скачать книгу бесплатно
– Спасибо, – поблагодарил Юра и направился к лифту.
Он поднялся на третий этаж и сразу нашел дверь номера триста шесть. Перед дверью он остановился и в первый раз подумал, как, что и, главное, кому он скажет. Ему вспомнились слова Ивана о свирепом на вид человеке. Он старательно пригладил волосы и осмотрел себя. Потом он постучал.
– Войдите! – произнес за дверью низкий, хрипловатый голос.
Юра вошел.
В комнате за круглым столом, накрытым белой скатертью, сидели два пожилых человека. Юра остолбенел: он узнал их обоих, и это было настолько неожиданно, что на мгновение ему показалось, что он ошибся дверью. Лицом к нему, уперев в него маленькие недобрые глаза, сидел известный Быков, капитан прославленного «Тахмасиба», угрюмый и рыжий – точно такой же, как на стереофото над столом Юриного старшего брата. Лицо другого человека, небрежно развалившегося в легком плетеном кресле, породистое, длинное, с брезгливой складкой около полных губ, было тоже удивительно знакомо. Юра никак не мог вспомнить имени этого человека, но был совершенно уверен, что видел его когда-то и, может быть, даже несколько раз. На столе стояла длинная темная бутылка и один бокал.
– Что вам? – глуховато спросил Быков. – Это триста шестой номер? – неуверенно спросил Юра.
– Да-а, – бархатно и раскатисто ответил человек с породистым лицом. – Вам кого, юноша?
Да ведь это Юрковский, вспомнил Юра. Планетолог с Венеры. Про них есть кино…
– Я… я не знаю… – проговорил он. – Понимаете, мне нужно на Рею. Сегодня один товарищ…
– Фамилия? – спросил Быков.
– Чья? – не понял Юра.
– Ваша фамилия!
– Бородин. Юрий Михайлович Бородин.
– Специальность?
– Вакуум-сварщик.
– Документы.
Впервые в своей жизни Юра полез за документами. Быков выжидательно глядел на него. Юрковский лениво потянулся к бутылке и налил себе вина.
– Вот, пожалуйста, – сказал Юра.
Он положил рекомендацию завода на стол и снова отступил на несколько шагов.
Быков достал из нагрудного кармана огромные старомодные очки и, приставив их к глазам, очень внимательно и, как показалось Юре, дважды прочитал документ, после чего передал его Юрковскому.
– Как случилось, что вы отстали от своей группы?
– Я… Понимаете, по семейным обстоятельствам…
– Подробнее, юноша, – пророкотал Юрковский.
Он читал рекомендацию, держа ее в вытянутой руке и отхлебывая из бокала.
– У меня внезапно заболела мама, – сказал Юра. – Приступ аппендицита. Я никак не мог уехать. Брат в экспедиции. Отец на полюсе сейчас. Я не мог…
– Ваша мама знает, что вы вызвались добровольцем в Космос? – спросил Быков.
– Да, конечно.
– Она согласилась?
– Д-да…
– Невеста есть?
Юра помотал головой. Юрковский аккуратно сложил рекомендацию и положил ее на край стола.
– Скажите, юноша, – произнес он, – а почему вас… э-э… не заменили?
Юра покраснел.
– Я очень просил, – сказал он тихо. – И все думали, что я догоню. Я опоздал всего на сутки…
Воцарилось молчание.
– У вас есть… э-э… знакомые в Мирза Чарле? – осторожно спросил Юрковский.
– Нет. Я только сегодня приехал. Познакомился на озере с одним товарищем – Иван его зовут. И он…
– А куда вы обращались?
– К администратору гостиницы.
Быков и Юрковский переглянулись. Юре показалось, что Юрковский чуть-чуть отрицательно покачал головой.
– Ну, это еще не страшно, – проворчал Быков.
Юрковский сказал неожиданно резко:
– Совершенно не понимаю: зачем нам пассажир?
Быков думал.
– Честное слово, я никому не буду мешать, – убедительно сказал Юра… – И я на все готов!
– Готов даже красиво умереть… – проворчал Быков.
