скачать книгу бесплатно
Секунду Ламорак смотрит на меня, и его взгляд поет мне песню любви.
Потом он осторожно берет меч двумя руками за гарду, целиком вытягивает клинок из ножен и только тогда активизирует его магию, берясь за рукоять, – зачарованное оружие оживает и заводит свою пронзительную песню, от которой у меня ломит зубы. Воздух вокруг клинка дрожит и плавится, как над прожаренным на солнце тротуаром в жаркий день, и я чувствую, как меч влечет к себе все течения Потока.
Ламорак подходит к южной стене, поднимает оружие на уровень головы и вонзает острием в штукатурку; потом он наваливается на рукоять, и Косаль легко входит в доски, а его песня превращается в визг. Ламорак плавно ведет клинок вниз. Он не пилит стену, а делит ее на части так, будто она из брынзы. Этим мечом он проложит себе путь сквозь все жилые дома до самой реки, если придется: Косаль режет и доски, и камень, и даже сталь, хотя на это требуется время.
Время – вот что нужно обеспечить.
Внизу размахивает руками Берн.
Люди в серых кожаных штанах и камзолах – Серые Коты – выскакивают из всех переулков и устремляются к дому, где засели мы.
Я делаю глубокий вдох, потом по капле процеживаю воздух через губы и снова набираю полную грудь. Пока я при помощи дыхательной техники погружаю себя в мыслевзор, руки сами так и летают от кармана к поясной сумке, от ножен к ножнам, проверяя, на месте ли все мои кристаллы с насечками, сложные узлы из крученой золотой и серебряной проволоки, жезлы, кусочки стекла и пакетики с порошками.
Оболочка Берна – сияющая аура его жизненной силы – горит так обжигающе ярко, словно он какой-нибудь архимаг. Паника поднимается во мне, едва не выбрасывая меня из мыслевзора.
Это невозможно! Берн – воин, а не адепт, он мечник, воспитанный в монастыре, у него нет магии. Никогда не было! Но теперь…
Теперь путаницу разноцветных нитей, которой предстает в мыслевзоре Поток, прорезает луч шириной с два моих кулака, прямой, как стрела, и красный, точно раскаленное железо из горна. Омывая Оболочку Берна, он уходит на юго-запад. Там стоит дом, но простые кирпичи и доски никогда не были препятствием для Потока, а мне известно, что? еще находится в том направлении. Луч пронзает дома насквозь и уходит в Старый город – на остров посреди Большого Чамбайджена, сердце Анханы.
Этот источник энергии исходит из дворца Колхари. Значит, этот сукин сын черпает… Плевать, что это невозможно, – он берет силу Ма’элКота, черт его дери! Теперь все понятно: и как он снял наших часовых, и почему я не заметила ни малейшего магического напряжения, – сила, которая понадобилась ему для этого, идет издалека, а потому никак не сказывается на здешнем Потоке. Задумавшись, я не сразу вижу, что Берн протянул руки к моему окну, и едва успеваю отпрянуть, когда передо мной взрывается стена.
От грохота закладывает уши, кирпичная кладка превращается в огонь. Я ползу, прикрывая глаза ладонью, свободной рукой нашаривая в нагрудном кармане крохотный амулет из фасетчатого кварца – он изображает Щит. Амулет заряжен, так что у меня сразу начинает колоть пальцы, а мыслевзор показывает мне переплет из сияющих линий на поверхности кристалла. Я с усилием воскрешаю этот образ в своем сознании, стараюсь увидеть его, и у меня получается: решетка из сияющих линий закрывает дыру там, где еще недавно была стена.
Солнце хлещет в дыру, языки пламени лижут ее края; потолок, утратив опору, угрожающе прогибается и рушится, я вижу, как на крыше дома напротив с десяток Серых Котов вскидывают заряженные арбалеты и целятся в меня.
