скачать книгу бесплатно
Должен жить
Аркадий и Борис Стругацкие
Сокращенный вариант повести Аркадия и Бориса Стругацких «Стажеры» опубликован в альманахе «Мир приключений» № 8 за 1962 год с иллюстрациями художника Юрия Макарова.
Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий
ДОЛЖЕН ЖИТЬ
Фантастическая повесть
Сокращенный вариант
КОММЕНТАРИЙ Б.Н.СТРУГАЦКОГО
– Не могли бы Вы немного рассказать, как появился сокращенный вариант «Стажеров» под названием «Должен жить»? Кто предложил идею такой публикации? Нравится ли Вам, как текст оформлен иллюстрациями Макарова?
– Ничего интересного в этой истории нет. СТАЖЕРЫ были к этому времени уже сданы в Молодую Гвардию, а тут подвернулась возможность публикации в очередном томе «Мира Приключений». Не помню уже, кто там был тогда составителем, он и предложил. Только попросил сократить. Ну, мы и сократили. Пришлось также малость подшлифовать. Иллюстрации Макарова мне вообще никогда не нравились. «Должен жить» – не исключение.
май 2005
ПРОЛОГ
Подкатил громадный красно-белый автобус. Отлетающих пригласили садиться.
– Что ж, ступайте, – сказал Дауге.
Быков проворчал:
– Успеем, Пока они все усядутся…
Он исподлобья смотрел, как пассажиры один за другим неторопливо поднимаются в автобус. Пассажиров было человек сто.
– Это минут на пятнадцать, не меньше, – солидно заметил Гриша.
Быков строго посмотрел на него:
– Застегни рубашку.
– Пап, жарко, – сказал Гриша.
– Застегни рубашку! – повторил Быков-старший. – Не ходи расхлюстанный.
– Не бери пример с меня, – сказал Юрковский, – Мне можно, а тебе еще нельзя.
Дауге взглянул на него и отвел глаза. Не хотелось смотреть на Юрковского – на его уверенное рыхловатое лицо с брюзгливо отвисшей нижней губой, на тяжелый портфель с монограммой, на роскошный костюм из редкостного стереосинтетика. Лучше уж было глядеть в высокое прозрачное небо, чистое, синее, без единого облачка, даже без птиц – над аэродромом их разгоняли ультразвуковыми сиренами.
Быков– младший под внимательным взглядом отца застегивал воротник.
Юрковский томно объявил:
– В стратоплане спрошу бутылочку «Ессентуков» и выкушаю…
Быков– старший с подозрением спросил:
– Печенка?
– Почему же обязательно печенка? Мне просто жарко. И пора бы тебе знать, что «Ессентуки» от приступов не помогают.
– Ты, по крайней мере, взял свои пилюли?
– Что ты к нему пристал? – сказал Дауге.
Все посмотрели на него. Дауге опустил глаза и проговорил сквозь зубы:
– Так ты не забудь, Владимир. Пакет Арнаутову нужно передать сразу же, как только вы прибудете на Сырт.
– Если Арнаутов на Марсе.
– Да, конечно. Я только прошу тебя не забыть.
– Я ему напомню, – сказал Быков.
Они замолчали. Очередь у автобуса уменьшалась.
– Знаете что, идите вы, пожалуйста, – попросил Дауге.
– Да, пора идти, – согласился Быков. – Он подошел к Дауге и обнял его. – Не печалься, Иоганныч. До свидания. Не печалься.
Он крепко сжал Дауге длинными, костистыми руками. Дауге слабо оттолкнул его:
– Спокойной плазмы!
Он пожал руку Юрковскому. Юрковский часто заморгал, он хотел что-то сказать, но только облизнул губы. Он нагнулся, поднял с травы свой великолепный портфель, повертел его и снова положил на траву. Дауге не глядел на него. Юрковский снова поднял портфель.
– Ах, да не кисни ты, Григорий! – страдающим голосом сказал он.
– Постараюсь, – сухо ответил Дауге.
В стороне Быков негромко наставлял сына:
– Пока я в рейсе, будь поближе к маме. Никаких там подводных забав.
– Ладно, пап.
– Никаких рекордов.
– Хорошо, пап. Ты не беспокойся.
– Меньше думай о рекордах, больше думай о маме.
– Да ладно, пап.
Дауге сказал тихо:
– Я пойду.
Он повернулся и побрел к зданию аэровокзала. Юрковский смотрел ему вслед. Дауге был маленький, сгорбленный, очень старый.
– До свидания, дядя Володя, – сказал Гриша.
– До свидания, малыш, – отозвался Юрковский. Он все смотрел вслед Дауге. – Ты его навещай, что ли. Просто так, зайди, выпей чайку, и всё. Он ведь тебя любит, я знаю.
