Увидеть свет. Роман

Она послушала Артемия. Поэтому, как бы ни хотелось ей вступить в спор с Катей, она подавила в себе этот порыв.

Но остаток пути она злилась на то, что Катя, словно не имея сердца, может так просто ранить и унизить человека, даже не понимая, сколько боли она причиняет своими бессердечными словами. Ей было больно ещё и от того, что Артемий, похоже, как будто привык к подобным комментариям, к тому, что его осуждают за его бедность и за его внешний вид. Но, собравшись с мыслями, она вспомнила старую поговорку: «Придорожная пыль неба не коптит», и слова Кати перестали казаться такими важными.

Вика, словно негласно давая понять Кате, чтобы та замолчала, нагнулась к нему и, с нежностью, поцеловала в щёку, а потом, как бы ища защиты, положила голову ему на плечо.

– Знаешь что? – сказала она ему, её голос был полон тепла и любви.

Он, словно улавливая её настроение, переплел свои пальцы с пальцами её руки и, с нежностью, сжал их.

– Что? – спросил он, и в его голосе чувствовалась забота.

– Ты для меня самый лучший на свете человек, – сказала она, глядя ему в глаза, и в её голосе было столько любви, что она сама от этого растрогалась.

Она почувствовала, что он тихо рассмеялся, и сама, невольно, улыбнулась, потому что ей нравился его смех.

– По сравнению с кем? – спросил он, словно дразня её.

– По сравнению со всеми, – ответила она, без всяких сомнений.

Он поцеловал её в макушку, от его поцелуя её тело наполнилось нежностью. После этого он произнёс:

– Ты тоже для меня лучше всех, Вика. Ты самая лучшая, – его слова звучали, словно клятва верности.

Когда автобус подъехал к нужной остановке, они, как будто два любящих голубка, шли по проходу взявшись за руки, он впереди, Вика за ним, словно она пряталась за его спиной от всех невзгод этого мира. Поэтому он не видел, как она развернулась и, в отместку за оскорбление Артемия, пихнула Катю, которая заслужила такой пинок, так как выражение её лица не оставляло ей выбора.

Когда они подошли к её квартире, Артемий, словно хозяин дома, взял ключ из её руки и, ловким движением, открыл дверь. Ей было немного странно видеть, насколько уверенно и комфортно он почувствовал себя в её доме, как будто он был его частью. Когда они вошли, и он, так же уверенно, закрыл дверь на задвижку, Вика, по привычке, попыталась включить свет в прихожей, но лампочка не загорелась. Электричества не было. Артемий, как будто это был его дом, с любопытством, осмотрел электрический счётчик, с которым, к её удивлению, всё оказалось в полном порядке. Телевизионное шоу на сегодня отменялось, но Вика не слишком расстроилась, потому что они всегда находили чем себя занять, главное, что они были вместе. Им было просто хорошо вдвоём, а всё, что было вокруг, казалось неважным, и они с легкостью приспосабливались к любым обстоятельствам, пока были вместе.

– Плита у вас электрическая или газовая? – спросил Артемий, словно собирался что-то сотворить, и Вика, несколько сбитая с толку его вопросом, ответила:

– Газовая, – с любопытством наблюдая за ним. Он, словно находясь у себя дома, сбросил обувь и, как будто чувствуя себя на кухне, как рыба в воде, уверенно направился туда.

– Я собираюсь кое-что для тебя приготовить, – сказал Артемий, и от его слов у неё забилось сердце от предвкушения.

– Ты умеешь готовить? – спросила она, с нескрываемым удивлением.

Он, как будто не слыша её вопроса, открыл холодильник и начал, не спеша, перебирать продукты, словно выбирая ингредиенты для волшебного зелья.

– Да. Я люблю готовить, а потом пробовать то, что получилось. Но больше, пожалуй, я люблю что-то мастерить и ремонтировать, так же, как ты любишь рисовать, – Артемий, словно фокусник, вынул какие-то продукты из холодильника и поставил на плиту сковородку. Вика, не сводя с него глаз, прислонилась к рабочему столу и, затаив дыхание, наблюдала за ним, словно завороженная. Он даже не заглядывал в рецепт, просто наливал и выкладывал что-то в миски, а потом всё перемешивал, не пользуясь мерной ложкой. Она никогда не видела, чтобы её отец хоть что-то делал на кухне, словно эта территория была для него запретной. Она была уверена, что большинство мужчин были на него в этом похожи, и даже не мечтала о том, что встретит мужчину, который умеет готовить. Но, увидев, как Артемий хозяйничает на кухне, она поняла, что ошибалась, и все её стереотипы разрушились, как карточный домик.

