
Полная версия:
Не бойся меня
– Что это? – спрашиваю я, и все внутри натягивается и напрягается. Я еще не знаю, что этот день – последний, когда я ничем не связан.
…Сара выводит из себя всем. С первой встречи. Именем, идеальной учебой, лицом. Походкой и интонацией. Тяжелым узлом волос. Взрослая прическа, взрослые вопросы, взрослые рассуждения, взрослая отстраненность от остальных. Сара всегда одна. Ее не игнорируют и не травят – она добровольно отделила себя от класса, ей никто не нужен. И это выводит больше всего. Сара не смеется надо мной, когда я единственный не могу взобраться по канату на физкультуре. Канат – это коса; я чувствую себя принцем, который забирается в башню к Рапунцель; как я могу торопиться, как вообще можно забираться в башню под свистки, улюлюканье и стук мяча? Я съезжаю, не добравшись до середины. Класс гогочет. Сара не обращает внимания. Сара не обращает внимания и на мои победы, не подходит поздравить, когда я получаю стипендию администрации. Она остается равнодушна, когда я дарю ей анемоны на день рождения и когда приглашаю на выпускной. Мы оказываемся в одном такси после праздника, после бесконечно долгого вечера, немного пьяные, ужасно усталые. Позади экзамены, впереди поступление. Дом Сары ближе, чем мой; она выходит из машины и цепляется золотистой прядью за какую-то деталь над дверцей. Прическа уже помялась, кудри развились. В свете фонаря прядь блестит медью. Глядя, как Сара дергается, пытаясь выбраться, я глотаю что-то обжигающее и ледяное одновременно.
– Давай помогу.
Я протягиваю руку, опять сглатывая, не дожидаясь ответа Сары. Вместо того чтобы отцепить волосы, наматываю прядь на палец, затем на кулак. Сара бьется, как мушка, и вскрикивает. Оборачивается водитель. Я отпускаю ее. Я убиваю ее почти случайно, почти той же ночью – хотя, возможно, это уже день, но слишком темно в подсобке. Сара долго вырывается и хрипит, но в конце концов задыхается. Я запускаю пальцы в ее волосы. Мне страшно. Мне холодно. Осенью я поступаю на факультет информационных технологий, как и планировал.
…Свету я ищу вполглаза. Стараюсь не думать об этом слишком много. На какое-то время получается забыть совсем: мне нравится программирование, и я погружаюсь в учебу с головой. Но однажды поисковый запрос о регистрах процессора приводит меня к статье о вязании на волосах. Я рассматриваю прически; читаю, как парикмахер из Кохема соединяет две вещи: парикмахерское искусство и вязание. Я рассматриваю косы, плетения, ажурные сети, созданные из прядей. На следующий день встречаю в метро Свету: у нее идеально-белые волосы, которые на свету отливают платиной. Я представляюсь парикмахером, экспериментирующим с волосами. Показываю фото из статьи, выдавая их за свои. Мы приходим в тетин салон поздним вечером; он давно заброшен, Света чувствует запах сырости, видит неопрятные кресла и начинает что-то подозревать.
– Пожалуйста, сиди ровно. Не двигайся, пока я не скажу. – Я прошу очень вежливо и совсем не хочу делать ей больно, но Света не понимает. Мне жаль. Я зарываюсь лицом в ее волосы, обматываю косами ее тело. Она не дышит – но наконец и не сопротивляется.