Стрелы гудят, прошивая воздух, и вдруг замирают, дрожа, словно воткнулись в доски. На самом деле они встретились с моим воображаемым Щитом – только он закрывает сейчас дыру. Четверо Котов соскальзывают с крыши по веревкам – изящный маневр, который при обычных условиях привел бы их через дыру прямо в квартиру. Но удар о Щит оказывается таким сильным, что их отбрасывает назад, однако и я при этом едва сдерживаю стон – ощущение такое, как будто мне заехали ногой в живот.
В мыслевзоре мой Щит выглядит как матрица золотистой силы толщиной в дециметр; для нападающих это стена из полупрозрачного стекла с текстурой вулканизированной резины. Через его кварцевую модель течет Поток. Силы здесь много, и я могу держать Щит сколько угодно – точнее, до тех пор, пока буду его видеть. Коты, висящие снаружи на своих веревках, отталкиваются от Щита ногами и опять с размаху бьются в прозрачную стену. Я снова чувствую удар. Больно.
Ничего, пусть покачаются, зато Берн не сможет снова пустить в ход магическую молнию, иначе поджарит и их. Я неспешно встаю, ни на миг не выпуская Щит из виду.
Через плечо, сквозь арку, которую вырезал в стене Ламорак, я вижу Таланн – она опускает в такую же дыру в полу младшую дочь Конноса. Жестом она показывает девочке: «Все хорошо», знаком зовет нас за собой и сама легко прыгает в дыру.
Близнецы взяли доски, которые Ламорак отрезал от стены, и крест-накрест зашили ими входную дверь – снизу прибили к полу кинжалом, а верхние края заклинили под ручку. Это ухищрение, пожалуй, остановит Котов – на секунду.
– Быстрее уходите, уходите! – кричу я парням.
Я брошу эту комнату, уйду через дыру в стене, а Щит перенесу в арку, прорезанную мечом, – нельзя оборонять сразу и дверь, и дыру.
Близнецы уже заканчивают с последней планкой, когда дверь и стена вокруг нее взрываются тучей мелких дымящихся щепок. Братьев отбрасывает вглубь комнаты, где они распластываются на полу, помещение наполняется едким сернистым газом и Котами, которые лезут в дыру из коридора.
Они пришли, чтобы драться.
У них армированные проволокой камзолы, но без кольчуг: акробатические прыжки и скорость – вот их главная защита. Наибольшую опасность они представляют, атакуя малыми группами на открытом пространстве. Здесь, в тесных комнатках и узких коридорах, им негде развернуться – я специально выбрала такой район. Но этого, вполне возможно, будет мало.
Из коридора доносится тенор Берна, звучный, как удар гонга:
– Адепта держите! Он нужен мне живым!
Окровавленные близнецы пытаются подняться. Один Кот бросается на них и тут же расстается с жизнью – меч Яка втыкается ему в горло. Но его вес отбрасывает Яка на пол, и Даку приходится прикрывать брата, стоя на колене. Тут я теряю их из виду – у меня возникают проблемы.
На меня прыгает пара Котов. Я бросаю Щит – в этой сумятице их могло быть и четверо, это ничего не изменило бы – и выхватываю из ножен на левом запястье жезл длиной с палец. Мне едва хватает времени зарядить его прикосновением своей Оболочки – те двое буквально наседают на меня. Жезл в моей руке испускает луч, и он, словно копье, пронзает коленную чашечку одного Кота. Тот падает, зато второй врезается в меня, как атакующий бык, и прижимает к стене.
Плоскостью меча Кот выбивает из моих рук жезл и бьет меня по голове рукояткой. Правда, я успеваю откатиться, так что черепно-мозговой травмы мне удается избежать, но искры из глаз сыплются. Плечом Кот прижимает меня к стене, приставляет острие меча к моему горлу и рычит:
– Ну, предательница, что ты теперь будешь делать, а?
Его самоуверенность понятна: адепты в большинстве своем беспомощны в схватке, а тут перед ним невысокая женщина хрупкого сложения – неудивительно, что он не чует опасности. Но он не знает, что я несколько лет была замужем за человеком, которого не зря считают лучшим из живущих бойцов, – кое-чему я у него научилась.