– Что ты готовишь? – спросила она его, и, словно маленькая девочка, подтянулась и уселась на рабочий стол, чтобы быть ближе к нему.

– Оладьи, – ответил Артемий, словно совершая магию, подошёл к ней с миской в руке и окунул в смесь ложку. Он, словно предлагая попробовать кусочек счастья, поднёс ложку к её губам. Тесто для оладий – это её слабость, и такого вкусного теста Вика никогда не пробовала, словно его готовил искусный кулинар.

– Супер, – оценила она, облизывая губы, и в её глазах отражалось наслаждение.

Он поставил миску рядом с ней, нагнулся и поцеловал её. Тесто для оладий и губы Артемия – это было как кусочек рая, подумала она. Из неё вырвался легкий стон, едва слышный, но красноречиво, давая понять Артемию, как ей нравится это сочетание. Он рассмеялся, но не прервал поцелуя. Смех смешивался с нежностью его губ, и это совершенно растопило её сердце. Счастливый Артемий был просто идеален, он сводил её с ума в самом хорошем смысле этого слова. Вике хотелось больше узнать о мире, который нравился Артемию, и, по-своему, она хотела подарить ему этот мир.

Когда он целовал её, она задумалась о любви. У неё никогда раньше не было такого близкого друга, такого понимающего и заботливого, и поэтому ей было не с чем сравнить свои чувства. На самом деле, до Артемия она никогда не хотела иметь никаких серьезных отношений с парнями. В её семье она видела отвратительное отношение отца к матери, и это сформировало в ней глубокую неприязнь к мужчинам и недоверие к ним.

Временами она спрашивала себя, сможет ли вообще когда-нибудь довериться парню, забыть об ужасных примерах из прошлого. По большей части она ненавидела мужчин, видя в них лишь отражение своего отца. Но то время, которое она провела с Артемием, изменило её. Конечно, они были не так давно знакомы, но он казался исключением из всех правил, которые она создала для себя. Он заслуживал доверия, и она это чувствовала.

Он закончил целовать её и снова взял миску. Он отошёл к плите, и, словно опытный повар, начал ложкой выкладывать тесто для оладий на раскалённую сковороду, создавая золотистые кружочки, которые обещали стать вкуснейшим блюдом.

– Хочешь узнать секрет приготовления пышных и вкусных оладий? – спросил Артемий, словно делясь самым сокровенным знанием, и в его глазах горел огонек вдохновения.

Она не была уверена, что её сильно интересовало приготовление пищи, потому что до этого момента она никогда этим не увлекалась, но Артемию каким-то образом удалось пробудить в ней желание узнать всё то, что знал он, и, словно завороженная, она ждала продолжения его рассказа. Возможно, всё дело было в том, каким счастливым он выглядел, когда говорил об этом, словно он раскрывал тайны вселенной.

– Первый секрет пышности оладий: кефир должен быть теплым или комнатной температуры, но ни в коем случае не холодным, иначе оладьи не поднимутся, – принялся объяснять Артемий, с ловкостью переворачивая первую порцию оладий на сковороде. – Готовое тесто ни в коем случае не перемешиваем, чтобы не разрушить его воздушность. Аккуратно выкладываем тесто ложкой на раскаленную сковороду с растительным маслом. Жарим до румяности под крышкой, чтобы они пропеклись изнутри. – Он достал тарелку и, как будто заботясь о ней, разложил на неё бумажные салфетки. – Готовые оладьи выкладываем на бумажные салфетки, чтобы впитался лишний жир, и они не были слишком жирными. – Он закончил свою речь, и в его голосе звучала гордость за своё мастерство.

Артемий, словно подавая ей плод своих трудов, выложил первую порцию золотистых оладий на тарелку с салфетками, подошёл к ней, и, с нежной улыбкой, оперся о столешницу по обе стороны от неё, как будто она была сокровищем, которое он оберегал. Электричество включили как раз в тот момент, когда он, нежно, потянул вниз воротник её рубашки. Он, словно следуя невидимому зову, снова поцеловал то место ниже затылка, которое любил целовать больше всего, и медленно, словно рисуя узор, провел руками по её спине, и её тело отозвалось на его прикосновения. Вика постоянно чувствовала его губы на своей шее, даже тогда, когда его не было рядом, словно невидимая печать любви, которая оставалась на ней.

