Читать книгу Потому что это колдовство (Валерий Столыпин) онлайн бесплатно на Bookz (9-ая страница книги)
bannerbanner
Потому что это колдовство
Потому что это колдовствоПолная версия
Оценить:
Потому что это колдовство

5

Полная версия:

Потому что это колдовство


Ночевать Светлана осталась у Сергея в первый же день.


Родители пытались скандалить, но сын чётко и ясно обозначил свою позицию. Объяснил, что берёт за девочку всю полноту ответственности, поскольку оба достигли возраста, когда могут принимать взвешенные решения.


Мама Светкина в истерике, папаша Сергея в тюряге сгноить грозится, а дочуля молчит – у неё теперь свой мужчина имеется, которому она делегировала безраздельное, исключительное право принимать ответственные решения.


Около недели меж сторонами конфликта велись переговоры. В итоге решили всё же свадьбу справлять.


Молодые тем временем неистово навёрстывали упущенное для любовных утех время. Света намеренно не предохраняясь. Напротив, мечтала, чтобы отношения развивались по взрослому сценарию, чтобы были не только он и она, а полноценная, с мальчиками и девочками, семья.


Родители нежданно расщедрились, свадьбу устроили с размахом: всё-таки единственная дочь, хоть и ослушница.


Сергей работал, ещё и подрабатывал, Светлана училась. Это днем. А ночью неизменный праздник и совместные эротические грёзы. Вот оно, такое долгожданное и такое простое человеческое счастье.


По выходным, иногда вечерами, приходила в гости Леночка. Подруги уединялись и разговаривали  шёпотом.


В голосе подруги давно уже не было прежнего азартного восторга, энтузиазма. Бесконечно откровенного пересказа любовных утех тоже не стало. В глазах Леночки поселились печаль и безнадёга.


Третий год живут они с Андреем, а детишек нет. Как была Леночка яловая, так и по сей день пустая ходит. Видно что-то не так. Но что?


У врачей бывали бессчётное число раз: анализы всякие сдавали, процедуры проходили, лекарства пили, даже гормоны, а беременности нет. И ведь не находят врачи причину, говорят, что физиология в порядке. У Андрея тоже.


Диагноз так и не установлен, но успокаивают, что отчаиваться рано. Если что, мол, сделают искусственное оплодотворение или еще чего. Только очень уж ребёночка ей хочется. Просто до смерти, так, что руки на себя наложить готова.


Снится он Леночке. Зовёт, кричит, требует, чтобы мамка его из темницы вызволила. Так и с ума недолго сойти.


Светлана успокаивает подругу, как может, но впустую. Леночка всё больше замыкается,  таять начинает на глазах. Утешить подругу нечем, помочь невозможно. Да у Светы, если честно, та же проблема – никак не получается зачать первенца, только она пока от этого факта не страдает, не налюбилась ещё.


Наверно не осознала Лена до конца необходимость материнства или душевная конституция у неё крепче.


В остальном жизнь семейная у обоих пар безоблачная. Не очень обеспечены, но стараются привести жизнь в соответствие с социальной нормой.


Время идёт, первенцев нет, хоть тресни.


Со временем и Светлана на дыбы встала, переняла от подруги беспокойство от бесплодности. Нет-нет, да собираются подруги на девичник, пропускают по стаканчику вина, пытаясь успокоиться.


Зимой Андрей на практику поехал, просил Сергея за Леночкой присмотреть.

Друг на сменную работу перешёл: сутки через двое, а подработка у него не каждый день. Времени стало больше, вот и заходит, когда может к жене друга, проведать, поговорить, утешить, выслушать заунывные жалобы.


Мамки Андрея вечно нет дома, работает на износ. Лена вечно одна.


Как-то раз пришёл Сергей, у Лены глаза на мокром месте. Успокаивал её, успокаивал, да ничего лучше не придумал, как в магазин за вином сбегать.


Купил шампанского и вермута. Леночка закуску приготовила на скорую руку. Сели, чокнулись, пригубили.


Похорошело.


Потом ещё и ещё под разговор.


Приятелей слегка развезло, опять полились слёзы, да так Серёге стало Леночку жалко, что начал успокаивать женщину привычным способом, обнимая и целуя.


Подруга прижалась к нему, задрожала, но заверещала пуще прежнего, выплёскивая наружу страдания по детишкам, которые стали несбыточной мечтой.


Выпили ещё, затем ещё.