Юра прикусил губу. «Дрянь дело! – подумал он. – Ох, и плохо же мне. Ох, плохо…»
– Мне очень надо на Рею, – сказал он. Он вдруг с полной отчетливостью осознал, что это его последний шанс и что на завтрашний разговор с заместителем начальника рассчитывать не стоит.
– М-м? – сказал Быков и посмотрел на Юрковского.
Юрковский пожал плечами и, подняв бокал, стал смотреть сквозь него на лампу. Тогда Быков поднялся из-за стола – Юра даже попятился, такой он оказался громадный и грузный, – и, шаркая домашними туфлями, направился в угол, где на спинке стула висела потертая кожаная куртка. Из кармана куртки он извлек плоский блестящий футляр радиофона. Юра затаив дыхание смотрел ему в спину.
– Шарль? – глухо осведомился Быков. Он прижимал к уху гибкий шнур с металлическим шариком на конце. – Это Быков. Регистр «Тахмасиба» еще у тебя? Впиши в состав экипажа для спецрейса 17… Да, я беру стажера… Начальник экспедиции не возражает… (Юрковский сильно поморщился, но промолчал.) Что?… Сейчас. – Быков повернулся к Юре, протянул руку и нетерпеливо пощелкал пальцами. (Юра бросился к столу, схватил рекомендацию и вложил ему в руку.) – Сейчас. Так… От коллектива Вязьминского завода пластконструкций… Боже мой, Шарль, это совершенно не твое дело! В конце концов, это спецрейс!… Да. Даю: Бородин Юрий Михайлович. Восемнадцать лет… Да, именно восемнадцать. Вакуум-сварщик. Стажер. Зачислен моим приказом от вчерашнего числа. Прошу тебя, Шарль, немедленно подготовь для него документы… Нет, не он, я сам заеду. Завтра утром. До свидания, Шарль, спасибо.
Быков медленно свернул шнур и сунул радиофон обратно в карман куртки.
– Это незаконно, Алексей, – негромко произнес Юрковский.
Быков вернулся к столу и сел.
– Если бы ты знал, Владимир, – сказал он, – без скольких законов я могу обойтись в пространстве. И без скольких законов нам придется обойтись в этом рейсе… Стажер, можете сесть, – обратился он к Юре. (Юра торопливо и очень неудобно сел.) Быков взял телефонную трубку. – Жилин, зайдите ко мне. – Он повесил трубку. – Возьмите ваши документы, стажер. Подчиняться будете непосредственно мне. Ваши обязанности вам разъяснит бортинженер Жилин, который сейчас придет.
– Алексей, – величественно сказал Юрковский, – наш… э-э… кадет еще не знает, с кем имеет дело.
– Нет, я знаю, – пробормотал Юра. – Я вас сразу узнал.
– О-о! – удивился Юрковский. – Нас еще можно узнать?
Юра не успел ответить. Дверь распахнулась, и на пороге появился Иван в той же самой клетчатой ковбойке.
– Прибыл, Алексей Петрович, – весело сообщил он.
– Принимай своего крестника, – буркнул Быков. – Это наш стажер. Закрепляю его за тобой. Сделай отметку в журнале. А теперь забирай его к себе и до самого старта не спускай с него глаз.
– Слушаю, – сказал Жилин, поднял Юру со стула и вывел его в коридор.
Юра медленно осознавал происходящее.
– Это вы – Жилин? – спросил он. – Бортинженер?
Жилин не ответил. Он поставил Юру перед собой, отступил на шаг и спросил страшным голосом:
– Водку пьешь?
– Нет! – испуганно ответил Юра.
– В бога веруешь?
– Нет.
– Истинно межпланетная душа! – удовлетворенно сказал Жилин. – Когда прибудем на «Тахмасиб», дам тебе поцеловать ключ от стартера.
МАРС. АСТРОНОМЫ
Матти, прикрыв глаза от слепящего солнца, смотрел на дюны. Краулера видно не было. Над дюнами стояло большое облако красноватой пыли, слабый ветер медленно относил его в сторону. Было тихо, только на пятиметровой высоте шелестела вертушка анемометра. Затем Матти услыхал выстрелы: «Пок, пок, пок, пок» – четыре выстрела подряд.