Пока пеклись оладьи, и Артемий, с нежной улыбкой, собирался поцеловать её в губы, они вдруг услышали, что кто-то настойчиво звонит в дверь, словно нарушая их идиллию. Вика, быстро спрыгнув со стола, лихорадочно оглядывала кухню, словно пытаясь скрыть следы их пребывания. Артемий, почувствовав её тревогу, взял её лицо в ладони и заставил посмотреть на него, словно хотел сказать, что всё в порядке.

– Присмотри за оладьями. Закончишь печь сама, – он, с нежностью, прижался к её губам, словно запоминая их вкус, потом отпустил её и поспешно прошёл в гостиную, чтобы взять свой рюкзак. Он, словно призрак, исчез через балкон как раз в ту минуту, когда Вика, не до конца придя в себя, открыла дверь. На пороге, с угрюмым видом, стоял её отец.

Она, стараясь выглядеть как обычно, пошла на кухню и стала собирать со стола остатки ингредиентов для оладий. Следом за ней на кухню вошёл отец, и его взгляд, словно сканер, пробежался по всему помещению. Он посмотрел по сторонам, и его взгляд зацепился за сковороду на плите и тарелку с золотистыми оладьями.

– Ты готовишь? – спросил он её, и в его голосе звучало удивление.

Вика, с учащенным сердцебиением, кивнула, потому что её сердце билось с бешеной силой, и она боялась, что отец услышит дрожь в её голосе, если она ответит. С минуту она, замерев на месте, оттирала место на столешнице, которое было идеально чистым, словно пытаясь отвлечься от страха. Потом, откашлявшись, и, стараясь говорить спокойно, сказала:

– Это оладьи.

Отец, не обращая на неё внимания, подошёл к холодильнику и достал бутылку пива.

– Электричества не было, – добавила она, стараясь объяснить всю ситуацию. – Мне стало скучно, поэтому я решила испечь оладьи, пока не дадут свет. – Она старалась, чтобы её слова звучали правдиво.

Отец сел у стола и следующие десять минут расспрашивал её о школе и о том, собирается ли она учиться в колледже. Временами, Вика видела намёк на то, какими могут быть нормальные отношения с отцом. Они просто сидели с ним за столом, обсуждали колледжи, старшую школу и выбор профессии. Хотя, по большому счёту, она ненавидела своего отца, но ей очень хотелось, чтобы таких моментов с ним было больше. Если бы только он мог всегда быть таким, как в эти моменты, то всё было бы совершенно иначе. От его неправильного поведения страдали они с матерью.

Вика всё делала так, как сказал Артемий. После того, как закончила печь, она взяла тарелку и протянула её отцу. Ей было противно, что она так мило ведёт себя с ним. У неё было такое чувство, будто отец не заслужил этих оладий.

– Очень вкусно, – оценил отец. – Просто замечательно.

Она выдавила из себя «спасибо», хотя не одна она их пекла. Но и об этом Вика ему сказать не могла. Отец съел несколько оладий.

– Оставим немного для мамы, – сказала она, – и немного я отложу в школу на завтра. – Дождавшись, пока оладьи остынут, она положила их в пластиковый контейнер и отнесла к себе в комнату. Она даже не хотела пробовать их без Артемия, поэтому дождалась, пока он придёт поздно ночью.

– Тебе следовало бы попробовать их горячими, со сметаной или вареньем, – сказал Артемий. – В этот момент они самые вкусные.

– Мне не хотелось есть их без тебя, – ответила она. Вика принесла из кухни чай и варенье. Они сидели на кровати, прислонившись спинами к стене, и пили чай с этими бесподобными оладьями. Она сказала Артемию, что оладьи получились просто замечательные. Но не стала говорить, что это лучшие оладьи из тех, что ей доводилось пробовать. Ей не хотелось раздувать его самомнение, ей больше нравилось то, как скромно он себя ведёт.

Она попыталась взять ещё, но Артемий отодвинул от неё контейнер с оладьями и закрыл его крышкой.

– Если съешь слишком много, тебя начнёт тошнить, и моя стряпня перестанет тебе нравиться.