Сидят в обнимку. Печальное настроение стало общим.


У Серёги, мужик-то молодой, в мозгах торкнуло, внизу живота горячо сделалось. Зрительный фокус сбился, голова кругом пошла. Когда, как и кто первый шаг к сближению сделал, они и не поняли.


Принялся Сергей подругу мять да целовать, как жену, остановиться не может. Какая же она сладкая да желанная.


Леночка вообще в прострации. Не участвует, но и прочь не гонит.


Так всё неожиданно вышло и настолько темпераментно, что сами не поняли. Крутились, словно в состязании по единоборствам первенство занять предполагали.


Скакали как сумасшедшие: Сергей рычит, Леночка стонет, кусается, царапает. Совсем не так как со своими супругами. С ними слияние происходило нежно: с чувством, с толком, с расстановкой, а тут рывками, грубо, предельно глубоко, даже больно, но невыносимо сладко.


Главное, всё не так.


Лучше, хуже?


Нет, иначе: ярче, энергичнее, да ещё страх попасться подстёгивает.


Галопом несутся, торопятся. Не успеть боятся.


Чуть не попались.


Очухались вовремя, успели до прихода свекрови прибраться, вымыться, выветрить предательский дух, которым за несколько часов пропиталось всё пространство вокруг.


Только тогда и поняли, что даже не подумали предохраняться. А ведь было, было… оргазмы и излияния много раз накрывали.


Поздно вспомнили: поезд уже уехал, дело сделано.


Впрочем, не беда, пришло обоим в голову: несколько лет ничего не срастается, с чего бы вдруг сейчас забеременеть, да с одного раза. Ерунда это, бред.


Договорились забыть про инцидент: не было ничего. И не будет больше. Никогда. Чёрт попутал.


Через неделю Андрей приехал, всё вошло в обычную, устоявшуюся колею.


В выходные друзья собираются вместе, когда с вином, когда без. Разговоры, танцы, общение.


Девчонки как обычно выворачивают интимную жизнь до самых кишок, кроме одного единственного момента. Сергей с Леночкой ведут себя так, словно не было между ними сумасшедшего, какого-то по-настоящему животного интима. Нечего гусей дразнить. Быльём поросло, поминать не о чем.


Неожиданно Светло-серые разругались, чего отродясь у них не было, претензиями начали кидаться, всё, что было и не было, вспомнили и на головы друг дружке вывалили.


Светланка давай вещи метать да посуду бить. Расплакалась, из дома убежала.


Куда идти, не знает. К родителям – стыдно, да и ни к чему: помирятся, а те виноваты будут. Самим нужно разбираться.


Пошла к подруге. Та на работе. Дома один Андрей.


Уроки учит. Занят. Но делать нечего – нужно подругу выручать, успокаивать.


Отложил юноша свои дела, приготовился слушать.


Ушам своим поверить не может: мать честная, Светка, Серёга… Да они же спокойные, как вода в озере в тихий день. Никогда грубого слова не произнесут.


Да, засада, однако!


Нужно исправлять.


И принялся Андрей за роль психотерапевта: с одной стороны подойдёт, с другой подлезет – Светлана ни в какую, хоть тресни.


– Всё, – говорит, – развод и девичья фамилия. Не могу больше его терпеть.


– Не бузи, Светка. Ты же умная баба… извини, девочка. Ну, куда ты без него, а он без тебя? Срослись вы. Окончательно и бесповоротно срослись. Корнями, стволами и всем прочим. Давай, Леночку дождёмся, она тебе лучше объяснить сумеет. А пока я за бутылочкой метнусь. Успокоиться нужно, в себя прийти. Ты пока яишенку пожарь, колбаски, сыра нарежь, хлебушек там… короче, сама смотри. Серый-то где, дома?


– Угу… ему-то что, спокойный, словно каменный столб. Небось спать завалился. Ну и чёрт с ним. Пожалеет ещё, да поздно будет.


Уселись за стол, накатили по маленькой. Водочки.


Алкоголь сразу до самого донышка души прокатился, теплом разлился. В голове разом захорошело, нервы успокоились.


Леночка, понятное дело, ругаться будет, но ведь это и её подруга тоже, поймёт.


– Надеюсь, поймет, – подумал Андрей.

А нет – постель ночью всё поправит. Не впервой. Жизнь полосатая, сюрпризов хватает и без этого. Нужно же Светку как-то успокоить.


