Сочинения. Том 1

«Вселенная» – ужасно, но иначе ничего не получится.

Упражнение подсказал мне один знакомый психолог. Левый глаз его немного косил. Как же его звали?

Как правило, психологи глуповаты и чудовищно косноязычны. Среди них немало людей со сходящимся косоглазием. Почему, интересно?

Итак.

Я – вселенная.

Сосредоточиться. Как будто это – мой последний шанс. Так рекомендуется.

Я – вселенная.

Во мне множество сочащихся светом озер, трав и деревьев.

Немыслимая бесконечная энергия.

Я напрягаю свою волю и забываю о том, что за мной наблюдают.

Я забываю, что за мной наблюдают.

Я забываю, что за мной наблюдают.

Я забываю, что за мной наблюдают.

Я один.

Нет никого больше.

Пока я не призову того, кто мне понадобится, буду один.

Я забываю, что за мной наблюдают.

Я забываю, что за мной наблюдают.

Я забываю, что за мной наблюдают.

Я один.

Сейчас мне никто не нужен.

Я забываю, что за мной наблюдают.

Я забываю, что за мной наблюдают.

Я забываю, что за мной наблюдают.

Я один.

Один, как и положено вселенной.

Никто не спасет меня, если я погружусь в воду с головой и наберу полные легкие воды.

Это уже случайная мысль. К упражнению отношения не имеет. Произносить не нужно.

Все. Освободился от наблюдения.

Надолго ли?

Вот, упражнение вспомнил, а имя психолога забыл.

В последнее время все валится из рук.

Все из-за грядущей весны.

Или минувшей осени.

Не имеет значения. Уорхол времена года отменил.

В ванне

Лежу в ванне. Пытаюсь сочинять роман об Алексее Ильиче Ягнатьеве.

Ничего я не пытаюсь. Ни одной мысли. Роман пишется сам по себе.

Авторам только кажется, что это они пишут. На самом деле романы пишутся сами по себе. Бывают, конечно, исключения. Но в таком случае на хороший роман рассчитывать не приходится.

Лежу в ванне. Лежу в ванне и все. Время от времени открываю глаза – изучаю потолок с узорами.

Ягнатьев же до ванны покуда не добрался. Только настраивается.

Он болеет после многодневного запоя и ему тяжело.

Несмотря на то, что мы тезки, мы – разные.

Несмотря на то, что он – это я в третьем… четвертом, простите, лице, я – это я, Алеша – это Алеша.

Я особо не жалую критиканства и чужд назидательности, нет-нет, да и примечу в окружающих ту или иную особенность, вывих какой-нибудь, нелепость или непорядок. Критикую себя, но справиться с собой не могу. Вот зачем я привязался к психологам? От них много пользы. Один мудрый человек сказал, что психологи – священники атеистического века. Или речь шла о психотерапевтах? Не важно.

Не без сарказма отметил, что многие из них страдают сходящимся косоглазием. И что с того? Да разве рады они этому обстоятельству? Бедолаги не забывают об этом ни на минуту. Им хорошо бы никуда из дома не выходить до конца дней. Однако же они преодолевают себя и идут. Навстречу людям.

А разве театральные критики, или повара не страдают сходящимся косоглазием?

А чиновники? Сколько чиновников страдает сходящимся косоглазием! Врожденным или приобретенным. Им несть числа. И что с того?

А то, что это не случайно.

Вероятнее всего не случайно.

Хорошо было бы в романе исследовать и этот феномен.

Знавал я одного театрального режиссера, страдавшего косоглазием. Врачи вмешались и дефект исправили. И что вы думаете? Дефект исправили, а постановки его впоследствии так и оставались постановками косоглазого человека.

Непременно позже вернуться к чиновникам. Не забыть.

А разве сам атеистический век не страдает сходящимся косоглазием? Да что об этом говорить!

Брем

Мы изумительно похожи со своим отцом. Правда, он был бухгалтером, но тоже очень скучал по животным. Его, например, интересовали ленивцы. Ловлю себя на том, что и я с годами все чаще думаю о них.

С тем, чтобы отвлечься от ужаса ледяной воды…

С тем, чтобы отвлечься от ужаса ледяной воды, перед погружением Алеша старался думать о ленивцах…

Вот с чего, пожалуй, начну я свой роман.