Гриша кивнул. Юрковский подставил ему щеку, похлопал по плечу и вслед за Быковым пошел к автобусу. Он тяжело поднялся по ступенькам, сел в кресло рядом с Быковым и сказал:
– Хорошо было бы, если бы рейс отменили!
Быков с изумлением воззрился на него:
– Какой рейс, наш?
– Да, наш. Дауге было бы легче. Или чтобы нас всех забраковали медики.
Быков засопел, но промолчал. Когда автобус тронулся, Юрковский пробормотал:
– Он даже не захотел меня обнять. И правильно сделал. Незачем нам лететь без него. Нехорошо. Нечестно.
– Перестань! – попросил Быков.
Дауге поднялся по гранитным ступеням аэровокзала и оглянулся. Красное пятнышко автобуса ползло уже где-то возле самого горизонта. Там, в розоватом мареве, виднелись конические силуэты лайнеров вертикального взлета.
Гриша сказал:
– Куда вас отвезти, дядя Гриша? В институт?
– Можно и в институт, – ответил Дауге.
«Никуда мне не хочется, – подумал он. – Совсем никуда не хочется. Тяжело как! Вот не думал, что будет так тяжело. Ведь не случилось ничего нового или неожиданного. Все давно известно и продумано. И заблаговременно пережито потихоньку, потому что кому хочется выглядеть слабым? И все очень справедливо и честно. Пятьдесят два года от роду. Четыре лучевых удара. Поношенное сердце. Никуда не годные нервы. Кровь и та не своя. Поэтому бракуют, никуда не берут. А Володьку Юрковского вот берут. „А тебе, говорят,, Григорий Иоганнович, довольно есть, что дают, и спать, где положат. Пора тебе молодых поучить“. А чему их учить? – Дауге покосился на Гришу. – Вон он какой, здоровенный и зубастый! Смелости его учить? Или здоровью? А больше ничего и не нужно. Вот и остаешься один. Да сотня статей, которые устарели. Да несколько книг, которые быстро стареют. Да слава, которая стареет еще быстрее».
Он повернулся и вошел в гулкий прохладный вестибюль. Гриша Быков шагал рядом. Рубаха у него была расстегнута.
Вестибюль был полон негромких разговоров и шуршания газет. На большом, в полстены, вогнутом экране демонстрировался какой-то фильм – несколько человек, утонув в креслах, смотрели на экран, придерживая возле уха блестящие коробочки фонодемонстраторов. Толстый иностранец восточного типа топтался возле буфета-автомата.
У входа в бар Дауге вдруг остановился.
– Зайдем выпьем, тезка, – сказал он.
Гриша посмотрел на него с удивлением и жалостью.
– Зачем, дядя Гриша? Не надо.
– Ты полагаешь, не надо? – задумчиво спросил Дауге.
– Конечно. Ни к чему это, честное слово.
Дауге, склонив голову набок, прищурившись, взглянул на него.
– Уж не воображаешь ли ты, – ядовито произнес он, – что я раскис оттого, что меня вывели в тираж? Что я жить не могу без этих самых таинственных бездн и пространств? Плевать я хотел на эти бездны! А вот что я один остался… Понимаешь, один! Первый раз в жизни один!
Гриша неловко оглянулся. Толстый иностранец смотрел на них. Дауге говорил тихо, но Грише казалось, что его слышит весь зал.
– Почему я остался один? За что? Почему именно меня… Ведь я не самый старый, тезка, Михаил старше, и твой отец тоже…
– Дядя Миша тоже идет в последний рейс, – робко сказал Гриша.
– Да, – горько проговорил Дауге – Миша наш состарился… Ну, пойдем выпьем.
Они вошли в бар. В баре было пусто только за столиком у окна сидела какая-то женщина. Она сидела над пустым бокалом, положив подбородок на сплетенные пальцы, и смотрела в окно на бетонное поле аэродрома.
Дауге остановился и тяжело оперся на ближайший столик. Он не видел ее лет двадцать, но сразу узнал. В горле у него стало сухо и горько.
– Что с вами, дядя Гриша? – встревоженно спросил Быков-младший.
Дауге выпрямился.
– Это моя жена, – сказал он спокойно. – Пойдем.
«Какая еще жена?» – подумал Гриша с испугом.
– Может быть, мне пойти подождать в машине?
– Чепуха, чепуха… – пробормотал Дауге. – Пойдем.
Они подошли к столику.
– Здравствуй, Маша, – сказал Дауге.
Женщина подняла голову. Глаза ее расширились. Она медленно откинулась на спинку стула.
Ты… не улетел? – спросила она.
– Нет.
– Ты летишь после?
– Нет, я остаюсь.
Она продолжала глядеть на него широко раскрытыми глазами. Ресницы у нее были сильно накрашены. Под глазами сеть морщинок. И много морщинок на шее.
– Что значит – остаешься? – недоверчиво спросила она.