…Сехмет оканчивает аспирантуру. Она из числа иностранных студентов, поэтому живет в недавно отремонтированном корпусе общежития, одна в комнате. Это меня и губит. Будь там хотя бы две девушки – я бы сумел замести следы и отвести от себя всякие подозрения. Увы. Сехмет – имя богини войны и охоты, древние египтяне изображали ее в виде женщины с головой льва. Сехмет и вправду сопротивляется как лев: отчаянно дерется, рычит сквозь кляп, умудряется несколько раз ударить меня почти всерьез. Я бы ни за что не подумал, что она способна на это: мягкая, ласковая, милая Сехмет, которая подарила мне карту звездного неба на годовщину встречи. Ей даже нравилось, когда я заплетал ее длинные волосы в необычные и сложные косы; она не распускала их, ходила так несколько дней. Ей не понравилось, когда я предложил добавить к косам веревки. В тот вечер я расстроился и слегка пережал, обезумев от вида плотной каштановой косы, обхватившей ее шею.
– Сехмет, прости, – повторял я, обращаясь вовсе не к судье и не к обвинителю. – Сехмет, прости. Сехмет, прости.
…В камере мерцает лампочка, но здесь запасной нет. Я закрываю глаза, чтобы свет не мешал. Я думаю о том, как отыскать ту, с которой не случится так же, как с Сехмет. Гадания, тесты, карты – все это мещански-глупо. Случайные знакомства и связи могут закончиться так же, как и с Сехмет. Нужно придумать способ узнавать заранее. Понимать, что интересы схожи. Плести очень аккуратную и нежную сеть.
…Меня просят помочь настроить локальную сеть – после того, как с этим не справляется сотрудник тюремной администрации. Садясь за компьютер впервые за три года, я разминаю шею и ловлю озарение. Приложение для знакомств – вот что мне нужно. Но не такое, как уже существующие, а что-то вроде… лужи отчаяния. Для тех, у кого ничего не вышло. Для тех, кого отвергли, не поняли или не послушались. «Неудачка» – вот так я называю его про себя. Когда, спустя годы, приложение воплощается в жизнь, вырастает и обретает аудиторию – а я выхожу на свободу, – мне приходится набрать команду: столько наваливается дел. И название, увы, приходится поменять: бренд-менеджер настаивает, ребята поддерживают, и мы становимся «Переиграй» – приложением для неудачных знакомств. Я даже не замечаю, в какой момент слово «неудачных» исчезает: к тому времени я уже отхожу от дел, слегка пораженный объемом прибыли. Премиум-аккаунты, режим невидимки, подарки, наборы стикеров, виртуальные свидания – люди так щедры, когда боятся остаться в одиночестве. Впрочем, не все ищут просто партнеров; кто-то разыскивает своих Сар, Свет и Сехмет. А я… Получив почти идеальный инструмент, я решаю, что не буду этого делать. Что не хочу больше случайных жертв. Что Сары, Светы и Сехмет достаточно, чтобы удовлетворить мою жажду.
Как бы не так.
Терапия. Подавление. Медитация. Общение сведено к минимуму. Спорт, изучение психологии и психиатрии, еще несколько проектов в сфере разработки приложений. Изоляция от стимулов и прием лекарств. Цветоводство. Книги. Поиск альтернативных способов. Я ищу безопасные и законные варианты выражения своих склонностей: макраме, театр, солома, хендмейд, ролевые игры. Я фотографирую то, что делаю, и добавляю в свой набор метафорических судьбоносных карт. Я борюсь. Я душу́ свой фетиш. Я отвлекаюсь как могу, время от времени вновь ныряю в разработку и в один из вечеров исправляю критичный баг[7] в проде[8] «Неудачки»: приложение падает при свайпах[9].
Я останавливаю раскатку[10], фикшу[11], выкладываю новую версию и снова включаю раскатку. Раз в час проверяю графики с крашами[12]; заметного роста ошибок больше не вижу. Скачиваю обновление приложения и на всякий случай, хотя в этом уже нет никакой нужды, проверяю его. Свайп, второй, третий… После третьего выходит фото девушки с длинными черными косами. В анкете сказано, что она любит макраме и морские узлы.
Еще одна карта сама укладывается в мой узор.