Я прекрасно помню тот день, когда в нашем доме появился сандаловый трехтомник Брема, страницы которого источали аромат ванили. У фолиантов были тяжелые страницы и, шепотком над литографиями, папиросная бумага.

Маленький Алеша боялся своим дыханием спугнуть серебристую паутину рисунков, способных при особом освещении оживлять изображенных на них зверей.

Теперь, будучи физиологом, я отлично знаю, как много общего в организмах человека и свиньи. Но упаси меня Бог свернуть с тропы дарвинизма. Мой удел до конца дней играть роль последовательного и грубого материалиста. Это – мой мундир. Только представьте, как он жмет!

Интересно, когда закончился род Адама? А он очевидно закончился. Когда и где?

Отчего-то кажется мне, что у Адама бороды быть не могло. Хотя не думаю, что во времена Адама существовала опасная бритва. Просто, в отличие от Дарвина или Толстого, у Адама борода не росла.

Алексей Ильич и бродяга

Бродяга откупоривает бутылку, делает глоток, протягивает ее Ягнатьеву:

– Намерены навестить зыбкий мир, уважаемый?

– Вы называете это зыбким миром? – пригубив и поперхнувшись, спрашивает Ягнатьев.

– Что?

– Опьянение называете зыбким миром? – вновь спрашивает Алексей Ильич.

– Любите упрощать? – вопросом на вопрос отвечает бродяга. – Я, конечно, мог бы назвать выпивку зыбким миром, когда бывал бы трезв хотя бы раз в неделю. Впрочем, раз в неделю, пожалуй, случается. Иногда два раза. Не лучшие дни. Прямо скажем, поганые дни. Какой уж там зыбкий мир!

– А что такое зыбкий мир?

– А вы не знаете?

– Представления не имею.

– Куда же вы намылились в таком случае?

– Просто гулял, прогуливался.

– Чушь собачья! В вашем возрасте никто просто так не прогуливается. Только я могу себе позволить прогуляться просто так. Но я – свободный человек. И я младше вас. По паспорту, может быть, старше, а так много младше. И не спорьте. Я этого терпеть не могу. Спорят чудаки. А я, в отличие от вас не чудак.

– Я не хотел спорить.

– А чего хотели?

– Вы сказали «зыбкий мир», хотел узнать, что это такое.

– А вы не знаете?

– Нет.

– Куда же намылились?

– Никуда.

– Что, не понравился мой напиток?

– Хороший напиток, – соврал Ягнатьев,

– Выпьете еще?

– Нет, спасибо.

– Что так?

– У меня еще много дел.

– В зыбком мире?

– Я не знаю, что это такое.

– Все вы знаете. Играете со мной. Со мной играть не нужно… Ну, хорошо, попробую объяснить. Где мы сейчас с вами находимся, знаете?

– Знаю.

– Как называется?

– Не знаю.

– Так вот, это – зябкий мир. А есть зыбкий мир. Зыбкий мир – другое. Совсем другое. К слову, еще неизвестно где лучше. Теперь ясно?

– Нет.

– У вас, я вижу, неприятности?

– Ничего особенного.

– Надумаете рыдать, смело кладите мне голову на колени.

– Я не собираюсь рыдать.

– Смело кладите. Не растаю.

– Спасибо, воздержусь. У меня все нормально.

– Я же просил не играть со мной!

– Я не…

– Ну, хорошо, давайте поиграем.

– Я не хочу играть.

– Можете представить себя котом?

– Зачем?

– А вы, что же, не любите котов?

– Скорее равнодушен.

– Ой, напрасно! Лично я котов очень уважаю. Разве вам не хочется, чтобы вас уважали?

– Меня и так…

– Не лгите! Ни мне, ни себе! При той игре, что вы затеяли лгать ни в коем случае нельзя!

– Да какая игра?!

– Вам виднее… Бедный, люди совершенно измучили вас, хотя вы этого не заслужили. Разве не так?

– Пожалуй, пойду, что-то голова кружится!

– Вам прежде нужно прийти в чувство. На глазах разваливаетесь. Выпьете еще?

– Нет.

– У меня котов тридцать шесть душ. Каждый – уникум. Утешают меня, спать укладывают. С крысами дружат. Крыс любите?

– Нет.