Бутылочку не спеша почти усидели, когда на Светку слезливость навалилась и дурь заодно.


Поплакала, всех чертей на Серёжку вывалила, потом встала в позу и говорит, – что во мне не так? Раньше всё хорошо было, а теперь вон… дура ты, говорит. Тоже мне, умник нашёлся Я его из армии сколько ждала. Ко мне такие парни подкатывали. Ни разу… мамой клянусь, никогда, ни с кем. А теперь изменить ему, паразиту, хочу. В отместку за моё ангельское терпение и его безразличие. Давай я с тобой изменю, а? Чего тебе стоит. Девушка тебя просит, подружка жены, красивая, молоденькая. Андрюха! Пожалуйста, а! Никогда тебя ни о чём не просила. Отомстить хочу гадёнышу…


– Да за что ему мстить-то?


– Не знаю. Гад он, сволочь последняя. Из-за него детей у нас нет.


Дурит подружка. Да как дурит-то. Впрочем, не отказался бы, если честно, замутить чего горяченькое с ней.


Так чего тогда выкобениваться? Была, не была. Леночка только вечером придёт, квартиру закрыть на ключ и тихонечко, как мышки, поиграть во взрослые игры. Он ведь часто о Светке думал, примерялся, раздевал мысленно. Хороша, зараза.

Такой твердости… ха-ха… характера, блин, давненько не бывало. Решено, ныряю. С головкой. Точнее с головкой…


Разговоры моментально закончились, началась академическая гребля.


Заплыв номер один. Удачно.

Участники финишировали одновременно. Работали ударно, пота не жалели.


Протрезвели уже на третьей дистанции, дальше открылось второе дыхание, потом третье…


Андрей тайком поглядывал на часы и офигевал, конкретно не понимая, как такое могло произойти с ним, абсолютным однолюбом и противником примитивного б***ства. Просто полтергейст, не иначе.


Пока они со Светкой мстили, добиваясь, таким образом от Серёги безоговорочной капитуляции, подруга забыла, из-за чего поссорилась с мужем. Наверно это был гормональный, а не психологический конфликт, не иначе.


 Девушка, ещё находясь под Андреем, сосредоточенно думала, как теперь исправлять положение и замириться с мужем.


Что это необходимо, уже даже не обсуждалось. Он единственный и любимый.


Что в таком случае происходит в настоящий момент?


Да ничего не происходит. Нервный срыв. Доктор прописал такое лечение. Оно помогло. Всё замечательно.


– Андрюха, шабаш! Похулиганили и будет. Спасибо, что не отказал. Ты настоящий друг. Век помнить буду. А теперь забудь. Добро? Ничего между нами не было. Так и знай. Где был, что делал… ничего не помнишь. Подскользнулся, упал, проснулся – гипс. А ты милый, забавный. Не зря тебя так Леночка любит. Но детей делать и ты не умеешь. Или она. Кто нас всех разберёт. Кстати, а ты того…


– Чего я того?


– Ты что, в меня что ли… с ума сошёл?


– Говорить нужно вовремя. Я-то причём? Мы с Леночкой никогда не предохраняемся.


– Да мы, в общем-то, тоже, потому и упустила из виду. Ладно. Мелочи жизни. Можешь поцеловать меня последний раз. Если хочешь. На этом всё. Я пошла. И ещё раз спасибо, надоумил. Серёгу своего люблю и ни на кого не променяю.


– Так я тоже… ну… это… Леночку только. Завела ты меня подруга, сам не рад. В грех вогнала. Не, не подумай, я не в обиде. Однако, темперамент у тебя, дай бог!


– И тебя тоже этот дядька не обидел. Пёр как лось сквозь непроходимую чащу. Мне понравилось. Честное слово. Только это между нами. Я пошла.


Прошло ещё немного времени, когда Леночке стало плохо. Отравилась, похоже.


Вызвали скорую. Врачи приехали, осмотрели и послали в женскую консультацию, где поставили однозначный диагноз: беременность, шесть-семь недель.


Дела. Столько усилий впустую и вдруг бац… вторая смена, точнее первая беременность.


Поставили  Леночку на учёт, послали анализы сдавать. Настоящий праздник.


Девушка ликует, места себе не находит. Огорчает лишь одна, но очень колючая, беспокойная мысль, – чей плод? Вдруг Серёжкин? И что тогда? Ладно, даже если так. Как есть, так и есть. Главное мой, и точка.