Вика рассмеялась:

– Это невозможно.

Артемий допил чай и встал, повернувшись лицом к кровати.

– Я кое-что сделал для тебя. – Он сунул руку в карман.

– Уже интересно. И что же это?

Он улыбнулся и покачал головой, потом вытянул вперед кулак. Вика протянула ладонь, и он уронил туда что-то твёрдое. Это был маленький деревянный цветочек размером в пару дюймов, вырезанный из дерева.

Она провела по цветочку большим пальцами, пытаясь улыбаться не слишком широко. Это не был не до конца распустившийся цветок, и он выглядел как бутон, готовый распуститься. Его лепестки были неровными сам он был необычный.

– Ты это сделал? – спросила она, глядя на него снизу вверх.

Он кивнул:

– Я вырезал его старым канцелярским ножом, который нашёл в коробках на чердаке.

Лепестки цветка слегка размыкались, как будто готовые раскрыться, оставляя небольшое углубление в верхней части. Вика не знала, что сказать. Она почувствовала, как он сел рядом с ней на кровать, но никак не могла отвести взгляд от цветочка, чтобы поблагодарить его.

– Я вырезал его из ветки, – шепотом объяснил Артемий, – ветки того самого дерева у дороги.

Вика даже подумать не могла, что этот скромный дар понравится ей до такой степени. Хотя, возможно, её чувства были не к подарку, а к Артемию. Она сжала цветок в ладони, нагнулась к Артемию и поцеловала его с такой силой, что он упал на кровать. Она забросила на него ногу и оседлала его. Артемий схватил её за талию и улыбнулся.

– Я вырежу для тебя целый дом из этого дерева, если такой будет награда, – прошептал он.

Вика рассмеялась:

– Тебе пора перестать быть таким идеальным. Я и так ценю тебя больше всех остальных людей, но ситуация становится несправедливой по отношению к остальным, потому что с тобой никто никогда не сравнится.

Его рука легла ей на затылок, он уложил Вику на спину, а сам оказался сверху.

– Значит, мой план работает, и каждая бабочка ищет свой цветок. – сказал Артемий перед тем, как снова поцеловать её.

Пока они целовались, она крепко сжимала в руке цветок, желая верить, что это был обычный, ничем не примечательный подарок, просто так, для неё. Но в глубине души она боялась, что это был прощальный подарок, что Артемий дарил ей это на память перед своим отъездом в Москву, и что этот поцелуй, этот идеальный день, – это всего лишь предвестник скорого расставания.

Вика не хотела помнить Артемия, она хотела видеть и ощущать его рядом постоянно. Она считала, что если кого-то вспоминаешь, значит, этот человек перестал быть частью твоей жизни, а она не хотела, чтобы Артемий исчезал из её мира.

Она не хотела, чтобы он уезжал в Москву. Ей было больно от мысли о разлуке, но она понимала, что это эгоизм с её стороны. Он не мог продолжать жить на чердаке, у него должны быть иные перспективы, и она должна уважать это. Она не могла понять, чего боялась больше: увидеть, как он уезжает, или эгоистично умолять его остаться, лишив его возможности жить более счастливой жизнью, возможно, даже счастливее, чем с ней.

Она знала, что им нужно поговорить об этом. Но она решила, что спросит его о Москве завтра вечером, когда он придёт на ночь. Она просто не хотела спрашивать его об этом сегодня, потому что сегодняшний день был идеальным, полным любви и нежности, и она не хотела омрачать его грустными мыслями о предстоящем расставании. Она хотела продлить эту идиллию, как можно дольше.

На следующий день родители Вики вернулись домой очень поздно. Это была суббота, поэтому отец с мамой отправились на какое-то общественное мероприятие, где, как обычно, они должны были поддерживать свой социальный статус. Её отец возглавлял агентство недвижимости и, к тому же, работал в Администрации города, поэтому им приходилось часто появляться на публике, в том числе и на деловых ужинах, и ей от этого было противно. Её отцу просто нужно было поддерживать свой имидж, а о чувствах других людей он не думал.

Артемий уже был в комнате Вики, когда они вернулись домой. Она слышала, как они ссорятся, едва войдя в квартиру. Разговор был приглушённым, но ей всё равно удалось кое-что разобрать, и от этого ей стало очень грустно. Отец, как обычно, обвинял мать во флирте, в том, что она флиртовала с каким-то мужчиной на этом мероприятии, и ему было всё равно, что это не правда.