– Ой, напрасно! С крысами дружить нужно. Восхищаться можно. И не только что восхищаться, а дружить надобно… Вас, стало быть, ленивцы интересуют. Одобряю. Хорошие животные. Аристократы. Как мы с вами. Но они в наших краях не водятся. Можете мне верить.

– Какие ленивцы? При чем здесь ленивцы?!

– А о жене забудьте. Выбросите из головы.

– Почему вы вспомнили мою жену?

– Плюнуть и растереть. Лучше подарите себе детскую железную дорогу. Вот это будет подарок!

– Вы разве знаете меня?

– А вы изменились.

– Откуда вы меня знаете?!

– Я в этом городе всех знаю. А хотите, отправимся ко мне. Я в подвале живу. Здесь неподалеку. Подвал теплый, прохладный. Хороший подвал. На зависть. Остались еще в зябком мире такие благословенные уголки где можно укрыться от бурь и ничтожеств. А в Америке в коробках живут, слыхали? Все же они там клоуны. Они и на похоронах пляшут, слыхали?.. У вас есть деньги? Хотите, в запой уйдем? Милое дело. Соглашайтесь.

– Нет, спасибо.

– Ой, напрасно! Отдохнете, оклемаетесь.

– Вынужден отказаться.

– Высокопарно выражаетесь. Я тоже люблю. Это природное. Однако народ в массе не приемлет. Народ по матушке приемлет. Народ аристократов не жалует. Зависть. Гиблое дело… А знаете что? Я буду звать вас Себастьяном.

– Почему?

– В зыбком мире с этим именем вам будет проще. С этим именем и в образе кота. Можете мне верить.

– Я не понимаю, о чем вы говорите?

– Напутствую.

– Вы, наверное, болеете?

Бродяга улыбается:

– Подразумеваете душевную болезнь? Душевную или духовную? Наверное. Наверняка. Дух духовный, слыхали?.. Не злитесь. Вам не идет.

– Пойду я.

– Конечно. Опаздывать нехорошо. И впредь держитесь подальше от женщин, Себастьян, мой вам совет. А доведется числом тринадцать встретить, бегите, что есть мочи. Или прячьтесь.

Разводы

Разводов становится все больше. Это наверняка связано с нумерологией.

Ленивец и ягуар

С тем, чтобы отвлечься от грядущего ужаса ледяной воды, перед погружением Алеша старался думать о ленивцах.

Я же не думал о ленивцах. Не думал, поскольку не вспомнил. А подумать как раз следовало бы. Это очень и очень отвлекает в пору испытаний и волнений.

То, что однажды увидел я в передаче Национального географического общества, лишило меня сна на трое суток. Ягуар пожирал ленивца. Но это – не самое страшное. Потрясением для меня явилось то, что ленивец при этом улыбался. Какое счастье, что в моем детстве, в томике Брема, ленивец был на одной странице, а ягуар на другой!

Милые создания. Мне хотелось бы дружить и с одним и с другим.

Теперь не остается сомнений в том, что программы Национального географического общества не образовывают, а изощренно убивают. Сегодня ленивец, а завтра, быть может, и ягуар?!

Сегодня – ты, а завтра – я?!

Да, Алеша прав, мир действительно изменился.

Во время просмотра передачи Национального географического общества, а также последующие трое суток Ягнатьев ощущал себя тем самым ленивцем.

Он и теперь представляет себя ленивцем. Вот только улыбаться так лучезарно, безмятежно не умеет. Не умеет или не хочет.

Эх, нужно было писать роман о бродяге.

Позже напишу и назову «Знаменосец».

Поэзия

Изменившемуся миру не нужна поэзия. Хотя поэты не умолкают ни на секунду. Бесконечный треп. То, что поэты, дескать, молчат, когда говорят пушки – чушь. Бесконечно болтливы и те и другие. Силятся перекричать друг друга и гремят страшно.

Музыка воды

Это спасение, что я теперь в ванне, и музыка воды перебивает всю эту вакханалию.

Хорошо и покойно думать о ленивцах.

Эти очаровательные создания невзыскательны, довольствуются малым и способны целые дни и даже недели терпеть голод и жажду.