Глава 4
Все хорошо, мам, правда
Саша старалась не думать о письме, но думать об «Эклектике». О письме не думалось с трудом, об «Эклектике» думалось запросто. В голове роились радужные перспективы, вот только все – как сквозь грязную пленку, сквозь творожистую мыльную пену, как если бы залапанные мечты замочили в тазу с порошком и оставили на неделю. Саша тряхнула головой, проморгалась, потерла уши, но низкий и хриплый, какой-то бархатный с изнанки голос все равно прорывался сквозь окружающее.
– Да пошел ты!
Саша заткнула уши и начала думать о стажировке. Во-первых, зарплата. Это значит, не придется высчитывать в магазине все до рубля, не придется выбирать самый дешевый йогурт и закупаться в «Ашане» продукцией «Каждый день». Это значит, можно будет пополнить социалку[13] на автобус, а не только на метро и перестать бегать от метро до универа пешком. Это значит, можно будет отправиться в секонд-хенд и отвести душу, а заодно подобрать наряды для работы, не балансируя между экологичностью и ценой.
Во-вторых, опыт. Уже на третьем курсе у нее появится реальный опыт работы в одной из престижнейших редакций одного из престижнейших медиахолдингов страны! А это значит, что автоматически закрывается вопрос с производственной практикой, а в перспективе – с поиском научного руководителя для НИРа[14] и диплома.
В-третьих, рост. Саша была уверена, что в редакции она за неделю впитает больше, чем собирала по крохам в универе в течение трех лет. Кроме того, «Эклектика» не ограничивается онлайн-площадкой и бумажными спецвыпусками. У них есть радио, телеэфир, даже межотраслевые проекты… И во всем этом Саша сможет поучаствовать – если как следует зарекомендует себя. В конце концов, если ей понравится, никто не помешает ей остаться работать там и после универа. А это уже – минус одна головная боль.
В-четвертых, мама. Возможно, когда мама увидит ее лонгрид в «Эклектика. Story», она признает наконец, что выбранная Сашей специальность – настоящая профессия, которая позволит заниматься классными, прибыльными и интересными вещами. И возможно, мама перестанет вздыхать и уговаривать ее бросить МГИЖ и вернуться в Кавенецк, чтобы учиться на инженера-экономиста.
Саша представила, как мама показывает выпуск с ее статьей соседкам. Как сдержанно кивает в ответ на кудахтанье теть Ани и похвалы Светланы Владимировны. Как взахлеб обсуждает все с папой вечером за чаем. Саша улыбнулась своим мыслям… и снова вспомнила про голосовое в «Переиграй». Кольнуло, и внутри разлилось ледяное жжение: парализующее, щекочущее, отвратительно выбивающее из колеи.
Она коснулась ладонью лба, сжала и разжала пальцы, возвращая себе контроль. Это просто какой-то идиот. Мало ли их пасется в таких приложениях. Просто идиот. Закрыли, проехали и забыли. Зато – «Эклектика»! Сашу вновь затопила волна тепла. Она улыбнулась себе в зеркало. Быстро расплела косы, собрала волосы в хвост и отправилась в универ, и даже понедельник с шестью его парами больше не вызывал ни тоски, ни досады.
Арина! Меня позвали на второй этап, прикинь! Аринка, погнали в кафе после пар. Я сегодня поздно заканчиваю, но все равно – погнали! Только без коктейлей, а то…
Твоя фотография. Твои косы. Твои глаза.
Сашу замутило. Она попыталась выкинуть из головы слова и голос. Через силу дописала:
…а то я не хочу, чтобы меня опять мутило, как после прошлого раза.
* * *Фотожурналистика, организация телевизионного эфира, отраслевая журналистика, обед (в честь «Эклектики» – аж из двух блюд), международная журналистика, организация работы редакции в печатных и интернет-СМИ, теория коммуникаций – и, наконец, свобода! Саша вырвалась из универа с гудящей головой – под прохладное звездное небо. Шагала к метро без шапки; ветер раздувал волосы. Нос и пальцы замерзли, но было так круто, так радостно на душе: наконец-то хотя бы первый этап поддался, она прошла, прошла, прошла!