Ещё интереснее стало месяца через два, когда симптомы беременности объявились у Светланы.


Серёга стоял на ушах от счастья, бегал как ненормальный и сообщал всем подряд, что юзанул, сделал. Напился по такому отрадному поводу вдрызг. И праздновал, праздновал. Еле Света его успокоила.


Рожали девчонки с небольшим интервалом. Обе осенью. У Леночки родился парень, у Светланы девочка. Ухаживали за детишками артельно, привлекая бабушек и дедушек.


Всё было хорошо, пока детям не исполнилось шесть лет.


Скандал разразился внезапно: Светка с Сергеем оба шатены, а у мальчонки волосы начали стремительно рыжеть. В кого бы это?


Бабушки с дедушками долго перебирали в памяти всю родню, ни одного рыжего не смогли припомнить. Но одного каждый из них хорошо знал – Андрюху Куракина.


И понеслось: слёзы, наговоры, разговоры.


Хорошо, что в ту пору никто про генетический анализ не слыхивал, а действующие лица так и не признались: рыльце-то у всех в пушку.


Представляете, с какими мыслями люди живут? Или свыклись?


Думаю совсем им не сладко. Хотя… если подумать хорошенько: ведь каждый из них получил в принципе то, что хотел. Детишки теперь у каждого, а что перекрёстным опылением созданы, так то и в природе бывает, как говорится, воля божья.


Спросите, откуда про это всё знаю? Так я же им всем друг. Бывают моменты, когда каждому исповедаться необходимо. Обстоятельства сошлись таким образом, что для всех четверых я духовником случайным оказался.


Было это много лет назад, наши пути разошлись. Теперь и мне пришло время сознаться, что хранил столько лет эту страшную тайну.

Настоящие мужики

Витька приехал домой, где не был около года. С автобуса сразу направился в родительскую квартиру.


По дороге повстречал школьного друга. Сколько с ним связно: проказничали вместе, девчонок задирали, с мальчишками дрались. Правда, это было совсем в другой жизни. Теперь всё иначе. Шесть лет прошло после школы. Выросли, возмужали, в армии отслужили.


– Здравствуй, Лёха! Как давно я тебя не видел. Как жена, Катенька как, а дочка, – приветствовал Виктор друга, который женился по залёту сразу после школы.


– У меня теперь, Витюха, сын. А жену, вторую, Алёна зовут. Только мы не расписаны. Нафиг нужно. Никогда не поймёшь, чего этим бабам нужно. Дуры, они и есть дуры. Начнёт права качать, а ручки-то, вот они… обломается жизни меня учить . Я с ними не церемонюсь. Не нравится – вали нахрен, откуда пришла. Пускай чувствует, с чьей руки жрёт.


– А Катя, как же Катя? У вас же такая любовь была. Все мальчишки тебе завидовали, какую девчонку подцепил. И дочурка. Помню, как ты её на руках носил.


– У меня теперь другая жизнь, братуха, совсем другая.


– Чего случилось-то?


– Не бери в голову. Нормально всё у меня.


– Навещаешь, хоть? Родная кровь… Представляю, какое счастье с дочкой общаться, видеть, как растёт. Первое слово, первые шаги. Завидую. Я до сих пор ни разу не влюбился. Армия, учёба, теперь работа. Ладно, какие мои годы. Успею.


– Да ну её! Я про бабу, про Катюху. Дофига хочет. В мужские дела лезла, с друзьями запрещала встречаться. Рожать я её не заставлял.? Не заставлял. Факт. Сама захотела, пусть теперь расхлёбывает. Предлагал же ей аборт сделать.


– Какой аборт, дружище, ты о чём? Катюшке тогда семнадцати не было.


– Меня их бабские дела не касаются. Их дохрена, а я один. Если каждая дура, какую я по пьяни трахну, рожать возьмётся… короче, не мужское это дело, сопли жевать. Катюха, пока не выступала, жил с ней, а как зубы выставила, попрощался. Желающих со мной переспать, во сколько, – Лёшка красноречиво провёл ладонью по горлу, – отбоя нет. Я щедрый, никому не отказываю, всех трахаю.


– А как же любовь? Я ведь на свадьбе у вас был. Помню, как клятвы давали: вместе навеки.


– Бред. Это так, для форсу. Нынешняя, Алёна, тоже дурой оказалась. Предупреждал ведь:  дети мне не нужны. Но эта хоть молчит, зубы не скалит. И правильно делает. У меня рука тяжёлая. Зубов не хватит бодаться со мной.