Я прикусываю язык, и слюна заполняет мне рот. Глубоко вдохнув, я выхаркиваю слюну ему в глаза.
От неожиданности он моргает – всего раз, но мне этого достаточно. Пока его веки скользят сначала вниз, а потом вверх, я успеваю наступить сапогом на его коленную чашечку и сильно надавить. Слышно, как рвутся связки, колено теряет привычную форму. Боль ослепительная, я знаю, и, пока он решает – сначала завизжать, а потом воткнуть мне в горло меч или наоборот, я успеваю вывернуться из его хватки и убежать – он не догонит.
Близнецы уже на ногах, сражаются спина к спине; оба тяжело дышат, оба ранены, но пятеро Котов уже заплатили жизнью за их раны. Дак и Як росли в школе гладиаторов и с шести лет дрались спина к спине; в ближнем бою, да еще в таком тесном пространстве, они непобедимы.
Но вот Коты отступают от дыры в наружной стене, оставляя близнецов неприкрытыми со стороны улицы, откуда в них целятся арбалетчики, и замечают, что их соратник уже не зажимает меня в угол.
Я мгновенно ныряю в мыслевзор. Оболочки противников мерцают, кружево Потока плывет по комнате. В поясной сумке нашариваю колесико размером с медную монетку. Правда, оно не из меди, а из золота и платины. Мои печати горят на нем яркой зеленью молодой листвы. Заклятие прорисовывается у меня в голове сложным орнаментом, когда я подношу колесико ко рту и дую.
Рисунок перед моим внутренним взором ширится, захватывая сначала только мою Оболочку, а потом куски досок и щепки, в которые превратил стену взрыв; их крохотные Оболочки, когда-то яркие, а теперь потухшие, свидетельствуют о том, что когда-то и в них текла жизнь. За секунду я устанавливаю соединение между рисунком силы и поблекшими Оболочками щепок и сливаю их в симпатическое единство со спицами моего колесика. Щепки взлетают с пола, а когда я снова дую в колесо, начинают вертеться вместе с ним.
И вертятся очень быстро.
Они вращаются как пропеллеры, как диски небольших бензопил. Вытянув руку с колесиком вперед, я черчу им знаки в воздухе. Колесо ускоряет ход. Щепки быстрее мчатся по кругу, дублируя каждый оборот колеса. Связь между ними и колесом не даст им остановиться, а я пока использую контроль над Оболочкой, чтобы придать направление их полету.
И я направляю их на Котов. Тонкий вой вертящихся щепок мешается с криками боли и страха: самые крупные осколки древесины обрушиваются на Котов как молоты, и даже те, что помельче, творят немало вреда.
– Назад, идиоты! Назад! – слышу я рев Берна, который зовет Котов из безопасного коридора.
Те кучей бросаются к дыре, где раньше была дверь, а за ними по моему мановению устремляется половина всех древесных осколков в комнате. Вторую половину я, также раскрутив, бросила на соседнюю крышу, чтобы прикрыть близнецов от арбалетчиков и дать им возможность уйти. Все складывается так хорошо, что я на миг даже верю – у нас получится, мы прорвемся.
Вертящаяся древесина воет оглушительно, и мне почти не слышно, как звенят тетивы арбалетов. Через тучи щепок в комнату прорываются лишь две стрелы, и одна из них поражает Дака в голень. Стрела арбалета – это стальной стержень граммов триста весом; вонзаясь на всей скорости в цель, он бьет, как молот; голень Дака трещит, он падает, с криком цепляясь рукой за брата. Як оборачивается, хочет закинуть Дака себе на плечи, и тут в комнату врывается Берн, красный, как опившаяся кровью молния.
Он идет по комнате колесом: с рук на ноги, снова на руки и так дальше, – и наконец останавливается с мечом в руке. Пока я судорожно изменяю вращение колеса и полет щепок, Берн размахивается и обрушивает меч на открытую шею Дака – раненный, тот даже не успевает понять, что Берн уже в комнате. Голова Дака отскакивает, в лицо Яку ударяет струя крови, он воет, как про?клятая душа в аду, пытаясь стряхнуть с себя тело и замахнуться мечом. Но Берн уже перехватил меч для обратного удара, и его острие входит Яку в рот и прорубает затылок.