Но Вика знала свою мать, она была уверена, что она бы никогда не сделала ничего подобного, она никогда не позволила себе запятнать честь своей семьи. Скорее всего, какой-то мужчина сам оказал ей какие-то знаки внимания, и отец, как обычно, заревновал, и, словно дикий зверь, начал издеваться над ней. Ведь, по мнению Вики, её мать была настоящей красавицей, и отец не мог смириться с тем, что мужчины оказывают ей знаки внимания.

Вика услышала, как отец назвал её шлюхой, а потом до её комнаты стали доноситься звуки ударов, и сердце Вики замерло от страха. Она, полная негодования, начала выбираться из постели, чтобы защитить мать, но Артемий, словно почувствовав её порыв, схватил её за руку, потянул обратно, и, с тревогой, сказал, что не нужно вмешиваться, иначе и ей достанется, и тогда они вдвоем станут жертвами его гнева. Вика, глядя ему в глаза, попыталась объяснить ему, что иногда её присутствие помогает.

– Когда я вмешиваюсь, отец обычно отступает и успокаивается, – произнесла она, надеясь убедить Артемия в своей правоте.

– Ты уже забыла, что было в прошлый раз, – не отступал Артемий, чувствуя, как её наполняет гнев и отчаяние, словно он видел её насквозь.

Вика, не в силах больше слушать эти ужасные звуки, которые разрывали её сердце на части, встала и решительно пошла в гостиную, словно идя на войну. Артемий попытался её удержать, но она, полная страха за свою маму, оттолкнула его руку и продолжила свой путь, полная решимости защитить её.

Отец обычно расчетливо бил её туда, где не остаётся видимых синяков, словно он был профессиональным палачом, который знает, куда бить, чтобы не оставить следов. Вероятно, меньше всего на свете ему хотелось, чтобы люди в городе знали, как он обращается со своей женой, чтобы не испортить свой идеальный образ. Вика несколько раз видела, как он бил её ногами, душил, наносил удары по спине и в живот, таскал за волосы, и от этих воспоминаний её начинало тошнить. Несколько раз он бил её по лицу, но это всегда были только пощечины, поэтому следы не оставались надолго, словно это была игра, в которой он не хотел проиграть.

Вика, с замиранием сердца, заглянула в гостиную, и от увиденного её затошнило. Отец, словно безумный зверь, схватил шнур от зарядки для телефона и изо всех сил начал хлестать им мать по спине и плечам, и был слышен звук хлёстких ударов и её сдавленные крики боли. Он, словно животное, повалил её на диван, взгромоздился на неё, одной рукой он держал её за горло, лишая воздуха, а другой задирал её платье. Мама, словно борясь за жизнь, пыталась отбиваться, но с каждым ударом становилась всё слабее и слабее, а Вика, словно парализованная, при виде этой ужасной картины, застыла на месте, не в силах пошевелиться. Мать умоляла его отпустить её, и тогда он, словно в насмешку, ударил её прямо в лицо и приказал заткнуться, и от этого у Вики похолодело сердце, потому что она понимала, что отец насилует её мать.

Со злостью и агрессией в голосе, словно наслаждаясь её страданиями, он произнёс:

– Заткнись, и получай внимание, которого тебе так хотелось, шлюха!

Мама, словно сломавшись, застыла и перестала сопротивляться, и только слёзы катились по её щекам. Вика слышала, как она тихо плачет, а потом, словно призывая на помощь, она произнесла:

– Пожалуйста, успокойся, Вика здесь.

Вика никогда не видела его таким. Внутри неё в это момент произошёл такой взрыв ненависти к своему отцу. Она даже не предполагала, что такое может с ней произойти.

Она пошла на кухню, открыла ящик, схватила самый большой нож, который смогла найти и… Она как будто покинула своё тело. Она как будто видела себя со стороны, видела, как идёт с ножом в руке через кухню, она была уверена, что не сможет им воспользоваться, просто ей хотелось хоть как то поставить отца на место. Но как раз перед тем, как она вышла из кухни, руки Артемия обхватили её за талию и подхватил. Она выронила нож, мать услышала это. Они встретились с ней глазами, когда Артемий нёс её обратно в спальню. Когда они снова оказались в её комнате, она принялась колотить его кулаками в грудь, пытаясь вырваться и побежать на помощь матери. Вика плакала и делала всё, чтобы убрать его с пути, но он как скала не двинулся с места.