– Ты что, бьёшь её?


– Учу, брат, учу. Это б***ское племя нельзя распускать. На голову сядут.


– Ну и как у вас с ней? Любишь хоть?


– Я их всех люблю. Кто ноги раздвинул, ту и люблю. Готовит Алёна хорошо. Не транжира. Друзей моих в гости принимает. Пьёт в меру.


– Значит, если рот раскроет и претензию выскажет, ты её тут же… того… с ребёнком на улицу?


– Пусть спасибо скажет, шалава, что кормлю. Квартира, опять же, моя? Моя. Факт. Девки ко мне в постель сами прыгают, отбоя нет. Эта молчит. А здоровья у меня, сам знаешь, как у батьки. Кстати, папашка тоже очередной раз женился.


– Это в который же раз?


– А кто считал? Он же настоящий мужик. Шестой десяток, а бабу привёл, по-моему, ей лет тридцать, не больше. Я бы тоже её поимел. Симпотная такая, но пьянь. У батьки, сам знаешь, не забалуешь. С одного удара в нокаут оправит. Потом всю жизнь на лекарства будет работать. Ну и хрен с ними со всеми. Баб много, на мой век этих кошёлок с лихвой хватит.


– Ты же говоришь у тебя Алёна.


– Секса, Витюха, много не бывает. В жизни нужно успеть всё попробовать. И всех. Я стараюсь.


– Не боишься на старости лет один остаться?


– Не. У меня профессия. Я электрик. И сантехник. Всегда с деньгами буду. Бабам только полный кошелёк  да мужская сила надобны. С этим у меня всё в порядке. Ни одна не жалуется. Может, в гости зайдёшь, на рюмку чая?


– Спасибо, нет. Я дома привык. Моей мужской силы только на жену и работу хватает.


Лёшка рос как сорняк. Были у него родители. Живые, относительно здоровые. Мать прибаливала. Причиной тому были беспробудное пьянство и лень.


К тридцати годам она заработала проблемы с печенью и почками, попутно аллергию. Набрала, при росте сто шестьдесят сантиметров, сто килограммов веса. В результате разрушение суставов и тремор.


Пить, курить и жить безрассудно, однако, не прекратила.


Отец у Лёшки комплекции богатырской. Силищей обладал впечатляющей, богатырской. Если руку кому пожмёт вполсилы, косточки хрустят. Зарабатывал неплохо, в связи с чем, денежки в семье всегда водились, но тратили не на всё, больше на выпивку.


Холодильник обычно стоял пустой. Лёшка вечно ходил голодный. Зато пара ящиков водки под кроватью не переводилась.

За наличием огненной воды батька следил строго. Гостей в доме всегда было много.


Когда мамка начала сдавать, сами понимаете: тридцать лет ещё молодость, а она в старуху превратилась. Отец стал молодых да симпатичных, но податливых и безотказных приводить.


После приёма горячительных напитков проводил испытание. Естественно в кровати.для чего выгонял из дома Лёшку, а жену запирал на кухне, поставив перед ней початую бутылку беленькой.


Мамка не перечила. Кулачищи-то у муженька чуть меньше головы размером, в дело он их пускал часто! Синяки у неё с лица почти не сходили.


Был случай, ещё по молодости, испытала на себе, вякнув что-то, не подумав. Удар был молниеносный, аккурат в лоб. Что было потом, она не помнила, но голова болела месяца два. Больше мамка взгляды и мнения никогда не озвучивала.


Если чего спрашивал, кивала, не раздумывая: вроде как соглашалась. Со временем приспособилась, считала такое положение дел естественным.


Лёшка, научился у пьяненьких родителей, иногда и у гостей, карманы подчищать.


Иногда выуживал приличные суммы. Ни разу не попался.


Бывали случаи, когда добыв несколько крупных банкнот устраивал для пацанов аттракцион невиданной щедрости: покупал ящиками лимонад, коробками мороженое и пряники.


Мальчишки его за это любили. Матери друзей частенько подкармливали мальчонку, считали его сиротой.


В обносках он не ходил, но выглядел бездомным. Одежду Лёшке покупали, только никто её не стирал, не ремонтировал. От покупки  до покупки штаны, рубахи и свитера принимали совсем непристойный вид.


Школьную форму Лёшка весил на плечики. Имела она вполне респектабельный вид, но запах источала такой, что за одну парту с ним никто кто не садился.