Боков

Если бы окна Ягнатьева выходили не во двор, а на улицу, он мог бы намного лучше узнать обитателей своего города. Мог бы наблюдать как две студентки-хохотушки в розовом свечении утра, то и дело озираясь, задирают друг дружке юбки, как взъерошенный пьяница, предчувствуя скорую погибель, робко переходит дорогу, как нищенка с аккуратностью реставратора раскладывает на полотенце записки и иконки, как согбенный под жениными ударами супруг с вывернутым наизнанку лицом возвращается в лоно милой семьи, как батюшка, вздымая пыль, низко склонив голову семенит на службу, как тучная мать, спотыкаясь и причитая, силится догнать светящуюся от истошного детского крика коляску, как кот, совершив стремительную пробежку за невидимой мышью, внезапно задумывается и ложится прямо на тротуар, как после длительной паузы точно из-под земли вдруг вырастает палевая громада плененного слона. Мог бы увидеть замершего в скрежете мотоциклиста, вертлявого милиционера с лицом удода, летящую за собственным лаем Моську. И так дальше, и так дальше.

Впрочем, к подобным наблюдениям надобно иметь склонность. Алексей же Ильич таковой лишен.

Педагогика

Нередко, и не без основания, говорят, что русские люди чрезвычайно одарены. Мне думается, я знаю, в чем причина этого явления. Заметную роль здесь играет воспитание. Русские дети, например, изучают окружающий мир по стихам Корнея Ивановича Чуковского.

Ехали медведи

На велосипеде.

А за ними кот

Задом наперед.

А за ним комарики

На воздушном шарике.

А за ними раки

На хромой собаке.

Волки на кобыле.

Львы в автомобиле.

Зайчики

В трамвайчике.

Жаба на метле…

Едут и смеются,

Пряники жуют.5

Помните?

А теперь попытайтесь представить себе эту процессию.

Разумеется, из таких деток вырастают гении.

Когда Юрий Алексеевич Гагарин встретился с Корнеем Ивановичем Чуковским, он, не в силах сдержать восторга, поцеловал ему руку.

Я и сам пишу стихи.

Писал.

Пишу.

Но испытываю от этого неловкость.

Испытывал.

Испытываю.

Я часто испытываю неловкость. Судя по внешности, ленивцам также знакомо это чувство.

Если, когда-нибудь в будущем, откроется, что ленивцы способны испытывать неловкость, вероятно, передачи Национального географического общества запретят.

Ленивцы

Первые рассказы о ленивцах принадлежат Овиедо, который говорит приблизительно следующее: Perico ligero самое ленивое животное, какое можно видеть на свете. Он так неуклюж и нетороплив, что ему нужен целый день, чтобы пройти лишь 50 шагов. Первые христиане, увидевшие его, помнили, что в Испании негров обыкновенно называют в насмешку белыми Иванами, и потому дали ленивцам в шутку название «проворные собачки». Это одно из самых удивительных животных. Взрослое животное длиной две пяди и немногим менее в толщину. У него четыре тонких ноги, пальцы которых срослись между собой, как у птиц. Ни когти, ни лапы не устроены так, чтобы они могли поддерживать тяжелое тело, и потому брюхо почти волочится по земле. Шея вытянута прямо вверх, такой же толщины, как пест ступки; голова почти не отличается от нее, лицо круглое, похоже на лицо совы и окружено волосами, так что оно лишь немного больше в длину, чем в ширину, глаза малы и круглы, ноздри – как у обезьян, рот маленький.6

Поэзия

Мои стихи напоминают ракушки, и я, без особой надобности, не стану засорять ими роман о гарипе, будущем стеклодуве, написанный от четвертого лица.

Если эти мои ракушки запустить в воду, они раскиснут как пельмени, а линии романа пойдут вкривь и вкось. И выводы будут неверными. Реальность и без моих стихов достаточно искажена.