В ботинках хлюпало, Саша скользила по подмерзшей грязи. Хрустел лед. Урчало в животе, и она с предвкушением думала о брауни в «Шоколаднице» на третьем этаже торгового центра. Добравшись вдоль пустынного шоссе до вестибюля «Каширской» – светлого, людного, недавно отремонтированного, – Саша уже не чувствовала пальцев ни на руках, ни на ногах. Из дверей пахну́ло знакомым теплым духом метро. Она вошла и расправила плечи. Ну наконец-то.
* * *Вадим, привет! Я прошла во второй тур отбора на стажировку в Эклектике, представляешь?
Привет. Ого какая крутая новость. Поздравляю!
Помнишь, как мы в библиотеке на переменках читали развороты про кино?;) Прикинь, если меня возьмут, вдруг я буду заниматься этим разделом?
Круто. Когда второй тур?
5 марта
Тебе для этого реклама нужна была?
Не, не. Реклама – для проекта по медиакоммуникациям. А для Эклектики мне надо будет не фоткать рекламу, а освежить все знания за три курса;)
Удачи!
Спасибо:)
Саша топ:)
* * *Фисташковый латте оказался горьким, едва теплым и в целом практически отвратительным… оказался бы в любой другой вечер. Но сегодня в Саше словно искрило что-то; и это что-то добавляло света полутемному залу, придавало сил после шести пар – словно она только-только проснулась; придавало даже паршивому кофе вкус прекрасного рафа из маленькой кофейни на улице Льва Толстого.
– Тащишь, – констатировала Арина, усаживаясь напротив. Выглядела она неважно: то ли не выспалась, то ли приболела. Но, как показалось Саше, подруга порадовалась за нее вполне искренне. – Что будем? Как обычно, пополам?
– Как обычно, пополам, – весело тряхнула хвостом Саша. Хвост за день успел растрепаться, пряди выбились и, наэлектризованные, липли к свитеру.
Твоя фотография. Твои косы. Твои глаза.
– Ты чего? Подавилась? – Арина привстала. – Саш?
– Все… нормально, – залпом допивая кофе, выговорила Саша. – Так. Просто.
Арина села обратно, откинулась на спинку полукруглого кресла в пятнышках на бежевой обивке. Саша, стараясь успокоиться, вынула из подставки салфетку и принялась скручивать ее в жгут. Потом вспомнила, что за год в одной Москве на туалетную бумагу и одноразовые полотенца уходит участок леса площадью с внутренность МКАДа. Отложила салфетку. Сцепила под столом руки и улыбнулась.
– Пятого марта. Я уже планирую, как Гермиона, составить себе расписание, какие предметы повторять в оставшиеся дни.
Арина кивнула.
– Норм идея. Только не упорись.
– Да уж постараюсь, – рассеянно ответила Саша и открыла меню. – Так… Ужин же?
– Ужин, – снова кивнула Арина.
У подошедшего официанта они попросили комплексный ужин: теплый салат, блинчики и дополнительный кофе. И брауни, конечно. Официант принес блюда и два набора приборов. Арина тут же вынула из бумажного пакетика вилку и принялась за салат. Саша взяла ложечку от кофе и стала пилить блинчики ею.
– Так вот же вилка. Или что? Опять упаковка?
– Вилка в пакете, – кивнула Саша. – Я не буду трогать. Не хочу плодить лишнюю упаковку.
– Ты поехала уже немного на этой своей упаковке, мать, – вздохнула Арина, вылавливая в салате помидор.
– Тебе что, мешает? – резко спросила Саша.
– Эй! Ты чего? Я же не…
– Вот именно – смеешься и осуждаешь!
– Саш, да что с тобой? Только что веселая была, и на́ тебе – осторожно, злая собака! Что случилось?