– Мимо, конечно, – сказал он.
Обсерватория стояла на высоком плоском холме. Летом воздух всегда был очень прозрачен, и с вершины холма хорошо просматривались белые купола и параллелепипеды Теплого Сырта в пяти километрах к югу и серые развалины Старой Базы на таком же плоском высоком холме в трех километрах к западу. Но сейчас Старую Базу закрывало облако пыли. «Пок, пок, пок», – снова донеслось оттуда.
– Стрелки?! – горестно произнес Матти. Он осмотрел наблюдательную площадку. – Вот скверная тварь!
Широкоугольная камера была повалена. Метеобудка покосилась. Стена павильона телескопа была забрызгана какой-то желтой гадостью. Над дверью павильона зияла свежая дыра от разрывной пули. Лампочка над входом была разбита.
– Стрелки?! – повторил Матти.
Он подошел к павильону и ощупал пальцами в меховой перчатке края пробоины. Он представил себе, что может натворить разрывная пуля в павильоне, и ему стало нехорошо. В павильоне стоял очень хороший телескоп с прекрасно исправленным объективом, регистратор мерцаний, блинк-автоматы – аппаратура редкая, капризная и сложная. Блинк-автоматы боятся даже пыли – их приходится закрывать герметическим чехлом. А что такое чехол против разрывной пули?
Матти не пошел в павильон. «Пусть они сами посмотрят, – подумал он. – Сами стреляли, пусть сами и смотрят». Честно говоря, ему было просто страшно заходить туда. Он положил карабин на песок и, поднатужась, поднял камеру. Одна нога треножника была погнута, и камера встала криво.
– Скверное животное! – сказал Матти с ненавистью.
Он занимался метеоритными съемками, и камера была единственным инструментом в его распоряжении. Он пошел через всю площадку к метеобудке. Пыль на площадке была изрыта. Матти со злостью топтал характерные округлые ямы – следы летучей пиявки. «Почему она все время лезет на площадку? – думал он. – Ну, ползала бы вокруг дома. Ну, вломилась бы в гараж. Нет, она лезет на площадку. Человечиной здесь пахнет, что ли?»
Дверца метеобудки была погнута и не открывалась. Матти безнадежно махнул рукой и вернулся к камере. Он свинтил камеру, с трудом снял ее и, кряхтя, положил на разостланный брезент. Потом он взял треногу и понес ее в дом. Он оставил треногу в мастерской и заглянул в столовую. Наташа сидела у рации.
– Сообщила? – спросил Матти.
Ты знаешь, у меня просто руки опускаются! – сердито сказала она. – Честное слово, проще сбегать туда.
– А что? – спросил Матти.
Наташа резко повернула регулятор громкости. Низкий усталый голос загудел в комнате:
– Седьмая, седьмая, говорит Сырт. Почему нет сводки? Слышите, седьмая? Давайте сводку!
Седьмая забубнила цифрами.
– Сырт! – позвала Наташа. – Сырт! Говорит первая!
– Первая, не мешайте! – ответил усталый голос. – Имейте терпение…
– Ну вот, пожалуйста! – сказала Наташа и повернула регулятор громкости в обратную сторону.
– А что ты, собственно, хочешь им сообщить? – спросил Матти.
– Про то, что случилось. Ведь это чепе.
– Ну уж и чепе. Каждую ночь у нас такое чепе.
Наташа задумчиво подперла кулачком щеку.
– А знаешь, Матти, – сказала она. – Ведь сегодня первый раз пиявка пришла днем.
Матти всеми пальцами взялся за физиономию. Это была правда. Прежде пиявки приходили либо поздно ночью, либо перед самым восходом солнца.
– Да, – сказал он, – да-а-а! Я это понимаю так: обнаглели.
– Я это тоже так понимаю, – заметила Наташа. – Что там, на площадке?
– Ты лучше сама сходи посмотри. Камеру мою изуродовали. Мне сегодня не наблюдать.