Ленивцы

Ленивец двигает шею то в одну, то в другую сторону, как будто чему-нибудь удивляется. Его единственное желание и удовольствие заключаются в том, чтобы вешаться на деревьях или на чем-нибудь, где он может лазать; и потому его часто можно видеть на деревьях, по которым он медленно взбирается. Его голос очень отличается от голосов других животных. Поет ленивец всегда только ночью, издавая время от времени каждый раз по шесть звуков, сначала один выше другого, а затем все тише и тише: ля, ля, соль, фа, ми, ре, до. Потом кричит шесть раз: ха, ха, ха, ха, ха, ха. Пропев раз, он некоторое время ждет и снова повторяет то же. Я считаю его ночным животным. Иногда христиане ловят ленивца и приносят его домой, где он по обыкновению медленно ползает, и его нельзя ни угрозами, ни толчками принудить двигаться быстрее. Если животное находит дерево, то влезает тотчас же на самые высокие ветви и остается там 10, 12 и даже 20 дней; что оно ест, неизвестно. Я держал его дома, и, по моему наблюдению, оно, должно быть, питается воздухом. Того же мнения придерживаются и многие другие наблюдатели, так как никто не видел, чтобы ленивец что-нибудь ел. Он по большей части поворачивает голову и рот в ту сторону, откуда дует ветер; отсюда следует, что воздух, должно быть, очень приятен ему. Ленивец не кусается, да и не может кусаться, так как рот его очень мал; он также не ядовит. Вообще же я никогда не встречал ранее столь глупого и бесполезного животного, как он…7

Эх, нужно было писать роман о ленивцах.

Позже напишу и назову «Стремление».

Зеркала

Все – зеркала.

Зеркала и отражения.

Хорошо, что мы об этом не знаем.

Только головокружение порой испытываем. А причин не знаем.

Высший смысл

Нынче много говорят о том, что вода – носитель информации.

А люди верующие убеждены, что вода – носительница души.

И те, и другие правы, несомненно.

Вода повсюду. Вне нас, внутри нас.

А прежде мы об этом разве не догадывались?

Догадывались, но гнали от себя эту мысль. Надо же понять, что с этим делать.

А если присовокупить тот факт, что она – живая? А она живая.

Стало быть, вода управляет нами, наблюдает за нами, мыслями нашими управляет, чувствами. Придумывает сюжеты сновидений наших, судьбу нам придумывает. Алеше, мне, всем.

Как все же медленно движется человечество по замшелой лестнице познания! Боимся сделать несколько уверенных шагов. Немедленно сойти с ума боимся.

Думаю, правильным будет в роман об гарипе, будущем стеклодуве, написанном от четвертого лица, включить что-нибудь познавательное. Дать, например, коротенькую информацию о Бреме. Многие теперь позабыли о нем. Он оказался лишним в изменившемся мире. Теперь смотрят программы Национального географического общества. А там нередко показывают, как животные совокупляются и поедают друг дружку. Вывод напрашивается сам по себе.

Простите, немного отвлекся.

Итак, с тем, чтобы отвлечься от ужаса ледяной воды, перед погружением Алеша старался думать о ленивцах.

На самом деле вода была комнатной температуры, но внутренний голос настаивал, что вода непременно ледяная. На худой конец – кипяток. В любом случае остановки сердца не избежать. В такие минуты мысль о ленивце – спасение. Хорошо также вспомнить какой-нибудь эпизод из детства или пересчитать персонажей на картине Уорхола, или мысленно приступить к изготовлению яичницы.

Логика

В детстве мне казалось, что испанка, унесшая столько жизней – это реальная женщина в черных одеждах с впалыми щеками и кругами под глазами. Никак не мог сообразить, зачем она занимается такими вещами. Наверное, думалось мне, в этом есть какой-то смысл. Некий высший смысл!

Мысли о высшем смысле с младых ногтей посещают русского человека!

Главное не упустить логики.

Время ускорилось, сделалось коварным и бесчувственным, так что логика ускользает легко. Точно угорь.

Угри напоминают змей. Ненавижу змей. Еженощно жду их появления во сне. Так завещанная пращурами мудрость тщетно пытается пробиться сквозь толстый налет глупости, приправленной воспоминаниями.

Главное не упустить логики. И хотя бы попытаться быть последовательным. Но в каком направлении? По или против часовой стрелки?

А какая разница, если, в конечном счете, раньше или позже упрешься в зияющую пустоту, именуемую «до» или «после»? Так или иначе, тебя там «еще нет» или «уже нет», что никак не влияет на пустоту.

Никогда не мог запомнить в какую сторону по часовой стрелке, а в какую – против. Казалось бы, нет ничего проще, для меня же это – непреодолимая трудность. Это еще одно доказательство того, что от нас мало что зависит. Еще один знак. Этот и другие знаки: то и дело развязывающийся шнурок на левом ботинке, например. Читается – не возносись, не пыжься.