Учился плохо, желания получать знания не имел. Оценки ему ставили скорее из сострадания и жалости, как сироте.


В силу физической мощи у ребятни он был коноводом. На проказы ума и изобретательности ему было не занимать. То и дело кто-то приводил его за ухо к родителям.  Те посылали жалобщиков куда подальше, но в знак уважения и в качестве примирительной меры предлагали щедрую дозу горячительного.


Когда родители обиженных деток уходили, батька давал Лёшке леща и говорил, что он молодец.


– Так и нужно, Лёха. Ишь, взяли моду жалобиться. Хрен им по всей роже, чтоб легче дышалось. Мужик должен  хулиганить, иначе в жизни не прорвёшься. Даже на стакан не заработаешь. Бабы, они крутых, наглых, решительных любят. А науки пусть интеллигенция вшивая грызёт. Может, от тех знаний без зубов останутся. Хрен они столько заработают, сколько я. Не головой, руками богатства куются. Кому нужны важные дипломы, если инженер меньше грузчика зарабатывает? Да пошли они! Нам и так хорошо. Лишь бы друзей было полно, баб путёвых да застолье доброе. Всё остальное приложится. Так что, Лёшка, хулигань на здоровье. Никого не слушай. Только меня. Батька худому не научит.


Лёшка впитывал науку выживания, как губка. Усвоил.


– Бабы у меня, во где, – демонстрировал он кулачищи, – пожрать приготовить, лечь красиво, чтобы хотелось и моглось… да не раз, пока не усну.


Батька ничего от сына не скрывал. При нём девок демонстративно пользовал и ему предлагал.


– Пусть всё видит.


Иногда показывал в деталях: как, чего, куда…

Лёшка смотрел, усваивал.


– Учись, студент. Подрастёшь, научишься зарабатывать, и тебе давать будут, – поучал он сына.


Мамка умерла во время очередной попойки. Обмякла разом, словно заснула.


Собутыльники сначала отодвинули тело в сторону, затем отнесли на кровать и забыли. Такие события в подобных компаниях никого не трогают.


– Обожралась, скотина. Ну и хрен с ней. Проспится.


Дня через три, когда спиртное закончилось, стали в себя приходить. Начали мамку тормошить, а она холодная.


Батька “с похмелюги” взъерепенился, осерчал, начал ногами приводить мёртвое тело в чувство. Когда дошло, что нет больше жены, мамки и вообще человека, пришёл в неистовство.


– Как это так, не спросясь. Кормил, кормил, а она… сука! Никогда не женись, сынок. Все бабы, б***и! Запомни. Батька дурного не посоветует. Хорони теперь эту сволочь. Такой праздник испортила.


И отправился к молодой любовнице, купив по пути три пузыря водки, заливать неприятность.


– Какого хрена  я должен переживать за эту суку. Меры не знала, водку жрала. Не была бы дура, нашла бы нормального мужика. Любовь, б***ь, им подавай. Головой, думать нужно. Когда у мужика стоит, ему начхать на любовь и прочую лабуду.


Сердобольные соседи собрали денег, похоронили.


Лёшка мал был, ничего, в принципе, не понял. Заснула, мамаша, упилась. Отвезли куда-то.


Что до, что после её смерти, ничего не изменилось: жрать хочется.


Выжил. Со всеми батькиными любовницами выжил, не потому что, а вопреки..


Одна из них тринадцатилетнего парня походя обучила постельным наукам. Пока отец на работе, она на практике показывала:  как, куда, зачем.


В пятнадцать лет Лёшка мог оседлать любую отцову сожительницу, хоть спереди, хоть сзади, не задумываясь о последствиях. Его любовницам обычно уже не грозила возможность забеременеть после десятков абортов и не долеченных заболеваний.


Мальчик был силён, но бестолков. Зато желающим развлечься папиным подружкам заматеревшую не по возрасту свиристелку мог вставлять, сколько потребуется.


Ту даму, что его обучила, Лёшка выпер, когда начала качать права, предъявлять претензии. Без стеснения и угрызений совести сказал батьке, что трахает его подружку.


– Ну и дура. Жила бы себе в достатке. Чего бабе не хватало?


Лёхе тоже в глаз прилетело. У батьки сил тогда было достаточно.


Парень науку запомнил.


Теперь и у Алексея плечи метровой ширины, а сил гораздо больше, чем у  стареющего  родителя.

bannerbanner