Саша сглотнула. Сунула в рот полблина разом. Посмотрела на Арину исподлобья. Говорить? Или нет?
Когда захочешь встретиться, дай знать.
– Арин, – быстро сказала Саша. – Я…
Я рядом.
Арина оторвалась от салата, внимательно посмотрела на Сашу. И Саша поняла, что не сможет сказать. Слова застряли. Не сможет она признаться, что этот тип написал… вернее, наговорил такое.
Не заставляй меня ждать слишком долго.
– Саш? Саша?..
Кусок блина встал в горле. Саша закашлялась. У Арины зазвонил телефон.
– Сейчас, минутку… Не теряй мысль, – быстро сказала подруга, прижимая телефон к уху. – Да, приветик, Андрюш.
Саша выдохнула и обмякла в кресле. Сердце опять колотилось как безумное. Забыть. Закрыла и забыла, проехали. Всё. Всё. Забыли.
Когда Арина договорила, Саша уже взяла себя в руки. Постаралась вести себя непринужденно; в конце концов, и правда почти расслабилась. Арина проводила ее до общаги, Саша скинула одежду, кое-как умылась и, уставшая до предела, все же начала читать прошлогодние конспекты по теории журналистики. Как хорошо, что она сохранила все тетради. Строки плыли перед глазами, но она не сдавалась, пока не осилила три темы. А потом наконец выключила ночник – Ануш и Оля уже видели десятый сон – и, счастливая, напуганная, провалилась во тьму.
* * *Наутро Саша снова первым делом проверила почту – вдруг пришло что-то еще от «Эклектики». В принципе, совершенно не с чего, да и что они могут прислать? Список тем для подготовки к собеседованию? Было бы круто, но такой щедрости Саша, несмотря на уносившие ее временами мечты, не ждала. Однако, открыв уведомления, она все-таки обнаружила кое-что новое. Не от «Эклектики». Во «Вконтакте». Сообщение от незнакомца с ником Overlord. Голосовое.
Что-то нехорошо дрогнуло внутри. Саша нажала «Плей».
Привет, Са-ша. Это я. Уверен, что ты узнала. Пожалуйста, не нервничай так сильно, ладно? Ты снилась мне сегодня… Надеюсь, ты хорошо выспалась перед парами. И я рад, что вчера ты была так счастлива и так хорошо провела время с подругой. Она вполне симпатичная, но до твоих яркости, смелости и харизмы ей далеко-далеко. Куда дальше, чем мне – до тебя.
Ты спросишь, откуда я знаю об этом?
Саша попыталась выключить сообщение, но пальцы дрожали и проскакивали мимо кнопки.
Возможно, я сидел вчера где-то рядом. Возможно, я и сейчас где-то совсем рядом с тобой. Пожалуйста, не бойся меня, Са-ша.
Пальцы по-прежнему не слушались, словно принадлежали не ей. Вместо того чтобы заставить телефон замолчать, Саша случайно запустила сообщение с начала.
Привет, Са-ша. Это я. Уверен, что ты узнала…
Ее потряхивало от мерзости. Она резко убавила звук до нуля. Отшвырнула телефон. И замерла, полулежа в кровати, дрожа, боясь шевельнуться. Боясь, что он там – за окном. За дверью. Под кроватью.
Она инстинктивно подтянула ноги к груди. И кажется, впервые пожалела, что оказалась одна в комнате: рядом не было ни Ануш, ни Оли. Может быть, Оля отправилась на пробежку, а Ануш – на работу. А может, обе ушли на пары. А он… А он, возможно, прятался где-то здесь. Подглядывал, затаившись в шкафу между зимних курток. Или молча стоял за высоким холодильником, на котором к тому же громоздились микроволновка и хлебница; легко можно встать так, чтобы не было видно с кровати.
Саша попыталась рассмеяться вслух. Вышло сипло и глухо и больше походило на карканье, чем на смех. Но это, по крайней мере, был ее голос – испуганный, сухой, смазанный, но перебивавший голос из телефона.