Секунда – и двух лучших мечников Империи как не бывало.
– Щит. Личный, – бросает Берн.
Вихрь ревущих щепок врезается в него, но поздно: он уже окружен сферой из полупрозрачного материала. Деревянный вихрь разбивается об него и осыпается на пол.
– Научись делать что-нибудь похитрее, – говорит он с улыбкой и описывает своим мечом короткую дугу внутри сферы – от лезвия летят брызги.
Я молча отправляю одну часть летающих деревяшек в коридор, за Котами, а вторую – в стену рядом с собой; щепки, вертясь, крушат доски, производя, как я надеюсь, достаточно опилок, чтобы скрыть меня от чужих глаз. Из коридора доносится дружный вой.
Берн смотрит на меня, нахмурившись, и вдруг его лицо проясняется.
– Паллас! – восклицает он и расплывается в широкой ухмылке – он меня узнал. – Да это же ты! Паллас Рил, задери меня коза, если это не ты! Значит, Кейн тоже где-то рядом? Хотя нет, что это я? Будь он сейчас здесь, был бы с тобой, как преданный пес.
Через дыру в стене я выскальзываю в соседнюю комнату, но он идет за мной.
– Значит, ты одна? Погоди… так это ты? Ты – Шут Саймон? Ты? Мерзопакостный Шут Саймон, Неуловимая Заноза в Лапе Анхананского Льва – это всего лишь гребаная Паллас Рил? Ну, задери меня коза! – Он проводит языком по губам. – А я так мечтал, – говорит он вдруг осипшим похотливым голосом, – так мечтал встретить тебя снова. У меня есть свои планы на тебя, Паллас. И кто знает, вдруг они придутся тебе по вкусу? Если да, то ты, скорее всего, останешься в живых.
Я молча пячусь: пусть болтает. Чем дольше будет болтать Берн, тем дальше уйдут Ламорак, Таланн и семья Конноса.
Его ухмылка становится еще шире.
– Знаешь, даже интересно будет сохранить тебе жизнь. Ведь тогда ты сможешь рассказать Кейну, что я с тобой делал.
Я качаю головой:
– Слабый ход, Берн. Мы с Кейном уже расстались. Ему безразлично, что со мной происходит.
Он рассудительно кивает:
– Вот и ладно. Значит, я просто позабавлюсь.
– Сначала поймай.
После этих слов я, контролируя дыхание, возвращаюсь в мыслевзор, одновременно нашаривая тесемки сумки на поясе. Он фыркает:
– Я уже поймал.
Полированный «бычий глаз» ложится мне в руку, источая дым и собирая вокруг большой узел Потока, пока мое фирменное сосредоточение запускает действие Заклинания. Берн видит дым и с жалостью смотрит на меня:
– Можно быть хорошим магом и глупым человеком, но я никогда не поверю, что это про тебя, – ты же знаешь, что не можешь мне навредить. Этому Щиту придает силу Ма’элКот, сука ты глупая. У тебя нет ничего, что могло бы пробиться сквозь него.
Вместо ответа я кидаю «бычий глаз» ему под ноги – так мальчишки подкатывают друг под друга шарики. И не удерживаюсь от смачной реплики в духе Кейна: слишком у меня разыгрался адреналин, к тому же я не верю, что умру здесь и сейчас.
– До встречи в свободном падении, – говорю я и прыгаю в дыру в полу, которая у меня за спиной.
В прыжке я вижу, как «бычий глаз» взрывается, вышвыривая Берна вместе со Щитом и досками пола сквозь дыру на улицу.
Этаж всего-навсего третий, так что падение его не убьет, а вот поломать пару костей и хорошо встряхнуть может. К тому же новая дырка в полу задержит Котов, – по крайней мере, я на это надеюсь.