С таким-то шнурком катастрофа летчику обеспечена. Не сейчас, так позже. Если не на изумительной ракете, так на обыкновенном самолете. Вот и весь сказ.

Наличие инопланетян я не исключаю. Не то, чтобы убежден в их существовании или ожидаю их появления, но почему бы им не быть? Ведь мы же есть?

Наверняка им любопытно было бы познакомиться с Гагариным, простым гжатским парнем, первым спрыгнувшим с винтообразной лестницы познания. Хотя, может быть, они и знакомы. Беседуют сейчас на веранде, чай пьют с галетами, нахваливают друг друга.

Одним словом, постижение алгебры часовой стрелки для меня – непреодолимая трудность.

Цвет пустоты

Я бы окрасил пустоту в золотистый тон. Это даже не цвет, скорее запах. Ароматом этим исполнен двухэтажный дом, где находится мое убежище, дом выстроенный военнопленными японцами на века. Запах этот парил до меня, будет парить после меня, а, следовательно, это и есть цвет пустоты. Теорема доказана.

Ощущение пустоты довершает водосточная труба и мусорный бак во дворе. Порой по трубе пробегают зеленые искры, точно крохотные ящерки под спекшейся кожей бродяги.

Вам не доводилось встречать ящериц в декабре? Приходите к моему дому. Это не означает «приходите ко мне в гости», так как теперь я вам не открою. Я в ванне и вам не открою.

Японец? Японец тем более не откроет.

Впрочем, я не открыл бы вам, если бы и не был в ванне. Теперь мне не хочется видеть людей. Я, наконец-то, занят делом. Сосредотачиваюсь.

Мой японец

Стоит мне уйти или спрятаться в ванне, сутулый японец в ватнике и треухе тотчас выходит из своего укрытия и медленно бродит по комнате. Подходит к окну и протяжно наблюдает за тем, как дождь наполняет лунную сахарницу, сгоряча брошенную во двор соседкой сверху. Зимой следит за снегопадом и неподвижностью снеговика.

Стоит Ягнатьеву уйти или спрятаться в ванне, сутулый японец в ватнике и треухе тотчас выходит из своего укрытия и медленно бродит по комнате.

Надобно что-то делать

Перед тем как сделаться стеклодувом Алексей Ильич Ягнатьев двадцать четыре, а то и все двадцать пять часов кряду повторял одну и ту же фразу: «Надобно что-то делать». Надобно что-то делать, надобно что-то делать… И как эта вполне чеховская фраза, по малоумию осмеянная Ариком Шуманом, могла явиться в голову сорокалетнему ленивцу Алеше Ягнатьеву?! Однако факт: он долго повторял эти слова перед тем как погрузиться в воду. Пока от фразы не осталась одна только оболочка.

Отлично помню – часы в прихожей девятью ударами сколачивали мою треснувшую голову, а я прилаживал им в такт: «Надобно что-то делать».

Надобно что-то делать, надобно что-то делать…

Простыни

Тем временем в Бокове стелются простыни.

Ева стелет простыню.

Клавдия-Даная стелет простыню.

Любушка-голубушка стелет простыню.

Липочка стелет простыночку.

Берта Наумовна стелет простыню.

Зинка стелет простынку.

Валентина, дай ей Бог здоровья, стелет простыню.

Варвара Васильевна, Царствие ей Небесное, стелет простыню.

Мила вся горит, но стелет простыню.

Патрикеевна стелет простыню.

Оленька стелет простыню.

Вика стелет простыню.

Полина Сергеевна стелет простыню.

Всего – тринадцать.

Четыре раза по три и еще одна – Липочка.

Попугай

Пользуясь отсутствием Алексея Ильича японец, не снимая ботинок, укладывается прямо на простыню и сворачивается калачиком.

И что мы так гоняемся за временем? Время – враг! Однако же, вопреки всякой логике стараемся приблизиться к нему, понравиться ему, выцыганить у него всякое такое, чего и не бывает порой, то да се. Вся эта суета доставляет нам массу неудобств и обостряет чувство несправедливости.

Все это напоминает мне серебристую башню из цилиндров в цирке, по всем законам не имеющую права не уронить акробата и, тем не менее, удерживающую этого мошенника в равновесии, что искажает представление о реальности у детей и взрослых.