Преодолевая отвращение, Саша дотянулась до телефона и, касаясь экрана кончиками пальцев, удалила голосовое. Потом, ошибаясь, вновь попадая не туда, закрыла личные сообщения – так, чтобы писать ей могли только друзья. Глубоко вдохнула. И рывком поднялась с кровати. Заставила себя подойти к подоконнику и выглянуть наружу. Никого; только стальной отлив в пятнах ржавчины, голубиного помета и белой краски, которой белили откосы. Засохший дубовый лист, прилипший к стене еще с прошлой осени. Паутина. И никого.
Тогда Саша подошла к шкафу и резко распахнула обе дверцы. С верхней полки упала шапочка Ануш, внизу пошатнулась пирамида из обувных коробок. Пальто, шарфы, пуховик, Олин кислотно-зеленый плащ и искусственная розовая шубка, Сашина куртка, красная болоньевая жилетка Ануш. Никого. Для верности – и оттягивая время – Саша пощупала куртки и несколько раз ударила кулаком в мягкое нутро шкафа. Нет; здесь определенно не мог спрятаться человек.
И тогда она наконец повернулась к холодильнику. Два шага на деревянных ногах. Полтора метра. Вечность и бесконечный простор для фантазий и страха.
– Естественно, там никого нет, – язвительно произнесла Саша.
Само собой, там никого не оказалось. Тумбочка, где хранилась всякая чепуха типа пустых коробок и старых тапок, и обувная полка. Всё.
– Никого, – вслух повторила Саша, а затем, пока страх не парализовал окончательно, рванулась к двери, распахнула ее – если кто-то подслушивает под дверью, ему здорово прилетит по лбу – и выглянула в коридор.
Чей-то смех из холла. Знакомая с параллельного потока идет с кухни, держа прихваткой кастрюлю; кивает Саше. Первокурсница расхаживает с тетрадью, беззвучно шевеля губами, – наверняка запоминает жанры и направления журналистики. Что ж, Саша на первом курсе тоже учила это до такого состояния, чтобы, разбуди среди ночи, отскакивало от зубов. Говорят, на истфаке так заставляют зубрить Рюриковичей.
Саша вернулась в комнату, аккуратно и плотно закрыла дверь и принялась собираться на пары. Отрицать бесполезно: из-за «Переиграй» она вляпалась в какое-то крайне неприятное дерьмо. Но подчиняться страху, собственным выдумкам и фантазиям какого-то больного идиота – нет. Нет и нет. Всё, она закрыла сообщения «ВКонтакте». Удалила «Переиграй». Больше он не…
Стоп. А как он нашел ее во «Вконтакте»?
Сашу снова пронзило ледяной иглой, она остановилась с чайником посреди комнаты. Пустой, легкий, давно не чищенный, он слегка подрагивал в руке.
Как этот ненормальный нашел ее?
Аватарка. Да. Она поставила одну и ту же аватарку и там, и там. Идиотка! Конечно, он просто нашел ее по поиску картинок. Совпадение сто процентов! Вот дура!
Саша поставила чайник, схватила телефон и быстро поменяла фото на первое, что нашлось в галерее, – какой-то случайный снимок из окна аудитории в главном корпусе: черные ветки на фоне зимнего заката.
Вдохнула. Выдохнула. Что еще? Главное – закрыла сообщения. Да, можно сейчас же удалить переписку и добавить этого Overlord в черный список.
Она сделала это – снова кончиками пальцев, будто трогала плесневелую тряпку. И только потом сообразила, что вообще-то могла подать на него жалобу в администрацию соцсети.
– Спокойнее, Саша, – пытаясь совладать с суетливой паникой, велела она. – Спокойнее.
Са-ша.
Она вынула из упаковки влажную салфетку, как следует вытерла телефон. Включила, наконец, чайник. И заставила себя выбросить эту историю из головы.