Я приземляюсь в квартире этажом ниже и замираю, прислушиваясь: кто-то скулит в углу, под кроватью. Видно, какого-то беднягу напугали огонь и взрывы, а потом еще люди посыпались с потолка. Я пожимаю плечами – вряд ли у него больше шансов спастись в других местах, так что пусть сидит под кроватью.
Я пробегаю поочередно через три прорезанные стены и скоро догоняю своих. Ламорак трудится над капитальной кирпичной кладкой, которая отделяет этот дом от следующего. Кирпич подается туго – волосы Ламорака так промокли от пота, что даже кончик хвоста потемнел. Таланн, прикрывая ему спину, кивает мне:
– А где близнецы?
– Погибли. – Я поворачиваюсь к дыре, через которую пришла, и вытаскиваю из кармана второй кварцевый Щит.
– Как – погибли? – ошарашенно переспрашивает Таланн. – Оба?
Я молчу: мне надо заткнуть дыру новым Щитом, а когда он уже становится частью мира вокруг, в провал на потолке в дальней от нас комнате сыплются Коты с мечами наперевес.
– Да, – отвечаю я Таланн. – Они купили нам время. Надо использовать его с толком.
Дочери Конноса жмутся к матери и безутешно всхлипывают. Пораженный моей новостью, Коннос качает головой:
– Надо было мне сдаться. Это я во всем виноват. Я довел нас до этого.
– Хватит ныть! – грубо обрываю его я. – Мы еще живы, и мы тебя вытащим. Тебя и твою семью. Ламорак – сколько еще?
Жилы вздуваются на его шее, пока он с силой вдавливает меч в кирпич у основания прорисованной им арки.
– Тридцать секунд, – пыхтит он хриплым от напряжения голосом.
– Пятнадцать. Это последний Щит, и я не знаю, долго ли я смогу держать его против Берна.
Коты пинают Щит сапогами, рубят мечами, так что от шума и вибрации у меня кружится голова. Вдруг из передней доносится грохот: они все же нашли вход.
Таланн выхватывает откуда-то парочку длинных ножей и салютует ими мне, ухмыляясь словно безумная:
– Кажется, это за мной.
– Таланн… – начинаю я, но она уже скрывается в передней.
Не зря она поклонница Кейна: в бою Таланн становится сумасшедшей мельницей: руки, ноги, ножи – все так и мелькает в воздухе, разя направо и налево. Вот и теперь из прихожей несутся вопли испуга и боли – Коты явно оказались не готовы к встрече с ней. Я молюсь – хоть бы она успела вывести из строя как можно больше врагов, прежде чем погибнет.
Ламорак выдергивает Косаль из кирпичной кладки и пинает ее ногой. Кирпичи рушатся, и он, не дожидаясь, пока уляжется пыль, помогает Конносу с семьей перебраться на ту сторону. Потом берет меня за руку и притягивает к себе:
– Хватит – этот коридор выведет вас в переулок, по которому вы доберетесь до реки. Иди.
– Ламорак, тебя же убьют…
Он пожимает плечами:
– Либо меня, либо тебя. Но ты сможешь увести семью Конноса в укрытие, а я нет. – Он обводит Косалем вырезанную в кирпиче арку. – Зато я могу долго, бесконечно долго защищать этот проход. А ты, если доберешься до Подданных, пришлешь мне подмогу.
Я хочу возразить, но тут ослепительное пламя вгрызается в мой Щит, и боль рисует узор из черных клякс внутри моего мыслевзора.
Берн идет.
У меня подгибаются колени, Ламорак толкает меня в дыру в стене и говорит:
– Пожалуйста, поверь – я не хотел, чтобы так случилось. Прости меня, Паллас. И вот чем приходится платить.
– Платить? Ламорак…
Но он уже стоит ко мне спиной, перекрыв узкий проход плечами, а Косаль в его руках поет свою песню, кромсая кости и сталь.
– Беги!
Коннос и его жена – меня вдруг охватывает неуместное ощущение неловкости из-за того, что я не знаю ее имени, – уже ждут моей команды.
– Девочек на руки, – говорю я. – Сейчас побежим.
