что мы с вами одни!
– Однако это явление существует. Что же здесь сделают слова?
– Я уже ничего не понимаю. Генри мне пишет что-то про какие-то ракеты, уверяет меня в том, что мы скоро разбогатеем. Он что-то нашел на этом своем ужасном Кавказе.
– Да, тоже невольничьи деньги.
– Ах, я была бы рада уже любым! – понизив голос, быстро проговорила миссис Ньюкомб. – Того, что присылает мне Генри, совершенно недостаточно! Я уже должна зеленщику, просто не представляю, как мне быть. Если бы Генри знал, что я вам это говорю, то он никогда не простил бы меня. Но что же делать. Мы очень высокого рода и слишком бедны для того, чтобы дешево занять деньги. Идти к ростовщикам невозможно!
Кэтрин подошла к секретеру, открыла его, взяла небольшой сафьяновый кошелек, села рядом с миссис Ньюкомб и вложила его ей в руку.
– Вот, возьмите пока! – сказала девушка. – Скоро Генри вернется с победой. Эта война принесет ему заслуженную славу! Я уверена в нем!
– Ах, спасибо вам! Скорей бы он вернулся! Мы сыграли бы славную свадьбу!
Кэтрин мечтательно посмотрела в окно.