Артемий обнял её и сказал:

– Вика, успокойся. – Он продолжал повторять это снова и снова и долго держал её, пока она не смирилась с тем, что он никуда не уйдет. Он не позволял ей снова идти туда и схватиться за нож.

Он подошёл к кровати, взял свою куртку и начал натягивать обувь.

– Твоя мама сама знает, что делать. Ведь у каждого из нас всегда есть выбор. Но если хочешь, мы идём к соседям, – сказал он. – Мы вызовем полицию.

– Полиция!

В прошлом мама предупреждала её, чтобы она не звонила в полицию. Она говорила, что это навредит репутации отца. Но, честно говоря, ей было на него наплевать. Ей было всё равно, что с ним будет, но она была уверена, что все, кто его окружал, не подозревали об ужасной стороне его жизни. Вике хотелось только одного: помочь матери, поэтому она натянула куртку и подошла к шкафу за обувью. Когда она обернулась, Артемий смотрел на дверь спальни.

Она открывалась.

В комнату вошла мать, быстро закрыла за собой дверь и заперла её. Её лицо было разбито, из губы текла кровь, волосы растрёпаны. Она посмотрела на Артемия, потом на Вику.

Вика даже не успела испугаться, что она застала парня у неё в комнате. Вика подошла к ней, взяла за руки и подвела к кровати. Она поправила ей волосы, погладила по плечам, на которых остались багровые полосы от шнура, и заговорила.

– Мы пойдём к соседям и вызовем полицию, мама. Ты согласна?

Её глаза расширились, и она затрясла головой.

– Нет, – сказала она и посмотрела на Артемия. – Нельзя. Нет.

Тот уже собирался уходить, но остановился и посмотрел на Вику.

– Отец пьян, Вика, – продолжала мать. – Он слышал, как захлопнулась твоя дверь, поэтому ушёл в нашу спальню. Он больше не будет. Если вызвать полицию, станет только хуже, поверь мне. Просто дай ему проспаться, завтра всё наладится.

Вика покачала головой, от слёз у неё глаза были покрасневшими и припухшими.

– Мама, он просто издевался над тобой и пытался тебя изнасиловать!

Она опустила голову и поморщилась, когда Вика это сказала, потом снова покачала головой.

– Всё не так, Вика. Мы женаты много лет, а иногда брак – это не только… Ты слишком молода, чтобы это понять. К тому же, мы все когда то ответим за свои действия.

На минуту в комнате стало совсем тихо, а потом Вика не выдержала:

– Я надеюсь, что никогда этого не пойму.

И тут мать заплакала. Она просто обхватила голову руками и зарыдала. Вике оставалось только обнять её и плакать вместе с ней. Она никогда не видела её такой расстроенной, напуганной и несчастной. От этого у Вики защемило сердце.

Когда они успокоились, Вика оглядела комнату. Оказалось, Артемий уже ушёл. Он тактично понял, что им нужно побыть вдвоём. Они пошли на кухню, и Вика помогла матери обработать раны и привести себя в порядок. Мать так ничего и не сказала о пребывании Артемия в их квартире. Она не произнесла об этом ни слова. Вика ожидала, что она накажет её, за постороннего в квартире, но она этого не сделала. Вика поняла, что она не хочет об этом говорить, потому что не признает ситуацию. То, что причинило ей боль, было просто отправлено в дальний ящик, чтобы об этом больше никто не вспоминал.

Наступил тот день, когда Артемий, как она и боялась, уехал. Целый день Вика, словно в забытьи, молча рисовала, и к концу дня даже немного устала, словно она выплеснула всю свою энергию на бумагу. Ей нужно было доверить бумаге всё то, что она чувствовала и держала в себе, иначе она просто могла сойти с ума, потому что её переполняли эмоции. Ближе к ночи, она, словно ища спасения от реальности, взяла бинокль отца и поднялась на крышу. Она долго, словно ждала чуда, смотрела через бинокль на двери чердака соседнего дома, где когда-то жил Артемий, надеясь, что там появится тусклый свет или, может быть, сам Артемий. Может, он не уехал или вернулся по какой-то причине, словно у неё была тайная надежда на то, что это был сон, и он все ещё рядом. Но её окружала лишь ночь и полная тишина, и ничто не предвещало чуда.