* * *В универе день сложился неожиданно удачно: Саша получила пятерку за реферат по гротеску в трагедии, «МГИЖ сегодня» перечислил деньги за статью, а в перерыве ей даже удалось немного поразбирать конспекты. Во время практикума, когда предстояло за пару сверстать полноценный – насколько это возможно в таких условиях – газетный номер, Саша забыла о голосовом. Верстка, компоновка, шрифты и, конечно, само наполнение номера увлекли настолько, что она даже вступила в яростный спор с Антоном, заставила его перестать прогибать под себя всю группу и предложила название и концепцию, которые в итоге понравились всем: «18 –».
Добравшись до столовой и вдохнув запах горохового супа, Саша ощутила волчий голод. Сообразила, что это оттого, что она так и не съела ничего на завтрак. Да и вечером в «Шоколаднице» бо́льшая часть ужина тоже досталась Арине – у Саши совсем не было аппетита.
А потом она вспомнила почему. И снова расхотела есть. Но все равно купила рис с кукурузой и заставила себя проглотить хотя бы несколько ложек.
– Саш! – окликнул кто-то, и она приросла к стулу, прекрасно зная, что это совсем другой голос и что окликают, скорее всего, вовсе не ее, – сколько Саш сейчас сидит в столовой. И все-таки – ком в горле, мгновенно вспотевшая спина, замерзшие пальцы и одеревеневшие ноги.
Са-ша.
Она с усилием обернулась. Конечно же, окликали не ее. Окликали Сашу Кормушкину, админа «МГИЖ Культурики», которая распределяла по группам бесплатные профкомовские билеты на концерты, в театры и на другие культурные мероприятия.
Оставались еще две пары – цифровая периодика и редактирование медиатекстов, – и ни на одной Саша не могла сосредоточиться. К тому же заболела голова. Она запила цитрамон водой из термокружки, сунула ручку в пенал и, перестав записывать, подперла щеку кулаком и принялась тупо смотреть на препода у доски. В голове стоял гул; за спиной тихо смеялись Аня и Антон, слева Илья печатал что-то на ноутбуке – вряд ли лекцию; справа Дина жевала пирожное, чавкая и роняя крошки. Когда пары наконец закончились, Саша вышла на свежий воздух и сразу почувствовала себя лучше; хотя, наверное, воздух в Москве вряд ли можно назвать свежим. И все-таки снаружи ветер и прохлада и нет ни духоты, ни толпы, ни стен…
Нет толпы и стен! Она была совсем одна – и без всякой защиты.
Саша с силой укусила кулак. Она же решила не подчиняться страху! Тем более это просто какой-то идиот. Поиграл – и отвянет.
Мелькнула мысль позвонить и рассказать все маме, но… Во-первых, мама тут же примчится и утащит ее домой. Во-вторых, в таком случае уж лучше позвонить папе. А в-третьих… В-третьих, если он знал, где она была вчера, то вполне может прослушивать ее разговоры. И знать, где она находится сейчас.
Как это не пришло в голову раньше? Он может следить за ней прямо сейчас!
Саша сунула руки в карманы. Чувствуя, как изнутри ее выкручивает пустота, как все тело натягивается и леденеет, огляделась.
Нет. Нет, это все блеф. Если бы он знал – давно нашел бы ее.
Но упоминание «Шоколадницы»… Откуда? Откуда?!
В таком случае в общагу нельзя – ведь если он следит за ней, Саша приведет его к собственному дому. С другой стороны, если он следил за ней уже вчера – он и так знает, где она живет. С третьей стороны – куда ей еще идти?
Саша быстро, не оглядываясь, пошла в общагу. Местами – особенно мимо замороженной стройки и по пустырю – почти бежала. Забыла, что хотела зайти в магазин. Забыла, что договорилась заглянуть к Тине, живущей в соседнем корпусе.